Та недобро глянула на продюсера и чуть было снова не назвала его деревянным чурбаном. Однако сдержалась и сказала:
- Меня, между прочим, уже давно зовут сниматься в сериалах!
Нина встала между ними.
- Успокойся, Селестина. Никто не сомневается в твоих выдающихся способностях. Мы уже много раз все обсуждали, и не надо показывать характер. Кто хочет съесть плод, должен залезть на дерево. А мы все еще топчемся на одном месте.
- Ну не по моей же вине! - фыркнула дочь. - Ты же знаешь: я могу петь, не фальшивя, уже на первой репетиции.
Нина нахмурилась.
- Неужели? Лично я на первой репетиции фальшивила!
- Но никому не позволяла говорить об этом! - захохотал Алекс Блант.
- Ладно, - примирительно сказала Селестина. - Нам был обещан ужин - если, конечно, это не шуточки Трейси. Пойдем, Мэвис, приведем себя в порядок.
- Иду!
Мы вышли в холл и по винтовой лестнице поднялись на второй этаж. Раньше я считала, что такие лестницы делают исключительно металлическими, но здесь с удивлением обнаружила, что наверх ведут деревянные, продырявленные термитами ступени. Как только лестница выдерживает тушу Алекса Бланта? Большая загадка! Я поднималась и думала о том, какие они все злопыхатели, эти актеры. Так и норовят ущипнуть друг дружку побольнее. Интересно, доходит ли до кровопролития? Знал бы Джонни Рио, в какой серпентарий я опять попала!
Сколько раз зарекалась не связываться с творческими личностями, да вот не выдержала...
Селестина открыла дверь, включила свет, придирчиво осмотрела комнату и, неожиданно втащив меня внутрь, захлопнула дверь. Я опешила, но решила подождать объяснений.
- Мэвис... - Селестина мялась. - Мне нужна твоя помощь. У меня нет надежного друга...
Она с напряжением смотрела на меня, что-то прикидывая.
Я молчала.
- Ты же видишь, как тяжело с престарелыми идиотами, - Селестина вздохнула. - Мы здесь только один час, а я уже готова завыть от тоски.
- Понимаю, - кивнула я. - Лично мне хочется взять палку и хорошенько пройтись по этому дому, колотя направо и налево.
- Вот-вот! - оживилась Селестина. - Каждого в отдельности еще можно выдержать, но когда четверка собирается вместе... Если бы я могла, то послала бы всех подальше - включая собственную мамочку.
Она села на кровать, подобрала под себя ноги и обхватила коленки руками.
- Моя мама... Ты же видишь, что с ней происходит! Вбила себе в голову, что у нее появилась возможность вернуть молодость, успех и заодно протолкнуть в примы дочь. Мама просто умрет, если я откажусь делать то, что она наметила.
- Значит, сама ты не рвешься в голливудские звезды?
- Что за чушь! Мэвис, как ты могла подумать такое?! Я не то что на сцену - в переполненный зал ресторана стесняюсь входить! Но мама решила во что бы то ни стало сделать из меня актрису. И что меня бесит больше всего, так это лицемерие. Ведь под их бредовые идеи тратятся мои деньги!
- Какие деньги?
- Разве они не объяснили тебе, на чьи средства затевается мюзикл?
- Ты говоришь про финансирование? - уточнила я. - Конечно, объяснили. Сказали, что сами на мели, а деньги есть только у Алекса Бланта. Именно потому одну из ролей будет играть его жена Трейси Денбор...
- Алекс?! Алекс финансирует мюзикл?
Селестина рассмеялась нервным смехом.
- Все свои деньги Алекс вложил в развалину Олтона Эсквита, - она обвела рукой спальню. - У него нет даже средств, чтобы отремонтировать этот склеп...
- Тогда кто же тот богач, который тратится на постановку?
- Я.
- Ты?.. Ты богата, Селестина?!
- Ну, не так, чтобы очень...
Она вздохнула и положила подбородок на сцепленные на коленях руки.
- Тут все непросто, Мэвис... Когда папа умирал, он завещал все свои деньги мне. Но получить их я могу только по достижению совершеннолетия. Двадцать один год мне исполнится меньше, чем через месяц. Вот тогда я и разбогатею.
