- Желание дамы - закон для джентльмена, - согласился Савелий, чуть склонив голову. - Хорошая новость та, что мы уже в Азербайджане.
- Здорово, значит, мы скоро окажемся у моих приятелей! - радостно захлопала в ладоши Дарья.
- А плохая: у нас почти закончился бензин, а сколько до заправки, мы не знаем.
- У попутки перехватим, - обнадежил Михаил.
- Если встретим. Целый час не слышал ни одного звука мотора, - с сомнением покачал головой Савелий.
- Это тебе не Москва, здесь люди рано встают только весной и осенью.
- Дай-то Бог, чтобы ты оказался прав, - без особого энтузиазма произнес Савелий. - Там, у забора, бочка стоит с водой, она чуть с запашком, но умыться можно. Кто хочет, воспользуйтесь, потом небольшой перекус с чайком и в путь.
- А вода для чая откуда, из той бочки? - брезгливо поморщилась девушка.
- Нет, что вы, - успокоил ее Савелий, - питьевая еще осталась. Не хватало, чтобы кто-то из нас заразу какую подхватил.
Через сорок минут, перекусив бутербродами и чаем и накормив полусонного от наркотиков Мушмакаева, они отправились в путь. Машина прошла километров десять и заглохла. На их счастье, ждать им пришлось не больше получаса: мимо проезжали на "тойоте" два парня, оказавшиеся родными братьями.
Услышав, что за горючее им заплатят "зелеными", да еще по два доллара за литр, они были готовы вылить из бачка весь свой бензин и отдать "дорогим гостям из далекой Москвы". Подумав, что к этому их побудила скорее доброта, нежели жадность, Савелий на радостях добавил ям еще пятьдесят долларов. Как же все рассмеялись, когда меньше чем через километр они увидели бензозаправочную станцию со скучающим от безделья заправщиком, над головой которого вывеска оповещала водителей о наличии нескольких сортов бензина и, конечно же, по смехотворной цене.
- Да, кинули нас, братцы, - рассмеялся Денис.
- Будем считать, что мы им заплатили за сервис, - подытожил Савелий, и все вновь рассмеялись, вспомнив, как братья каждую минуту говорили им "спасибопожалуйста". - Ладно, давайте рассказывайте, как ехать к вашим приятелям, - напомнил он Неволиной.
Пока Савелий со своими ребятами прорывались с Мушмакаевьм из Чечни, Андрей Воронов и его группа вернулись в столицу. Сдав врачам спасенного в Чечне телеоператора, Воронов попрощался с ребятами, потом позвонил Богомолову. Генерал так обрадовался, что и не стал вникать в его попытку о чем-то попросить, приказав коротко:
- Жду у себя немедленно! - И тут же положил трубку.
А попросить Воронов хотел о том, чтобы перенести встречу на следующий день, чтобы привести себя в порядок, немного отдохнуть после тяжелой дороги, но главное - побыстрее попасть в объятия своей Ланы, по которой очень соскучился, но…
Человек полагает, а Бог, то бишь в данном случае начальство, располагает. Через полчаса Воронов уже входил в кабинет Богомолова. Генерал действительно ждал его с таким нетерпением, что вышел из-за своего огромного стола, устремился навстречу и заключил в объятия.
- Присаживайся, дорогой майор, - кивнул он на кресло, стоящее у журнального столика. - Минуту, - генерал нажал кнопку селектора, - Миша, организуй кофейку и там бутербродов, короче, на свой вкус.
- Собственно, все готово, Константин Иванович, - ответил помощник, отлично знающий привычки своего шефа.
- Так неси скорее. - Генерал сел напротив Воронова. - Ну, рассказывай, не томи душу-то! Почему разделились? Почему Са… в смысле, "Крестник", - тут же поправился он, не доверяя даже стенам своего кабинета, - почему ОН сказал, что ты что-то мне должен пояснить? Да так таинственно… Однако прежде всего ответь на главный вопрос: задание выполнено?
- Наполовину, - смутился Воронов.
- В каком смысле, "наполовину"? - настороженно поинтересовался генерал.
Андрей тяжело вздохнул и начал рассказывать все по порядку.
