* * *
Через полчаса перед импозантным входом в бильярдную с громким, но несколько двусмысленным названием "Звездная пыль" появился замурзанный алкаш в подростковых брючках и футболке "Металлика".
Плечистый накачанный охранник отодвинулся от колонны, которую он подпирал с задумчивым видом, и с отвращением прошипел:
- А ну вали отсюда, мразь помойная!
После тебя тротуар хлоркой мыть придется!
- Ты, это, парень, погоди, не гони меня! - испуганно проговорил алкаш.
Несмотря на уверенность, которую внушила ему рыжая девица, он сильно оробел при виде роскошных дверей и мордатого охранника. - Ты, парень, обожди!
Я не просто так, дело у меня важное к Валерию Петровичу!
- К кому, - весело удивился охранник, - к Валерию Петровичу?
- - К Штопору, - уточнил алкаш.
- У тебя? К Штопору? - охранник сложился пополам от хохота. - Ой не могу, умираю!
- Чего тут у тебя? - выглянул из дверей бильярдной второй мордоворот, похожий с первым, как две долларовые бумажки. - Ты чего тут так веселишься?
- Да вот, - вытирая слезящиеся от смеха глаза, проговорил охранник, - вот этот вот.., плевок кошачий, говорит, что у него к Штопору важное дело! К Валерию Петровичу!
Второй орангутанг изумленно уставился на алкаша и, осознав сказанное, разразился таким же богатырским хохотом.
- Представляешь, что скажет Штопор, если мы к нему такое насекомое приведем?
- Вы, ребята, того, не ржите, - обиженно проговорил мужичок, - меня правда с разговором послали. Вы Штопору…
Валерию Петровичу скажите, что это про доктора, про этого.., как его… - алкаш мучительно напряг пропитые мозги, - про Юрия Львовича Папель… Стапель… Наппельбаума! - Он наконец с гордостью выдал тщательно заученную трудную фамилию. - Я Штопору должен передать, кто этого доктора того.., замочил.
- Чего, Толян, - один охранник задумчиво поглядел на другого, - может, правда, этого козла кто-то с серьезным делом послал?
- Вот такого? - Толян с сомнением и неудовольствием оглядел неказистую фигуру посланника. - Больно уж он… Ну ты ж меня понимаешь!
- Эй, ребята, - алкаш напомнил о своем существовании, - вы, это, только скажите Штопору, что дело того доктора касается, а он уж пускай сам решит… А то как бы он после не осерчал!
- Ты тут еще командовать будешь! - рявкнул Толян. - Сами знаем, что делать!
Как, говоришь, доктора зовут?
- Паппель… Наппельбаум, кажись…
В общем, скажи, Юрий Львович.
Толян исчез в глубине бильярдной.
Алкаш застыл в томительном ожидании.
Вожделенный гонорар медленно таял перед его мысленным взором.
Наконец Толян появился на пороге, еще раз с отвращением оглядел посланника и бросил ему:
- Ладно, пошли… Поговорит с тобой Валерий Петрович. Только, блин, ноги как следует вытри!
* * *
Неказистого посланника провели через главный зал бильярдной, где несколько десятков бритоголовых братков и молодых парней, пытающихся выглядеть, как братки, катали шары, красуясь перед сильно накрашенными длинноногими девицами в мини-юбках. Затем они прошли через полутемный бар, где приблизительно такая же публика потягивала коктейли под музыку "техно". Наконец миновали совсем маленький зал, где более серьезные люди обсуждали свои серьезные дела за французским коньяком под негромкую музыку Эннио Марриконе, и несчастный алкаш, на которого все изумленно оборачивались, попал в святая святых - в квадратную комнату с низким сводчатым потолком и черной мебелью в псевдоготическом стиле. В этой комнате хозяин "Звездной пыли" и целого ряда других заведений в разных районах города и в разных других городах нашей страны и некоторых стран Европы, Валерий Петрович Штоколов по кличке Штопор принимал самых близких друзей и деловых партнеров.
