Полковник повернулся к компьютеру, включил и набрал код нужного файла. На экране дисплея побежали строчки информации о жизни какого-то человека, потом возникла фотография Савелия.
- Это же Говорков! - воскликнул бывший генерал. - Но я не понимаю, для чего вам понадобилась его биография: он же погиб в Афганистане.
- Нет, он не погиб, хотя и мы так думали до недавних событий. Но откуда вам известен Савелий Говорков?
- Странно, что вы сразу об этом не догадались. Теперь мне понятно, почему Денисов попросил именно меня оказать вам содействие в очень "непростом деле". Савелий Говорков был самым любимым моим учеником по спецназу! - проговорил он с теплотой. - Очень рад, что вы мне сообщили такую новость о Савелии. Но что вас заинтересовало в этом парне? Он, что, побывал в плену, и вы подозреваете его в шпионаже?
- Пока мы ни в чем и никого не подозреваема - четко произнес полковник. - Однако Савелий Говорков сам попал в круг наших интересов, и нам важно узнать, на что способен этот человек в экстремальных ситуациях?
- В чем выражается "экстремальная ситуация"?
- Как он поведет себя, если окажется среди преступников?
- Вам должно быть известно, кал он повел себя, когда оказался среди уголовников в колонии! - ответил генерал в отставке несколько раздраженно.
- Нам действительно известно об этом жизненном витке Савелия Говоркова, но здесь речь идет не об уголовниках, а о серьезных врагах нашего общества, нашей страны! - полковник сказал это с некоторым пафосом.
- Я не знаю, о каких врагах вы ведете речь, но лично я не советовал бы никому становиться на его пути в экстремальных, как вы выражаетесь, ситуациях!
- Вы не переоцениваете своего любимца?
- Савелия Говорком, если это он, невозможно переоценить, его можно только недооценить! Если вы его увидите, то я уверен, что вы сами сможете убедиться в правоте моих слов.
Старый Касым
Среди огромных песчаных барханов одиноко затерялась небольшая кошара из камышового тростника и кустарников, облепленных глиной.
Корявые жерди чисто символически несли звание забора, за которым стояло несколько двугорбых и одногорбых верблюдов, лениво жующих свою вечную жвачку.
Не успели беглецы выйти из-за бархана и подойти на расстояние десятка метров к воротам, как их тут же окружила толпа любопытных азиатских ребятишек. Они остановились на почтительном расстоянии и с удивлением смотрели на странных незнакомцев со светлой кожей и светлыми волосами.
Вскоре к ним поспешил, семеня кривыми ножками, сморщенный, высохший под палящими лучами азиатского солнца согбенный старик. Его волосы были серебристо-седыми.
Он шел с радушной улыбкой, поминутно вскидывая руку, то ли в приветственном жесте, то ли от нервного тика.
Его русский язык оставлял желать лучшего, но, как ни странно, все было понятно:
- Старый Касым видит два русский началника и одного началника с другая страна. - Он очень радушно улыбался, но со стороны, наблюдая более внимательно, можно было заметить, что сквозь доброту улыбки проглядывает и скрытая хитрость. - Однако старый Касым говорит: здравствуй, началник! Гост для Касыма - хорошо, гост началника для Касыма - много хорошо. Дорога болшой, а сила совсем мало-мало… Ходите в дом кумыс пит, молоко пит, шашлык кушат, много-много спат.
- Спасибо я гостеприимство, отец, времени у нас совсем уже нет! Нам идти нужно, спешим мы очень! - Капитан старался говорить медленно, спокойно и убедительно.
- Зачем спасиба, когда не кушал не пил, не спал? Зачем спешим в такая солнце? Дело ждет, работа ждет, смерт не ждет, сама идет! Когда много спешим, много, много не успеваем. Старый Косым много жил, много знает: зачем говорит слово, когда оно прячет твоя дума? Говори такой слово мне, и старый Касым помогает много-много.
