Шейнерман одним глотком допил кофе.
- Даша самая лучшая в своём деле.
- Я тоже самая лучшая в своём. И ты лучший. И Хабаров. Только поэтому мы вместе.
- Только поэтому? - переспросил Макс, и она не стала отвечать.
Они переложили Пашу на диван - он открыл мутные глаза и сразу же закрыл - и разошлись по своим комнатам. Джахан уволокла лампу на суставчатой ноге и горелку. Она привыкла работать чётко и без пауз, вынужденные задержки вроде сегодняшней операции её злили и сбивали с мысли.
…На самом деле девчонка ни в чём не виновата, это понятно. И злится она не на неё, а на Хабарова. Как будто нельзя добыть необходимые сведения быстро и бесшумно!.. Джахан разузнала бы всё и без человека, спасением жизни которого она вынуждена была заниматься два часа подряд. Она вообще предпочитала не связываться с людьми, добывать сведения из документов и… химических опытов! Сейчас ей нужно классифицировать яд, которым был отравлен Пётр Цветаев. Это внесёт хоть какую-то ясность в картину, которая пока никак не складывается. Джахан прикидывала так и сяк, и всё равно ничего не получалось - кому под силу обвести вокруг пальца опытного спецагента? Почему он ничего не заподозрил и не дал никому знать? Где именно спрятано то, что они… ищут? Кто им противостоит? Как это вышло, что Алексей Хабаров не заметил слежки и угодил под стрельбу - в первый же день "полевой" работы?! Что ещё известно противнику об их группе?..
Джахан разложила на столе пробы с приклеенными номерами и настроила микроскоп.
…Дед, университетский преподаватель, мечтал, чтобы она стала юристом или филологом, а бабушка непременно хотела определить девочку во врачи - самая женская профессия. Маленькая Джахан любила деда и искренне старалась увлечься языкознанием или законодательной казуистикой, но бабушка, подсовывавшая в нужный момент нужные книжки, в конце концов пересилила, и Джахан поступила на хирургическое отделение. Бабушка была счастлива - в семье растёт талантливый врач! На кафедре Джахан то и дело говорили, что она талантлива. Джахан с блеском окончила институт и ординатуру и защитила первую диссертацию - легко и красиво. В семье немного недоумевали, почему девочка так часто и так надолго уезжает в командировки, но в конце концов смирились, ведь она должна находиться на передовой науки, а не сидеть на одном месте. Девочка на самом деле находилась на передовой, и бабушка так никогда и не узнала, насколько не женская профессия у внучки.
…Бедная бабушка.
Впрочем, Джахан никогда ни о чём не жалела.
…Неправда. Вот это неправда. Она жалела, что всё так получилось с Хабаровым. Она запрещала себе вспоминать, и вроде бы получалось, а потом вдруг ловила себя на мысли о нём - и стыдилась, и пугалась, вот уж на неё не похоже!.. Иногда она даже мечтала о машине времени - чтобы вернуться в ту самую точку прошлого и всё там изменить. Переделать. Пе-ре-жить.
Ну вот опять. Опять она думает о нём!..
Джахан задрала на лоб очки, в которых размечала пробы, и уставилась в микроскоп.
Макс Шейнерман прошел у неё за спиной мимо открытой двери, о чём-то её спросил, она нетерпеливо дёрнула плечом.
Макс посчитал раненому пульс и смерил давление - тот вновь открыл глаза и что-то забормотал. И пульс, и давление были в норме - насколько это возможно, - и Макс вернулся к себе.
Хлипкая книжица кроссвордов, разделённая на отдельные листы, была разложена на столе. Макс пытался найти систему в заполненных и незаполненных строчках.
…Шифр может быть очень сложным - права Джахан. А может быть очень простым - тогда прав Хабаров.
По всей видимости, кроссворды Пётр Сергеевич разгадывал постепенно, не торопясь. Некоторые клетки были заполнены синими чернилами, другие чёрными, а третьи и вовсе карандашом.
Макс открыл толстую линованную тетрадь и стал в столбик выписывать слова - отдельно синие, отдельно чёрные и отдельно карандашные.
"Китобой", выписывал Макс, "чётки", "Маяковский", "шуба", "танго", "вомбат", "аппетит", "гиппопотам", "давление", "сретение", "овчарка", "музей", "логарифм", "засов".