Валерий Петрович сидел в глубоком черном кресле с резной деревянной спинкой и подлокотниками, на которых были вырезаны две оскалившиеся волчьи морды. Он был одет во все черное: в черный костюм тонкой дорогой шерсти, черную водолазку и узкие черные очки. На среднем пальце его левой руки красовался массивный серебряный перстень с изображением черепа, а пальцы правой руки украшали татуированные перстни, по которым знаток уголовной геральдики мог бы прочитать богатую событиями биографию Штопора и определить его нынешний, достаточно высокий статус в уголовном мире.
Штопор внимательно оглядел представшее перед его светлыми, точнее, темными очами чудо природы и без тени усмешки осведомился:
- Что ты там моим орлам говорил про Юрия Львовича?
- Велели мне передать, кто его замочил.
Штопор снял черные очки. Глаза его оказались маленькими, острыми и злыми. Он скрипнул зубами, по напряженному лицу пробежала короткая нервная судорога.
- Выйдите! - коротко приказал он своим, молча стоявшим, телохранителям.
Те беспрекословно покинули комнату.
Приказы Штопора здесь не полагалось обсуждать.
- Кто? - спросил Штопор, сверкнув глазами.
- Хорек, - так же коротко ответил ему алкаш.
Его лаконичность объяснялась не мужественной сдержанностью, а предельным изнуряющим похмельем, из-за которого любое лишнее слово было для него мучительно труднопроизносимо.
- Хорек, - медленно повторил Штопор, - похоже на него! Он, падла, всегда на понятия плевал! Круче всех хотел быть!
Лицо его окаменело и стало внушать такой страх, что несчастный алкаш подумал: не зря ли он пошел на поводу у рыжей лахудры и согласился выполнить дипломатическую миссию.
Штопор неожиданно встал, задрал черную водолазку, обнажив мускулистый поджарый живот и мощную волосатую грудь.
- Вот его работа, доктора покойного! - ткнул он пальцем в ровный короткий шрам. - Рядом с сердцем пуля засела, если бы не он, давно бы лежал Штопор на Серафимовском! Каждый день буду поминать Юрия Львовича, панихиду закажу лучшему попу, хоть и не православный он был, хоть и еврей! Раньше за здравие свечки ставил, теперь буду за упокой его души! А Хорьку, гаду, шкуру живому спущу! Не я один Наппельбаума добром вспоминаю! Мало того, что пулю из меня вынул, так еще выходил, как отец родной!
Неожиданно в лице Штопора мелькнула злобная подозрительность, он схватил алкаша за выцветшую футболку, подтянул к себе и прорычал:
- А кто тебя прислал? Кто тебе сказал про Хорька и про доктора?
- Баба.., молодая такая…
- Что еще за баба?
- Такая.., рыжая.., красивая…
- Тебе и коза красивая, - рявкнул Штопор, - ты толком говори, кто такая, откуда взялась?
- А я почем знаю? - растерялся алкаш. - Пришла такая.., вся из себя… Хочешь, говорит, дядя Миша, сотенную заработать? Кто же от сотенной откажется?
Ты вот, например, отказался бы?
- Я, - Штопор удивленно посмотрел на своего неказистого собеседника и вдруг громко расхохотался, - от сотенной?.. Ой, не могу! Ой, уморил! Да нет, дед, пожалуй, что не отказался!
- Ну вот видишь! А ты - человек не бедный! По всему ведь видать, что не бедный!
- Да это с кем сравнивать, - засмущался Штопор, - если, скажем, с Вовой Лазоревским, так можно сказать, просто нищий… А ежели с тобой, так и правда, не бедный…
- Ну вот видишь, - солидно проговорил алкаш, явственно радуясь подтверждению своей правоты, - она, рыжая-то, мне только полтинник дала, сказала, что второй полтинник ты мне отвалишь, когда я тебе все расскажу. Так что ты уж того.., не обидь старика!
- Да не бойся, дед, не обижу! Уж от полтинника-то Штопор как-нибудь не обеднеет!
- А еще она велела тебе сказать, - вспомнил алкаш, - где этого Хорька найти можно…
- Ну и где же? - спросил Штопор, не дождавшись продолжения. - Говори, дед, не зли меня! Я, знаешь; какой нервный?