Капитан понял, что любые его уловки странно выглядят среди этих бескрайних песков. От ближайшего населенного пункта сотни километров, а они идут пешком по пескам, имеют странный, если не сказать больше, вид: запыленные, пропитанные потом, ободранные, да еще с раненым на руках и с оружием я спинами.
- Вот что, отец, - вступил в разговор Савелий. - Ты прав, надо говорить то, что у тебя в голове и на сердце, а не то, что может ввести, человека в заблуждение. Этот раненый человек - иностранный геолог, он очень болен и потерял много крови, попав в аварию. Ты должен помочь ему - скоро за ним прилетит вертолет. Понимаешь, он большой начальник! Очень большой начальник!
- Болшая началника - хорошо, очен болшая начааника - много хорошо! Однако болен - много плохо! Иностранная геолог - хорошо, геолога в офицерская форма Америка - плохо.
- Так ты, отец, знаешь, что это американская форма? Откуда? - воскликнул капитан и переглянулся с Савелием: они были оба явно растеряны.
- Старый Касым много знает, много знает! - старик вдруг стал серьезным. - Кто вы? Кто он? Говорите, Касым можно верит!
- Хорошо, отец, - решила капитан, понимая, что у них нет другого выхода. - Очень плохие люди хотят убить американца, а его нужно спасти: он друг нашей страны. А мы… мы советские солдаты, хотя и в такой странной форме. Нам нужно спешить, чтобы сообщить важные сведения в нужные органы советской власти! С ним мы вряд ли сможем добраться, и потому просим вас, отец, оставить его у себя, поухаживать за ним. Думаю, что завтра-послезавтра за ним пришлют вертолет.
- Если он друга - хорошо! Плохие люди - очень плохо! Вертолет - хорошо!.. Однако вертолета - завтра - плохо, послезавтра - много плохо! Болной - плохо! Кумыс пьет - хорошо! Много здоров ест! Не думай плохо за старый Касым - хорошо! - он говорил спокойно и рассудительно, словно разговаривал сам с собой.
- Спасибо, отец! - Капитан облегченно пожал его руку.
- Зачем спасибо? Мы - дети наша земля: я - плохо, ты помогал, ты - плохо, я помогал. Не можно не так! Айда кушат, кумыс пит!
- Нет отец, нам нужно спешить! - покачал головой капитан, потом добавил: - Ты, отец, должен быть очень осторожным: если придут плохие люди и найдут этого американца, то могут убить и тебя.
- Спешит много-много - плохо, - покачал головой старик, словно не слыша других слов. - Тело отдых нужно.
- Ты что, не понял, отец? Я же говорю об опасности, которая может гро…
Старик вдруг положил ему на плечо свою морщинистую руку и проговорил на чистом русском языке безо всякого акцента:
- Вы доверились старому Касыму, и Касым не подведет вас. Теперь и старый Касым жег довериться вам: я старый солдат и прошел всю войну до самого Берлина! В разведроте служил. Меня насторожила ваша странная форма, а не форма американского офицера! - Он вопросительно взглянул на капитана.
- Эта форма, отец, тех плохих людей, он тут же поправился, - точнее, преступников. Они идут против народа и могут наделать много беды. Мы убежали от них.
- Понятно, - старик насупился. - Стрельба, которую я слышал ранним утром, с вами связана?
- Здесь? Слышно было? - воскликнул удивленно Савелий.
- В песках далеко слышно. За американцем я пригляжу, можете не волноваться: они его не получат! Однако у них тоже вертолеты есть? - полуспросил он.
- Есть, - кивнул капитан и тут же воскликнул: - Понял! Если кто будет спрашивать о троих, значит, чужие, а если об одном, то свои, представители власти.
- Но почему вы так уверены, что за ним пришлют вертолет?
- Надеемся добраться и сообщить.
- А если… - старик запнулся на полуслове и опустил глаза.
- Если с нами что-то случится, то американец тебе подскажет, что делать! - Савелий хлопнул старика дружески по плечу. - Он немного говорит порусски. Спасибо тебе, отец!
- Постарайтесь выжить, сынки! - тихо, как молитву, выдавил из себя старый Касым, а чтобы скрыть влажные глаза, суетливо добавил: - Сейчас мои внуки вас угостят на дорожку.
Когда наши герои покинули гостеприимную кошару, старый Косым собрал вокруг себя всех своих внуков и правнуков и что-то долго им говорил на родном языке, после чего приказал идти в доя и не показывать носа наружу и не выгядывать в окна, пока он сам этого не разрешит. Все беспрекословно вошли в дом, и старик закрыл их на щеколду снаружи.
Только после этого он об обработал йодом раненую ногу так и не пришедшего в себя американца, обложил рану какими-то своими мазями и аккуратно забинтовал. Подхватив его под мышки, оттащил метров на пятьдесят в пески с кошарой в небольшой, около двух квадратных метров, схрон, куда он складывал заготовленный и спрессованный на зиму корм для скота.
Этот схрон не был специально подготовлен для хранения кормов. Просто однажды, когда ему понадобилось подновить кошару, нужна была глина, и он, чтобы не тащить ее черт знает откуда, решил поискать поблизости от кошары и его поиски увенчались успехом: под метровым слоем песка была обнаружена красная глина, и теперь, если в ней появлялась нужда, он, все углубляясь и углубляясь, добывал ее.
На тот случай, если американец придет в себя, а его рядом не окажется, старый Касым оставил рядом с ним кувшин с кумысам и ломоть казахского хлеба. Тщательно замаскировав вход, старый Касым вернулся к себе в дом.
Воспоминания о Лане
Хватая пересохшим ртом оскаленный воздух, они продолжали свой изнурительный бег по огненному песку.
Несмотря на то, что капитан был старше своего приятеля, держался он очень уверенно. Он расчетливо и экономно двигался. Потрескавшиеся губы кровоточили, а язык был настолько сухим, что когда капитан забывался и машинально пытался облизнуть губы, то морщился от невыносимой боли; язык был шершавый, как наждачная бумага.
Савелий с виду казался более уставшим, чем Воронов, однако это было чисто внешнее впечатление: он вообще не ощущал усталости и совсем ничего не чувствовал, отключив свое тело от внешних раздражителей.
Послушное тело не испытывало никаких неудобств. Более того, казалось, что он только что оказался в этих условиях и был переброшен какой-то силой из другой местности. Хотя губы потрескались, во рту у него тоже пересохло, это его не беспокоило.
- Присядем? - предложил капитан и плюхнулся на песок. Затем достал свою фляжку и сделал несколько глотков. - Отличный кумыс и жажду утоляет, и голод.
- Ага, жаль, маловата фляжка, - согласился Савелий, сделав из своей фляжки только один глоток, потом завинтил крышку и откинулся на спину: говорить при такой жаре не хотелось. Он прикрыл глаза и попытался представить лицо Ланы.
- Здравствуй, Савушка!.. Здравствуй, милый! - услышал вдруг ее голос и открыл глаза перед, ним стояла обнаженная Лана.
- Как? - встрепенулся он и вскочил на ноги. - Как ты здесь оказалась?
- А я всегда с тобой, милый, - она взяла его за руки, опустилась на колени и потянула его вниз, к себе. Савелий опустился рядом с ней на колени и вдруг почувствовал, что песок влажный и прохладный.
Он оторвал от ее глаз свой взгляд и огляделся вокруг: перед ним, серебрясь в лучах солнца, раскинулось бескрайнее море! Настоящее море! Он даже почувствовал запах морской воды. Она была изумрудного цвета, и ласковые прохладные волны покорно накатывались на берег, нежно омывая его ноги.
- Ничего не понимаю, - растерянно прошептал Совел - Где барханы? Где зной? Где капитан?
- Капитан? Вон плывет метрах в пятидесяти от берега. Неужели не видишь? - Лана ткнула своим длинным наманикюренным пальчиком в море, и Савелий действительно увидел капитана, который сильными уверенными взмахами преодолевал метры за метрами, продолжая оставаться на одном месте.