И она опять вздохнула.
Я осторожно поинтересовалась:
- И насколько ты разбогатеешь?
- Тысяч на двести, - равнодушно ответила Селестина. - Поэтому они решили нанять частного детектива - боятся потерять меня до того, как будут оформлены все бумажки на получение наследства.
Тут и я начала кое-что соображать.
- Скажи-ка, Селестина... Правда, мой вопрос не очень приятный, но что поделаешь... Кто унаследует деньги, если с тобой что-нибудь случится?
- Понимаю, - кивнула она. - Нет, вопрос хороший... Меня он тоже беспокоит. - Ее глаза стали по-детски пугливыми. - Мне в этом доме почему-то очень страшно... Видишь ли... Много лет назад моего отца посетила идея создать сериал вестернов, причем главную роль в сериале, по его разумению, должен был сыграть "бравый ковбой" Алекс Блант. Видимо, Алекс был тогда популярен. А отец... Он был продюсером, но веса в Голливуде еще не имел. На студии идею одобрили, однако главную роль захотели отдать Рэю Милларду. Папа воспротивился, начался конфликт... Короче, отец перешел на другую студию и там осуществил задуманное. К этому времени Алекс Блант снимался в каком-то фильме и в сериал не попал. Папа всю жизнь чувствовал себя по отношению к нему виноватым, ведь он клятвенно пообещал Бланту главную роль... Кажется, даже есть какое-то письменное соглашение... Что касается мамы, то ей отец не оставил ни цента - между ними была лютая взаимная ненависть. Я не знаю всех подробностей, но если со мной что-нибудь случится за то время, которое осталось до совершеннолетия, то Алекс Блант сумеет получить деньги по старому долговому обязательству. Вот так.
- Твои деньги достанутся этому борову? - удивилась я.
- Не исключено. Причем, как только Алекс их получит, то постарается тут же свернуть постановку. Я уверена, что на мюзикл он не потратит ни единого доллара.
- Селестина, у меня еще один нескромный вопрос... Сегодня в машине ты сказала, что Алекс побаивается тебя. Отчего?
На ее лицо словно тень набежала.
- Извини, Мэвис, - сказала Селестина глухим голосом и поднялась с кровати. - Я хочу принять ванну.
Она стала распаковывать свой багаж. Достала туалетные принадлежности и полотенце и скрылась за дверью ванной.
Вскоре я услышала, как льется вода.
Глава 3
Во время ужина мое неважное мнение об актерах только усугубилось: все жадно ели и пили, каждый старался урвать лакомый кусочек, громко разговаривали, бранились, зло шутили...
Когда Ахмед убрал со стола пустые грязные тарелки и подал кофе, появились авторы: драматург и композитор. Пьяный Алекс тут же подошел к ним, положив парням на плечи свои жирные, как тюленьи ласты, руки. Я думаю, он просто пытался устоять на ногах.
Ганну и Бэнкрофту было лет по тридцать. Похоже, их связывали только возраст и работа. Во всем остальном они резко отличались.
Берт Бэнкрофт - маленький, толстенький, как бочонок, с густой шапкой черных волос на голове и тонким шнурочком усов над верхней губой. Он был суетлив и привередлив, то улыбался, то хмурился - похоже, что его настроение менялось ежеминутно.
Иган Ганн - высокий блондин, стриженный очень коротко. Он был неспешен и даже слегка заторможен. Его голубые глаза смотрели из-под толстых стекол очков внимательно и бесстрастно.
- Друзья мои, вы тут всех знаете, кроме... - Алекс посмотрел на меня своими масляными пьяными глазками, почти незаметными из-за толстых щек. - Это Мэвис Зейдлиц. Сбог...смог...сногсшибательная блондинка. Рекомендую! Она хочет дебютировать в нашем мюзикле и покорить весь мир. Как считаете, девочка правильно выбрала время и место?
Голубые глаза Игана Ганна оглядели меня.
- Мэвис поет? - спросил он.
- Нет, - ответила я.
- Мэвис танцует?
- Нет.
Иган Ганн недоумевающе посмотрел на хозяина, который уже нашел свой стул и пристроил в нем свои чресла.
- Кажется, время и место не совсем подходящие для нее, Алекс.
