- Тогда была другая эпоха, - изрек Иган Ганн. - Добиться успеха можно было легко, один раз удачно спев песенку или покрасовавшись на лошади. Золотое времечко!
- Что вы имеете в виду? - Трейси подняла брови и уставилась на композитора немигающим взглядом.
- В сороковых годах фильмы создавали особую атмосферу, которой так не хватало в реальной жизни. В пятидесятых, когда о войне уже забыли, все изменилось...
- Те фильмы были просто очень хорошими, - возразила Трейси. - Настоящие шедевры.
- Не думаю, - Иган взглянул на Нину. - Давно хотел спросить вас: почему вы перестали?..
- Что перестала? - быстро произнесла она.
- Почему вы перестали сниматься в кино? И вы, и Трейси Денбор вдруг так резко сошли с экранов...
Нина тревожно взглянула на Селестину и с трудом отвела глаза.
- Мы перестали сниматься, потому что... Просто студии стали приглашать других актеров.
- Поменялись вкусы, - вставил мистер Томчик. - Золотая жила оказалась выработанной. Зрители захотели чего-то другого, более современного, а ковбойские штучки приелись...
- У меня есть свое мнение на этот счет, - сказал Иган Ганн. - Я специально изучал материалы и вот что скажу: фильмы с участием Нины Фарр и Трейси Денбор все время приносили студии стабильный доход. Например, последний фильм с вашим участием - кажется, он назывался "Лунный свет хрустального замка" и вышел в сорок восьмом - дал два миллиона прибыли. Что еще надо! Но тем не менее, как это ни покажется странным, вас перестали снимать.
- Зато другие музыкальные фильмы принесли громадные убытки, и на студии перепугались, - пояснила Трейси. - Поэтому решили не рисковать.
- То же самое произошло и с моим поющим ковбоем, - протрубил Алекс Блант. - Продюсеры не хотели искушать судьбу и вкладывать деньги в постановку, которая может провалиться.
- И что же с вами было все эти годы? - не унимался композитор. - Вам не хотелось вернуться на экран или на сцену?
- Ради чего? - фыркнул Алекс. - У нас были слава и деньги. Разве не к этому стремится каждый? Потом появились отвлекающие моменты...
- Я, например, вышла замуж, - скривилась Нина. - Лучше бы пошла в билетерши.
- А вы? - Иган посмотрел на Алекса. - У вас не было желания вернуться к прежней работе?
- Для чего? Мне было и здесь хорошо.
- Ваш дом связан со скандалом. Убийство Мэри Блендинг и самоубийство Олтона Эсквита в сорок седьмом году...
- Ну уж нет! Я купил дом через два года, когда все забыли историю Эсквита. Купил задешево, между прочим!
- Он заплатил столько, сколько ему отвалили за одну ковбойскую песенку, - хихикнула Трейси.
- Так, значит, скандал произошел в сорок седьмом?! - воскликнула я. - Мне сказали, что Олтон Эсквит был звездой немого кино, и я решила, что все, связанное с этим домом, происходило еще до войны.
- Олтон действительно был звездой, - кивнула Трейси, - но к сорок седьмому году о нем стали забывать. Олтону повезло: он "взлетел" еще в те времена, когда налоги были просто смешными, и шутя сколотил состояние. После смерти на его банковском счете осталось несколько миллионов!
- Мне это надоело, я хочу прогуляться, - заявила Нина и встала. - Пойдем, Уолтер.
- Я с тобой, дорогая.
Я видела, что мистер Томчик еще не допил свой кофе, но он поспешно отодвинул чашку и встал.
- Какие замечательные темы для бесед за столом, - холодно произнесла Нина. - Сначала - про моего мужа-мерзавца, потом - про этого самоубийцу Эсквита!
- Когда же мы будем работать? - опять заныл композитор.
Алекс, жуя и заглатывая очередную порцию, глянул на часы. Едва прожевав, он сказал:
- В половине одиннадцатого собираемся в гостиной.