…Система, система. Какая тут может быть система?..
Отдельно он выписал слова, которые в кроссвордах были не угаданы. Почему-то Пётр Сергеевич не стал их вписывать. Почему?..
"Стул", "пенька", "икона", "писатель", "самолёт", "Венера", "телефон", "гаубица", "материализм", "Урал", "мастиф", "липа", "решето".
Он знал, что рано или поздно мозг зацепится за что-то и закономерность станет ясна.
Макс Шейнерман учился в физтехе, и проще всего ему давалась математическая логика. Ему вообще нравились отвлечённости, абстракции вроде "почти периодических функций", и чем сложнее была математическая модель, тем больше Максу нравилось в ней копаться. Отец-физик увлечений сына не понимал.
"Интересно то, что повествует об устройстве мира, - говорил он с воодушевлением, - а ты копаешься в каких-то мёртвых формах!"
"Может, они и мёртвые, - отвечал семнадцатилетний Макс, - зато очень красивые".
"Это красота без души, - горячился отец. - И вообще математика - всего лишь аппарат, прикладная штука. Заниматься ею отдельно от физики смешно!"
Когда Макс увлёкся криптологией, отец вообще перестал его понимать.
"Ты зря тратишь время, - убеждал он. - Ещё возьмись за расшифровку египетских иероглифов, пташек этих, лун и пляшущих человечков!"
"Да их расшифровали давно, - с досадой говорил сын, - и нет там ни иероглифов, ни пляшущих человечков, папа!"
"Стул", "китобой", "пенька", "сретение", "чётки", "овчарка", "икона", "писатель", "танго", "аппетит", "самолёт", "музей"…
…Отца убили на даче в Малаховке. Он поехал в пятницу и почему-то без мамы, кажется, ей нужно было к тёте Фуфе. Иногда по пятницам они с тётей Фуфой устраивали посиделки, это называлось "девичьи грёзы". Мама покупала пару бутылок самого лучшего, самого дорогого порто, Фуфа пекла "наполеон" в "тридцать листов" - пласт теста должен быть настолько тонок, чтобы через него легко читался газетный текст, - а третья подруга, Марочка, готовила кисло-сладкое мясо с черносливом. Они съезжались на Зоологическую к Фуфе, в гостиной накрывался стол по всем правилам, с салфетками в серебряных кольцах, хрусталём и пирожковыми тарелками. На отдельном столике зелёного сукна приготовлялось всё для покера - карты, фишки, мелки. Подруги до ночи играли в карты, а потом садились за стол, и тут, собственно, и начинались "грёзы" - рассказывалось всё, что прожито за то время, когда они не виделись.
Отец уехал один, мама осталась на Зоологической, и нашли его только в понедельник, когда он не явился на работу, пропустив учёный совет, который не пропускал никогда. Стали звонить, искать, - и нашли.
"Маяковский", "шуба", "гиппопотам", "давление", "гаубица", "решето", "музей", "материализм", "сноповязалка", "вомбат", "гром", "обобщение", "сретение".
…Говорили, что отец работал с секретными документами и почему-то забрал их на дачу, хотя непонятно, как можно забрать секретные документы на выходные, когда их положено сдавать в спецчасть, и его попросту не выпустили бы с территории института. Говорили, что документы пропали, что из-за них всё и приключилось. Следователь, грузный дядька, то и дело утиравшийся платком и с присвистом дышавший, задавал какие-то вопросы Максу и матери, соседям, друзьям, коллегам, все отвечали, как могли, и Максу было совершенно ясно, что никого не найдут.
Никого не нашли.
Мама умерла через полгода после отца. Поминали её на Зоологической в той самой гостиной, где происходили "девичьи грёзы". Без Фуфы и Марочки Макс ни с чем бы не справился, они справились за него. Они же заставили его доучиться до диплома, и не просто до какого-нибудь, а до красного, даже огненно-красного!.. Оценки "отлично" были проставлены во всех графах, и внизу мелким шрифтом напечатано: "Спецкурсы - 12, из них "отлично" - 12".