- Ты не прав! - рявкнул тот так, что зазвенели бокалы. - Ты не видел, как Мэвис двигает попкой... То есть я хотел сказать, ты не видел ее пластику и ритмику... Это будет настоящей эротической сказкой! Мы это так поставим, что зрители застонут!
- Погоди, Алекс, - заволновался Ганн. - Но как же замысел?.. Идея?..
- Плевать мне на всякие идеи! Твое дело - музыка. А за остальное не волнуйся!
Берт Бэнкрофт тоже оглядел меня и принялся теребить свои усы.
- В чем-то Алекс прав, - нервно хохотнул он. - Это может быть вставным номером. Ты помнишь, Иган, мы говорили, что в конце первого акта нам нужно нечто зажигательное? Эротическая сказка... Хм...
- Берт, ты резко поглупел, попав в этот дом, - холодно процедил Иган.
- Черт побери! Ты сочиняешь музыку? Ну и сочиняй! - вскричал Бэнкрофт. - Автор сценария - я!
- Автор либретто, не более, - вздернул нос Ганн. - Назвать сценарием то, что ты написал, нельзя. Ни одного свежего образа. Сплошные штампы. И это называется "произведением на современную тему"!
Алекс Блант понял, что сейчас они разругаются, и решил вмешаться:
- Давайте отложим спор на потом. У нас еще будет время поговорить, как и где вывести Мэвис на сцену. Друзья! Как насчет выпить? Мартини со льдом, а?
Он встал и повел Бэнкрофта и Ганна к бару.
Селестина наклонилась ко мне:
- Мэвис, не принимай слова Игана Ганна всерьез: он против тебя потому, что ты ему понравилась. Этот сухарь страшно конфузится в обществе хорошеньких девушек, уж я знаю. И начинает корчить из себя Моцарта. Ты его приручишь в два счета.
- Да ну!.. - отмахнулась я. - Толстячок показался мне более симпатичным.
- Оставляю его тебе, - засмеялась Селестина. - Дальше все пойдет, как по расписанию: эта компашка надерется и начнет вспоминать, кто и где играл, пел или музицировал и кто делал это лучше. Лично я от их бредней уже сдыхаю. Не выношу ностальгические ахи и охи. Пойду спать. Увидимся утром, Мэвис.
- Слушай, Селестина, я буду у тебя за стеной, и если вдруг кто-то начнет ломиться в дверь, стучи - приду на помощь.
- Договорились.
Она, улыбаясь, поднялась и пошла наверх. Я с чашечкой кофе пристроилась на диванчике и почти сразу же почувствовала, что кто-то плюхнулся рядом. Повернулась: так и есть - толстячок.
- Не хотите выпить? - спросил он и протянул мне бокал, в котором позвякивали льдинки.
- Я не пью ни виски, ни мартини.
- И правильно делаете, - расплылся в улыбке мистер Бэнкрофт. - Но я принес вам не виски, а лимонад. Очень освежает.
Я отпила немного: действительно освежает. Честно говоря, я могу выпить и более крепкий напиток, особенно, если это нужно для дела - любовного или какого иного. Но просто так не пью.
- Плюньте на Игана, он всегда пыжится, когда видит красивую девушку, - зашептал на ухо толстячок, придвинувшись ближе, чем надо. - Все знают, что парень просто комплексует.
- Ваш Иган меня нисколько не волнует, мистер Бэнкрофт, - заверила я его.
- Зовите меня Бертом.
- Хорошо. А вы можете звать меня Мэвис.
Толстячок сразу глубоко задышал и придвинулся еще ближе. Глаза его сделались, как два голубиных яйца.
- Благодарю, Мэвис, - сказал он так, как будто я пообещала ему спеть на ночь колыбельную.
- Как дела? - поинтересовалась я. - Мечтаю получить в вашем мюзикле малюсенькую, но роль.
А сама подумала: "Если бы Джонни видел меня сейчас подлизывающейся к драматургу!.. У него бы селезенка лопнула от смеха".
- Все замечательно, - вздохнул Берт, - кроме парочки пустяков.
- Хочу услышать о будущем спектакле из первых уст, - сказала я так, что самой стало противно.
Толстяк начал теребить свои усики.
- Ну... Нам надо создать нечто ностальгически-трепетное из жизни полузабытой кинозвезды... Я говорю про Нину Фарр. Мы придумали с Иганом кое-что. Но тут Нина выкинула номер: притащила эту крашеную рухлядь, у которой нет ни шеи, ни талии. Когда-то она играла роли авантюристок, но это не значит, что и сегодня ее можно затянуть в корсет и заставить танцевать канкан.
- Понимаю, кого вы имеете в виду, - Трейси Денбор.
- Да, Трейси... - Он посмотрел на меня и вздохнул. - Мы придумали такой ход: спектакль в спектакле. Изнанка мюзикла. Репетиции и все такое... О чем это я еще хотел сказать? Ах, да! - Берт хлопнул себя потной ладонью по лбу. - У главного персонажа, кинозвезды, которая решила тряхнуть стариной, есть красавица-дочь. Мать хочет сделать из нее знаменитость, но дочь не интересуют ни кино, ни театр. Она мечтает лечить туземцев где-нибудь в дебрях Африки или Австралии. Подвижническая натура... Однако дочь хочет помочь своей мамочке: ходит на репетиции, подбадривает, утешает... Ну, как мы придумали?
- Класс! - я сделала восхищенное лицо. - И чем все заканчивается?
- Сейчас расскажу. Но я вижу: ваш бокал пуст. Разрешите снова его наполнить?
- Пожалуйста.
Пока толстячок вертелся у бара, я провела "наружный осмотр" гостиной. Иган Ганн, очевидно, отправился спать, раздосадованный тем фактом, что моим вниманием овладел его соавтор. Лежит, наверное, в койке и кусает локти от досады. Алекс Блант и Нина Фарр заняли вдвоем одно кресло. Хм... Я не пуританка, однако подобные трюки проделываю только в интимной обстановке, а не на виду у всех. Черт побери! Трейси и Уолтер делают то же в другом кресле! Если Нина сидела на коленях у Алекса, то Уолтер - на коленях у Трейси. Воздержусь от комментариев.
Вернулся Берт, неся два бокала с лимонадом. Берт сел и прижался к моему бедру, надеясь на ответный жест. Я не стала его делать, впрочем, и отодвигаться тоже.
Драматург произнес какой-то сложный тост - на хинди, как он пояснил. Когда я попросила перевести его, Берт покраснел.
- Это пожелание... Чтобы ваша грудь не осталась без внимания... Мэвис, вы можете не беспокоиться. У вас такая потрясающая фигурка... На чем я остановился?
- На пересказе сюжета, - я поставила пустой бокал на столик. Берт сделал то же самое.
- Да... На премьеру стареющей кинозвезды пришли друзья Нины - актеры, режиссеры, критики... Ну, в общем, половина Голливуда и часть бродвейской публики. Они должны стать свидетелями триумфа актрисы. И вот...
Он умолк, затягивая мелодраматичную паузу. Я терпеливо ждала.
- И вот за пять минут до начала спектакля актрисе сделалось дурно. Нервы не выдержали, сказалось напряжение... За кулисами - паника. Что делать?
- Я знаю. Раз дочь посещала все репетиции, она невольно выучила роль назубок. Пусть дочь отыграет премьеру вместо матери.
Кажется, я сразила этого гения наповал. Берт только хлопал глазами. Наконец он закрыл рот и сухо поинтересовался:
- Кто вам рассказал? Иган?
- Нет. Я догадалась сама.
Тут мистер Бэнкрофт окончательно расстроился и умолк. Его губы надулись, а усики задрожали.
- Не огорчайтесь, Берт, - попробовала я вернуть ему хорошее настроение. - Я догадалась о таком повороте, потому что очень внимательно слушала вас и смотрела... Я умею читать мысли других людей... Иногда.
Он долго решал: поверить мне или нет. Мой ласковый взгляд сделал свое дело, и толстячок оттаял.
- Мэвис, все должно быть так, как вы сказали: вместо матери на сцену выйдет дочь. Но публика ведь, надеется увидеть своего старого кумира - рыжеволосую Нину. Поэтому дочери придется надеть рыжий парик.
- Это будет триумф Нины, - подхватила я. - Все ведь уверены, что видят именно ее - такую легкую, веселую, музыкальную...