Он говорил долго: дважды заходил помощник генерала, один раз приносил кофе с бутербродами и разнообразные сладости, второй раз осторожно доложил, что кто-то, и он многозначительно указал глазами наверх, хочет переговорить с Богомоловым, но генерал лишь недовольно отмахнулся и продолжал слушать Воронова, не прерываясь даже для того, чтобы глотнуть кофе.
Когда Андрей закончил свое повествование, Богомолов долго сидел молча и недовольно хмурился, о чем-то размышляя. Наконец он резко встал и принялся раздраженно ходить по кабинету.
- Черт бы побрал его упрямство! - шумел генерал на ходу. - Почему он захотел оставить Мушмакаева в живых и тащить его в Москву? Это что
- упрямство, сумасбродство или что-то другое?
- Ничего конкретного я сказать не могу, - начал Воронов, недовольно помотав головой при последней фразе генерала, но потом не выдержал и чуть зло возразил: - Все, что угодно, товарищ генерал, только не упрямство и не сумасбродство! - Он сделал паузу, и Богомолов примирительно проворчал, потерев пальцами переносицу:
- Не ершись! Это я так… бурчу.
Воронов более спокойно продолжил:
- Думаю, к этому решению он пришел постепенно, под воздействием разнообразных факторов… - Здесь он сделал паузу и подвел итог: - Тут и то, с чем нам пришлось столкнуться в Чечне, и то, что он видел на кассетах, которые вы ему дали перед отправкой на задание, да и собственные его размышления, которые и привели его к убеждению, что Мушмакаев во что бы то ни стало должен предстать перед открытым судом. Перед открытым судом, чтобы правду узнали все! Между прочим, Константин Иванович, не обижайтесь, но я тоже пришел к этому мнению, - твердо заявил Воронов.
- Какую правду? - склонившись к его лицу, выкрикнул Богомолов.
- Правду о чеченской войне, - тихо, снова начиная злиться, ответил Андрей, не отводя в сторону взгляда.
- Правду о чеченской войне? А ты уверен, что эта правда кому-нибудь будет нужна? - с тоской в голосе спросил Богомолов.
- Уверен! - произнес Воронов. - Если не правительству России, не Президенту, то российскому народу, другим народам, которые пытаются решить вопросы силовыми методами. А если и им не нужна эта правда, то нашим детям, внукам, наконец! - на едином вздохе проговорил Андрей, с каждой фразой все повышая и повышая голос, и поэтому на последнее слово ему едва хватило дыхания.
- Ты чего это кричишь? - хмуро поинтересовался генерал.
- Простите, увлекся, - повинился Андрей.
- И ты извини, - буркнул Богомолов, и оба некоторое время молчали, стараясь успокоиться. Потом генерал глубокомысленно изрек: - Может, вы и правы. Хотя, если честно, я бы не огорчился, если бы "крестник" не довез его до Москвы. То есть просто упустил бы.
- Чтобы тот совершил все, что задумал? - спросил Воронов.
- О чем ты? - не понял генерал.
- А вот о чем. - Воронов встал и подошел к огромной карте Москвы, висящей на стене. - Здесь! Здесь! И здесь, - ткнул он пальцем в разные точки города, - Мушмакаев запланировал взрывы во время празднования 850-летия Москвы.
- Откуда такие сведения? - недоверчиво спросил Богомолов.
- За эти сведения погибла молодая талантливая журналистка, - скорбно ответил Андрей и принялся рассказывать о том, что перед смертью рассказала журналистка Людмила Караваева, включая и информацию о московском банкире, имя которого, как она уверена… - Андрей сделал паузу и поправился: - … была уверена, Аркадий Велихов.
- Вот сволочь! - в сердцах резанул Богомолов, но Воронов не понял, к кому относилась эта характеристика: к Мушмакаеву или к банкиру. - Мы нечто подобное предполагали, но чтобы во время огромного скопления людей… - Генерал покачал годовой.
- У них ничего святого нет! - Воронов снова подошел к карте, на этот раз к той, что висела на противоположной стене, крупномасштабной карте России. - Вот здесь, - он указал место, - мы закопали четверых бандитов, которые находятся во всероссийском розыске. Хорошо бы раскопать могилу и снять заботу с тех, на ком повисли эти уголовнички.
- Это вы их… усмирили?
- Ну! Хотели, понимаешь, колеса наши отобрать. - Воронов стукнул кулаком о свою ладонь. - Видно, много за ними числилось, если сдаться отказались и пошли на верную смерть.
- Черт с ними! - махнул рукой генерал. - Не будет затрат на следствие, суд, их содержание… - Он вдруг посмотрел на часы. - Во заболтались!
- Что, дела ждут? - заботливо спросил Воронов.
- Подождут! Может, все-таки кофе попьем?
- Дома попью. Лана меня, наверно, совсем потеряла, - виновато проговорил Андрей.
- Господи! Я и забыл, что тебя дома молодая ждет. Это дела могут подождать, а молодую жену не нужно заставлять ждать, а то еда будет пересоленной. Три дня можешь не появляться, а на четвертый жду. Давай, беги! Передавай жене привет.
- Спасибо, Константин Иванович. - Воронов крепко пожал протянутую руку и пошел к выходу, но у дверей остановился и повернулся к хозяину кабинета: - Мне кажется… точнее сказать, я уверен, что вы чего-то недоговариваете, или я не прав?
- А начальник и должен о чем-нибудь да не сообщать своим подчиненным, чтобы умнее выглядеть! - генерал хитро подмигнул. - Иди уж, Шерлок Холмс!
- Как скажете, вы начальник, - в тон ему заметил Воронов и тут же вышел из кабинета, словно боясь, что Богомолов придумает что-нибудь новенькое и ему придется еще выслушивать то, о чем он бы предпочел узнать в другой раз.
Когда Андрей вышел в приемную, Михаил Никифорович сообщил, что по распоряжению генерала его у проходной ждет дежурная машина, чтобы отвезти домой. Злость на Богомолова мгновенно улетучилась, и Воронов с теплотой подумал, что генерал всегда очень внимателен к своим подчиненным.
- Я позвоню? - спросил Андрей Рокотова.
- Разумеется, только по красному. - Михаил Никифорович пододвинул к нему телефон.
- Привет, родная, - с нежностью проговорил Андрей, услышав голос Ланы.
- Здравствуй, милый! Звонишь, чтобы сказать, что задерживаешься?
- Не угадала, звоню, чтобы сказать, что я уже еду домой и о том, что у меня три дня отгула!
- Ура-а-а! - обрадованно выкрикнула Лана. - Что ты хочешь, чтобы я тебе приготовила, что-нибудь вкусненькое?
- Себя! - бросил Воронов и чуть смущенно взглянул на Рокотова и на сидящего в приемной какого-то пожилого генерала, дожидающегося встречи с Богомоловым.
Михаил Никифорович сделал вид, что ничего не слышал, а генерал с улыбкой одобрительно кивнул головой.
- Я всегда готова, - томно выдохнула Лана, - а еще что?
- На твой вкус.
- Ты там не один, милый? - догадливо спросила она.
- Вот именно.
- Извини свою глупую девочку, - виновато проговорила Лана.
- Ни за что! - шутливо воскликнул Андрей. - Ладно, еду, жди.
Через двадцать пять минут, когда Андрей открыл дверь, то сразу почувствовал какой-то странный восточный аромат. Он шагнул в полумрак гостиной и очутился в настоящем царстве свечей. Они горели повсюду: на столах, на шкафу, на подоконнике, даже на телевизоре, расставленные, казалось, в полнейшем беспорядке. Однако в этом беспорядке виделась какая-то сказочная гармония и удивительный уют. Поразивший его запах исходил от восточных палочек, дымящихся в нескольких местах.
Андрей с удивлением осматривался, не понимая, как только Лана успела все это сотворить за те минуты, которые прошли после их разговора по телефону. Не успел он подумать об этом, как раздвижные двери скользнули в стороны и он увидел женский силуэт; чуть проявившийся животик, выдававший беременность жены, нисколько не портил Ланину, в буквальном смысле, девичью фигурку. Яркий свет из другой комнаты, бьющий в спину Ланы, одетой в легкий прозрачный шифон, создавал удивительное ощущение и нереальности и даже сказочности. Она была похожа на добрую прекрасную фею из сказки.
Не успел Андрей, как говорится, ахнуть от восторга, как зазвучала восточная мелодия и Лана принялась танцевать что-то восточное, то ли индийское, то ли арабское. Ее движения были грациозными, гибкими и очень эротичными. Постепенно двигаясь к нему в танце, она как бы гипнотизировала его, заставляла не отрывать от нее взгляд, чтобы не пропустить ни одного движения рук, ног, бедер. Оказавшись рядом, Лана принялась раздевать его с такой легкой грациозностью, что ему начало казаться, будто бы одежда спадала с него сама, по волшебному велению этой сказочной феи.
Когда Андрей остался в костюме Адама, он хотел сказать, что было бы неплохо принять хотя бы душ после такой дальней и тяжелой дороги, и Лана, словно подслушав его мысли, подхватила его под руку и увлекла за собой в ванную. Заставив его встать под душ, она включила воду и, сполоснув его тело теплой водой, принялась намыливать душистым мылом, одновременно массируя мышцы другой рукой.
За все это время Лана не проронила ни слова, за нее говорили ее руки, ее движения, ее нежный взор. Андрей был буквально на самом верху блаженства, словно он внезапно оказался в раю и погрузился в нирвану. Потом Лана усадила его в ванну, нашампунила голову, промыла несколько раз, после чего насухо вытерла волосы, тело и принялась натирать его кожу тем же самым розовым маслом, запах которого исходил и от нее самой.
Нежные движения Ланы были так приятны, так откровенны и эротичны, что его плоть поднялась. Почувствовав это, Лана тоже встала в ванну, повернулась к нему спиной и, раздвинув ноги, опустилась над ним на колени и стала играть с его плотью, чуть касаясь ее пальцами, губами, языком, но так осторожно, чтобы как можно дольше не дать ему извергнуться.
Ее прикосновения были такими восхитительно-нежными, что Андрею показалось, что так может продолжаться вечно. Он осторожно приподнял ее бедра и прильнул губами к ее раскрывшимся лепесткам, источающим нектар страсти. Его язык прикоснулся к клитору, и Лана громко застонала от пробежавшей по всему телу сладостной дрожи. Ей вдруг показалось, что она сейчас воспарит от счастья и полетит…
Андрей прикоснулся к ее соскам пальцами; они мгновенно набухли, и он почувствовал, как его пальцы смочились материнской жидкостью. Лана вскрикнула от возбуждения, ее лоно так набухло, что, казалось, сейчас из него брызнут соки. Она привстала, перевернулась к Андрею лицом и, изо всех сил сдерживая себя, чтобы продлить удовольствие, медленно впустила член в себя и двигалась вниз до тех пор, пока он не уткнулся в ее возбужденную матку.
Всхлипывая от сладкой истомы, она принялась судорожно привставать и опускаться, буквально терзая грудь Андрея своими чувственными пальцами. Это безумство продолжалось несколько минут, пока они, доведя друг друга до вершины возбуждения, не вскричали одновременно, извергая наконец навстречу друг другу любовный нектар…
Изнеможенные, но удовлетворенные и счастливые, они застыли, казалось, на целую вечность в этой эротической позе, напоминая статую, созданную рукой великого скульптора Родена. Наконец Андрей ласково прикоснулся рукой к ее уже достаточно заметному животику:
- А тебе, милая, не вредны такие игры? - заботливо спросил он.