- Ладно, - бросила Нина и, схватив Уолтера под руку, потащила к двери.
Последним в столовую явился Берт Бэнкрофт. Пряча глаза, он пробормотал "Привет", уселся на место Уолтера Томчика и плеснул себе в чашку из серебряного кофейника.
- Как спали, гений? - саркастично спросила Трейси. - Или вы этой ночью творили? Писали стихи? Сочиняли новое либретто? Трудились над книгой?
- Пытался уснуть, - прохрипел драматург.
- Вас тоже мучили кошмары? - произнесла я ледяным тоном.
Берт посмотрел на меня и страдальчески сморщился. А затем поспешно уткнулся носом в кофе. Шея его побагровела и мочки ушей стали красными.
- А вы знаете, я не видел ни одного его фильма, - неожиданно произнес Иган Ганн.
- Вы не видели фильмов по сценарию Бэнкрофта? - Алекс посмотрел на композитора в недоумении.
- Да нет же! Бэнкрофта я знаю, как облупленного. Я говорю про Эсквита. Что он представлял собой как личность? Как выглядел?
И тут на меня что-то нашло. Я решила разыграть это сборище идиотов от кино.
- Могу описать, - громко произнесла я. - Не очень высокий, скорее блондин, чем шатен, волосы длинные, зачесаны за уши, лицо с мелкими чертами, слегка вытянутый нос с острым кончиком, подбородок тоже заострен... Такое ощущение, что Эсквит вот-вот вас клюнет... Странно, но обычно женщины обожают таких уродцев...
"Чего завелась, Мэвис? - думала я про себя. - Молчала бы в тряпочку. Так нет же, разозлилась и понесла..."
За столом установилась напряженная тишина. Я налила себе еще кофе и принялась размешивать сахар. Позвякивание ложечки было каким-то зловещим.
Я подняла глаза. Все смотрели на меня и только на меня. Алекс Блант даже перестал жевать.
- Я что, описала Бестера Китона?
- Нет, - Алекс откинулся на спинку кресла. - А где вам удалось посмотреть немые фильмы?
- Я не видела немых фильмов. Я родилась попозже.
Моя улыбка вышла неестественной.
- Он умер в сорок седьмом... Вы не могли помнить его... Вы были тогда еще ребенком... - Трейси смотрела на меня недоверчиво.
- Кто "он"?
- Олтон Эсквит!
- Я не помню и не могу помнить Олтона Эсквита.
- Но вы... вы видели его! - в глазах Алекса Бланта вспыхнул огонь. - Вы описали его так, что Олтон как живой...
- Ну и что?
- Как вы смогли рассказать о человеке, которого не знали и не помнили!
Мне стало не по себе.
- Я описала вам человека из своего кошмарного сна. Этой ночью мне приснился блондин с длинными волосами и заостренным носом. Он стоял у стены и что-то говорил, говорил... А сам весь такой сине-серый...
- У меня было нечто похожее! - воскликнул Бэнкрофт. - Только мой кошмар был лиловым. Какие-то гномики бегали по мне и кололи иголками. А потом...
- Да помолчите же вы! - гаркнул на Бэнкрофта Алекс. - А вы, Мэвис, расскажите все с самого начала. Вам приснился сон, да? Как будто в комнате появился Олтон Эсквит - ненатурально синий...
- Да, так оно и было, - кивнула я. - Только я не знала, что это Эсквит.
- Что он говорил? - Трейси навалилась на стол и тяжело задышала.
- Говорил, что я должна помочь ему... Кажется, он собирался кому-то мстить...
- Что еще?
Я видела, что Алекс и Трейси затаили дыхание. Моя попытка улыбнуться ни к чему не привела.
- Кажется, в чем-то оправдывался. Сказал, что все думают, будто это он убил свою несравненную красотку, а на самом деле он обожал ее и сдувал пылинки. И еще сказал, что это не оккультизм, а преступление. Потом были угрозы... Вот, вроде, и все.
- Мэвис, вы ничего не утаиваете? - вкрадчиво спросила Трейси.
- Припоминаю... Эсквит говорил про свой долг - отомстить. И еще он сказал, что Джон Меннинг, хотя и был той ночью в подвале, виновен меньше других.
Рядом со мной раздался глухой стон. Я повернула голову: бледная Селестина сидела, закусив губу. Черт побери, Джон Меннинг - ее отец. Я совершенно забыла про это обстоятельство.
- Прости, Селестина, я не хотела...
- Ты тут, Мэвис, ни при чем. Расскажи, чем все это кончилось.
- Чем-чем... - я пожала плечами. - Эсквит сказал, что лично мне придется искупить грех моего отца. Какая-то абракадабра, бред пьяного осла. Ну а потом... Вдруг все исчезло. Синий туман - и все. Эсквит растаял, как призрак.
- Мэвис должна расплатиться за грехи отца? - медленно произнес Иган. - Действительно бред пьяного осла. Какое отношение имеет отец Мэвис к Олтону Эсквиту?
- Это вы все ослы! - яростно заговорила Селестина. - Призрак приходил не к Мэвис, а ко мне. Он решил, что разговаривает со мной. Мэвис случайно перепутала комнаты и ночевала в моей спальне.
- Ну вот что, если мы не прекратим этот разговор, то скоро все помешаемся, - прервал ее Алекс. - Мэвис приснился кошмар. Больше говорить не о чем. Разве что... Почему призрак упомянул имя Джона Меннинга да еще заявил, что Меннинг виновен, так как находился в подвале?
- Клянусь: я узнаю это, - прошептала Селестина.
Глава 5
"Ну как его не люби-и-ить!"
Берт Бэнкрофт закончил зонг, напевая с листа. Нина зажала уши, потому что Берт страшно фальшивил. За роялем сидел Иган Ганн. Чтобы перебить впечатление от пения своего соавтора, он несколько раз повторил последнюю музыкальную фразу.
- Отвратительно, - заявила Нина. - Не знаю, как я такое буду петь. Между прочим, этим зонгом завершается первый акт.
- Все не так уж плохо, - сказал Уолтер. - Жизнеутверждающая мелодия, ритм, темп...
- Мелодия хорошая, - согласилась Трейси, - только слова пошлые. В каком притоне наш драгоценный Берт слышал нечто подобное?
- Текст можно доработать, - отдуваясь, произнес тучный Алекс. - Главное, понять, что за смысл мы хотим вложить в эту песенку.
Нина сверкнула глазами.
- Не доработать, а переписать! - воскликнула она.
- Иначе мюзикл провалится с треском! - добавила Трейси и многозначительно посмотрела на Бланта.
- Трейси права, - Нина разъярилась не на шутку. - А ты, Алекс, тупоголовый, как...
- Да что вы так набросились! - взмолился Берт Бэнкрофт. - Текст вполне нормальный. Я изложил... хм, в стихотворной форме события первого акта, чтобы зрители еще раз все обдумали, вникли...
- Безмозглый мешок с соломой!
Нина поняла, что переборщила, и сбавила тон.
- Ну, извините, Берт. Песня не должна быть глупой или скучной. И вовсе не обязательно пересказывать все, что происходило в первом акте. Слова могут быть о чем угодно, но пусть у зрителя возникает ассоциация... Вы понимаете, о чем я говорю? Мне нужна легкая, запоминающаяся, яркая песня с простыми, но доходчивыми словами. Ее будут потом напевать в машине, под душем, на прогулке... Это шлягер, хит... Может, вас стукнуть по голове, чтобы дошло?! Черт-те что! Я не обязана объяснять автору прописные истины!
Эта свара мне порядком надоела. Вот уже два часа они ругались, обзывали друг друга по всякому поводу и вообще без поводов. А за окном сияло солнышко и пели птицы. Почему я должна выслушивать так называемые "творческие споры"? И не отправиться ли на природу? "Творцы" настолько заняты собой, что вряд ли заметят мое отсутствие.
Так и получилось.
С каким наслаждением вдохнула я полной грудью свежий воздух! Да здравствуют душистые травы и ласковый ветерок!
Я пересекла двор и остановилась у небольшого озерца. Очень хотелось искупаться, но берега были топкими, заросшими травой, а воду покрывала ряска, так что я решила не рисковать.
Я стояла и смотрела на озеро, как вдруг за моей спиной раздалось:
- Остатки былой роскоши... Все заканчивается одинаково: гниение и распад...
Обернувшись, я увидела маленькую старушку, похожую на сушеное яблоко.
- Да, плесень и гниль - это ужасно, - сказала я, чтобы хоть как-то поддержать разговор.
Понять, сколько моей собеседнице лет, было невозможно. Седые прилизанные волосы обтягивали ее череп, кожа на шее была ужасающе морщинистой, дряблой, на лбу и щеках виднелись пигментные пятна, но вот глаза... Они поражали своей голубизной и яркостью. Старушка напялила на себя какой-то мешок из синей груботканой материи. Он болтался на ней, как на колу. Обуви я не видела, потому что подол платья доходил до самой травы, но не сомневалась, что на ногах у этой ведьмы какие-нибудь деревянные башмаки или плетеные сандалии.
- Доброе утро, - поприветствовала меня старушка.
Я из вежливости ответила:
- Доброе... Меня зовут Мэвис. Мэвис Зейдлиц.
- А меня зовут Агатой. Все собрались? Сидят в доме?
- О ком вы говорите? - опешила я.
- Я говорю про эту рыжую сучку, ее прихвостня и ненаглядную дочурку.
Сказав это, она сделала вид, что пошутила, обнажив в улыбке ряд неровных потемневших и выщербленных зубов.
- А ты почему здесь? - прищурила она глаз.
Я поведала вредной старушке "легенду", сочиненную Ниной, про то, что моя мать когда-то работала с ней на одних подмостках.
- Ложь, - уверенно заявила эта особа. И снова улыбнулась, показав свои отвратительные зубы.
Я вспомнила, что лучший вид обороны - нападение.
- А вы, Агата, что делаете здесь?
- Старая прислуга, как всегда, у ног хозяина, - ответила старуха.
И внезапно залилась кудахтающим смехом, от которого у меня по спине поползли мурашки.
- Значит, вы работаете у Бланта?
- Я связана с этим домом, - туманно ответила Агата. - Была здесь еще до Бланта. И останусь, когда его... и остальных уже не станет.
- Что вы подразумеваете, говоря "остальных не станет"?
- Думай что угодно, - она поджала губы.
- Кому вы прислуживаете: мистеру Бланту или его жене?
- Этой толстой потаскухе? Только не ей. Она была шлюхой и ею умрет! Я вижу человека насквозь. Я - ясновидящая.
Неожиданно взгляд ее стал неподвижным. Агата уставилась на меня своими голубыми пронзительными глазами, и сердце мое ушло в пятки. Отчего-то я страшно испугалась.
- Ты - неплохая девочка, - сказала наконец эта ведьма. - Ты тоже можешь видеть то, что скрыто пеленой времени, но твои способности не развиты. Ты боишься их развивать.
Она вдруг резко повернулась, оглядела окрестности и приложила свой корявый скрюченный палец к губам.
- Мэвис, ты ведь видела его!
- Кого?
- Олтона Эсквита.
- Который был хозяином этого дома? Но он же умер!
- Дух Олтона пребывает здесь... Нет ему места ни на небесах, ни под землей. Так будет продолжаться, пока не восторжествует истина и не очистится имя Олтона от наветов. И это скоро произойдет. Скоро!
Глаза Агаты засверкали, голова закивала в такт словам.
- Скоро! Скоро!
- А вам откуда известно? - не выдержала я.
- Мне известно, потому что я обладаю даром ясновидения.
Она снова уставилась в мое лицо.
- Э... Да без тебя это дело не сдвинется с мертвой точки. Вижу-вижу: ты причастна. Только будь осторожна, девочка. Берегись!
- Кого я должна опасаться? Призрака Олтона Эсквита?
- Нет. Дух Олтона жаждет мести, но не ты виновна в несчастьях бывшего хозяина. А вот те, которые виновны, они будут использовать тебя и могут навредить. Им необходимо любой ценой скрыть свои гнусные проделки.
Старушка уставилась себе под ноги, словно видела на три фута под землей.
- Мэвис, помни: тебя предаст человек, который кажется твоим другом. Нельзя попирать святыни, это очень опасно. А ведь паук уже сплел свою паутину.
Я спокойно выслушала эту бредятину: старушка выжила из ума - так в чем же ее винить? Наоборот, надо сделать снисхождение.
- Благодарю вас, Агата. Буду помнить все, что вы мне сказали.
- Предупрежденный - наполовину спасенный!
Она схватила мою руку своей когтистой сморщенной лапкой, и я вдруг ощутила, какая сила заключена в этом высохшем теле.
- Ты такая хорошенькая, Мэвис, - вкрадчиво сказала старушенция. - Такие красивые голубые глазки... Волосы... Шея... Ноги...
Она рассматривала меня, как экспонат, как бабочку, пришпиленную иголкой к бархату, и от этого меня чуть не вытошнило.
- Будет очень жаль, если тебя найдут мертвой со знаком раздвоенного копыта на лбу, - спокойно сказала Агата.
Я вздрогнула. Старуха отпустила мою руку.
- Вот что, девочка, - она перешла в разговоре на быстрый темп - видимо, собралась уходить. - Подумай о том, что я тебе сказала. Будь бдительна. И не очень-то доверяй даже тем, кто вне всяких подозрений, - толстяку и очкастому. Я еще не разобралась в них. Быть может, они совсем не такие, какими кажутся.
Круто повернувшись, Агата засеменила прочь и вскоре скрылась за углом дома, а я осталась на месте, не в силах сдвинуться ни на дюйм. Ну и как понимать слова старой ведьмы? В этом доме меня поджидает опасность? Меня предаст человек, которого я числю своим приятелем? Что за ерунда! Выжившая из ума старуха пугает меня каким-то пауком, который сплел свою паутину, а я стою, развесив уши! Что она еще говорила? "Нельзя попирать святыни". Я и не собираюсь их попирать. А, собственно, о чем речь? Единственное, что было в монологе этой сумасшедшей более-менее понятным, так это вероятность моей смерти. Если не ошибаюсь, Мэри Блендинг была найдена мертвой, и на лбу ее было нарисовано раздвоенное копыто. Значит, Агата пророчит мне такую же смерть?
И тут кто-то крикнул над самым ухом:
- Мэвис!
Внутри у меня все оборвалось. Только несколько мгновений спустя я поняла, что рядом стоит Селестина. А так как я чуть не упала от ее оклика в озерцо, то Селестина, ухватив меня за локоть, принялась тащить подальше от топкого берега.
- Что с тобой, Мэвис? Ты даже не услышала, как я подошла. А теперь чуть не упала в воду... - Селестина покачала головой. - В этой воде столько микробов, что тебе пришлось бы глотать антибиотики пачками.
- Спасибо... Я не думала, что ты... тоже окажешься здесь.
- Убежала от этих крикунов. Орут, ругаются... И все споры вокруг какой-то ерунды. Еще немного - и я сама бы заорала.
Она вскинула руки и сцепила их на затылке. Вдохнула полной грудью.
- Какой сегодня хороший денек, ты не находишь? Не искупаться ли нам?
- Здесь? - я с отвращением указала на темную воду, от которой сильно воняло.
- Нет, но я знаю тропинку, которая ведет на пляж. Тут ходьбы минут пятнадцать.
- Я не против, но... У меня нет купальника!
- Он тебе не потребуется. Я уверена: сейчас на пляже никого нет, - заверила меня Селестина. - Здесь вообще очень малолюдное место.
Я согласилась.
Мы вернулись к дому, обогнули его и через незаметную калитку в ограждении вышли в лес.