- Вы опять прочитали мои мысли?
Тут он обиделся всерьез. Надулся, напыжился и даже отодвинулся от меня.
- Я угадала чисто случайно! Извините, Берт. Но как вы все прекрасно придумали! Замечательная идея! Ужасно интересно!
Он покосился, но ничего не сказал.
- Берт, милый, я и не думала дразнить вас. Все вышло ненароком... Что по сюжету было после премьеры? Расскажите! Я сгораю от любопытства.
- Но вы все знаете! - разлепил он плотно сжатые губы.
- Честное слово - нет! Хотите поклянусь?
После непродолжительного молчания драматург продолжил:
- Ладно, слушайте... Шоу стало сенсацией Бродвея. Бурная реакция в прессе, записи на радио... Мать молчит, но дочь... Она ведь попала в сложное положение: вынуждена быть на сцене собственной матерью, то есть выступать вместо матери...
- Представляю, как она мучается! - с жаром воскликнула я, боясь переиграть.
- И вдруг сюжет делает крутой вираж...
- Не может быть!
Толстячок снова навалился на меня всем телом.
- Когда-то Нину любили два человека. Она выбрала одного и вышла за него замуж - он стал отцом ее дочери. К тому моменту, когда затевается премьера на Бродвее, он умирает. Нина - вдова. Что касается второго мужчины, то этот человек оказался однолюбом. В его жизни есть только одна женщина - Нина. Стараясь ее забыть, он лазает по горам, участвует в военных операциях, забирается в прерии и джунгли... Случайно узнает о готовящейся шумной премьере на Бродвее - прочел в какой-то газете. И захотел увидеть Нину. Пришел на спектакль. А после шоу прибежал с цветами за кулисы, чтобы поздравить любимую женщину с грандиозным успехом. Он предлагает ей руку и сердце. А на самом деле разговаривает с дочерью в гриме Нины. Вы представляете, Мэвис? Девушка видит перед собой благороднейшего мужчину, влюбляется в него! И продолжает играть на сцене!
- Что за...
Я прикусила язычок, чтобы не обидеть "творца" словом "ахинея".
- Берт, вам не кажется, что в вашей пьесе все запутались? Как вы думаете развязать этот узел?
- Вот! - Глаза его заблестели. - Вы попали в точку! Развязка!
- Ну и?..
- Дочь так вжилась в образ собственной матери, что не может уже быть сама собой. Обращаясь к Нине, она говорит: "Я люблю его так же, как и ты, мама!". Каково? В темноте белеет ее лицо, и губы шепчут...
- Да, зал будет потрясен.
- Они у меня зарыдают, как дети! - Берт потряс своими пухлыми кулачками. - Они почувствуют, что такое - любовь!
На всякий случай я повторила, как завороженная:
- Они почувствуют... Но ведь это еще не конец?
- Да.
Он сник, как будто мой вопрос был острой иголкой и из мистера Бэнкрофта вышел весь воздух. С тоской глянул на пустой бокал.
- Я еще не придумал, чем все это закончить... Нет вдохновения. Конечно, прицепить какой-нибудь финал можно, но я не ремесленник. Я - мастер! А вдохновение... Оно придет.
- Конечно, Берт.
- Давайте выпьем еще. Я принесу лимонада.
- Спасибо. Принесите. Здесь стало что-то жарко и душно.
Не успел мистер Бэнкрофт встать с диванчика, как перед нами возникла, словно привидение, долговязая фигура Игана Ганна. Композитор осуждающе смотрел на соавтора сквозь толстые стекла очков.
- Я пришел, чтобы напомнить тебе, Берт, о завтрашнем раннем подъеме, - сказал он. - Ты не забыл, что у нас полно работы?
- Завтра я буду свеж, как утренняя роза, - пробормотал драматург.
- Сомневаюсь, - Иган Ганн выразительно посмотрел на бокалы в обеих руках Берта. - Ты не уймешься, пока не нагрузишься под завязку. А потом будешь дрыхнуть до обеда.
- Да будет вам известно, мистер Ганн, что мы пьем исключительно лимонад! - решила я встать на защиту толстячка. - Так что ваша риторика здесь неуместна.