- Вот список потерь. Среди пропавших без вести белых участников операции "Медуза" - когда я говорю "пропавших без вести", то имею в виду исчезнувших бесследно, - так вот, среди них семьдесят три американца, сорок шесть французов, тридцать девять австралийцев, двадцать четыре британца и около пятидесяти белых мужчин, завербованных в Ханое из нейтралов и подготовленных в полевых условиях. Из этих большинство так и остались нам неизвестны. Больше двухсот тридцати вариантов. Сколько здесь тупиков? Кто остался в живых? Кто убит? Если бы мы даже установили имена всех, кто действительно выжил, то кто они теперь? Мы даже не знаем наверняка, какой Каин национальности. Мы думаем, что он американец, но доказательств нет.
- Каин - один из побочных мотивов нашего постоянного давления на Ханой с целью проследить судьбу пропавших без вести, - объяснил Ноултон. - Мы сверяем эти имена со списками личного состава подразделений.
- Но здесь опять подвох, - добавил армейский офицер, - среди личного состава участников "Медузы" были агенты ханойской контрразведки. Они знали об операции, и мы никогда не исключали возможность такого проникновения. Форму они не носили. Отчетность не требовалась.
Уолтерс протянул руку.
- Можно взглянуть? - спросил он, указывая на сшитые страницы.
- Разумеется. - Офицер передал досье конгрессмену. - Вы, конечно, понимаете, что эти имена продолжают оставаться засекреченными, как и сама операция "Медуза".
- Кто принял такое решение?
- Это распоряжение череды президентов, основанное на рекомендации Объединенного комитета начальников штабов. Оно было поддержано Комитетом по вооруженным силам сената.
- Значительная огневая мощь, не так ли?
- Было сочтено, что это в национальных интересах, - сказал представитель ЦРУ.
- В таком случае не буду спорить, - согласился Уолтерс, - отголосок подобной операции вряд ли послужил бы к славе отечества. Мы не готовим убийц и тем более не используем их на поле боя. - Он пробежал глазами страницы. - А где-то здесь затесался убийца, которого мы обучили, использовали в бою и теперь не можем найти.
- Полагаем, что так, - согласился полковник.
- Вы говорите, он сделал себе репутацию в Азии, но перебрался в Европу. Когда?
- Около года тому назад.
- Почему? Есть какие-нибудь предположения?
- Есть одно, я считаю, очевидное, - сказал Питер Ноултон. - Он стал слишком разбрасываться. Что-то у него пошло не так, как надо, и он почувствовал опасность. Он был белым убийцей среди азиатов - положение не слишком надежное, пришла пора уносить ноги. О репутации беспокоиться не приходилось, работы на европейском континенте хватит с избытком.
Дэвид Эббот откашлялся.
- Я бы предложил иную версию, основанную на том, что Альфред сказал несколько минут назад. - Монах сделал паузу и почтительно кивнул в сторону Джиллета. - Он заметил, что мы вынуждены сосредоточиться на "беззубой песочной акуле, когда молот-рыба разгуливает на свободе". Кажется, так, хотя я, возможно, повторяю не дословно.
- Да, - согласился Джиллет. - Я, конечно, имел в виду Карлоса. Не Каином нам следует заниматься, а Карлосом.
- Безусловно, Карлосом. Это самый неуловимый убийца в современной истории, человек, которого многие из нас считают ответственным - в той или иной мере - за самые трагические убийства нашего времени. Вы, Альфред, были совершенно правы, а я в известном смысле заблуждался. Мы не можем себе позволить забыть о Карлосе.
- Благодарю, - сказал Джиллет. - Я рад, что сумел в этом убедить.
- Сумели. Во всяком случае, меня. Но тем самым навели на следующее соображение. Представьте себе искушение для такого человека, как Каин, вынужденного действовать в краях с климатом парной, кишащих бродягами и беглыми преступниками, где правящие режимы погрязли в коррупции. Как он должен завидовать Карлосу, как должен ревновать к более стремительному, яркому и роскошному миру Европы! Как часто говорил он себе: "Я лучше Карлоса". При всем хладнокровии эти молодцы чудовищно самолюбивы. Я полагаю, что он перебрался в Европу, чтобы обрести этот лучший мир и… сместить Карлоса с престола. Претендент, сэр, желает завладеть титулом. Он хочет быть первым.
Джиллет внимательно смотрел на Монаха.
- Интересная теория.
- И если я верно вас понял, - вставил конгрессмен из Надзора, - взяв Каина, мы можем выйти на Карлоса.
- Точно.
- Я не уверен, что понял, - недовольно сказал разведчик. - Почему?
- Два жеребца в одном загоне, - ответил Уолтерс, - не поладят.
- Первый своего титула по доброй воле не уступит. - Эббот потянулся к трубке. - Он сражается с остервенением, только чтобы его удержать. Как сказал конгрессмен, мы продолжаем выслеживать Каина, но при этом не должны упускать из вида и другие звериные следы в лесу. А когда и если мы найдем Каина, возможно, нам надо будет повременить. Подождать, пока Карлос сам им не займется.
- Тогда и брать обоих, - добавил полковник.
- Чрезвычайно ясный план действий, - подвел итог Джиллет.
Встреча закончилась, ее участники стали расходиться. Дэвид Эббот стоял рядом с пентагоновским полковником, который собирал страницы досье "Медузы". Он взял листы со списками потерь, собираясь приобщить их к делу.
- Можно взглянуть? - спросил Эббот. - У нас в Сороковом нет копии.
- Таковы были инструкции, - ответил офицер, протягивая скрепленные листы собеседнику. - Я думал, они поступили от вас. Всего три копии. Здесь, в Управлении и в СНБ.
- Они поступили от меня. - Молчаливый Монах добродушно улыбнулся. - Слишком много штатских в моем районе города.
Полковник отвернулся, чтобы ответить на вопрос конгрессмена из Теннесси. Дэвид Эббот не слышал разговора, быстро пробегая глазами колонки имен. Он был встревожен. Некоторые вычеркнутые имена сопровождались объяснениями. Этого допускать нельзя. Никогда. Где оно? Он был единственным человеком в комнате, который знал имя, и почувствовал, как застучало в груди, когда осталась последняя страница. Имя было в списке.
Борн, Джейсон Ч. Последнее известное местопребывание: Тамкуан. Что же произошло?
Рене Бержерон швырнул телефонную трубку. Голос он контролировал не намного лучше, чем жесты:
- Мы проверили все кафе, все рестораны и бистро, в которых она когда-либо бывала.
- Ни в одном парижском отеле он не зарегистрирован, - откликнулся оператор пульта, сидевший у второго телефона. - Прошло уже два часа, ее, возможно, нет в живых. А если еще жива, то может позавидовать мертвым.
- Что она может ему рассказать? - задумчиво проговорил Бержерон. - Меньше нас; она ничего не знает про старика.
- Достаточно. Она звонила на Парк Монсо.
- Она передавала сообщения, но кому - точно не знает.
- Зато знает зачем.
- Это знает и Каин, можешь быть уверен. И с Парк Монсо он может крепко просчитаться. - Модельер подался вперед, его мощные мускулы напряглись, когда он, глядя на седовласого оператора, сплел пальцы. - Расскажи еще раз все, что запомнил. Почему ты так уверен, что он - Борн?
- Этого я не утверждаю. Я сказал, что он - Каин. Если ты верно описал его почерк, это он.
- Борн и есть Каин. Мы нашли его по материалам "Медузы". Поэтому и наняли тебя.
- Тогда это Борн, но он использовал другое имя. Конечно, в "Медузе" было немало таких, кто не мог позволить себе назваться настоящим именем. Псевдонимы им гарантировались, у них было уголовное прошлое. Он явно из таких.
- Почему? И другие исчезали. Ты исчез.
- Я бы мог сказать - потому, что он был здесь, на Сент-Оноре, и этого было бы достаточно. Но тут больше, гораздо больше. Я видел, как он работает. Я был назначен в одну операцию, которой он командовал, такое не забудешь, как и его самого. Этот человек может - должен - быть вашим Каином.
- Расскажи.
- Мы спустились ночью на парашютах в секторе под названием Тамкуан. Нам предстояло вызволить одного американца по имени Уэбб из рук Вьетконга. Мы этого не знали, но шансы выжить были мизерными. Даже полет из Сайгона был жуткий: штормовой ветер на высоте тысячи футов и такая вибрация, что казалось, самолет на части развалится. И все-таки он велел нам прыгать.
- И вы прыгнули?
- Под дулом пистолета. Каждый под прицелом подходил к люку. Можно было как-то спастись от стихии, но не от пули в черепе.
- Сколько вас было?
- Десятеро.
- Вы могли бы с ним справиться.
- Ты его не знаешь.
- Продолжай, - сказал Бержерон, сосредоточиваясь; он не шелохнулся за столом.
- Восемь человек собрались после приземления. Двое, как мы подумали, прыжка не пережили. Удивительно, что выжил я. Я был старше всех и не так чтобы богатырь, но я знал местность, поэтому меня и послали. - Седовласый помолчал, качая головой при воспоминании. - Не прошло и часа, как мы поняли, что это была ловушка. Мы удирали сквозь джунгли, как ящерицы. А по ночам он уходил через разрывы мин и гранат. Убивать. Возвращался всегда перед рассветом, подгонять нас все ближе и ближе к базовому лагерю. Тогда я думал, что это настоящее самоубийство.
- Почему вы соглашались? Он как-то вас убедил, вы же были из "Медузы", не солдаты.
- Он сказал, что это единственный способ выбраться живыми, и тут он был прав. Мы оказались далеко за линией фронта. Требовались припасы, которые можно было найти только в базовом лагере, если нам удастся его взять. Он сказал, что мы должны его взять, что выбора у нас нет. Если бы кто-нибудь вздумал возразить, он бы пустил ему пулю в лоб - мы это знали. На третью ночь мы взяли лагерь и нашли там человека по имени Уэбб. Он был еле жив, но еще дышал. Еще мы нашли двух пропавших из нашей команды. Эти были вполне живы и ошалели от того, что произошло. Один белый и один вьетнамец. Вьетконг заплатил им, чтобы они заманили нас в ловушку - его, как я понимаю.
- Каина?
- Да. Вьетнамец увидел нас первым и удрал. Белого Каин тут же пристрелил. Просто подошел к нему и разнес ему башку.
- Он привел вас обратно? Через линию фронта?
- Да, четверых и того, Уэбба. Пятеро погибли. Я тогда подумал, что, должно быть, разговоры о том, что он самый высокооплачиваемый наемник в "Медузе", не выдумка.
- В каком смысле?
- Он самый хладнокровный человек из всех, кого я видел, самый опасный и крайне непредсказуемый. Тогда я подумал, что для него это странная война. Он был Савонарола, но без религиозных убеждений, лишь со своей причудливой моралью, полностью сосредоточенный на себе. Все люди были его враги, особенно лидеры - и он ни в грош не ставил ни одну из воюющих сторон.
Рассказчик опять помолчал. Глаза его смотрели на пульт, а память явно была обращена куда-то за тысячи миль, в прошлое.
- Не забывай, что в "Медузе" собрались люди разные и отчаявшиеся. У некоторых ненависть к коммунистам была близка к паранойе. Убей коммуниста, и Христос тебе улыбнется - странный образчик христианского вероучения. Другие, вроде меня, лишились всего при Вьетмине. Единственной надеждой вернуть свое была победа американцев в этой войне. Франция покинула нас после Дьенбьенфу. Но существовали десятки таких, которые думали, что в "Медузе" можно нажить состояние. В сумках часто лежало по пятьдесят - семьдесят пять тысяч американских долларов. Курьер, прикарманивший половину, после десяти - пятнадцати переходов мог удалиться на покой в Сингапур или Куала-Лумпур или наладить собственную сеть по сбыту наркотиков в Золотом треугольнике. Но и помимо непомерной оплаты, - а часто и отпущения прежних грехов - возможности представлялись неограниченные. Именно к такой категории людей я относил этого диковинного человека. Он был современным пиратом в полном смысле слова.
Бержерон разнял руки:
- Подожди. Ты употребил выражение "операция, которой он командовал". В "Медузе" были люди военные. Ты уверен, что он не был американским офицером?
- Наверняка американец, но не военный.
- Почему?
- Он ненавидел все военное. Его презрение к сайгонскому командованию сквозило в каждом его решении. Он считал армию сборищем дураков и невежд. Как-то в Тамкуане мы получили по рации приказ. Он оборвал прием и, не стесняясь в выражениях, сказал генералу, командовавшему полком, что подчиняться ему не станет. Армейский офицер навряд ли на такое решился бы.
- Если только он не собирался поставить крест на профессии, - сказал модельер. - Как, например, Париж: поставил крест на тебе, и ты ударился во все тяжкие в "Медузе", обделывая свои собственные, не слишком патриотические делишки.
- Моя страна предала меня раньше, чем я продал ее, Рене.
- Вернемся к Каину. Ты говоришь, он не называл себя Борном? Как его тогда звали?
- Не помню. Я уже говорил, что у многих имена были ненастоящие. Для меня он был просто Дельтой.
- Дельтой Меконга?
- Нет, я думаю, это буква алфавита.
- Альфа, Браво, Чарли… Дельта, - задумчиво произнес Бержерон. - Но во многих операциях кодовое слово "Чарли" заменялось на "Каин", потому что "Чарли" стало синонимом слова "Конг". "Чарли" стало "Каином".
- Совершенно верно. Так Борн передвинулся назад на одну букву и сделался Каином. Он мог бы выбрать себе "Эхо", или "Фокстрот", или "Зулус". Двадцать с чем-то других имен. Какая разница? Что ты имеешь в виду?
- Он выбрал "Каин" намеренно. Тут символика. Он хотел, чтобы сразу все было ясно.
- Ясно что?
- Что Каин заменит Карлоса. Подумай. Карлос по-испански то же, что по-английски Чарли. Кодовое слово "Каин" было заменой "Чарли" - Карлоса. Таково было его намерение с самого начала. Каин должен заменить Карлоса. И он хотел, чтобы Карлос знал это.
- И Карлос знает?
- Разумеется. Про него говорят в Амстердаме и Берлине, Женеве и Лиссабоне, Лондоне и здесь, в Париже. Каин доступен: можно заключить сделку, цены у него ниже, чем у Карлоса. Он подрывает, он постоянно подрывает положение Карлоса.
- Два матадора на одной арене. А может быть только один.
- Это будет Карлос. Кичливый воробей попался в наши силки. Он где-нибудь в двух часах езды от Сент-Оноре.
- Но где?
- Неважно. Мы его найдем. Он же нас нашел. Он вернется к нам, этого потребует его самолюбие. И тогда камнем упадет орел и схватит воробья. Карлос убьет его.
Старик поправил костыль под левой рукой, раздвинул черную портьеру и зашел в кабину для исповеди. Выглядел он плохо: на лице лежала смертная бледность, и он был доволен, что человек в облачении священника, сидящий за прозрачной занавеской, не может его разглядеть. Убийца мог не дать ему новой работы, если бы решил, что он слишком слаб, чтобы с нею справиться. Счет его жизни шел уже на недели, и надо было позаботиться о близких. Он заговорил:
- Ангелюс Домини.
- Ангелюс Домини, сын Божий, - донесся шепот, - благополучны ли дни твои?
- Они на исходе, но они стали благополучными.
- Да. Я думаю, это задание станет последним. Однако оно настолько важное, что твой гонорар будет впятеро больше обычного. Я думаю, он тебе пригодится.
- Спасибо, Карлос. Стало быть, ты знаешь.
- Знаю. Вот что ты должен сделать, и то, что ты услышишь, покинет этот мир вместе с тобой. Ошибке места быть не должно.
- Я всегда был точен и останусь таким до конца.
- Опочиешь с миром, старый друг. Это легче… Ты пойдешь во вьетнамское посольство и спросишь атташе по имени Фан Лок. Когда окажешься с ним один на один, скажи ему следующие слова: "Конец марта 1968 года. "Медуза", сектор Тамкуан. Там был Каин. Другой тоже". Запомнил?
- Конец марта 1968 года, "Медуза", сектор Тамкуан. Там был Каин. Другой тоже.
- Он скажет тебе, когда прийти снова. Дело решится за несколько часов.
Глава 17
- Я думаю, теперь настала пора поговорить об одной fiche confidentielle из Цюриха.
- О Боже!
- Я не тот человек, которого вы ищете.
Борн схватил женщину за руку, удержал на месте, не позволил выбежать в многолюдный зал элегантного ресторана в Аржантей, неподалеку от Парижа. Павана завершилась, гавот закончился. Они были вдвоем в обитой бархатом кабинке - как в клетке.
- Кто вы? - Мадам Лавье с гримасой боли пыталась высвободить руку. На ее загримированной шее обозначились вены.
- Богатый американец, который живет на Багамах. Вы не верите?
- Мне следовало догадаться: ни расписок, ни чеков - одни наличные. Вы даже не посмотрели в счет.
- Равно как и на цены перед этим. Потому вы ко мне и подошли.
- Какая же я дура. Богачи всегда смотрят на цены, хотя бы ради удовольствия ими пренебречь.
Говоря это, Лавье оглядывалась по сторонам, высматривая свободный проход или официанта, которого можно было бы подозвать. И спастись бегством.
- Не надо, - сказал Джейсон, следивший за ее глазами, - это было бы глупо. Для нас обоих лучше поговорить.
Лавье смотрела на него. Посреди гула большого, тускло освещенного канделябрами помещения и доносившихся от соседних столов взрывов беззаботного смеха между ними повисло враждебное молчание.
- Я еще раз спрашиваю: кто вы такой?
- Мое имя значения не имеет. Пусть будет то, что я вам назвал.
- Бригс? Оно фальшивое.
- Как и Лярусс - имя того, кто взял напрокат машину и посадил в нее трех убийц у банка Валуа. Там у них ничего не вышло. Не вышло у них и сегодня на Новом мосту. Он от них ушел.
- О Боже, - воскликнула она, пытаясь вырваться.
- Я же сказал, не надо! - Борн крепче сжал ее руку и заставил опуститься на место.
- А если я закричу, мсье? - На этот раз напудренная маска исказилась злобой. Ярко-красная помада очертила оскал стареющего, загнанного в угол грызуна.
- Я закричу громче, - ответил Джейсон, - нас обоих выставят, и я не думаю, что на улице вы станете проявлять непокорность. Почему бы не поговорить? Мы можем кое-что узнать друг от друга. В конце концов, мы служащие, а не наниматели.
- Мне нечего вам сказать.
- Тогда начну я. Может быть, вы перемените свое решение. - Он осторожно ослабил хватку. Напряжение сохранялось на ее белом напудренном лице, но оно тоже несколько смягчилось. Она была готова слушать. - В Цюрихе вы заплатили свою цену. Мы тоже заплатили. По-видимому, больше вашего. Мы на хвосте у одного и того же человека. Мы знаем, зачем он нам нужен. - Он отпустил ее. - А вам зачем?
Она молчала примерно полминуты, испытующе рассматривая его сердитыми и все еще испуганными глазами. Борн знал, что поставил вопрос верно. Для Жаклин Лавье отказаться от разговора с ним было бы опасной ошибкой. Если впоследствии возникнут вопросы, это может стоить ей жизни.