- А мне бы… - засмущался алкаш, - как бы это.., полтинничек получить? А то, я ведь понимаю, ты не обеднеешь, да только как бы ты.., это.., не забыл потом про меня, кто я такой.
- Ну ты и клещ, - восхитился Штопор, - ну и клещ!
- Ты, это, не в обиду… - смущенно проблеял алкаш, - а только полтинничек бы мне…
- На, дед, держи, мельче нет! - Штопор протянул алкашу стодолларовую купюру. - Молодец, за свое глотку перегрызешь!
- Ах ты… - растерялся алкаш, - как же это мне.., я этих-то, зеленых, в жизни в руках не держал.., мне бы простых, нашенских.., а то мне такие и не поменяют, скажут, украл дядя Миша…
- Ну, дед, достал ты меня, - разозлился Штопор, - уже доллары тебе не деньги! Ладно, тебе ребята мои поменяют!
Давай, говори, чего еще тебе та рыжая велела, а то правда рассержусь!
- Ты не серчай, не серчай, - засуетился алкаш, - не обижайся, мы люди темные, в этих вещах не разбираемся…
Велела эта рыжая передать, что Хорек сегодня вечером будет на углу Художников и этого… Освещения.
- Просвещения, что ли? - уточнил Штопор.
- Во-во! Просвещение, Освещение - по мне один хрен! Там гаражи, так он будет в третьем от угла. Ворота, сказала, железные, красные… Стрелка у него там, что ли…
- Ничего, дед, не перепутал? - Штопор взглянул на алкаша, как удав на кролика, но тот смело выдержал взгляд. - Смотри у меня! Будешь тут сидеть, пока мы не вернемся, если что не так - наизнанку выверну…
- Я и так жизнью давно наизнанку вывернутый! - с неожиданной философской тоской проговорил алкаш. - Коли ты меня теперь обратно вывернешь, может, оно и лучше, может, я заново человеком стану! А только мне тут сидеть никак невозможно…
- Это еще почему? - изумился Штопор, который не привык, чтобы ему перечили.
- Потому что мне непременно поправиться надо! - чуть не простонал алкаш. - Я с самого раннего утра мучаюсь!
Теперь вот вроде и деньги есть, а никакого мне облегчения!
- Ну, дед, с этим у тебя точно проблем не будет! - Штопор рассмеялся. - Вот тебе, не мучайся! - И он плеснул в стакан хорошую порцию золотистого французского коньяку.
Алкаш присосался к стакану. Глаза его увлажнились, на них выступили слезы счастья. Лицо порозовело, он даже как будто помолодел. Справившись с содержимым стакана, он поднял на своего благодетеля умиротворенный взор, в котором светилась готовность к дальнейшим подвигам.
- Ну как, дед, - осведомился Штопор из чистого любопытства, - понравилось пойло-то? Небось, ведь никогда в жизни такого пробовать не приходилось?.
- Понравилось, как не понравиться! - вежливо проговорил алкаш. - Разве же оно, родимое, бывает плохое? Оно бывает либо хорошее, либо очень хорошее!
Только я тебе, по честности, скажу, как другу: вы люди конечно ученые, вы все гораздо лучше понимаете, а мы люди темные, только настойка овса или, для примера, боярышника, которая по десяти рублей в аптеке продается, она как-то лучше будет, ее организм веселее принимает…
Другое дело, что аптекарша не всякому продаст, может и прогнать, ежели ей личность не понравится…
- Настойка овса? - переспросил Штопор.
- Овса, - рассудительно подтвердил дядя Миша.
- Или боярышника?
- Боярышника тоже годится, но овса - она как-то даже лучше. У ей как будто это.., букет богаче.
- Букет? - в восторге повторил Штопор и захохотал.
Отсмеявшись, он нажал кнопку, вызвав своих людей, и распорядился:
- Собрать к вечеру десять человек на двух машинах. Поедем с Хорьком, падлой, разбираться. Дед этот пускай у нас пока посидит.., на кухне, что ли. Выпить ему дайте, только чтобы до смерти не ужрался. И еще.., поменяйте ему сотку баксов на деревянные.
