– Матросы с какого-то корабля, – Кари внезапно стала серьезной. – Торопятся в Арсенал, в тюрьму… Сколько-то несчастных поплатятся сегодня жизнью за этот налет.
7. Друзья Феликса
Ужин был окончен. Мать Хинеса и Кари, тучная радушная сеньора, очень похожая на дочь, убрала со стола и ушла, закрыв за собой дверь. Слышался слабый посвист газовой печки. Они сидели в столовой, обставленной, как и подобает в семействах средней руки, скромно и без излишеств: мебель красного дерева, фотографии в рамочках по стенам. На скатерти рядом с пустыми кофейными чашками, пепельницами и ополовиненной пачкой "Муратти" были разостланы карта и план тюрьмы. Тут же стояли бутылка коньяка "Фундадор", сифон и стаканы. Соблюдая правила затемнения, большую люстру под потолком погасили, деревянные ставни затворили. В табачном дыму конус света от настольной лампы посерел.
– Вот камера Хосе Антонио, – Фалько ткнул кончиком карандаша в точку на плане, начерченном от руки. – Чтобы попасть к ней, надо пройти вот этот дворик и вот этот. И направо, видите? По галерее.
– Это дверь? – показал Хинес Монтеро. Лист бумаги отражался в стеклах его очков.
– Да. А вот здесь вторая. И нам нужны ключи.
– Раздобудем. В администрации тюрьмы работает наш товарищ, и он твердо обещал помочь с этим. А как пройдем в главные ворота?
– Мы вшестером подъедем на первой машине, скажем, что доставили арестованного. Предъявим ордер со всеми печатями. Когда откроют ворота, забросаем охрану гранатами, поднимем стрельбу и расчистим путь остальным.
Монтеро перевел внимательный взгляд с Евы на сестру и кивнул:
– План хорош, мне нравится. Но с оружием у нас неважно… Всего ящик гранат "лафитт", три пистолета "стар" и около сотни патронов.
– На первое время хватит, тем более что десантники привезут еще, – успокоил его Фалько. – Оружие, боеприпасы, гранаты.
– Замечательно.
Фалько сложил план тюрьмы вчетверо и спрятал в карман куртки, висевшей на спинке стула.
– Возражений нет?
– Согласно моим инструкциям, с этой минуты отвечаешь за операцию ты, – сказал Монтеро.
– Неважно… Я всего лишь координатор. Предварительную работу сделали вы.
– Ты тоже будешь штурмовать тюрьму? Внутрь пойдешь?
– Пока не знаю.
– Там ведь еще и его брат Мигель. Надо бы и его вытащить.
Фалько знал Мигеля Примо де Риверу, хоть и не близко. Знал и остальных братьев и сестру Пилар. Самого младшего, Фернандо, видел несколько раз в Хересе – тот бегал еще в коротких штанишках, когда Мигель и Хосе Антонио уже покуривали, учились танцевать танго и ухлестывать за девчонками. Фернандо расстреляли в Мадриде. Мигель сидел в тюрьме и ждал суда, который – судя по тому, как обстояли дела в стране, – почти наверняка вынесет ему смертный приговор.
– На это у меня приказа нет, – сказал Фалько.
– Но ведь он – наш товарищ! – воскликнул Монтеро.
– Не имеет значения. Первое и главное – освободить Хосе Антонио. Если после этого представится возможность, можно будет помочь и другим заключенным. Но не раньше, чем Хосе Антонио окажется за пределами тюрьмы.
– Среди них есть фалангисты, – продолжал настаивать Хинес. – Если оставим за решеткой, их казнят.
– Меня это не касается. Мне даны инструкции относительно только одного заключенного. В отношении прочих… у нас попросту нет возможности вытащить их. Ресурсов нет. От места высадки полчаса на машине. Нет транспорта, нет места на судне, которое должно будет нас подобрать на берегу.
– Можем же просто вывести их за ворота, а дальше как знают… – сказала Кари.
– Не можем. Даже будь время и возможность, они все повиснут у нас на ногах как гири. И потом начнется свалка, сумятица.
– Ты ведь не наш, – заметил Монтеро. – Есть такое, что…
– Нет такого, – жестко ответил Фалько. – Вы ведь, кажется, гордитесь своей дисциплиной? Вот вам прекрасный случай продемонстрировать, как умеете подчиняться приказам.
Он плеснул коньяку на донышко стакана и коротко нажал на рычажок сифона. Хинес, Кари и Ева переглянулись.
– Тут вот еще что… – сказал брат. – Они тоже хотят участвовать.
Фалько полуприкрыл глаза, оценивая вкус коньяка. Потом качнул головой и очень медленно поставил стакан на стол.
– Даже и речи быть не может.
– Они ведь уже были там. Сильно рискуя.
– Ну и хватит с них.
– Они могут быть полезны как прикрытие. Необязательно лезть в тюрьму. А оружием они владеют.
– Да, мы и стрелять умеем, и гранаты метать, – подтвердила Кари. – Хинес нас научил. А Ева прекрасно водит машину.
Та облокотилась о стол, а ладонями подперла подбородок. В пальцах у нее дымилась сигарета.
– Это правда, – сказала она. – Я разбираюсь в автомобилях.
Фалько задумался. О собственном опыте. О личных воспоминаниях. Ему случалось убивать по вине женщин или за них. Женщины облегчают дела такого рода. Не имеет значения, насколько они преданы делу, или полны решимости, или за что там еще они склонны ценить себя. Глуша и перекрывая любой расчет или резон, вмешиваются – и самым опасным образом – древние инстинкты. И совершенно неважно, что движет мужчиной – тщеславие, желание властвовать, стремление защищать или более возвышенные чувства вроде нежности, жалости и даже любви. Оказавшись в экстремальной ситуации рядом с женщиной, редкий мужчина сумеет не поддаться основному инстинкту – оберегать. И оттого он становится неосторожен. И, следовательно, уязвим. А вслед за тем уязвимы становятся и женщины. В итоге опасность грозит всем.
– Сколько всего будет людей, не считая тех, кто высадится на берег?
Ева и Кари смотрели на него, как и прежде, выжидательно. Он глотнул коньяку, чтобы не встретиться с ними глазами.
– Девочки и еще один наш товарищ могут караулить на берегу и подать сигнал судну.
– Что еще за товарищ?
– Он из Аламы, молоденький, но очень надежный! Студент, зовут Рикоте. А мы с тобой тогда могли бы примкнуть к штурмовой группе… А? Как тебе такой вариант?
Фалько по-прежнему старался избегать взглядов Кари и Евы. Ясно одно, подумал он: людей мало.
– Годится, – сказал он наконец. – Но они к тюрьме не пойдут – останутся на берегу.
По комнате прошелестел явственный вздох облегчения. Только теперь, подняв голову, Фалько наткнулся на пристальный взгляд Евы, как-то странно смотревшей на него сквозь спирали табачного дыма.
– Сколько человек должно высадиться? – спросил Монтеро.
– Мне сказали – десятка полтора… Все люди обстрелянные, умелые. Отобраны в фалангистских центуриях, воюющих на передовой.
– А когда?
– В полночь. До Аликанте девять километров. У нас полтора часа на все про все – выгрузиться, добраться до тюрьмы и вернуться на берег.
– Ты знаешь это место?
– Нет, только на карте видел.
На своей карте – старой, военной, топографической – Монтеро показал узкую полоску земли у самого берегового уреза.
– Вот. Это здесь – на северной оконечности мыса Санта-Пола. Видишь? Место называется Ареналь. Сосновая роща в котловине и берег с дюнами. Сосны доходят чуть не до воды.
– Чтобы попасть туда, придется пройти через какую-нибудь деревушку?
– Нет. От магистрали Картахена – Аликанте идет вбок грунтовая дорога до самой этой рощи. Очень незаметно.
Фалько взял "Муратти", легонько постучал ею по стеклу циферблата и закурил ее с той стороны, где напечатана марка сигарет. Он всегда поступал так – чтобы сигарета сгорала именно с этого конца и следов оставалось как можно меньше. По окуркам нетрудно вычислить курильщика. Обычно он употреблял другой сорт, но привычка сделалась почти рефлексом. Да он и сам в немалой степени был набором хорошо скоординированных рефлексов. Они помогали сохранять здоровье и голову на плечах. Стрельба по неподвижной мишени – не вполне то же самое, что по движущейся.
– Мне сказали, вы приведете еще нескольких человек.
– Да, – кивнула Кари. – У нас есть надежная группа – ребята готовы на все. Трое товарищей из Мурсии на грузовике: двоюродные братья Бальсалобре и штурмгвардеец Торрес.
– До сих пор мы держали их в резерве, – сказал Хинес, – но вот теперь их время пришло.
– Они знают цель операции?
– Нет. Но они – люди дисциплинированные и пойдут, куда скажут.
– И этому гвардейцу вашему тоже можно доверять?
– Целиком и полностью. Таких в движении называют "старая рубаха".
Фалько, зажав во рту дымящуюся сигарету, мысленно фиксировал все предстоящее. Кроме плана тюрьмы, нужного для десанта, у него не было ни единого клочка бумаги, связанного с операцией. Он давно уже ничего не записывал, а если все же приходилось, делал лишь краткие заметки, да и те уничтожал, едва запомнив. Лишние бумаги в кармане легко могут погубить человека. И в тот день, когда откажет память, придется менять профессию. Или сделать так, чтобы тебя ликвидировали как слабоумного.
