- Уходить вам надо, Феликс. Пока есть такая возможность.
- А ты уверен, что она есть? Ладно - учтем. Ты возвращайся на свою службу, а у меня еще в Городе дела…
Виктор сидел в кресле напротив раскладушки. Этой ночью уколов он не делал, и Гальянов, очнувшись, медленно приходил в себя. Он осунулся, под глазами обозначились темные круги. Тело Семена Дмитриевича иногда пробивала дрожь, мелко дрожали веки. Наконец он открыл глаза и невидящим взглядом уставился в потолок. Губы ссохлись и потрескались. Кожа на лице приняла мертвый зелено-вато-земляной оттенок.
- Ну что, Семен Дмитриевич? Побывал в плену красочных иллюзий? Что молчишь? Не прикидывайся - все ты слышишь и понимаешь.
- Мне… плохо, - еле выдавил из себя Гальянов.
- Разумеется. А ты как хотел? Не все коту масленица. Хочу уверить - дальше будет еще хуже. Привыкай - теперь это одно из твоих постоянных состояний. Если, конечно, не ширнешься вовремя.
Доза, не такая лошадиная, какую я вводил тебе, а, скажем, обычный чек, ненадолго поправит здоровье. А лучше на чилим переходи - меньше затрат и ломка полегче, хотя тебе это не удастся. Героин так просто от себя не отпускает. Тут уж ни хрена не поделаешь. Ты обречен, Гальянов. И должен это знать. Теперь понял, чем ты, вонючка, занимался? А ну вставай, хватит отдыхать.
- Я… не могу, - шепотом проговорил Семен Дмитриевич.
- Сможешь. У меня ты все сможешь.
Виктор подошел к раскладушке, наклонился и рывком сбросил тело пленника на пол. В области сердца вдруг остро кольнуло.
- А ну, падаль, поднимайся! Или я тебя сейчас пинками подниму, дерьмо чиновничье! Ну?
Гальянов оперся дрожащей рукой о пол, попытался встать. После мучительных потуг ему это удалось. Он стоял, широко расставив ноги, и качался, готовый в любую секунду рухнуть.
- Вот так и стой. Адаптируйся.
Гальянов закрыл глаза и, потеряв равновесие, чуть не упал. Виктору пришлось поддержать его.
- Не закрывай глаза. Стой и привыкай.
- Меня тошнит.
- В чем же дело? Обмочиться ты уже обмочился, так что блюй смело - общей картины не испортишь.
- Зачем вы это сделали? Как мне жить теперь?
- Как жить? Жизнью обычного наркомана, как живут тысячи, вовлеченные тобой в этот кошмар. Испытай и ты все прелести.
- Я не хочу быть наркоманом.
- В принципе, все зависит от тебя. Сможешь перебороть зависимость, преодолеть муки синдрома - вернешься к нормальной жизни. Если только можно жить после того, как собственноручно убил собственную дочь. Попробуй - шанс я тебе дам. Считай, что по сравнению с остальными тебе крупно повезло. Я оставляю тебе жизнь. Завтра утром ты уйдешь отсюда, а пока пойдем-ка в подвал. А то от тебя здесь дышать нечем.
Виктор перепроводил пленника в подвальное помещение рядом с гаражом, где и запер его.
- Я ухожу. Вот сюда, - Виктор показал на нишу в стене, - я кладу заправленный шприц. Если ты не хочешь быть наркоманом, то хотя бы эти сутки должен удержаться от зелья, как бы хреново тебе ни было. Продержишься - получишь шанс вернуться к жизни. Нет? Значит, обречен. Твоя жизнь в твоих руках.
- Но утром меня точно выпустят?
- Я же сказал - уйдешь. Что еще тебе надо? Только… проживи эти сутки.
Поднимаясь по лестнице, Виктор ощутил повторный приступ боли в сердце. Более острый и продолжительный. На лбу выступили капли пота. Черт, не хватало еще свалиться на лестнице.
Он поднялся в комнату, подошел к окну, распахнул его. Живительный воздух освежил Виктора. Боль притупилась. Взгляд его вдруг остановился на использованном шприце, валявшемся недалеко от окна. Виктор подумал, что надо его выбросить, осторожно нагнулся, боясь вызвать новую волну боли, поднял шприц и сделал взмах рукой.