Заниматься наукой Макс не стал - не смог, хотя тётки в два голоса твердили, что он должен, обязан, в память об отце!.. Он нашёл себе совершенно другую службу, преуспел, состоялся, и с тех пор, со времён огненно-красного диплома, никогда не видел ни Фуфу, ни Марочку.
- Сварить тебе кофе?
Макс кивнул, не оглядываясь и продолжая писать.
Когда Джахан принесла чашку и аккуратно поставила на стол у его локтя, он сказал:
- В детстве меня возили в гости к маминой подруге. Окна выходили на зоопарк. И у меня там был знакомый медведь. Если забраться в кабинете на кресло, было видно его вольер. И весной я всегда ждал, когда медведя выпустят на улицу из зимней квартиры. Когда выпускали, у всех был праздник. По-моему, даже торт пекли, когда медведь в первый раз появлялся в вольере, представляешь?
Джахан молчала.
- А в самом зоопарке я ни разу не был. Никогда.
- Ты скоро закончишь?
- Пока непонятно. А у тебя что?
Она улыбнулась:
- У меня химический процесс. Нужно ждать.
И ушла.
Даша явилась под вечер. Вместе с ней явились шум, грохот и запах весенней улицы.
- Это я! - крикнула она с крыльца и втащила в коридор свой самокат. - Хоть бы свет зажгли! Еда есть? Я страшно хочу есть!
Она забежала к Максу, чмокнула его в макушку, потянула за волосы, потрясла за плечи, протянула:
- Бо-оже, сколько ты бумаги извёл!
И пропала с глаз.
- Джо! - закричала она уже из коридора. - Ты спасла несчастного, практически убитого до смерти, или он всё же помер?
- Я жив, - хрипло ответил с дивана Паша-Суета.
Джахан сказала недовольно:
- Ты очень шумишь.
- Ну и что, я всегда шумлю! Можно подумать, что мы тут в засаде и шуметь нельзя!.. Слушайте, у вас есть что-нибудь? Ну, хоть хлеб и колбаса? Я целый день в поле, а обед когда-а был!..
- Вымой руки и сядь, - приказала Джахан. - Я тебе подам.
- Да я сама возьму, хотя спасибочки, конечно!.. А где Лёха? Не был ещё?
Она сдёрнула перчатки, надоевшие за день, наспех ополоснула руки, посмотрелась в зеркало с растрескавшейся по углам амальгамой, очень себе понравилась, сама с собой пококетничала, вернулась в комнату, с грохотом подволокла стул и подсела к Паше.
- Пулю вынули? - Он неподвижно смотрел на неё. - Дырку заштопали?
Джахан внесла поднос с расписным чайником, пиалой, лепёшкой и двумя тарелками. На одной был сыр и какие-то травы, а на второй мясо и какие-то другие травы.
- Ты вымыла руки?
- Вымыла, вымыла, - и Даша сунула Джахан ладони. - Можешь посмотреть! А чего это он молчит, Джо? Ему что, плохо?
- Мне хорошо, - сказал Паша.
- Джо, где ты всё это берёшь? Чайники, пиалы? - Даша обеими руками взяла лепешку, откусила и стала с наслаждением жевать. - С собой возишь? Нет, ты скажи! Как вкусно, ужас!.. Лепёшка - ураган! Где они продаются? Я завтра себе десять куплю! И съем!
Джахан вдруг улыбнулась:
- Они не продаются. Я испекла.
Даша вытаращила глаза.
- Да ну тебя, - прохныкала она. - Вот почему ты всё умеешь, а я ничего не умею? Не умею и не успеваю!
- Ты слишком много и громко говоришь.
Джахан налила в пиалу чаю, высоко поднимая и опуская чайник, и ни одна капля не пролилась.
- Мы с ним не беседовали, - сказала она в дверях и кивнула на Пашу. - Мы и так потратили на него несколько часов. Давай сама.
- Ну конечно, сама, Джончик, спасибо тебе! Ты и лепёшки печёшь, и операции делаешь, и в трупах ковыряешься, а я!.. Что я?! Ни-че-го! - И, перегнувшись на стуле, ещё раз крикнула в пустой дверной проём: - Ни-че-го!
Облизала пальцы, отхлебнула из пиалы и зажмурилась.
Паша молча смотрел на неё.
- Может, ты есть хочешь? - спросила Даша живо и опять в дверной проём: - Джо, ему можно есть или нет?! Джо!..
- Я не хочу, - ответил Паша.
- Ну и отлично, мне больше достанется!
И она опять откусила.
- Слушай, - сказала она, поев ещё немного. - Собственно, вопрос у меня один. Кто в последнее время баловался на твоей территории? Здесь, в Тамбове? Кого раньше никогда не видел ни ты, ни твои шестёрки? Можешь сообразить? Или ты ещё под препаратами? Джо! - крикнула она и отхлебнула чаю. - Он сейчас соображает или нет?!
Паша немного пошевелился на диване. Он был по плечи закрыт стерильной тканью, а сверху ещё одеялом. Он опять пошевелился, сморщился, попытался глубоко вдохнуть - ничего не вышло.
- Зачем ты меня спасла?
Даша покрутила в воздухе пиалой:
- Ну-у, для того, чтоб спросить.
- И всё?
- Угу.
Паша смотрел на неё и молчал.
- Ну? Чего? Мне нужно знать, кто прикончил директора библиотеки. Ты знаешь?..
Он покачал головой.
- Зря, выходит, спасла, - заключила Даша.
Она допила чай, встала, сунула руки в карманы, походила по полутёмной комнате, остановилась перед книжным шкафом, почитала названия книжек, чему-то удивилась и пропела:
- Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…
- Кто вы такие? - спросил с дивана Паша.
- Щас! - сказала Даша.
Открыла шкаф, блеснувший пыльным стеклом в свете настольной лампы, наугад вытащила толстый фолиант, плюхнулась в кресло и вытянула длинные совершенные ноги.
- Почитаю пока, - сообщила она Паше. - Отдохну. Забегалась!
- Что это за место?
- Слушай, - сказала Даша серьёзно. - Ну, чего ты как маленький-то? Просто помещение для оперативных нужд. Давай, вспоминай про библиотекаря!.. Ты мне должен.
- Я не знаю, кто его завалил и зачем. Это не наши.
- Понятно, что не ваши, - фыркнула Даша. - Но кто-то же тут крутился у тебя под носом! Тот, кто его убил!.. Не может быть, чтоб твои бойцы тебе не донесли!
Паша закрыл глаза.
- Ты сейчас думаешь или решил поспать?
- А со мной чего теперь будет? - вдруг спросил он, не открывая глаз. - Я тебя наведу, и ты меня тоже завалишь, снайпер?
- Без меня желающих небось полно, - сухо ответила Даша. - А я профессионал. Я просто так, от нечего делать, в гражданских не стреляю.
Тут Паша как-то странно сморщился, закашлял, забулькал, Даша посмотрела на него - смеётся.
- Во дела, - выговорил он, наконец. - Во чудеса! Девка из самоката Агафона накрыла, да ещё Тучу! Самого! Из-под огня меня вывезла, а теперь про гражданских втирает!..
- Паш, - сказала Даша, стараясь быть терпеливой. Когда она работала, терпения ей было не занимать, а в разговорах она всегда спешила! - Я понимаю, думать ты не приучен, но всё ж не до конца дебил! Соображай быстрей, давай, давай!.. Ты жизнью мне обязан.
- Да лучше б я там сдох! Позора меньше!
- Пожалуйста, без восклицаний, - произнесла Даша любимую фразу Джахан.
Макс Шейнерман возник в дверях, посмотрел на них и пропал.
- Выходит, тебе "язык" нужен, - вновь заговорил Паша. - А с "языками" на фронте разговор короткий. И эту вашу… явку я теперь знаю. По всем статьям хана мне выходит!..
- Да что ты заладил, - рассердилась Даша. - Какой пугливый!.. Ты чего, музейный работник-экскурсовод?! Тебе и так по всем статьям хана выходит, без нас. А тебя я вывезу. Ты мне про библиотекаря расскажешь, и я тебя вывезу куда скажешь.
- Никуда ты меня не повезёшь. В погреб сбросишь, и вся недолга. Я и тебя в лицо знаю, и дом тоже знаю.
- В этом доме через два дня никого не будет. И никогда больше никого из наших не будет. Ты за нас не беспокойся!.. Ты лучше про библиотекаря расскажи.
Паша перевёл взгляд на одеяло. Глаза у него больше не бегали, он смотрел прямо и почти не моргал. Видимо, терпел, и терпеть ему было трудно.
- Из местных в библиотеке не было никого, - наконец произнёс Паша. - Это точно. А мотоциклист какой-то там крутился. Пришлый, не наш. Мне братва говорила, с Ростова кто-то, номера ихние, ростовские. Я проверять не стал. Нам в библиотеках ловить нечего!..
- Тут, Паша, ты не прав, - назидательно сказала Даша. - Если б ты, Паша, в детстве в библиотеку записался и книжки читал, возможно, из тебя вышел бы музейный работник-экскурсовод!.. Куда подевался мотоциклист и как долго он тут крутился?
Паша помолчал.
- Возле киношки старой на той стороне байкеры тусуются. Есть там один, кликуха Борода. Он того мотоциклиста видел, базарил с ним. Найдёшь его, привет от меня передашь.
- Они каждый день там тусуются?
- По пятницам и по выходным.
- Вот и умница, - похвалила Даша. - Хороший мальчик. Куда тебя везти?
Он молча смотрел на неё. Даша скорчила ему рожу.
- Как-то чё-то помирать мне неохота, - вдруг признался он. - То всё до звезды было, а сейчас чё-то неохота.
- Если всерьёз неохота, - сказала Даша, - значит, не помрёшь. А тебя вообще можно возить-то? Или ты по дороге перекинешься? Не знаешь? Подожди, умных людей спрошу!
Она вышла было из комнаты, вернулась, захватила из тарелки последний кусок лепёшки и отправила в рот.
- Джо! - донёсся из коридора её голос. - Джо, а его можно трогать, или он должен лежать?..
Паша закрыл глаза.
Ему было больно везде, и непонятно, где начинается боль, то ли в животе, то ли в спине, то ли в горле. Он сильно мёрз под вытертым байковым одеялом, и от боли и холода мелко, как студень, тряслись и дрожали все мышцы. Мучительно слипались глаза, но он не спал - боялся, что как только заснёт, его задушат или зарежут и по-тихому закопают под яблоней. Люди, спасшие его от смерти для каких-то своих целей, всесильны и опасны. И эта беловолосая девка с её самокатом - как ловко она его провела, в два счёта!.. В "Тамбов-Паласе", когда она залепила одному в глаз, а второму между ног, стало ясно, что она какая-то непростая и залупается не с дурьей башки, а за каким-то надом, но ему и в голову не стрельнуло, что она… Она…
Да вот - кто она?!..
Снайпер, понятное дело, вон Агафона завалила, и Тучу тоже - Паша даже застонал от отчаяния, негромко, - гараж взорвала, его из-под ментов уволокла, а сама всё в зеркало смотрелась и белые волосы приглаживала, как дурёха малоумная!.. А те двое, что его, Пашу, кроили-резали-шили-зашивали, они кто?..
И что всё это значит? Кто-то, выходит дело, на его, Пашину, землю нагрянул?.. Инопланетяне, что ль?! Американские шпионы?! Люди в чёрном?!
И что ему делать, если они его всё же не грохнут? Сдать их ментам - у вас, мол, под носом какие-то шпионы завелись?! Чтоб он, Павел Лемешев, менту поганому хоть слово по своей воле сказал - не бывать такому! Тогда что делать?
Братва с ними не справится, хоть всех подними!.. Да и сколько их в городе шурует, непонятно. Тут трое, а ещё сколько?
Паша понимал, что связался с силой, которая превосходит его в сто раз, какое-то странное чувство грызло и мучило его едва ли не сильнее, чем боль. Бессилие, страх и ещё что-то, что определить он никак не мог. Понимал только, он должен их остановить, что-то такое придумать, всё взять на себя, вот только что именно придумать и взять?! Все его враги до сегодняшнего дня были ему близки и понятны - такие же как он, с тем же оружием, с теми же целями и средствами: подмять, забычить, заставить себя бояться, а следовательно, уважать, принудить платить, кого малую толику, а кого большие куши. Простые, нормальные дела!..
Пришельцы его не боялись. И не уважали. И не презирали за трусость и слабость.
Чихать они на него хотели.