– Вместе со штурмовой группой нас двадцать четыре человека, считая этих сеньорит, – сказал он. – Негусто.
– Больше взять неоткуда. Потому-то нам и нужны Кари и Ева… И все равно нас не двадцать четыре, а двадцать три.
– Это почему же?
Вопрос повис в воздухе – в этот самый миг в комнату ворвалась бледная и дрожащая сеньора Монтеро. У подъезда остановилась машина, сказала она. Боже мой. Оттуда вылезают люди с оружием.
– Они идут сюда?
– Не знаю…
Фалько переложил пистолет из куртки в задний карман брюк. Погасили настольную лампу, потушили сигареты. Сбиваясь и путаясь, хозяйка принялась молиться вслух, пока сын на нее не шикнул. Фалько подошел к застекленному балкону и чуть-чуть приоткрыл ставни. Ничего не увидел и тогда протиснулся в щель, выглянул на улицу. В полутьме различил стоящий у тротуара автомобиль темного цвета с намалеванными на капоте белыми буквами "UHP" и рядом несколько фигур с винтовками.
– Входят в дом напротив, – прошептал Монтеро. – С обыском.
– Кто там живет?
– Да разные люди… Отставной военный с дочерью-монашкой – монастырь ее сожгли, а саму выгнали… Сын у него на той стороне. Да и отец голосовал за правых. Наверно, за ним… В это время начинаются ночные визиты.
В руке Хинеса поблескивал никелированный ствол револьвера.
– Спрячь, – сказал Фалько. – Выстрелит ненароком – спалимся все.
– Ты ведь тоже не пустой.
– Я в кармане держу.
Он будто чувствовал, как несет от Хинеса страхом, но с удовлетворением отмечал, что это хороший страх, правильный. Присущий человеку страх, которому отдаешься безропотно, покоряешься, но искорежить себя не даешь. Так они простояли неподвижно минут пятнадцать, а женщины в напряжении застыли в столовой. Слышно было, как мать бормочет молитвы. Наконец несколько темных силуэтов вышли из подъезда, двинулись к машине. Балкон напротив осветился, появились две женские фигуры. Послышались плачущие голоса. Снизу грубо крикнули, чтобы погасили свет и не высовывались, пока пулю не схлопотали. Прямоугольник света исчез.
– Так что же там все-таки с двадцать четвертым? – спросил Фалько.
Они с Хинесом вернулись в столовую. Мать, не переставая причитать и плакать, ушла к себе. Матерь божья… какое безумие… Господь, спаси и сохрани нас всех… Настольная лампа снизу освещала сосредоточенные лица Кари и Евы.
– Хуан Портела, – сказал Монтеро. – Член нашей группы. Мы ему не доверяем.
Фалько показал на девушек:
– Да, они мне говорили. И давно перестали доверять?
– Совсем недавно, – ответила Кари.
– Обо мне он знает что-нибудь?
– Нет.
– А про Аликанте?
– Нет. Знает лишь, что есть некий план… Но ничего определенного.
– Ну так в чем проблема?
– За последние несколько недель мы потеряли троих наших, а он знал их всех.
Фалько неприязненно поморщился. Паранойя в нашем мире – явление распространенное, но это вовсе не значит, что рядом с тобой нет врага. Самое главное – отыскать равновесие между игрой воображения и реальной опасностью.
– Так ведь он и вас, сдается мне, знает.
Прозвучало неуместно. После этой реплики повисла напряженная и неловкая тишина.
– Это совсем не смешно, – наконец ответила Кари.
Ее брат поднялся и запустил руку в зазор между шкафом и стеной.
– Ева дважды видела его в магистрате. В кабинетах, где ему совершенно нечего было делать. Тогда она решила кое-что разузнать, и вот что ей удалось добыть.
Из тайника Хинес извлек и передал Фалько два отпечатанных на машинке и сколотых скрепкой листка с грифом Специального управления безопасности. Согласно сведениям, предоставленным мне Хуаном Портелой Конесой 32 лет, холостым, проживающим по адресу … Документ, подписанный неким Роблесом, содержал подробности разговора, где упоминались люди правых взглядов. Судя по всему, Портела на них донес.
Фалько внимательно изучил бумагу. Похоже, что не подделка.
– Давно она у вас?
– Три дня.
– А как попала к вам в руки?
– Ева же служит в магистрате переводчицей и имеет доступ ко многому.
Фалько поглядел на девушку с искренним уважением:
– Рискуешь жизнью.
Ева на это лишь отчужденно улыбнулась. И взяла сигарету. Фалько чиркнул спичкой и дал ей прикурить. Когда она наклонилась над огоньком, их руки на миг соприкоснулись.
– Я как увидела это, просто оцепенела, – простодушно сказала она, выпуская дым.
– Не хватятся?
– Надеюсь, что нет. Не дай бог, конечно… Я взяла, чтобы тебе показать, а теперь, как только смогу, положу на место.
Она произнесла это спокойно и будто не придавая значения своим словам. Молодец, ничего не скажешь, подумал Фалько. Сейчас Ева показалась ему красивей. Когда, войдя в дом, она сняла плащ, Фалько машинально отметил, какие у нее стройные ноги и как обтягивает синяя юбка крутые бедра здоровой, цветущей женщины. Заметил и спокойные карие глаза, плечи пловчихи, непроколотые мочки, крепкую длинную шею, открытую низким вырезом блузки и очень коротко подстриженными волосами. И все же, не без растерянности подумал он, весь ее облик как-то странно двоится. То ли из-за грубоватых рук с неухоженными ногтями. То ли из-за какой-то неженской силы, которая чувствовалась в ней и делала ее едва ли не мужеподобной, чему только способствовало полное отсутствие косметики. В первый раз промелькнула у него в голове мысль: уж не лесбиянка ли она – отважная фалангистка Ева Ренхель?
– Тут упоминается один из наших, – говорил между тем Монтеро. – Его арестовали, но до тюрьмы не довели… Допросили в ЧК и расстреляли на кладбище.
Фалько откинулся на спинку стула. Он размышлял.
– Ну, и что вы об этом думаете?
Трое переглянулись.
– Хуан Портела ведет двойную игру, – решительно высказался Хинес. – Его надо нейтрализовать, пока бо́льших бед не натворил.
Фалько взглянул на него с насмешливым интересом. Слово, употребленное Хинесом, явно позабавило его.
– Нейтрализовать?
– Называйте как угодно – смысл не изменится.
– Дело серьезное, – Фалько обвел всех троих взглядом, всматриваясь в каждого и будто желая окончательно убедиться, что это не шутка. – Он ведь ваш товарищ.
– Он предатель и доносчик.
Фалько взглянул на Кари:
– Ты согласна? Тоже считаешь, что его следует… нейтрализовать?
Та промолчала. Фалько повернулся к Еве:
– А ты?
Ответа не было.
– Нам трудно в это поверить, – подытожил Монтеро.
– Давно этот малый в "Фаланге"?
– Столько же, сколько и я. И не подводил ни разу…
– Может быть, кто-нибудь из его близких попал в тюрьму и вашего Портелу шантажировали?
– Да вроде бы нет… Отец его далек от политики. Но вот брат, капитан артиллерии, был казнен франкистами в Мелилье за то, что отказался примкнуть к Движению.
– И давно он узнал об этом?
– Месяц назад.
– Совпадает по срокам с первыми доносами?
– Более или менее.
Фалько потушил сигарету.
– Вот вам и мотив. Не хуже любого другого.
Все молча переглянулись.
– Ты командир. Тебе и решать, что делать, – сказал наконец Монтеро.
– Хотелось бы взглянуть на него.
– Можно завтра устроить вам встречу.
– Где?
– В баре "Американо" на Калье-Майор. Он там пьет аперитивы, а потом играет на бильярде на улице Айре. Работает неподалеку, у отца, в швейном ателье. Поговорю с ним, а ты посмотришь издали, запомнишь в лицо… Давай я назначу ему свидание, а потом поговорим с ним прямо. Ты и я.
– И мы тоже, – сказала Ева неожиданно жестко.
Фалько прикидывал опасности и выгоды. К этому времени Хуан Портела уже мог выложить все, что знал. Да и убивать его сейчас было бы не ко времени. Его гибель могла бы всполошить власти и ускорить ход событий. И поэтому слово нейтрализовать – самое подходящее. Следует выяснить, много ли знает Портела, многого ли не знает и что успел рассказать. Если подтвердится худшее, можно будет предположить, что власти ничего не предпринимали, ожидая, когда дичи-добычи в силках соберется побольше. У красных тоже далеко не все только бестолково суетятся, мешая друг другу. Есть и среди них люди, которые умеют соображать.
– А можно будет взять его живым и допросить?
– Постараемся.
– В военном деле есть такой очень полезный принцип, – сказал Фалько после краткого раздумья. – Готовиться к самому вероятному варианту, но противодействовать самому опасному.
– Мне нравится! – воскликнула Кари.
– Мне тоже, – поддержал ее Хинес.
– А здесь у нас сочетание вероятного и опасного. Ты какого мнения, Ева?
Девушка посмотрела на него безучастно. Очень тщательно и долго давила в пепельнице окурок, покуда не погасла последняя дымящаяся искорка.
– Сделаем, – сказала она.
У Фалько заболела голова. Делать нечего – он полез в карман куртки за стеклянной трубочкой с таблетками.
– Согласен, – и поднял руки, словно сдаваясь. – Завтра же и сделаем.