- Зной, барханы. Разве тебе мало меня? - с обидой прошептала девушка, прикасаясь к нему влажными губами.
Савелию было так хорошо, такую нежность испытывал он к Лане, такую теплоту, что ему не хотелось огорчать ее даже взглядом, даже мыслями своими, и губы могли шептать только одно слово, повторяя его на разные лады:
- Милая! Милая! Милая!
Он прикоснулся языком к ее темно-розовому сосочку, и тот мгновенно стал твердым. Девушка чуть нервно вздрогнула и прижала его голову к себе руками, словно хотела, чтобы он впустил ее к себе внутрь.
- Господи, как прекрасно та ласкаешь меня! Господи, пусть так будет всегда, - стонала она.
Савелий, едва прикасаясь, скользил ногтями по ее спине, и бархатистая прохладная кожа вздрагивала от сладкой истомы, а тело извивалось от страстного желания. Когда его пальцы достигли округлых твердых ягодиц, тело Ланы сжалось, она громко вскрикнула в страстном порыве и вдруг неожиданно спросила:
- А где же мой подарок, Савушка? - ее голос звучал обиженно.
Савелий мгновенно поднес руку к своей груди, пытаясь нащупать медальон, но его не оказалось на месте, и он по-настоящему открыл глаза. Ланы рядом не было, не было и моря. Капитан лежал на боку, прикрывая рукой лицо от беспощадного солнца.
- Господи! - с болью воскликнул Савелий.
- Что случилось, Рэкс? - Воронов встревожено привстал и взглянул на приятеля.
- Самую дорогую вещь потерял, - обречено ответил Савелий, продолжая шарить за пазухой может, порвалась цепочка и медальон завалился куданибудь.
И тут он вспомнил, где медальон, настолько ясно, будто это только что произошло: когда они с американцем вновь менялись одеждой, цепочка зацепилась за какой-то крючок на форме американца, и Савелий снял ее вместе с формой.
- Как же я раньше не заметил? А возвращаться сейчас…
- Куда возвращаться? - встрепенулся капитан, - На базу?
- Нет, в кошару.
- Ты что, сбрендил? - воскликнул тот и покрутил пальцем у виска. - Километров двадцать отмахали! Помнишь, что Касым говорил: здесь трасса изгиб делает, и вот-вот мы до нее доберемся. Ну, чумовой, действительно, чумовой! - ругался капитан, не в силах остановиться.
- Вот завелся! Хрен остановишь! - покачал головой Савелий. - Я что, сказал, что хочу возвращаться? Ты же не дал мне договорить! Я хотел сказать, что возвращаться сейчас - сумасшествие!
- Да? - Капитан подозрительно взглянул на него, но увидел, совершенно спокойный, серьезный взгляд. - Что хоть это было-то?
- Память о любимом человеке. Медальон. - Он грустно вздохнул.
- А-а… помню! Видел у тебя, когда мы на крыше барахтались. Что, нужный товарищ?
- Еще какой нужный! - вздохнул Савелий. - Ладно, капитан, командуй!
Кошара
А в это время возле кошары остановился открытый джип, в котором сидело четверо боевиков и за рулем ас-водитель. Он не захотел, воспользовавшись своим ранением, остаться на базе: решил принять участие в погоне и отомстить за свое унижение, которое получил от этих проклятых "Рэксов", улепетывая с поля боя и оставляя своих друзей мертвыми.
Через некоторое время к ним подъехал и "ниссанпатрол" серебристого цвета, из которого вышел Восьмой в сопровождении трех боевиков.
- Это единственное место, где они могли набрать воды? - проговорил Восьмой со злой усмешкой, потом добавил: - Всем быть на готове! Все вокруг перевернуть и найти их или следы того, что они сюда заглядывали! Перевернуть все халупы вверх дном! А ты притащи сюда хозяев! - приказал он одному из боевиков.
