По-спортивному одетый молодой человек имел чин старшего лейтенанта и назывался Григорием Васильевичем Кокошиным. Его послужной список мало чем отличался от опыта тех его коллег, которые пытались отбить Мушмакаева в Болгарии. Единственным отличием было то, что он предпочитал работать в одиночку и обладал гипертрофированным самомнением. Нужно заметить, что судьба благоволила ему и он не завалил до сих пор ни одного задания. Одинаково хорошо владел любым видом оружия, но всему предпочитал нож, испытывая кайф и особое возбуждение в тот момент, когда безжалостное стальное лезвие входит в тело жертвы.
Его методы были коварны и заимствованы у наемных убийц. Выследив "объект", он незаметно, по-кошачьи, подбирался к нему и, будучи левшой, зажимал правой рукой рот жертвы, чтобы та не закричала, а левой всаживал нож прямо в сердце. Иногда, разнообразия ради, просто перерезал горло. Если "объект" был не один, он сначала расстреливал его спутников, с самим расправлялся ножом.
Первый план именно таким и был: как только "объект" оказывался вне самолета, сразу убиралось его окружение, а потом ликвидировался и он сам. От этого плана пришлось отказаться потому, что Григорию почудилось повышенное внимание со стороны незнакомого мужчины в зале ожидания. Хотя Григорий вряд ли всегда мог логически обосновать свои подозрения, он никогда не рисковал понапрасну, а посему до сих пор ни разу и не был даже ранен.
Второй план был менее интересен, но гораздо более безопасен. Рядом со зданием аэровокзала возвышалась диспетчерская башня, а к ней была пристроена небольшая столовая, мимо которой обязательно проходили все, кто оказывался на летном поле. Кокошин не имел стопроцентной гарантии, что "объект" прилетит именно на этот аэродром, и в операции было задействовано несколько человек, которые поджидали на других возможных аэродромах. Впрочем, Григорий был почему-то твердо уверен, что посчастливится именно ему.
У него была одна привычка, которая служила ему чуть ли не талисманом, - все действия проходили в строго ритуальной последовательности: перед выездом на задание, даже самое простое, он обязательно тщательно брился, принимал ванну, надевал чистое нижнее белье, после чего душился французскими духами "Пуазон" (более подходящими для полных женщин, нежели для стройного мужчины) и уже потом отправлялся на задание.
Приехав едва ли не за три часа до прилета борта из Болгарии, Григорий тщательно изучил местность, все постройки, пути надежного отхода, выработал два плана и стал ждать удобного случая. И на этот раз интуиция его не подвела: в билетной кассе сидела симпатичная моложавая брюнетка, которая откровенно позевывала от скуки и почти сразу же обратила внимание на импозантного и приятного парня. Зов плоти всегда ощущается, даже если в голове роятся планы ликвидации "объекта". Конечно же, Григорий, заметив красноречивые взгляды кассирши, распушил перья и ринулся в атаку.
Не прошло и двадцати минут, как он был посвящен во все ее семейные и рабочие дела, а еще через пять минут выудил, что скоро ожидается чартерный рейс из Болгарии. Все было ясно, и теперь оставалось придумать, как отделаться от назойливой самки. Повезло и тут: ее смена заканчивалась, и женщина, вручив ему свой телефон, многозначительно чмокнула на прощанье прямо в губы и медленно пошла к выходу, в надежде, что "милый Гриша" ее окликнет, пригласит хотя бы в столовую, но, так и не дождавшись, отбыла в расстроенных чувствах.
Готовясь на всякий случай действовать по второму плану, Григорий, не привлекая внимания окружающих, загодя забрался на крышу столовой, оставил там винтовку с оптическим прицелом, замаскировав ее от случайного взгляда из диспетчерской, и так же незаметно спустился оттуда.
Вынужденный отказаться от плана - один, Григорий вновь залез на крышу, почти не опасаясь быть замеченным, так как было уже довольно темно. Проверив еще раз винтовку и оптику, Григорий принялся терпеливо ждать. Он видел, как порушивший его план - один незнакомец уверенно направился к самолету, и лишний раз поблагодарил свою интуицию. По сообщению из Болгарии, Мушмакаева сопровождали двое или трое парней. Когда из самолета показались три фигуры, он приготовился.
Когда они попали в свет прожекторов, Григорий удивился: похожего по описанию на Мушмакаева среди них нет. Но тут же смекнул, что эти люди вышли для проверки, а кто-то, видимо, остался в самолете с Мушмакаевым. Давайте-давайте, ищите, где затаилась опасность, а он пока подождет. Григорий несколько расслабился, но продолжал наблюдать за самолетом, с любопытством скосив глаза, когда эти трое проходили мимо столовой.
Прошло несколько минут, они все не возвращались, а из самолета больше никто не выходил. Григорий начал беспокоиться, но в этот момент увидел тень, мелькнувшую у самолета, и прильнул к окуляру прицела. Когда фигура оказалась в лучах света, он обнаружил, что это и есть Мушмакаев.
Хотя Григорий на задании всегда был предельно собран и спокоен, тут он чуть дернулся, выпустил "объект" из прицела, и потребовалась секунда - другая, чтобы снова взять "объект" в прицел. Именно в эти секунды за его спиной и прозвучал ироничный голос:
- Я бы не советовал этого делать…
Это был голос Савелия. Когда они шли от самолета, Воронов подробно рассказал о своих подозрениях, и Савелию тоже показалось странным, что мужчина, которого заподозрил Андрей, исчез в тот момент, когда был оставлен без присмотра. Как бы он, Савелий, поступил на его месте, если бы почувствовал, что раскрыт?
Во-первых, как можно быстрее скрылся бы и сделал все, чтобы избавиться от хвоста. Скорее всего, так и поступил незнакомец.
Во-вторых, раз уж его лицо привлекло чье-то внимание, использовал бы один из двух вариантов: либо постарался максимально изменить внешность, одежду, что в данных обстоятельствах практически невозможно, либо постарался выполнить приказ, не показываясь на глаза. А значит…
Снайпер! Кстати, на это и намекал ему Богомолов.
Маловероятно, что тот будет стрелять, пока они не окажутся в лучах прожекторов. Поэтому есть немного времени, чтобы осмотреться и определить его наиболее вероятную позицию. Впрочем, снайпер вряд ли откроет огонь и когда они окажутся на свету, в приказе-то говорится об устранении только Мушмакаева, а того среди них как раз и нет. Что он предпримет дальше? Недостанет же у него наглости пойти обыскивать самолет? Значит, наверняка будет ждать Мушмакаева. Наверняка! А это им на руку, потому что появится какое-то время для обнаружения снайпера.
Савелий тихо скомандовал:
- Внимание! При первом же выстреле врассыпную!
- Думаешь, снайпер? - спросил Воронов.
- Уверен.
Как только они оказались в освещенном пространстве, тревога Савелия передалась Денису и Воронову. Несколько томительных секунд тянулись бесконечно долго, а спокойные шаги давались с огромным трудом; хотелось сорваться с места и молниеносно пролететь таящую угрозу полоску света, но этого делать было нельзя. Когда выстрела так и не последовало и они благополучно миновали опасный участок, все вздохнули с облегчением, а Воронов сказал:
- Может, он понял, что раскрыт, и слинял со страху?
- Нет, братишка, чувствую, этот ублюдок где-то здесь и наблюдает за нами. - Савелий говорил уверенно и старательно улыбался, словно рассказывал какую-то веселую историю, чтобы тот, глядящий в оптический прицел, ничего не заподозрил.
Савелий незаметно осматривал аэродромные постройки, которых, к счастью, оказалось не столь много: диспетчерская башня, на крышу которой пробраться не будучи замеченным вряд ли возможно, само здание аэровокзала также внушало оптимизм.
- А это что за пристройка? - продолжая улыбаться, спросил он, скользнув взглядом по невысокому строению, почти примыкавшему к диспетчерской башне.
- Это столовая, - ответил Воронов, - думаешь, там?
- Похоже… Ты с Денисом проверь на всякий случай диспетчерскую, а я столовую, - предложил Савелий, как только они оказались под навесом и их сверху нельзя было увидеть.
Быстро обойдя невысокое строение, Савелий не обнаружил ни лестницы, ни выступов на стенах, чтобы взобраться на крышу, и уже хотел оставить эту затею, как вдруг, проходя мимо глухой стены столовой, выходящей в узкий тупик, Савелий ощутил приторный запах дорогих духов. Откуда он взялся в этом тупике, заваленном всяким мусором?
И так было темно, а в тупике само собой темнее. Савелий как можно ниже пригнулся к земле, чтобы на фоне неба проверить свою догадку, и удовлетворенно хмыкнул: на стене диспетчерской башни, отстоящей на пару метров от стены столовой, была прикреплена пожарная лестница, которая на уровне крыши столовой резко изгибалась в ее сторону и снова отклонялась к стене башни.
Скорее всего, это было сделано в целях экономии: диспетчерская башня была раза в три выше столовой, и чтобы не цеплять вторую лестницу, сделали изгиб, с которого и можно было легко спрыгнуть на крышу столовой. Раздумывать было некогда: Савелий быстро, стараясь не шуметь, стал взбираться по лестнице.
Когда его голова вынырнула из темноты, в глаза Савелия брызнул яркий свет прожекторов, ослепивший его на время, и он зажмурился, а когда приоткрыл глаза, увидел лежащего на крыше к нему спиной незнакомца в ярко-синей куртке, который, ничего не подозревая, спокойно целился в сторону самолета. Оценив сектор возможного поражения, Савелий как раз и увидел Мушмакаева, медленно бредущего к выходу и испуганно зыркающего по сторонам.
В первый момент Савелию пришло в голову: а может, это и будет легким и лучшим концом известного садиста? Опоздай он на несколько секунд, именно так все бы и кончилось, и он ни на йоту не пожалел бы о случившемся, но произошло так, как произошло. Он не имел права перед своей совестью, перед данным им еловом не вмешаться. Он вытащил своего "стечкина" и направил на лежавшего.
- Я бы не советовал этого делать, - спокойно, чтобы не испугать стрелка, проговорил Савелий.
Однако Григорий от неожиданности вздрогнул и всетаки невольно нажал на спусковой крючок. Резкое движение и спасло жизнь Мушмакаева: девять граммов смерти пчелой просвистели в каком-то сантиметре от его уха. Догадавшись, что это за насекомое, Мушмакаев пригнулся, резво сиганул в одну сторону, потом в другую и, продолжая петлять, словно испуганный заяц, устремился к аэровокзалу.
Мгновенно передернув затвор, незнакомец, не оборачиваясь, навскидку выстрелил на голос Савелия. Он был настоящим профессионалом, и, если бы Савелий не предугадал его действий, пуля достигла бы цели. Сейчас она лишь чуть обожгла ему плечо. Кувырнувшись на мягком битуме, Савелий выстрелил, так как услышал новый щелчок затвора винтовки. Пуля, бесшумно вырвавшаяся на свободу из "стечкина", безжалостно впилась в позвоночник несчастного Григория, но ему последним усилием удалось перевернуться на спину и взглянуть на того, кто сумел перехитрить его, самого лучшего, как он считал сам, профессионала. Над ним склонился ничем не примечательный парень примерно его лет с печальными усталыми глазами.
- Я же предупреждал тебя, парень, а ты… эх, - с грустью проговорил он.
Григорий не чувствовал ни рук ни ног, но все слышал и видел. Он попытался что-то ответить, но язык не слушался его.
- Да, знаю, что больно, но зачем ты стрелял в меня? - И вновь Григорий попытался что-то сказать, и вновь этот странный незнакомец все понял. - Да, именно профессионализм тебя и подвел на этот раз, - сказал Савелий, словно подслушав его мысли, потом добавил: - Потерпи немного, я вызову "скорую", может, и выкарабкаешься. - Сочувствие незнакомца было столь искренним, что Григорий, забыв, что язык не подчиняется ему, попытался возразить, но лишь чуть дернулся, громко простонал и тут же потерял сознание.
Савелию действительно было жаль этого молодого парня, который мог навсегда остаться инвалидом.
- Скажи спасибо, если в живых останешься… - Он достал из кармана телефон и набрал "ноль три". - "Скорая"? Здесь человек раненый лежит… Аэропорт Мячково, на крыше столовой… Кто-кто? Прохожий! Поторопитесь, ранение тяжелое, в позвоночник… - Он еще раз взглянул на бедолагу, сунул телефон в карман, поправил "стечкина" за поясом и поспешил к лестнице, ощущая острое недовольство собой.
Когда он спустился и подошел к двери диспетчерской башни, из нее вышли Воронов и Денис.
- Мы все видели, - сказал Андрей, похлопал его по плечу и добавил:
- Не кори себя, ты все сделал правильно.
- С чего ты взял, что я корю себя? - недовольно буркнул Савелий.
- А то я не вижу?
- Не то видишь!
- Он жив? - спросил Денис.
- Пока жив…
- В "скорую" звонил и, конечно, сказал о ранении? - догадался Воронов.
- Да…
- Тогда нужно быстрее сматываться, наверняка в милицию сообщили.
- Ты прав, поехали отсюда. Машина далеко?
- Нет, у входа в здание вокзала.
Вскоре они уже мчались по направлению к Москве. Ехали молча, но внимательно вглядывались в темноту, понимая, что опасность может подстерегать на любом километре. Когда они выезжали на Новорязанское шоссе, мимо промчался милицейский "мерседес" и реанимационный автомобиль. Дениса довезли до самого дома на Котельнической набережной.
- Спасибо тебе, Денис, с тобой как за каменной стеной! - искренне произнес Савелий.
- Скажешь тоже, - засмущался тот, - вот Матросов… - Он поморщился, словно от боли.
- Ты знаешь его семью?
- Конечно!
- А Романа?
- Я уже им сообщил, - с грустью отозвался Воронов.
- Ребята, я решил так. - Савелий открыл спортивную сумку, взял несколько пачек стодолларовых купюр, две протянул Денису, остальные - Воронову. - По десять тысяч семьям погибших, по пять нам, остаток сдам государству…
- Ты уверен, что их кто-нибудь не прикарманит? - спросил Воронов.
- Нет, не прикарманит! - твердо заверил Савелий. - У меня есть идея.
- Какая, если не секрет?
- Кто в стране лучше всех знает, где деньги нужнее всего?
- Министр финансов, - выпалил Денис.
- А я думаю, что премьер-министр, - возразил Воронов.
- Вот именно, у него все просят.
- Ты хочешь сказать, что решил отдать деньги Черномырдину? - удивился Воронов.
- Конечно.
- Думаешь, примет?
- Я ж не прошу, а совсем наоборот.
- А он прав, Андрей, - поддержал Денис. - Ребята, вы не будете возражать, если я половину своих денег отдам семье Матросова?
- А почему мы должны возражать? - удивился Савелий. - Каждый волен поступать со своей долей так, как он считает нужным. Ладно, давай прощаться. - Он обнял Дениса и шепнул, намекая на его сомнения: - Надеюсь, для тебя многое открылось за последнее время.
- Ты прав! Спасибо тебе за все! Звони, если что…
- Обязательно!
Когда Денис скрылся в подъезде, Воронов сказал:
- Отличный парень. Только романтики многовато.
- А у тебя меньше, что ли? - улыбнулся Савелий.
- У меня? - Он был так удивлен, словно его обвинили в чем-то непотребном, потом помолчал немного и добавил: - У меня и должно быть много, я старше.
- Очень интересная теория, спиши слова, - съязвил Савелий.
- Слушай, братишка, откуда у тебя столько денег? - сменил тему Воронов.
- О, это особая сказка, - рассмеялся он. - Их собственноручно вручил мне сам Дудаев!
- Ты шутишь?
- Никаких шуток!
- Он что, действительно жив?
- Живее всех живых, нас с тобой по крайней мере! - пошутил Савелий, машинально пощупав задетое пулей плечо.
- Болит?
- Нет, саднит немного.
- Ну ты и удивил меня! Представляю, как ты обрадовался, когда увидел его, ты ж всегда был уверен, что он жив.
- Обрадовался? - удивленно переспросил Савелий.
- Я неправильно выразился. Не обрадовался, а в общем, ты меня понял. И на что же Дудаев выдал тебе такие деньги?
- Не на что, а за что, - ухмыльнулся Савелий. - За ядерный чемоданчик… - Он все подробно рассказал Воронову.
- Представляю его рожу, когда сработала система защиты, - рассмеялся Андрей.
- Я бы тоже не отказался ее увидеть. Стоп! Ты куда это меня везешь? - спросил он, заметив, что они совсем не на пути к его дому.
- Как куда? К нам!
- Здравствуй! Ты забыл, что я тебе говорил?
- Ты все о подарке своему крестнику?
- Да нет, Лане!
- Послушай, когда я покажу ей пять тысяч баксов от тебя, то она, будь уверен, обрадуется больше, чем любому подарку, тем более что сама сможет его приобрести. Если хочешь, вручи эти деньги при ней.
- Ишь чего придумал, - недовольно буркнул Савелий. - Ладно, уговорил. - Ему и самому захотелось увидеть Лану, кажется, он даже соскучился. - Может, стоит ее предупредить?
- Так она в курсе и ждет нас, - проинформировал Воронов, не отрывая взгляда от дороги.
- Ну и жук ты, братишка, все заранее спланировал, а мне голову морочишь.
- Кто кому голову морочит? Небось самому не терпится поглядеть на маму твоего будущего племянника? Можешь его и потрогать.
- На этот раз ты угадал, - честно признался Савелий, и кровь прилила к его щекам. - Даже волнуюсь почему-то.
- А как я волнуюсь? Знаешь, братишка, на этом задании я даже совсем по-другому ощущал себя, свою ответственность. Раньше как-то не задумывался о том, что могу погибнуть, а сейчас… Нет-нет, смерти я не боюсь, ты знаешь, это нечто другое… Порой мелькает: случись что со мной, и я даже не увижу своего ребенка, не загляну ему в глаза, не почувствую его тепло, - проговорил он с такой нежностью и с таким блеском в глазах, что Савелий даже чуть заволновался: не хватало еще попасть в автомобильную аварию.
- Ты за дорогой-то следишь?
- Господи! Я ему о возвышенном, а он: "За дорогой следишь?" - передразнил Воронов.
- И я о возвышенном, - возразил Савелий, - в том смысле, чтобы ты не растерял это возвышенное, не унес его в больницу или, того хуже, в могилу.
- Типун тебе на язык! Хотя в конечном счете ты прав. Я до того счастлив, что как только начинаю думать про них, все забываю и, наверное, дурею от счастья.
- Ты так говоришь, словно он уже родился.
- С удовольствием посмотрю на тебя, когда ты сам почувствуешь биение его сердца.
- Да ты действительно просто на глазах глупеешь! - шутливо воскликнул Савелий и рассмеялся.
- Смейся, смейся, - покачал головой Воронов, нисколько не обидевшись.
- А если серьезно, мне кажется, что тебе действительно нужно поберечь себя и не бросаться с головой ни в какие авантюры.
- Ты прав, конечно, - протянул Андрей, - но мы с Ланой договорились, что ее беременность никоим образом не повлияет на мою работу. Более того, она сама начала этот разговор и сказала, что будет в себе подавлять излишние эмоции.
- И ты поверил? Чудак-человек. Это она специально, чтобы ты не волновался…
Когда Савелий увидел Лану, то замер от удивления: материнство ей было очень к лицу, и она похорошела, стала еще красивее, а вздувшийся живот нисколько ее не портил, а как будто придавал уверенность. Несколько минут он молча смотрел на нее, и Лана почти не двигалась, словно предоставляя ему возможность сполна насладиться зрелищем.