* * *
- Едем домой, - жалобно попросила Лола, сняв рыжий парик и кое-как стерев с губ ужасную помаду, - если я немедленно не приму ванну, я умру…
Леня оглянулся, и Лоле показалось, что он обнажил клыки, как породистая овчарка: вроде бы не рычит, но бывалый человек сразу поймет, что лучше не связываться. Лола же не прониклась серьезностью момента и продолжала еще жалобнее:
- Ленечка, у нас до вечера еще куча времени. А в этой жуткой коммуналке не ванна, а горе одно…
- Слушай, прекрати ныть, - вспылил Маркиз, - надоела уже!
Лола прерывисто вздохнула и отвернулась так резко, что Маркиз не успел заметить выступившие у нее на глазах слезы.
Она ему надоела, она ему только мешает!
И вообще, в последнее время Ленька стал ужасно противным. То есть это потому, что она, Лола, его раздражает. Спору нет, раньше он много ей помогал, он вытаскивал ее из разных передряг. Но для чего он это делал? Чтобы успокоить собственную совесть и чтобы получить свою порцию благодарностей. Да-да, Лола поняла это только сейчас. На самом деле ему нет до Лолы никакого дела. И Пу И он не любит… Хотя при чем тут Пу И? Ведь Пу И - это все же собака, он не может заменить Лоле любимого человека, которого у нее нет.
Стоило случиться действительно серьезной неприятности, как Ленька сразу же стал относиться к Лоле из рук вон плохо.
Ока его раздражает, он обзывает ее дурой, все время ругается…
- Слушай, - заговорил Маркиз, удивленный долгим Лолиным молчанием, - у тебя что, приближаются критические дни?
Какая-то ты нервная, прямо как твой ротвейлер…
Лола не огрызнулась привычно, когда обидели ее любимого песика, что сам, мол, ты ротвейлер, и Леня еще больше удивился. Лола же произвела в уме необходимые подсчеты и поняла, что да, критические дни скоро наступят. А зачем ей считать, задала она себе горький вопрос, если она уже очень давно не занималась любовью?
И тут же она вспомнила про Глеба. И про то, как он лежал рядом с ней, убитый, и ее щека была мокра от его крови… Проклятая жизнь украла у нее все, даже светлые воспоминания о первой любви! Господи, ну отчего ей так не везет?
Маркиз, уставший слушать, как Лола шмыгает носом, усилием воли подавил раздражение и спросил как можно мягче:
- Хочешь, остановимся у аптеки, купим тебе какое-нибудь успокоительное?
- Спасибо, - с ненавистью заорала Лола, - спасибо тебе за все заботы в прошлом и в будущем!
"Ну и ну! - рассердился Маркиз, - глупая, взбалмошная, несерьезная девка!
Никого не любит, кроме своего пса, да и то напоказ!"
"Зачем я говорю о будущем? - думала Лола. - У нас с ним не может быть никакого будущего. Либо нас убьют люди Хорька, либо кто-то другой, но когда-нибудь это обязательно случится…"
Лола закрыла глаза и поклялась сама себе, что это дело будет последним. Если все кончится хорошо и они выпутаются, она прекращает преступную деятельность.
В противном случае пусть ее поразит гром, как клятвопреступницу. Она сама не знала, зачем она это сделала. Просто что-то подсказывало ей, что в этом трудном и опасном деле недостаточно будет обычного Ленькиного везения, требовалось заручиться поддержкой высших сил.
* * *
В половине восьмого в квартире Хорька появился Бритва с двумя людьми. Перец, невысокий смуглый человек с кривым шрамом на щеке, все время дергался и щурил узкие темные глаза, словно хотел рассмотреть что-то мелкое за спиной собеседника. Синелапый, который был рослым и пузатым, наоборот, держался очень спокойно и даже как-то сонно. Впрочем, это не мешало ему отлично водить машину и не теряться в самых опасных ситуациях, за что его особенно ценили в уголовной среде.
- Стволы проверили? - осведомился Хорек, внимательно осматривая свой маленький отряд.
- А как же, - Синелапый лениво улыбнулся и похлопал себя по карману, - он у меня всегда в порядке!
- А ты, Перец, как всегда нанюхался, - недовольно прошипел Хорек, - и дергаешься, как припадочный! Говорил тебе сто раз: перед делом никакой наркоты!
- Да я в порядке, - огрызнулся Перец, - гляди, руки не дрожат! Лучше, что ли, чтобы ломало?
- Ох, доиграешься ты! Ладно, пошли, нам через весь город ехать, а я хочу на месте первым быть.
Все четверо направились к машине.
Хорек нес в руках чемоданчик, который берег, как зеницу ока.
Синелапый вставил ключ в зажигание и тронулся с места.
Ни он, ни Хорек не заметили маленьких усовершенствований, которые в их отсутствие проделал с машиной Ухо.
"BMW" миновала проспект Стачек, Нарвские ворота, по набережной Обводного канала выехала на Московский проспект. В центре города начались пробки, но Синелапый, опытный водитель, ловко маневрировал - где выезжал на тротуар, где срезал дорогу проходными дворами.
- Лучше бы ты через площадь Александра Невского ехал, - недовольно проворчал Хорек, прижимая к себе заветный чемоданчик.
- Не учи ученого! - огрызнулся Синелапый, резко выкручивая руль своими большими, синими от татуировок руками, которым он был обязан кличкой. - За рулем мне советы не нужны, довезу вовремя! Там в такое время тоже пробки будь здоров, и не объедешь! Здесь, в центре, хотя бы проходными проскочить можно!
- Ну смотри, если не успеем - голову оторву, - мрачно пообещал Хорек, уставившись на дорогу.
Синелапый вполне оправдывал свою репутацию классного водителя, и синяя "BMW" в рекордный для трудного вечернего времени срок добралась до Литейного проспекта.
Но когда водитель хотел было повернуться и сказать Хорьку, что пробки позади и теперь до нужного места они домчат с ветерком, машина совершенно неожиданно заглохла и встала на перекрестке, как упрямый осел на горном перевале.
- Что за бардак? - рявкнул Хорек, подпрыгнув на сиденье. - Я тебе за что плачу? Чтобы ты зенки водярой заливал или чтобы машина у тебя в порядке была и летала, как ласточка?
Вокруг истерично заливались гудки многочисленных машин, которые по вине заглохшей "BMW" не могли разъехаться на перекрестке. Синелапый, с лицом цвета мокрого асфальта, выбрался из салона и, матерясь, полез под капот.
- Через пять минут не заведешься - закатаю в бетон, - проговорил Хорек, как будто ни к кому не обращаясь, но у Синелапого по спине потекла струйка холодного пота.
И в это время на горизонте появилась милицейская машина с включенным проблесковым маячком. Подъехав к перекрестку, она затормозила, и из нее выбрался рыжий пузатый милиционер среднего роста, в небрежно накинутом поверх формы бронежилете.
- Сержант Марченко, дорожно-патрульная служба, - представился страж порядка, подходя к "BMW". - Что случилось? Почему создаем препятствие движению транспорта?
Сержант окинул взглядом заглохшую машину и с явным осуждением проговорил:
- Такая, извиняюсь, приличная тачка, и не поддерживаете техническое состояние на уровне! Документы!
- Вон водила, - угрюмо процедил Хорек, - вон та туша, что торчит из-под капота!
Синелапый, высунувшись наружу, молча сунул сержанту бумажник с документами.
- Вы, извиняюсь, тоже выйдите из машины, - флегматично произнес сержант, обращаясь к пассажирам, и, когда Хорек шумно втянул воздух и скосил глаза на своих подручных, крикнул в сторону милицейского "форда":
- Ушинский, передай второму и четвертому, что мы их здесь ждем еще пять минут!
Затем он снова повернулся к "BMW" и повторил:
- Из машины выйдите! Осмотр транспортного средства произведем!
Хорек подумал о напарнике сержанта, оставшемся в "форде", о таинственных "втором и четвертом", которые должны подъехать с минуты на минуту, о своей заглохшей машине и подчинился. Он вылез из салона, прижимая к груди чемоданчик, и обреченно уставился на сержанта, стараясь не выдать обуревающие его чувства.
- Ну что вы там осматривать собирались?