Сняв с предохранителей автоматы, боевики, наслышанные о "подвигах" беглецов, с опаской стали окружать кошару со всех сторон и вскоре рыскали по ее нехитрым постройкам.
- Вот, единственный из взрослых, кто остался здесь! - доложил Шестнадцатый, притащив к Восьмому упиравшегося старого Касыма, который плаксиво лопотал что-то на своем родном языке.
- Что лопочет этот сморщенный окурок? - спросил Восьмой.
- А черт его разберет!
- Слушай, старик, прекрати гундосить и выслушай меня внимательно: тебя никто не собирается обижать! Восьмой постарался быть предельно дружелюбным. - Ты видел здесь посторонних?
Старик неожиданно замолк и внимательно осмотрел боевиков, которые оказались поблизости, потом повернулся к Восьмому: нем поверх ярко расписанной надписями футболки были укреплены заплечные ремни с кобурой под мышкой, из которой торчала рукоять пистолета.
- Ай-ай-ай… запричмокивал старый Касым, восхищенно поглядывая на рукоять пистолета. - Ружье ест - началник! Автомата ест - много началник! Пистолета ест - много-много началник! Балсая началника!
- Ты угадал, старик! - довольно заулыбался Восьмой, радуясь, что сумел разобраться в странной речи аборигена. - Чем меньше оружие, тем больше начальник! Скажи, старик, были здесь посторонние?
- Старая Касым не поняла. Старая Касым не поняла. - Старик так скривил свое и без того сморщенное лицо, что казалось, еще немного, и он расплачется.
- Ну, чужие. Чужие здесь были?
- Чужая? Чужая была, была! - обрадовался старик.. - Была чужая!
- Кто и когда? - встрепенулся тот.
- Однако, - старик начал загибать свои высохшие пальцы. - Однако, четыре луна ушла, четыре луна. - Он повернулся к серебристому "ниссан-патролу": - Такой арба приходила! Точно такой! Кумыс пила много-много. Чужие, однако.
- А сегодня! Сегодня был кто-нибудь? - Восьмой начал терять терпение.
- Однако, приходила чужая. Приходила, - старик стал серьезно качать головой.
- Говори, говори быстрее!
- Однако, ты чужая, он чужая… они чужая, - старик тыкал пальцем то в одного, то в другого.
- А, черт бы тебя набрал! - вскрика Шестнадцатый и замахнулся над его головой прикладом авто мата.
- Отставить, - коротко бросил Восьмой и вновь попытался быть вежливым и ласковым. - Да пойми ты, старик, мы люди военные, и мы получили приказ поймать двух преступников. Они убили нескольких людей и могут убивать еще и еще.
Странно, думал старый Косым, почему этот мужчина говорит о двух бежавших? Может быть, речь идет о других? А может, об американце они ничего не знают? Военные! И Бога не боятся! - Ни одной порядочной физиономии, И у самою, несмотря на ласковый тон, глаза злые, как у… не знамо кого. Разорвать готов, а улыбается потому, что выведать хочет.
- Военная человека - хорошо. Преступника - плохо. Убивала человека
- плохо… много-много плохо! - старик опустился на колени лицом в сторону солнца и начал молиться, то скрещивая руки на груди, то выбрасывая их вверх.
На этот раз не выдержал Восьмой - он пнул старика в спину и сбил его, продолжая пинать еще и еще, и, видно, запинал бы до смерти, но в этот момент его окликнул Шестнадцатый:
- Восьмой! Послушай! - встревоженным голосом сказал он, и Восьмой прекратил мутузить старика, но тот продолжал истошно выть на всю кошару.
- Ты чего, Шестнадцатый? - спросил Восьмой.
- Послушай! - повторил тот и приложил ладошку к уху, но вопли старика мешали.
- Замолчи! Убью! - замахнулся Восьмой своим огромным кулачищем на старика.
Тот мгновенно умолк - он и сам уже услышал далекий рокот моторов в воздухе. В их, сторону летел вертолет.
- Однако, вертолета шумит - всхлипывая, выговорил старый Касым.