Боль пудовой гирей ударила его в грудь. В глазах потемнело, стены зашатались. Дыхание прочно перехватило. Теряя сознание от удушья, Виктор рухнул на пол. Еще какое-то время рн хрипел, в уголках рта пузырилась белая пена. Сделав несколько конвульсивных движений, тело его затихло, неестественно вытянувшись.
Резкий порыв ветра бросил через открытое окно охапку разноцветных листьев, но Виктору Кротову почувствовать прикосновение осени было уже не суждено, он умер. Господь, видно, не мог допустить, чтобы он совершил самый тяжкий грех - грех самоубийства.
Оставшись один, Гальянов забился в угол. Его наконец вырвало. Все тело отчаянно дрожало, хотя в подвале было довольно тепло. Он пытался думать. Мысли сбивались, прыгали из стороны в сторону, но Гальянов заставлял их собраться, чтобы как-то осмыслить свое положение.
Что этот полоумный твердил насчет шанса? Мол, если продержусь сутки и не уколюсь, то у меня появится шанс вернуться к нормальной жизни. Хочет, гад, чтобы я до утра мучился. Глупец. Да я и без его советов знаю, что мне делать. Пусть он хоть еще неделю колол бы его, все равно медицина поможет, зарубежная медицина. И больше в эту страну ни ногой. Пошла она к черту, с ее дебильным менталитетом. Пусть в ней живут такие, как эти "Призраки", пусть подыхают здесь от пуль, патриоты хреновы. Откуда только такие берутся? Прут против Системы.
А этот сброд, быдло, электорат задроченный так и будет прислуживать. Надо как-то протянуть сутки. Как же хреново. Этот гад оставил шприц. Для чего? Для приманки? Мучайся, но терпи? Пытку устроил. Но Семен Дмитриевич не подопытный кролик. Если уж ему кололи лошадиные, как сказал тот придурок, дозы, то один укол ничего не изменит. И тогда пытки разлетятся в прах. Умный, мать твою, но я умнее. Надо вколоть немного, чтобы сбить это состояние, и так дождаться утра. Не мучаясь, а инквизитор пусть думает, что я не выдержал, пусть считает, что я обречен; черт с ним. Да мне плевать, что он будет думать, главное - отпустит, а для современной, настоящей медицины безразлично, сколько раз ты принимал наркотик, было бы желание и возможность вылечиться. Так зачем терпеть?
Семен Дмитриевич с трудом встал, держась за стену, шаг за шагом приблизился к нише. Взял шприц. Черт, он же сам никогда не делал себе уколы и вообще боялся их. Но ничего не поделаешь. Надо попасть в вену, это он знал. Хорошо, что вены еще просматривались. Разорвав край рубашки, Гальянов сделал своеобразный жгут - перетянул, как мог, предплечье и, сморщившись, медленно ввел иглу в кровеносный сосуд. То, что он попал точно в вену, показала кровь, тут же смешавшаяся с раствором шприца. Семен Дмитриевич нажал на поршень, и темно-красная жидкость пошла в кровь. Он ожидал первоначального приятного ощущения и облегчения, но вместо этого дыхание его вдруг сперло, будто кто-то железным обручем стянул горло, в глаза накатили багровые волны, сознание затуманилось, лицо перекосила судорожная гримаса. Гальянов в попытке разорвать обруч схватил себя за горло и завалился набок, дергаясь в последних, предсмертных судорогах. Не знал он, что шприц содержал смертельный яд из боевого арсенала Виктора. И когда Виктор предупреждал его удержаться от инъекции, то вовсе не шутил. Этот укол нес не облегчение, а смерть, и Гальянов собственными руками привел приговор в исполнение. Никто безнаказанно не может губить или калечить жизни людей, строя на этом свой мир благополучия и презрения к окружающим. Никто.
Феликс все же внял совету Виктора - вернуться в поселок с наступлением сумерек. Он выполнил задание друга и побывал на кладбище. Даже побродил между могил, но наблюдения не обнаружил. Но с этой минуты Феликс стал объектом № 1 для спецслужбы "Виртус". Объектом постоянного наблюдения. Сделав нужные покупки, Феликс остановил такси, добрался на нем по Западному шоссе до селения километрах в пяти от дачного поселка и лесом, соблюдая максимальную осторожность, отправился навстречу поджидающей его страшной новости.
Когда Феликс вышел непосредственно к дому, его внезапно охватила тревога. С ним такое иногда бывало, и объяснения этому состоянию он дать не мог. Феликс остановился, резко обернулся и стал внимательно осматривать местность, насколько позволяла ограниченная видимость. Он интуитивно чувствовал - опасность рядом, но чего следует ожидать? К чему готовиться? Лес за его спиной ничем не выдавал чье-то возможное присутствие… Он поднял воротник куртки и быстрым шагом направился к дому. Осторожно открыв дверь, Феликс громко окликнул:
- Виктор?
В ответ - тишина. Феликс напрягся. Не услышать и не ответить Виктор не мог. Значит, он нейтрализован и в доме засада. Феликс снял пистолет с предохранителя и, облокотившись о стену, замер, подняв "ТТ" стволом вверх. Он был готов к бою. А вокруг по-прежнему тишина. Чего ждет враг? Имеет приказ взять живым? Не решается атаковать? Может, спецы ждут, когда я начну двигаться? Ну что ж - ждите, у нас терпение тоже есть. А в доме по-прежнему тишина. Свет еле пробивается из верхней комнаш, по полу струится сквозняк. Открыто окно? Скорее всего. Но почему? Феликс продолжал ждать, сосредоточившись для мгновенных действий. Он чутко слушал, пытаясь засечь малейший шорох или скрип. Но дом словно вымер. Что ж, так и стоять, ожидая неизвестно чего? Ладно. На счет три - вперед. Раз, два, три - и Феликс молнией метнулся по лестнице. Ударом ноги распахнув дверь, он упал на пол, в перекате пытаясь увидеть цель. Но комната была пуста. Сопровождая стволом пистолета свой взгляд, Феликс увидел… Виктора. Тот лежал недалеко от распахнутого окна. Лицо его, очень бледное лицо, смотрело в потолок. Открытые, остекленевшие глаза. Что произошло? Отбросив все предосторожности, Феликс рванулся к другу.
- Витя, ты что? Что ты, брат?! - Феликс наклонился над телом.
- Ви-и-итя! - закричал Феликс. - Нет, ты не мог, не мог уйти, Витя! Все уже позади. Господи, ну что же это? У-у! - как от острой боли, застонал Феликс.
Как же так? В Афгане выжил, после взрыва уцелел, в ущелье спасся, потеряв семью, смог вернуться в строй и воевал, мстил, находясь в нечеловеческом напряжении. А теперь, когда почти все закончилось, не выдержал, сломался. Сердце держалось сколько могло и, когда наступило расслабление, остановилось. Витя, Витя…
Феликс почувствовал, как по шеке пробежала слеза. Он не стал ее смахивать. Сидя на полу, поджав. колени, беззвучно плакал.
Теперь Феликс остался один. Он настолько ушел в себя, что сразу и не обратил внимания на отсутствие Гальянова. Но, придя в себя, перенес Виктора на софу и накрыл пледом, оглянулся, и тут до него дошло: "Неужели ушел, воспользовавшись беспомощностью Виктора?" Скорбь мгновенно сменилась яростью, и Феликс закричал:
- Гальянов, сука, ты где? Найду - порву!
Выхватив пистолет, он бросился по комнатам, ногой выбивая закрытые двери.
- Не уйдешь, гаденыш, достану, из-под земли достану! - яростным криком Феликс выплескивал наружу неизмеримую боль по погибшему другу. Постепенно он, громя все на своем пути, оказался перед дверью, ведущей через подвал в гараж. Резким ударом распахнул ее и ворвался внутрь. Увиденное охладило его боевой пыл: возле стены жалко скорчился Гальянов. Мертвый Гальянов. Рукав его рубашки был оторван, самодельный жгут по-прежнему пережимал руку, голова свешивалась набок, синее перекошенное лицо с широко раскрытым ртом. Он будто хотел что-то сказать. Рядом с трупом валялся шприц, опорожненный наполовину. Все стало понятно. И почему Виктор обещал отпустить Гальянова. И почему оставил здесь шприц. Он прекрасно знал, что мерзавец не выдержит сутки наедине со шприцем и обязательно сделает себе укол, укол цианида. Феликс резко повернулся, подошел к столу, где стояла початая бутылка водки. Из горла, одним глотком, проглотил содержимое, оперся руками о стол. Ждал, когда горячая волна наполнит его, принеся хоть какое-то, пусть иллюзорное, успокоение. И оно пришло, притупляя острые душевные муки. Следовало подумать о насущном: похоронить Виктора, похоронить рядом с семьей и под настоящей фамилией.
И горе тем, кто попытается этому помешать! А потом? Потом следует уйти из этого проклятого города, чтобы через некоторое время вернуться.
- Если ты слышишь меня, друг, то знай, дело твое я продолжу. Есть еще с кем свести счеты. И я сведу их, сведу или уйду вслед за тобой. Прости меня за все, Витя. Ты подожди, я соберусь, и мы поедем к твоим, теперь ты всегда будешь вместе с ними.
Феликс достал еще бутылку, отпил изрядный глоток, зарядил автомат. Затем он поднялся, бережно взял тело Виктора на руки, перенес в машину, аккуратно усадил его. Феликс выехал с территории дачи, чтобы больше никогда не возвращаться сюда. Свернув с проселочной дороги на шоссе, "восьмерка", набирая скорость, направилась в город.
Подъехав к кладбищу за полночь, Феликс вышел из машины и пошел искать сторожку. Найдя, он вошел внутрь. В небольшом помещении двое отчаянно бились в нарды, третий спал. На столе стояли полупустые бутылки из-под водки и остатки нехитрой закуски. Нардисты застыли с раскрытыми ртами при появлении вооруженного ночного посетителя.
- Значит, вы и будете местные сторожа? - без приветствия спросил Феликс.
- Угу, - закивал один из сидящих.
- Еще на кладбище есть кто?
- Только покойники, - попытался шутить другой, но тут же осекся под колючим взглядом Феликса.
- Вот что, блюстители мертвого царства. Слушайте меня внимательно. Сейчас будите своего дружка и забираете у меня из машины тело, достаете гроб и хороните моего друга. Там, где я вам укажу. Затем ставите небольшой памятник с надписью, - Феликс передал сторожам конверт. - Там же деньги на все. Одно условие. Завтра, к 20.00 все должно быть сделано. Если нет, не взыщите - отыщу вас и отстрелю каждому яйца. Понятно?
Через считанные минуты троица изрядно поддавших сторожей подошла к машине, где Феликс передал им тело своего друга.
- Учтите, я не шучу, не играйте с огнем. К 20.00 все должно быть сделано. Проверю. Вопросы будут?
- Как же мы завтра днем-то? Утром у нас смена кончается.
- Это ваша проблема. Спрошу лично с каждого. До завтра.
Феликс, резко нажав на педаль привода акселератора "восьмерки", рванул с места и скрылся во мраке неосвещенной улицы, оставив троих кладбищенских работяг в величайшем изумлении, которое удвоилось, когда они вскрыли конверт и пересчитали деньги…
Теперь предстояло определиться, где провести остаток ночи. Гостиница не подходит. Оставаться в машине на стоянке? Охрана не позволит. Стоять просто так на улице? Патруль может заинтересоваться. Вне какого-нибудь укрытия - опасно. Придется поднимать Юру. Феликс посмотрел на часы - 2.30 ночи. Да, время неподходящее для телефонного звонка, но другого выхода нет.
Юрий подъехал минут через двадцать.
- Что произошло, Феликс? На тебе лица нет.
- Витя умер.
- Что? Виктор? Не понял. Как умер?!
- Сердце. Не выдержало сердце. Меня в тот момент с ним не было, но по всем признакам - повторный инфаркт.
- Как же так, Феликс? Не могу поверить: Виктор и вдруг умер? - Юрий замолчал. Молчал и Феликс. Со стороны, наверное, было странно видеть двух мужчин, стоящих под мелким дождем и не обращающих на непогоду никакого внимания.
- Что ты решил сделать с телом? - заговорил милиционер.
- Уже сделал. Подрядил кладбищенскую охрану похоронить Витю рядом с семьей. Заплатил неплохо, да и припугнул - думаю, все сделают как надо.
- Неосторожно, Феликс. Эти "господа", по нашим данным, имеют самую непосредственную связь с бандитами.
- Братков втихаря хоронят?
- И не только братков. Они тачку твою видели?
- Да пошли они! Не хватало мне еще опасаться этих недоносков. Так можно дойти до того, что скоро будешь собственной тени бояться.
Они вошли в знакомую Феликсу квартиру и расположились в зале. Юра достал бутылку водки, открыл ее:
- Давай? За Виктора?
Молча выпили.
- Феликс, я понимаю, тебе сейчас не до этого, но все же мне надо знать: что с Гальяновым?
- А что с Гальяновым? Нет его больше. Он оказался наркоманом, ну и, обычное дело, - попутал ноты и вколол себе какую-то дрянь. Как результат - смерть. Естественный конец наркомана.
- Понятно. И где находится труп? Не думаю, чтобы ты его спрятал.
- Дачу Гарика помнишь? Вот там, в подвале. Разбуди телевизионщиков - сюжет их ждет эффектный.
- Да. Будет теперь в городе разговоров. Один из руководителей области - наркоман - это сенсация. Ну, а если связать Гальянова с действиями "Призраков", то вообще - скандал грядет нешуточный.
- Так и надо связать. Обязательно. Пусть народ знает, кого выбирает. А то навязали власть… Она имеет их, как хочет, а процесс этот, между прочим, в натурально демократическом обществе должен быть взаимным.
- Тебе уходить надо, Феликс. С обнаружением трупа Гальянова, сам понимаешь, что начнется. Город блокируют. Скрыться будет намного сложнее.
- Я уйду только после того, как увижу, что могильщики все сделали. Не раньше. Поэтому мне и нужны сутки, впрочем, теперь уже меньше. И не беспокойся за меня. Путей из города много и все не заблокируешь, даже с помощью бандитов.
- Ну, смотри - тебе видней. Жаль, с Виктором не попрощаюсь. Настоящий был мужик. Жаль.
Выпили по второй.
- Феликс, давай я завтра вывезу тебя из города на своей машине, отвезу к брату, он отправит дальше? Так будет безопасней. Меня знают и пропустят беспрепятственно.
- Спасибо, Юра, я сам. Займись лучше Гальяновым и раскрути это дело. Погромче раскрути. Чтобы знали эти суки, что нет среди них неприкасаемых, что ни одним мандатом они не закроются от пули. Кончается их время оголтелого воровства, и наступает время собирать камни. Что нет им места в будущем, осталось только выбросить их на свалку. - Лицо Феликса исказила злобная гримаса.
- Не надо, Феликс. Рассуждать об этом бесполезно. Одно вселяет какую-то надежду.
- Интересно, что же?
- Действия группы из Центра. Если наверху на самом деле проснулись и создали спецслужбу, которая предназначена для бескомпромиссной борьбы с наркомафией, то дело может сдвинуться с мертвой точки. Когда возникнет прямая угроза физического уничтожения, то лично я предпочел бы свернуть свою деятельность и свалить куда-нибудь. А если такая карусель завертится повсеместно? То останется либо за бугор валить, либо бросать свой черный бизнес к чертовой матери. Альтернативы нет.
- Хорошо, если бы так.
- Но посуди сам, Феликс. Не может же спец-группа так жестко и независимо действовать самостоятельно? И подумай: кто мог отдать такой приказ? Поставив спецгруппу над законом? Ответ, по-моему, очевиден.
- Очевиден-то очевиден, но стоит ли гадать?
- Ладно, я вижу - ты уже спишь. Ложись отдыхай. Я пошел. Машину твою отгоню в гаражи, чтобы не светилась возле дома. В гаражи, где постоянным сторожем дед Мазай - так пацаны его прозвали, он ее припрячет, у него и заберешь.
- Это который постоянно под хмельком?
- Он самый. Ну, вроде все. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи.
Юрий ушел, оставив Феликса одного. Напряжение прошедшего дня быстро дало о себе знать, и через несколько минут он уже крепко спал.
Часов в десять позвонил Юра: