Майка настроилась душевно.
- Эта жирная сильфида бегала за твоим Домиником, только ветер свистал, - жёстко начала Боженка. - То бишь была жирная, а теперь так похудела, любо-дорого… Слушай… - вдруг сообразила она. - Может, мне тоже побегать за твоим Домиником? Он бы неплохо заработал на этом - почём-ни-будь там за каждое кило…
Несмотря ни на что, предложение показалось Майке интересным.
- Он за идею работает, - вздохнула она с сожалением.
Боженка поёрзала в кресле и засопела:
- Ну, нет, так нет, можно и задаром. Ведь Анюта бегала, заигрывала, глазки строила, задерживалась после работы, такая сделалась услужливая, аж тошно… Погоди, ну, об этом-то разве я не говорила?
- Об этом да.
- Ну, слава богу! Чаёк-кофеёк конструкторам заваривала исключительно из христианского милосердия, ведь они, бедняжечки, столько работают, но скажу тебе как на духу, я-то думала, что она за Стефаном так увивается или за Павликом. Что до Стефана, так я бы и слова супротив не вякнула, пусть бы его хоть с кашей съела, так его Зоське и надо, а Павел себя в обиду не даст, сам не промах. И тут вдруг такой финт - Доминик! А твой Доминик вежливый, воспитанный - манеры времён ещё до Первой мировой, рыцарь, чёрт побери! - нежный плющик, что ему на шею вешается, не станет грубо стряхивать. Ну, дурища и решила, что дело на мази. Как там оно в реальности было, точно не скажу, больше она ничего не выплакала и не высморкала, но, похоже, продолжала надеяться и худеть. А тут, откуда ни возьмись, Вертижопка!
По неизвестной причине в тоне Боженки зазвучал мрачный триумф, как будто она с кем-то пари держала на Вертижопкины победы. Но тут же оказалось, что совсем наоборот.
- Я поначалу не поверила и даже пальцем у виска покрутила, тогда-то её и прорвало. Вертижопка ей самолично говорила… Они ведь подругами были! Лучшими! Что она на Доминика глаз положила и уже давно, и он на ней женится, уж она об этом позаботится, поскольку хочет быть госпожой начальницей, а на остальных ей плевать. Анюта даже опешила. Одно дело служебный романчик, а такие заявки - совсем другое, у него же, между прочим, жена и дети есть. На что та лахудра очень конкретно описала, где она видала и жену, и детей. И что ей только бы поближе к Доминику подобраться, и тому хана. А уж как она круги наматывала, ты сама была свидетельницей, плоховато сперва получалось, да, видно, заловила!
Ни слова не говоря, Майка отправилась к холодильнику за новым пивом. И в самом деле, манёвры Вертижопки она как минимум раз наблюдала собственными глазами. И пренебрегла. Ведь не могло же такое барахло, как эта вертлявая потаскушка, представлять угрозу нормальной семье. Разве такое заслуживает серьёзного отношения? Как Доминик повёлся?
Она вернулась с холодными банками в гостиную.
- Хочет стать госпожой начальницей, говоришь… - сказала она ехидно. - Только и всего?
- В смысле женой начальника, ну, как генеральша - жена генерала. В Доминика, по словам Анюты, влюбилась по уши, но и в социальный статус тоже. Вроде как охранник на входе на неё ноль внимания, а ей хочется, чтобы кланялся, мамой клянусь, у неё не только задница, но и мозги набекрень… Слушай, там ещё всякое разное есть, ведь как у этой дурищи фонтан забил, так и не затыкался. Сущая Ниагара, всё подряд слезами изливала, а я теперь стараюсь это тебе как-то по порядку. Тебе лучше тематически или хронологически?
- Ты вроде уже начала хронологически.
- Разве? Ты уверена?
- Анюта стала на него вешаться первой, а с Вертижопкой, как я подозреваю, делилась сладостными впечатлениями. Та позавидовала и отправилась на охоту, зверь и угодил в ловушку. Хронологически, правильно?
Боженка уставилась на подругу в полном изумлении:
- И ты всё это так спокойно сносишь?
- Ничего я не сношу, просто до сих пор не верю, не может такого быть.
- Может, и не может, а есть, - афористично заметила Боженка. - Я поняла: до тебя, похоже, ещё не дошло.
- И не дойдёт, - заверила её Майка каким-то странным тоном. Ангельски-твёрдым или, если угодно, твёрдоангельским.
- И что теперь?
- Коплю знания, а знание - сила, - задумчиво сообщила Майка. - Теперь мне ясно, зачем ему развод.
- Что?
- Развод.
Боженка поперхнулась пивом:
- Он хочет развода? Я не ослышалась?
- Не валяй дурака! - вышла из терпения Майка. - Чего ещё он может хотеть, если эта соблазнительная крутовёртка мечтает стать, как ты выражаешься, госпожой начальницей проектной мастерской? А двоежёнство у нас уголовно наказуемо.
Некоторое время подруги молчали.
- Никогда в жизни, - нарушила молчание Боженка, - не приеду больше к тебе без приличной пол-литры. Сорок градусов как минимум. Такие разговоры - вещь крайне вредная, а психику надо поддерживать. А то мозги растекутся…
Майка опять удалилась на кухню и вернулась с бутылкой.
- На, хорошо, что напомнила. Водка, слава богу, не киснет, осталась ещё с Пасхи. Открыли к селёдочке, с тех пор и стоит. В холодильнике. Не нагрелась.
- А селёдочка? - не смогла сдержаться Боженка.
- Селёдочка столько не выдержит. Съели. Зато есть оливки. Давай, переберёмся пировать за стол…
Боженка была только "за", чтобы жуткие погребальные декорации не портили аппетит. Теперь она сидела спиной к Майкиным похоронным фантазиям. Пока меняли дислокацию, извлекали из буфета водочные рюмки и компотницу под оливки, она осваивалась с мыслью о разводе Доминика.
Надлежащий напиток позволил вернуться к затронутой теме.
- Ну, теперь будут сопутствующие обстоятельства, - сделала анонс Боженка. - И только попробуй сказать, что не хочешь слышать, ни в жизнь не поверю…
- Опять ты вокруг да около, - прервала её вконец потерявшая терпение Майка. - Разве я похожа на кретинку? Как я могу не хотеть, если только что сама тебе насчёт знаний толковала! Давай, выкладывай, кулисы бывают интереснее самого представления.
Боженка не возражала.
- Так вот, Зютек тоже не верит. Сама понимаешь, он не слепой, а она его бросает ради Доминика, но странно как-то бросает, вроде и бросила, а в то же время держит на коротком поводке…
- Чтобы совсем ветром не унесло…
- Я всегда знала, что ты догадливая. А он весь издёргался, потому как… тут я не очень в теме… будто бы у олуха жена была, и он её бросил из-за Вертижопки. Кажется, это я тебе тоже рассказывала. Развёлся он вроде легко, потому как детей не имели. Но сколько-то времени на это ушло.
- И почему на ней не женился?
- Да вроде не успел. Процедура эта разводная только-только кончилась… забавно - мост разводной, а процедура… так вот, а эта сука уже на Доминика нацелилась и начала носом крутить…
- Интересно, есть у неё хоть что-то, чем она не крутит?
- Чего не знаю, того не знаю, у меня с анатомией всегда было туго… А ещё Анюта… О господи! - Боженка резко затормозила, кашлянула, икнула и протянула Майке свою рюмку. - Дай мне ещё лекарства, я же не хотела тебе говорить… Вот, холера.
- Куда уж хуже, - поморщилась Майка, щедро плеснув медикамента подруге. - Валяй, буду знать, на чём стою.
- Он такой симпатичный, - жалобно проговорила Боженка. - И весёлый. И доброжелательный.
- Кто?
- Доминик. Не зацикливается на негативе, верит, что всё будет хорошо…
У Майки всё внутри так и оборвалось. Рассыпалось на мелкие кусочки. До сих пор она держалась просто отлично, но тут вдруг её железобетонная оборона дала трещину. Ведь это было главное и ценнейшее достоинство Доминика - его оптимизм, его жизнерадостность, его непоколебимая уверенность, что всё будет хорошо! Такое заразительное, оно поддерживало и помогало пережить самые тяжёлые минуты, преодолевать катастрофы. И что интересно: в конце концов, он оказывался прав. Незачем было посыпать голову пеплом - худо рано или поздно подыхало и превращалось в добро.
Нет! Взять себя в руки! Она тоже в состоянии внушить себе, что всё будет хорошо. Без всякой посторонней помощи, и пропади оно всё пропадом!
Майка схватила свою рюмку, которой до сей поры пренебрегала, ограничиваясь пивом, одним махом проглотила лекарство и гигантским усилием сгребла в кучку рассыпавшиеся обломки силы воли. Моментально их сцементировала, временное оно временное, но, как известно, нет ничего более постоянного… И нечего Боженке здесь заикаться!
Она снова подлила подруге подкрепляющей микстуры.
- На, не стесняйся. До Рождества и так не доживёт, куплю новую. И селёдочку сделаю. Выдавливай-ка из себя токсины, а то ещё отравишься.
- Ты видишь слёзы раскаяния на моих глазах?
- Вижу, вижу, но сейчас предпочла бы акустические впечатления. На визуальные в данный момент мне чихать.
- Ты великая и могучая, - заявила с уважением Боженка и приняла микстуру. А Майка поняла, что сейчас услышит то, о чём жёны, как правило, узнают последними, поскольку одни оливки никак нельзя назвать достаточной закуской. - Так-вот-что-я-тебе-скажу: когда они играли в бридж… Ты в курсе, что они играли в бридж?
- Конечно, в курсе. От всех четверых, четвёртым бывал Павлик. Иногда Славик. Или Эльжбета, разделывала их под орех. Но Доминик на деньги не играл, поэтому я и не волновалась. С удовольствием слушала о взлётах и падениях. Мне всё отлично известно, можешь не стесняться.
- И чудненько. Мне легче. Так вот, когда они играли, эта дурища строила из себя эдакую услужливую хостессу, кофеёк им заваривала, чаёк подавала, прелестные бутербродики в ротик засовывала, они на неё плевали с высокой колокольни, ты же сама играешь и знаешь, как это бывает - или играть, или всякие фигли-мигли… Им фигли-мигли по барабану, игра серьёзная. Юрек на мировую лигу по бриджу нацелился, уже отметился в Англии кое-какими успехами, для него это очень важно, Доминик тоже отставать не хочет, куда уж туг Анюте до них…
- Особенно до Эльжбеты, - буркнула Майка.
- Эльжбете она не мешает, та её считает талантливой идиоткой и в упор не видит. Талантливой в растительном смысле. Это я уточняю. И - что верно, то верно, - есть у неё талант, иначе бы я её давно выперла, а растения - они живые, им первая попавшаяся тупая дубина не годится…
Майка постаралась скорректировать подружку в нужном направлении:
- А Вертижопка?
- Что Вертижопка?
- Теперь тоже хостессу изображает?
Боженка даже обиделась:
- Да где ей! Она же законченная кретинка! Анюта её на два небоскрёба выше, Анюта даже думает иногда, а та? Вертит! Вот и всё.
- Положительный пример перед глазами, могла бы поучиться…
- У неё свои приёмы. А Доминика ей так ловко заловить удалось, он весь на нервах, а что до бриджа, им сейчас не до. развлечений, над расчётами головы дружно ломают, а услужливая ветряная мельница только мешается. Эльжбета её с треском вышвырнула, улучила момент, когда Доминик не видел. А больше я ничего не знаю, ты дальше сама решай, как быть.
Майка в принципе удовлетворилась полученной информацией, загвоздка была только в том, что пока она не представляла себе, что с этими знаниями делать. Правда, Боженка так и не сообщила ничего сверхъестественного, хотя замах-то был о-го-го, но Майке и без того откровений хватило выше крыши. Странное же увлечение Доминика Вертижопкой по-прежнему казалось ей непостижимым и категорически не укладывалось в голове.
Продолжая сидеть за обеденным столом, хотя Боженка уже ушла, она решила, прежде всего, привести в порядок свои чувства. Можно, конечно, и поплакать, но толку от этого мало, слёзы только старят и заставляют ещё больше себя жалеть, а это вредит рациональному мышлению. Увлечение вертлявой задницей не может длиться сколько-нибудь долго, это кратковременное помутнение, и разумнее всего просто подождать.
Да, хорошо, подождём. А что во время ожидания? Сосуществование с Вертижопкой?
При мысли об этом Майку так передёрнуло, что она схватила бутылку и выплеснула остатки лекарственной жидкости в свою рюмку. Оказалось ровно пятьдесят граммов - полная рюмка, которую она немедленно и опрокинула, не заморачиваясь закуской (впрочем, та тоже ушла вместе с Беженкой), а затем вскочила, решая, с чего начать. Первым побуждением было оставить следы предосудительного пиршества, как есть, - пусть подлец увидит, когда вернётся, но тут же сообразила, что сначала вернутся дети. А детей незачем в это свинство вмешивать.
Майка навела порядок и даже вымыла пепельницы.
И как только уселась за работу, почувствовала огромное облегчение. Высокохудожественный погребальный кошмар на экране и набросках отлично гармонировал с бушевавшим в ней стрессом. Чувства помогали работе, а работа помогала думать, наконец-то, одно другому соответствовало!
Занятая вращающимся гробом, позволявшим увидеть незабвенного покойника в последний раз перед тем, как он навсегда покинет сей бренный мир…
…Ну, покинет и покинет, должен же его прах куда-то деваться… помнится, рассказывали, как семейство съело суп из дедушки, присланного в скромной урне из Америки. Было это вскоре после войны, во времена такой благотворительной UNRRY - присылали яичный порошок, порошковое же молоко и супы… вот и случился казус… суп, говорят, вышел невкусный, но из вежливости съели, не подозревая, что это дедушка… Сейчас от родни трудно ожидать такой самоотверженности, а потому пусть делают, как знают. Не хотят на покойника смотреть, пусть закроют глаза, в конце концов, ничто не мешает и гроб закрыть. А если кто любитель поглазеть или опять же почившего терпеть не мог, пусть полюбуется, получит напоследок удовольствие, наш клиент - наш пан…
…Занятая вращающимся гробом и вспоминая послевоенные страшилки, Майка получила такое удовлетворение, что разыгравшийся в ней шторм сменился легкой зыбью. Она в самом деле любила свою работу. И в самом деле была талантлива!
К несчастью, она любила и Доминика. И больше всего на свете хотела, чтобы он её тоже любил…
* * *
- Ты всё уже обдумала? - спросил Доминик настолько неприятным тоном, насколько этой самой неприятности туда влезло.
- Что всё? - удивилась Майка.
- Развод.
Майка чуть было не выронила тарелку с купленными малюсенькими пирожками с оливками. Приобрела она их, когда покупала детям десерт. Сама аппетита не чувствовала и заметила, что Доминик тоже не хочет есть, а пирожки казались ей весьма подходящими к вечернему чаю. Тарелку Майка поставила на стол всего лишь с лёгким стуком, а вот её саму колотило от злости нешуточно.
- Совсем уже совесть потерял? - спросила она с горечью, усаживаясь со своим чаем за стол. - Вывалил вчера мне на голову вагон мельничных жерновов, а сегодня я должна уже весь катаклизм обдумать? Сам говоришь, довольно долго над этим мучился, может, и мне выделишь чуток времени на мучения?
Доминик стиснул зубы. Он сидел со своим стаканом по другую сторону стола и воспринимал окружающий мир как бы половинчато. Детьми занялся охотно, хотя немного скованно, и легко загнал их спать, в кухне навёл порядок автоматически, по накатанной заварил чай, а внутри у него всё бурлило. И это было заметно. Сверху застывшая лава, внутри же - вулкан, который он с трудом удерживает на привязи.
- Я не могу так долго ждать, - процедил он сквозь зубы.
Майка из последних сил старалась демонстрировать прежнюю придурковатую доброжелательность. Из неё так и лезли язвительные вопросы: разве Вертижопка такой пунктуальный поезд, что вот-вот тронется? или бедная девушка уже на сносях и хочет родить в законном браке? или у неё срок годности кончается, как у скоропортящихся продуктов - того и гляди, начнёт пованивать? Чего, собственно, он ждёт и почему не может, и что значит "так долго"?..
Последний таки выскочил:
- Что ты имеешь в виду, говоря: "так долго"? Как долго?
- Не знаю, я не выдержу такого положения!
- Такого положения, дорогой, скорее, я могла бы не выдержать…
- Сама его создаёшь!
Дикий вопль "свинья ты оборзевшая!" не раздался только потому, что у Майки от возмущения перехватило дыхание, и она, как ни пыталась, не смогла издать ни звука. Что Доминик сошёл с ума, не осталось никаких сомнений! Боже милосердный, что на него нашло?
Минута молчания оказалась недолгой, но достаточной. Майка пыталась вернуть себе голос и только смотрела на мужа. Взгляда хватило.
В Доминике что-то щёлкнуло, треснула какая-то плотина, и в трещине сверкнул отвергаемый им мир. Ему стало неловко и даже стыдно, похоже, он перестарался, может, и впрямь, требовал слишком много и слишком быстро, но ведь… ведь… Что он мог поделать, когда Майка, словно колода, загораживала ему путь к небесному блаженству…
Доминик пребывал в состоянии типичного умопомрачения. Клинический случай, о чём он сам, понятное дело, даже не догадывался.
Майка почувствовала трещинку в муже и продолжала молчать, ей было удобно молчать, решила так молчать до второго пришествия, а там посмотреть, что получится. Ему надо, пусть и говорит…
Доминик сдался.
- Я же тебя прошу! - взмолился он жалобно. - Ведь от тебя всё зависит. Я же имею право на счастье!
Майка тоже не выдержала:
- Какое счастье?
- Личное. У любого человека есть право на личное счастье!
- У любого? Значит, и у меня?
Теперь язык проглотил Доминик.
- Я, конечно, не в счёт? - сухо подсказала Майка. - Вчера я была твоей любимой сестричкой, а сегодня я - враг, а кого волнует вражье счастье. Что же так изменилось со вчерашнего дня?
Доминик, конечно, мог ответить, но ответ ему самому крайне не нравился и заставлял предполагать, что ничего хорошего от этого ответа ожидать не следует. Никакой отмазки в срочном порядке он придумать не успел, не привык, бедняга, обманывать жену, поэтому пришлось ограничиться неразборчивым бормотанием о врагах и сестричках.
Тем временем Майка вспомнила, что имела благие намерения смягчать его болячки и постепенно излечивать от помрачения рассудка. Мягко и дипломатично.
- Раз ты хочешь быть порядочным человеком, а ты был таким, то и веди себя прилично. Нашёл себе райскую утеху, так и утешайся на здоровье, я не возражаю, спи с ней, сколько влезет, но обойдёмся без крайних мер…
- Нет.
- Что нет?
- Не буду… Не могу… Она не…
- Ах батюшки… Она без штампа не согласная? Вот зачем тебе развод… Это ж надо, до чего добродетельная девица!
Майка не успела прикусить свой острый язычок, и только жуткая мешанина самых разных чувств, переполнивших Доминика, спасла дом от тотального уничтожения. Вскочи он, тресни чем-нибудь об пол, Майка ответила бы тем же, а бьющихся предметов вокруг имелось навалом. Мужнин пыл охладил и тот факт, что Майка угадала, а в глубине души Доминика, словно заноза, сидело чувство справедливости. В итоге имущество не пострадало.
Вот именно, угадала, а как ему не хотелось этого осознавать.
- Я запрещаю! - прохрипел он дико и прервался, поскольку перечень всего того, что следовало бы запретить, получался слишком длинным.
Майка немедленно воспользовалась перерывом: