- В таком случае, - сказал я, - вероятно, и мне тоже ничто не угрожает, - я кивнул Анджеле. - Ладно, пойдем вместе.
- Чудненько, - ответила она. - Мне не терпится поупражняться в стенографии.
- Идемте, угощу вас обедом, - пригласил Мюррей.
- Как обычно, от пуза? - спросил я.
- Твоя беда в том, что ты вечно поешь за упокой, - ответил он.
- Нет, - поправила его Анджела, - просто он слишком миролюбив.
- Это одно и то же, - сказал Мюррей. - Пацифист всегда убежден в том, что, ввязавшись в драку, непременно получит на орехи.
- Эх, Мюррей, - сказал я, - больше всего мне нравится в тебе то, что ты такой противный.
Мюррей весело рассмеялся, закрыл свой чемоданчик и встал.
- Пошли, - сказал он. - Перекусим в "Лачоу".
- Подожди минутку, - попросил я, потом взял карандаш и лист бумаги, написал на нем "Позор ФБР", разорвал на маленькие клочки и бросил их в корзину.
- Ну вот, - сказал я, - теперь я готов идти.
6
Я изогнулся на сиденье, посмотрел назад и сказал:
- О, Господи!
- В чем дело, Джин? - спросила Анджела, крутившая баранку своего желтого "мерседеса" с откидным верхом.
- Притормози у тротуара. Они нас потеряли.
Анджела покосилась на зеркало заднего обзора.
- Как это их угораздило?
- Не знаю, - ответил я. - Притормози, может, они опять нас найдут.
До полуночи оставалось четверть часа, мы ехали на север по Бродвею, направляясь на собрание, куда нас пригласил Юстэли; Мюррея мы высадили возле его жилища на углу Третьей авеню и Девятнадцатой улицы. Двое фэбээровцев (Д и Е) следили за нами от моей квартиры до ресторана, где их сменили двое других (Ж и 3), которые с тех пор и тащились за нами в синем "шевроле". Но сейчас они куда-то исчезли.
Анджела остановила машину возле пожарного крана, и какое-то время мы сидели, вглядываясь в поток транспорта. Был апрель, дул порывистый ветер, лил дождь. Из-за холода мы подняли матерчатый верх "мерседеса". Сейчас мы стояли между 68-й и 69-й улицами, а мимо непрерывной вереницей шли на север такси и иные легковушки. Но синего "шевроле" среди них не было.
С надеждой глядя через плечо, Анджела сказала:
- Может, они завязли в пробке на площади Колумба?
- Придурки, - буркнул я.
- Да нет, застрять на площади Колумба - плевое дело, - возразила она. - Я вечно там кукую.
Я взглянул на нее и решил не спорить. Вместо этого я сказал:
- Черт, но ведь они вроде профессионалы. Считается, что они способны выслеживать людей даже на площади Колумба.
Анджела выглянула из окна, показала пальцем и спросила:
- Это не они?
- Нет, это "понтиак".
- Правда? - Анджела проводила машину глазами. - А они на чем ехали?
- На "шевроле".
- Не понимаю, какая между ними разница, - призналась она.
- Никакой.
Анджела взглянула на меня, дабы убедиться, что я не шучу, и спросила:
- Как же тогда ты их различаешь?
- По узору на капоте. У всех машин компании "Дженерал моторс" разные узоры, чтобы продавцам было легче назначать цену. - Я посмотрел на часы, встроенные в приборный щиток. Они шли и показывали без семи двенадцать. - Мы опаздываем.
Анджела взглянула на свои наручные часики, пребывавшие в более-менее рабочем состоянии, и сказала:
- Пожалуй, не стоит больше ждать.
- Мне бы хотелось, чтобы нас пасли несколько агентов ФБР, пока мы будем на собрании, - объяснил я. - Так, на всякий случай.
- Ладно, больше ждать нельзя, Джин, - решила Анджела. - Может, в полночь там запрут двери, или еще что-нибудь, а самое главное для нас - попасть туда.
Я пожал плечами, бросил последний взгляд на юг вдоль Бродвея и ответил:
- А, черт с ними. Ладно, поехали.
- Хорошо, - сказала она и снова втиснула "мерседес" в поток машин.
(Не судите строго за очень-очень лирическое отступление. Я уже говорил, какие чувства охватывают меня при виде нарядов Анджелы, но когда я вижу ее в автомобиле, чувства эти делаются вдвое, если не втрое острее. Когда эта лощеная красотка сидит на водительском кресле прекрасной машины, нажимая длинными стройными ножками на педали, обхватив длинными тонкими пальчиками руль и вскинув точеную белокурую головку, во мне просыпается сатир с раздвоенными копытами и прочими причиндалами. Ну а то, что она - превосходный водитель - разве что слишком осторожничает и теряется в пиковых положениях, - и вовсе сводит меня с ума. Даже будь у Анджелы завязаны глаза, я все равно поехал бы с ней куда угодно.)
Как бы там ни было, но пока мы проехали двадцать кварталов, я, к счастью, отвлекся от своих напастей, а когда Анджела ловко втиснула "мерседес" на свободный пятачок за углом Бродвея и 88-й улицы, я привлек ее к себе и, не отдавая отчета в своих действиях, крепко поцеловал. Но мгновение спустя Анджела совершенно обескуражила меня. Она заморгала, смутилась и спросила:
- Ну зачем это?
- О, черт побери! - воскликнул я и выбрался из машины. Мы обогнули угол и оказались на Бродвее. Я по привычке облачился в костюм - я всегда надевал его, идя на собрание, - а поверх костюма натянул свой старый потрепанный черный дождевик с дырявыми карманами. Головного убора у меня не было, и волосы уже намокли.
По настоянию Анджелы мы заехали к ней домой. Пока она бегала переодеваться, я ждал в машине (при виде меня и даже при упоминании моего имени отец Анджелы хватался за сердце). Теперь она, разумеется, выглядела так, что мне хотелось тотчас же затащить ее в какое-нибудь теплое, сухое, милое уединенное местечко, чтобы содрать с нее одежду в приемлемых жилищных условиях. Брючки на сей раз были белые, а сапожки - красные. На Анджеле было что-то вроде куртки автомобилиста, темно-зеленое, с отороченным мехом капюшоном. Она шла рядом со мной, натянув капюшон на голову, засунув руки в высокие карманы куртки, и ноги ее при каждом шаге сверкали белыми и красными вспышками. Короче говоря, разумнее всего сейчас было бы заняться поисками какого-нибудь сеновала.
Но вместо этого мы обогнули угол и подошли к клубу "Парни с приветом".
На углу разместилось кафе, где подавали еврейские лакомства, а рядом с ним - винная лавка. Два эти заведения стискивали с боков дверь с окошками, на которых вязью было выведено: "Парни с приветом". Мы с Анджелой вошли в эту дверь и увидели прямо перед собой длинную крутую лестницу, которая вела сквозь полумрак на тускло освещенную площадку. Мы поднялись. Я насчитал двадцать семь ступенек.
Наверху была коричневая металлическая дверь, а на ней - две бумажки, приклеенные липкой лентой. На одной было начертано: "Светский клуб Южной стороны "После дождичка в четверг". Допускаются только члены клуба", а на второй: "Стучите".
Анджела взглянула на бумажки и сказала:
- Джин, но ведь сегодня четверг. И дождь.
- Знаю.
- Ты уверен, что нам сюда? Тут написано: "Светский клуб Южной стороны".
- А что тут, по-твоему, должно быть написано: "Клуб террористов Южной стороны"? Тут даже не Южная сторона, тут Вест-Сайд.
Анджела посмотрела на меня, и ее глаза тускло блеснули в свете пятнадцативаттной лампочки, висевшей над нашими головами.
- Джин, - прошептала она, - кажется, мне страшно.
- Что ж, вовремя спохватилась, - буркнул я и постучал в дверь.
Нам тотчас открыл Несносный Снежный Человек в темносинем костюме. Росту в нем было, наверное, шесть футов и восемь дюймов, а физиономия напоминала связку бананов.
- Хм? - спросил он голосом, похожим на рокот камнепада в шахте.
- Эй, вы там, - сказал я. - Мы пришли на собрание.
Он стоял, незыблемый и безмолвный, и только медленно моргал тяжелыми веками. Его челюсть слегка отвисла. Он стоял и загораживал дверной проем. Ни дать ни взять валун, какими затыкали лазы в пещеры.
Анджела высунулась из-за моего локтя и шепнула стражу ворот:
- Собрание, понятно? Мистер Юстэли.
Он поднял тяжелую десницу, тоже похожую на связку бананов, и помахал ею со словами:
- Не… Неверно.
После чего захлопнул дверь. Анджела посмотрела на меня.
- Джин, а может, это розыгрыш? После всех наших треволнений, и вдруг - розыгрыш?
- Ой, Господи, - воскликнул я и снова постучал в дверь; когда она открылась, я сказал чудовищу: - Меня зовут Рэксфорд, я из СБГН. Ступай и спроси Юстэли, он подтвердит, что я свой.
- Не… - повторил он и опять закрыл дверь.
Анджела сказала:
- Джин, если это ваша с Мюрреем выдумка, я никогда…
- Проклятье! - заорал я. - Пароль! Я забыл про этот дурацкий пароль!
И я постучался в третий раз.
Чудовище открыло и приняло весьма грозный вид. Показав мне одну из своих лап, оно сказало:
- Поди прочь.
- Зеленые рукава, - ответил я. - Верно? Зеленые рукава.
Казалось, я нажал какую-то кнопку на приборном щитке чудовища. Лапа повисла как плеть, чудовище неуклюже отступило на несколько шагов и пригласило нас войти жестом, похожим на движение ковша паровой землечерпалки.
Мы очутились в крошечной каморке без окон и какой-либо мебели. Толстые бурые портьеры справа от нас, очевидно, скрывали еще одну дверь, а слева была распахнутая настежь дверца, ведущая в тесный гардероб.
Чудовище закрыло за нами входную дверь и зарокотало:
- Оружие вон туда, на стол.
"Вон туда" означало гардеробную. Я заглянул в нее и увидел стол, заваленный орудиями насилия и дебоша: пистолетами, ножами, кастетами, дубинками, кусками труб, полосками сыромятной кожи, катушками проволоки, бутылками с какими-то мутными жидкостями. Бутылки стояли батареей, каждая была любовно снабжена картонкой с номером.
Я сделал глотательное движение, дабы голос не подвел меня, и сказал:
- Я безоружен. Мы не принесли никакого оружия.
Чудовище приблизилось вплотную.
- Обыск, - объявило оно и принялось охлопывать меня лапищами: бум, бум, бум. Оно и удивилось, и опечалилось, не найдя при мне ничего более смертоносного, чем пилочка для ногтей. Чудовище призадумалось, не изъять ли ее (просто на память), потом пожало плечищами и вернуло пилочку.
Когда оно повернулось к Анджеле, я сказал:
- Погоди-ка.
- Обыск, - ответило чудовище голосом, похожим на отдаленные раскаты грома.
Судя по его физиономии и голосу, чудовище не рассчитывало получить массу удовольствия, лапая Анджелу, но тем не менее я знал, что нельзя позволить ему произвести обыск. Если я буду стоять истуканом и смотреть, как он охлопывает Анджелу - бум, бум, бум, - между нами все будет кончено, уж это точно. Кто же тогда наладит мне печатный станок? Кто заплатит за квартиру? (Я уж не говорю о красных бюстгальтерах.) Поэтому я сказал:
- Погоди. Секундочку. Анджела, сними куртку.
Анджела так и сделала. Она стояла с курткой в руках, в темно-синем свитере и белых брючках, а я тем временем вдалбливал чудовищу:
- У нее нет никакого оружия. Ну где она может его спрятать?
Потом я повернулся к Анджеле.
- Дай ему куртку, пусть проверит карманы.
- Пожалуйста, - ответила Анджела. Ее щеки немного побледнели. Она передала куртку чудовищу, и оно неуклюже запустило лапу сперва в один карман, потом в другой, будто слон, ищущий земляной орех. Чудовище нашло шариковую ручку и стенографический блокнот, но эти принадлежности, похоже, не произвели на него никакого впечатления.
Не обнаружив никакого оружия, чудовище посмотрело на Анджелу, подумало несколько секунд и сказало:
- Ладно.
После чего возвратило ей куртку, указало лапой на бурые портьеры и добавило:
- Проходите.
Мы переглянулись. Анджела крепко сжала мне руку. Я набрал в грудь воздуху, затаил дыхание, сделал шаг вперед, отбросил бурую портьеру, и мы вошли в зал.
7
Нашим взорам открылась длинная, как кишка, комната, старая и ветхая, но залитая ярким сиянием ламп дневного света, повешенных тут, должно быть, совсем недавно. В комнате стояли ряды стульев, как в кинотеатре, а перед ними, в дальнем конце, было возвышение для ораторов. На этом помосте стоял древний деревянный письменный стол, а за ним - еще один ряд стульев вдоль стены. Справа от возвышения торчал шест с поникшим американским флагом, а слева, для симметрии, висело еще какое-то желто-коричневое полотнище. Стены украшали ряды пыльных фотографий в рамках и под стеклом. На них были запечатлены группы людей в пестрой одежде военного образца, похожей на униформу каких-нибудь сухопутных мореплавателей.
Хотя сидячих мест в комнате хватило бы человек на сто, тут едва набралось с дюжину гостей обоего пола, и все они сбились в кучку вокруг возвышения. Держась за руки, мы с Анджелой прошагали по центральному проходу. Чем ближе мы подбирались к этой горстке людей, тем печальнее казался нам их облик. Каждый из них был окутан каким-то голубым искристым ореолом безумия, как будто мы по ошибке попали на сборище сумасшедших ученых, посвященное началу нового геофизического года. В каком-то смысле так оно и было.
При нашем приближении от группы отделился Мортимер Юстэли, сияя самой средиземноморской из всех своих улыбок. Он протянул мне холеную руку и воскликнул:
- Рэксфорд, Рэксфорд! Как я рад, что вы смогли выбраться. А эта очаровательная дама?
Если бы зачатие осуществлялось посредством взглядов, Анджеле сейчас совсем не помешала бы пилюля (хотя и вряд ли помогло бы).
- Мой секретарь, - ответил я. - Мисс Анджела Тен…
Ой! Мысленно выругав себя, я довольно убедительно закашлялся и сказал:
- Прошу прощения. Там такой дождь. Мисс Анджела Тенн.
И добавил, обращаясь к Анджеле:
- Это мистер Юстэли.
- Мисс Тенн, - промурлыкал он и пожал ей руку так, что я, будь моя воля, арестовал бы его за это.
Улыбка Анджелы показалась мне несколько вымученной, а голос на удивление слабым.
- Как поживаете? - осведомилась она и выдернула руку из его клешни.
Юстэли с видимой неохотой снова повернулся ко мне.
- Ждем еще одного-двух человек, - сообщил он. - А потом сразу займемся делом.
- Хорошо, - ответил я.
Тут к нам подошла маленькая тощая негритянка зловещего вида, в черном платье, черной шляпке, украшенной фальшивыми бриллиантами и длинным черным пером. Она ухватила Юстэли за рукав и заявила:
- Юстэли, вы не сказали мне, что здесь будут жиды.
Голос ее напоминал скрип тормозящего поезда подземки, а выглядела негритянка как злобная родственница какого-нибудь пациента из клиники доктора Сеуса.
Юстэли улыбнулся ей как продавец энциклопедий и сказал:
- О, мы это обсудим в ходе заседания, мисс Баба. А вот вам приятные собеседники, мистер Юджин Рэксфорд и мисс Анджела Тенн из Союза борьбы за гражданскую независимость. - Повернувшись к нам, он добавил: - Позвольте представить вам миссис Элли Баба из Всеарабского общества мировой свободы. Очаровательная дама.
И, вновь обратившись к очаровательной даме, заключил:
- Оставляю вас в надежных руках.
С этими словами он, будто капелька ртути, выскользнул из наших объятий и оставил нас втроем.
Миссис Баба подозрительно оглядела нас. Наверное, искала признаки принадлежности к семитским народам. Потом она спросила:
- Что у вас за группировка?
- Прошу прощения? Что вы сказали?
- Какой у вас бзик? - пояснила она. - За что вы боретесь?
- Ах! Мы против границ, - ответил я. - За полную свободу передвижения, - и повернулся к Анджеле. - Или, может, за неограниченную? Как это называется?
- Вонючие идеалисты, - с горечью произнесла миссис Баба. - Все беды от вас и вам подобных. Это вы отвлекаете людей от истинно высоких задач!
- О, - сказал я. - Вот как?
- Прекрасная речь, нечего сказать, - заявила она. - А теперь возьмите нас, ВОМС. Мы - объединение людей дела, у нас есть программа. Мы способны предложить решение.
- О, вот как? - повторил я, а потом добавил: - И что же это за решение?
- Мы хотим, - свирепо возвестила Баба, - чтобы Насер и арабы вышвырнули жидов из Израиля и передали эти земли так называемым американским неграм. Уж такую-то малость они могут для нас сделать! - И она с жаром пробормотала: - Вонючие работорговцы!
- Евреи? - удивился я, невольно почувствовав любопытство.
- Нет, не евреи! - рявкнула Баба. - Арабы. Это они заправляли работорговлей. Или вы ни черта не знаете?
- Знаю, но очень мало, - признался я.
- Идеалисты! - воскликнула она и поджала губы. Послышалось настырное "бац! бац! бац!", и сквозь общий гомон прорвался голос Юстэли:
- Соратники! Пожалуйста, займите свои места. Давайте начнем.
Миссис Баба развернулась на каблуках и потопала прочь, даже не попрощавшись. Я взглянул на Анджелу, которая во все глаза смотрела на меня, и мы прижались друг к дружке в поисках толики тепла и хоть какого-то здравомыслия.
Безумцы-ученые вокруг нас рассаживались по своим местам, главным образом в первом и во втором рядах. По взаимному согласию мы с Анджелой сели в четвертом ряду, поближе к проходу.
Когда все устроились, Юстэли стал перед возвышением и хитровато улыбнулся, будто профессор, задумавший без предупреждения учинить своим ученикам контрольную работу.
- Добрый вечер, дамы и господа! - воскликнул он. - Добро пожаловать на учредительное собрание Лиги новых начинаний!
Он умолк, одарил нас сияющей улыбкой и продолжал:
- Надеюсь, вы одобрите предложенное мною название. Новые начинания - вот истинная цель каждого из нас, не правда ли? Новые начинания, которые мы сможем предпринять лишь после того, как покончим со старыми порядками.
И в выражении его лица, и в голосе сквозила некая угроза, когда он произносил эти слова. Затем Юстэли так же зловеще добавил:,
- Полагаю, все присутствующие в этом зале убеждены, что уничтожение старого порядка - самая животрепещущая задача современности.
Послышался одобрительный гомон, как в зоопарке во время кормежки. Улыбающийся Юстэли возвышался над нами и, когда урчание стихло, похоже, не испытал ни малейшего страха. Видать, знал, что его не съедят.
- А теперь, наверное, пришло время познакомиться, - предложил он, беря со стола лист бумаги. - Я буду выкликать имена, а вы, пожалуйста, вставайте и кратко рассказывайте нам о возглавляемых вами группах, - и добавил, буквально источая своей улыбкой доброту: - Никаких речей, пожалуйста, мы несколько ограничены во времени. Одно-два коротких предложения, и все. Так, позвольте-ка… - он заглянул в свой список. - Начнем с мистера и миссис Фред Уэлп, представляющих сепаратистское движение квартиросъемщиков!
В первом ряду сидели довольно миловидные мужчина и женщина средних лет, склонные к полноте. Они поднялись и повернулись к нам лицом. Если вы когда-нибудь смотрели дневные телепередачи, то наверняка видели мистера и миссис Фред Уэлп. Девушка несет по проходу микрофон, а публика в студии хихикает, видя себя на экранах мониторов. Миссис и мистер Фред Уэлп обычно сидят возле прохода, слева, в средних рядах. Зная, что они никогда не скажут того, чего от них не ждут, ведущий останавливается и спрашивает: "Давно ли вы женаты, друзья?" - "Восемнадцать лет", - отвечает миссис Уэлп, улыбаясь и заливаясь румянцем. Мистер Уэлп тоже улыбается, и вид у него очень гордый.