- Пока нет, а потом будем чуть поосторожнее. - Она нежно притронулась губами к его груди, поласкала языком его соски, и внутри нее вновь запульсировала его плоть, заполняя собой ее лоно…
Эти люди, испытавшие много горя и страданий в прошлом, наконец встретились, нашли друг друга и обрели обоюдное счастье, которое бывает не у всех. Для них это было своеобразной наградой за прошлые испытания, выпавшие на их долю. Так пожелаем им покоя, света и человеческого тепла, они это заслужили…
Велихов с самого утра почувствовал некоторую нервозность, хотя и сам не знал, откуда ему ждать удара. Он уже привык к тому, что его нервозность никогда не бывает случайной. Она, как барометр предсказывает бурю, всякий раз четко предсказывала ему, Аркадию Романовичу, серьезные потери или несчастья. Вот и сегодня он ехал в своем бронированном "мерседесе" в возглавляемый им банк, уверенный, что наверняка что-то случилось. Первым человеком, которого он увидел в банке, конечно, не считая охранников, был его верный помощник, единственный человек, посвященный почти во все его нелегальные дела, - Медянников Вазген Христофорович, рожденный в смешанном браке: мать - гречанка, отец - армянин.
В свои тридцать восемь лет Вазген успел отбарабанить девять лет в колонии усиленного режима за групповой вооруженный грабеж… детского садика, в котором он, с пятью малолетками, обогатился мешком сахара, ящиком "корюшки в томате" и коробкой карамели.
Все бы ничего, да на их беду, на защиту детской собственности встал старик сторож, который был в изрядном подпитии и решил на старости лет совершить героический поступок. Не имея никакого оружия, окромя швабры-лентяйки, он смело выставил ее перед собой и скомандовал: "Руки вверх!" По всей вероятности, в нем проснулось не реализованное в юности желание стать военным: его плоскостопие навсегда закрыло для него армейскую карьеру.
Он и вообразил, что в его руках не палка для швабры, а винтовка, и отдал команду.
А в полумраке чего только не почудится, тем более малолетним преступникам. И они, вооруженные самодельными самострелами, заряженными порохом и канцелярскими кнопками, открыли "беглый огонь из всех стволов". При первом же выстреле старик бросился на пол и, к огромному сожалению для себя, оттопырил свою заднюю часть довольно высоко. Несколько зарядов прикнопили его штаны к старческим ягодицам, что оказалось весьма своевременным: от боли и страха он обделался, что оказалось для него самым обидным происшествием за всю его долгую жизнь.
Смех смехом, но Вазген, как единственный совершеннолетний среди нападавших, получил на всю катушку не только по статье за ограбление, но и "за нанесение телесных повреждений, повлекших за собой тяжелые последствия": старого сторожа частично парализовало, у него перестали двигаться пальцы на правой руке.
Когда Вазген вышел на свободу, друзья его отца, не вынесшего такого позора с сыном и умершего через полтора года после суда, устроили парня охранником в банк. И однажды, когда на Велихова напали трое молодых парней, а случилось это прямо у банка (не сам ли Вазген организовал это странное нападение?), Вазген, парень почти двухметрового роста, бесстрашно встал на защиту своего тщедушного и низкорослого хозяина и довольно удачно разметал бандитов, обратив их в бегство.
Банкир был настолько благодарен своему защитнику, что на другой же день приблизил его к своей персоне, постепенно стал поручать парню все более доверительные дела и настолько притерся к нему, что в случаях его отсутствия, хотя бы и по необходимости, ощущал себя как бы не в своей тарелке.
Кстати, именно Медянников был единственным, кто знал о взаимоотношениях банкира с Мушмакаевым. Нельзя сказать, чтобы он всецело принимал эти взаимоотношения, ревниво полагая, что некоторые вещи хозяин мог бы поручить и ему, однако относился к ним как бы спокойно.
Накануне вечером Велихов дал ему поручение связаться с Эльсоном Мушмакаевым, чтобы тот объяснил, почему он столько времени молчит и не дает о себе знать. После многочисленных попыток разыскать его Вазген дозвонился наконец до одного из приближенных Мушмакаева, который и рассказал о странном ранении своего командира, гибели при этом Харона Таштамирова и непонятном отсутствии Мушмакаева в больнице города Аргун.
Как только Велихов увидел своего преданного слугу, он сразу понял по его виноватым глазам, что что-то случилось.
- Кредит погорел? - спросил он.
- Нет!
- Налоговая посетила?
- Нет!
С каждым "нет" беспокойство банкира росло, и он не выдержал:
- Тогда что? Говори! - с нетерпением выкрикнул он.