Уэбб мертв, Монах мертв, Яхтсмен и его жена… Кто может оспаривать содержание полученных Дельтой инструкций, если инструкции передавались ему через этих четверых? Он снял со счета миллионы долларов и распределил их согласно приказу. "Слепые" получатели, по всей вероятности, являлись частью замысла Монаха. Кто такой Дельта, чтобы сомневаться в Монахе - творце "Медузы", гении, который завербовал и создал его самого? Каин.
Идеальный выход. Все, что было необходимо для пущей убедительности, - смерть брата и искренняя скорбь о ней. Затем выносится официальное заключение. Карлос просочился в агентурную сеть и раскрыл "Тредстоун". Убийца одержал верх, "Тредстоун" отменяется. Подонок!.
- …и я решил, что план игры должен исходить от вас, - завершил свою тираду первый секретарь. Осел. Но Конклину он был еще нужен. Про себя думалось одно - вслух же должно было звучать совсем иное.
- Вы поступили совершенно правильно, - произнес вежливый чиновник. - Я доложу руководству, как успешно вы со всем управились. Вы правы: нам нужно время, но Борн этого не знает. И что еще хуже, мы не можем ему этого сказать. Линия не прослушивается, так что позвольте быть с вами откровенным…
- Да-да, конечно…
- Борн испытывает давление извне. Его… долгое время задерживали. Я достаточно ясно выражаюсь?
- Вы имеете в виду Советы?
- Да, непосредственно Лубянку. Побег ему был организован благодаря двойной игре… Вам знаком этот термин?
- Да. Это значит, Москва считает, что он теперь работает на них.
- Именно так они и полагают, - Конклин сделал паузу, - а мы пока не уверены. Там, на Лубянке, случаются порой странные вещи.
Посольский чиновник присвистнул.
- И как же вы собираетесь это определить?
- С вашей помощью. Однако важность этого дела такова, что превышает ваши полномочия, да и вообще полномочия посольства. Волею обстоятельств вы оказались на авансцене: он позвонил вам. Соглашаетесь вы в этом участвовать или нет - решайте. Если вы согласны, то, думаю, указания в дальнейшем будут исходить непосредственно из Овального кабинета в Белом доме.
Конклин услышал, как на том конце провода собеседник перевел дыхание:
- Конечно, я сделаю все, что в моих силах, - только скажите…
- Вы уже сами сказали: нужно потянуть время. Когда он перезвонит, поговорите с ним лично.
- Само собою! - заспешил первый секретарь.
- Скажите, что вы передали названные им шифры по назначению и Вашингтон высылает военным самолетом офицера-шифровальщика из "Тредстоун". Сообщите, что Центр приказывает ему не слишком засвечиваться и держаться подальше от посольства; за всеми подступами ведется наблюдение. Затем спросите, не нужна ли ему охрана, - а если он скажет, что нужна, - выясните, где он с нею встретится. Но никого не посылайте. Когда вы снова свяжетесь со мной - я уже успею переговорить кое с кем и дам вам имя и портрет, которые вы сообщите Борну.
- Портрет?
- Словесное описание, по которому он сможет его узнать.
- Одного из ваших людей?
- Да. Мы полагаем, так будет лучше всего. Не стоит вмешивать в это кого-либо из посольства, кроме вас. Более того: даже нельзя. Поэтому позаботьтесь, чтобы ни один из ваших разговоров не записывался.
- Я прослежу, - отозвался первый секретарь. - Но как вы сумеете на основании одного моего с ним разговора установить, является ли он двойным агентом?
- Сумеем. Потому что разговор у вас с ним будет не один, а с десяток.
- С десяток?
- Вот именно. Инструктируйте Борна, от нашего имени, чтобы он делал вам контрольные звонки каждый час, подтверждая, что находится в безопасности. И так до самого последнего раза, когда вы скажете ему, что в Париж для встречи с ним прибыл офицер из "Тредстоун".
- И чего мы тем самым добьемся? - спросил первый секретарь.
- Если он не наш… то будет передвигаться. В Париже действуют с полдюжины советских агентов с глубоким прикрытием. Их телефоны засечены. Если он связан с Москвой - есть вероятность, что он воспользуется хотя бы одним из этих телефонов. Мы будем это отслеживать. Если случится так, я думаю, вы на всю жизнь запомните эту ночь в посольстве. Признательность президента обычно способствует карьере. Правда, вы и без того занимаете высокий пост…
- Есть и повыше, мистер Конклин, - вставил первый секретарь посольства.
Разговор закончился; условились, что дипломат позвонит после того, как переговорит с Борном. Конклин поднялся и проковылял к стоящему у стены шкафу для бумаг. Отпер верхнее отделение. Там лежала папка, а внутри нее - запечатанный конверт с именами и адресами людей, которых можно было задействовать в чрезвычайной ситуации. То были проверенные, надежные люди, по той или иной причине отошедшие от официальной службы. Всех их пришлось проводить со сцены, придумав новые легенды. Те, кто свободно владел иностранными языками, получали новое гражданство в дружественных странах.
В один прекрасный день они попросту исчезали. Это были отверженные. Люди, преступившие не один закон во имя родины, совершавшие убийства во имя Родины. Но когда их разоблачали и содеянное ими предавалось огласке, родина списывала их с официальной службы. Однако их можно было призвать. На неофициальные счета перечислялись деньги - и это подразумевало ответные услуги.
Конклин вернулся к столу с конвертом в руках и сорвал с него меченую ленту: потом конверт снова будет запечатан. В Париже у них был человек - верный человек, прошедший через офицерский корпус военной разведки и к тридцати пяти уже дослужившийся до подполковника. На него можно было положиться: он понимал что к чему, когда речь шла о делах государственной важности. Лет двенадцать назад он убрал одного левака фотографа в деревне у реки Ху.
Три минуты спустя Конклин беседовал с этим человеком по телефону. Разговор не регистрировался и не записывался. Отставному разведчику сообщили имя перебежчика и общие обстоятельства измены, включая секретную поездку объекта в Штаты, где тот убрал группу, направлявшую его деятельность.
- Двойной агент? - спросил собеседник Конклина. - Рука Москвы?
- Нет, он работает не на русских, - ответил Конклин, сознавая, что, если Дельта обратится к экс-разведчику за прикрытием, между ними произойдет объяснение. - Он был заброшен с дальним прицелом как подставной, чтобы заманить в ловушку Карлоса.
- Того самого убийцу?
- Именно.
- Тогда можете сколько угодно утверждать, что Москва тут ни при чем, - меня вы не убедите. Карлоса обучали в Новгороде, и лично я уверен, что он по-прежнему выполняет грязную работу для КГБ.
- Возможно. Опустим детали. Достаточно того, что мы убеждены: наш объект был куплен. Заработал несколько миллионов, а теперь хочет разжиться незасвеченным паспортом.
- Стало быть, он убрал нескольких связных, и все ниточки ведут к Карлосу. Что ровно ничего не значит - кроме того, что тот будет вынужден совершить еще одно убийство.
- Вот именно. Мы хотим разыграть все как по нотам. Пусть он думает, что родина готова предоставить ему убежище. Лучше всего будет получить признание из первых уст - какую бы информацию он ни сообщил. Вот почему я вылетаю туда. Но это цель второстепенная по сравнению с необходимостью изъять его. Слишком много людей в разных местах рисковали жизнью, чтобы он оказался там, где сейчас находится. Вы в силах нам помочь? За это вам будет выплачена премия.
- С удовольствием. И оставьте премию при себе. Я ненавижу подобных ублюдков. Один такой тип может подорвать целую агентурную сеть.
- Но нужно сделать все так, чтобы комар носа не подточил. Он из асов. Я бы предложил вам взять для страховки напарника, хотя бы одного.
- У меня есть в Сен-Жерве человек, стоящий пятерых. Наемник.
- Вот и наймите его. А теперь детали. Наш связной в Париже непрофессионал из посольства. Ему ничего не известно, но он поддерживает связь с Борном и может попросить, чтобы к тому прикрепили охрану.
- Я сыграю охранника, - заверил экс-разведчик. - Дальше.
- Больше пока рассказывать нечего. Я вылетаю спецсамолетом. Прибуду в Париж между одиннадцатью вечера и полуночью по вашему времени. В течение часа хочу встретиться с Борном и завтра вернуться в Вашингтон. Времени впритык, но так нужно.
- Значит, так все и будет.
- Связной из посольства - первый секретарь. Его зовут… - Конклин сообщил последние подробности, и они договорились о пароле для встречи в Париже: о кодовых словах, по которым эмиссар из Центра поймет, все ли идет, как нужно.
Конклин повесил трубку. Все закрутилось именно так, как того ожидает Дельта. Преемники "Тредстоун" будут действовать по правилам - а применительно к провалившимся операциям и их разработчикам правила не признавали разночтений. Отсечь и пустить в распыл. Никаких связей с официальной линией или официального признания не допускалось. Провалы и неудачливые разработчики операций вызывали у Вашингтона сильное недовольство. А "Тредстоун-71" с самого начала использовала для часто неблаговидных целей и манипуляций все крупные подразделения американской разведки и не одно иностранное правительство. Так что любого уцелевшего следовало держать подальше, не поддерживая с ним прямых связей.
Дельте все это прекрасно известно. И поскольку он сам уничтожил "Тредстоун" - он оценит эти меры предосторожности, будет их ожидать и встревожится, если они не будут приняты. Во время очной ставки он станет лицемерно негодовать и горевать по поводу жестокой расправы, учиненной на Семьдесят первой улице. А он, Александр Конклин, будет сосредоточенно вслушиваться, стараясь вычленить хоть долю правды или контуры разумного объяснения происшедшего. Но он заранее знал, что ни того, ни другого не услышит. Стеклянные осколки никак не могли сами собой перенестись через Атлантику - только чтобы оказаться спрятанными под тяжелыми портьерами в особняке на Манхэттене. А отпечатки пальцев неопровержимее, чем фотоснимок, свидетельствуют о том, что человек находился в том или ином месте. Подделать их невозможно.
Конклин даст Дельте две минуты на то, чтобы изложить все, что сочинил его изворотливый ум. А выслушав, нажмет на спусковой крючок.
Глава 32
- Зачем им это нужно? - спросил Джейсон, сидя бок о бок с Мари в переполненном кафе; за те пять часов, что прошли после его первого разговора с посольством, он вынужден был перезванивать им уже пятый раз. - Они хотят, чтобы я все время двигался, вынуждают меня перемещаться - а я не знаю зачем.
- Ты сам себя вынуждаешь, - отозвалась Мари. - Мог бы перезванивать им не выходя из номера.
- Нет, не мог бы. Почему-то они дают мне это ясно понять. Всякий раз как я звоню, этот сукин сын спрашивает, где я теперь нахожусь и насколько это "безопасная территория". Идиотская фраза: "безопасная территория"! Но он говорит и еще кое-что. Он объяснил, что я должен всякий раз выходить на связь с новой точки, чтобы никто внутри посольства или снаружи не мог засечь мой телефон, адрес. Они не хотят держать меня под надзором, но желают, чтобы я был у них на привязи. Они и приманивают меня, и боятся. Ерунда какая-то!
- Возможно, ты все это себе только воображаешь? Никто ведь не говорил тебе ничего подобного.
- Им и не надо говорить прямо. Это явствует из того, чего они недоговаривают. Почему бы им просто не позвать меня в посольство. Не приказать, в конце концов. Там бы никто меня не тронул, это ведь территория США. Но они этого не сделали!
- За всеми подходами следят - тебе же сказали…
- Знаешь, я принял это на веру, слепо, пока с минуту назад меня не стукнуло: кто? Кто следит за всеми подходами?
- Очевидно, Карлос. Его люди.
- Это знаем ты и я - ну, во всяком случае, можем предполагать, - но не они там, в посольстве. Пусть мне неизвестно, кто я такой и откуда взялся, однако я знаю, что происходило со мной в течение последних суток. А они нет!
- Но ведь они тоже могут что-то предполагать, верно? Они могли приметить каких-нибудь странных людей в машинах или ошивающихся вокруг посольства слишком долго и слишком явно…
- Карлос действует изобретательнее. К тому же есть масса способов быстро пропустить нужную машину в ворота посольства. Охранники, морские пехотинцы, специально этому обучены.
- Верю.
- Но они не прибегли к такому приему, даже не предложили. Вместо этого они тянут время, заставляя меня играть с ними в кошки-мышки. Зачем, черт подери?!
- Ты же сам сказал, Джейсон: они ничего не знали о тебе полгода. Поэтому теперь они действуют крайне осмотрительно.
- Но почему именно так? Стоит мне ступить на территорию посольства - и они могут делать все, что им заблагорассудится. Могут устроить в мою честь банкет - могут швырнуть за решетку. Я целиком в их руках. Но они не решаются ни приблизить меня, ни потерять.
- Они ждут человека, который должен прилететь из Вашингтона.
- Тогда где еще и ждать, как не в посольстве? - Борн оттолкнул стул. - Тут что-то не так… пошли отсюда.
На то, чтобы пересечь Атлантику, у Александра Конклина, преемника "Тредстоун", ушло ровно шесть часов двенадцать минут. В обратный путь он вылетит с первым же утренним "конкордом", будет в Далласе в 7.30 утра по вашингтонскому времени, а к 9.00 - снова в Лэнгли. Если кто-нибудь станет допытываться, где он провел ночь, дежурный майор из Пентагона ответит легендой. А первому секретарю парижского посольства разъяснят, что, случись ему хоть раз проболтаться о своих беседах с неким чином из Лэнгли, его тут же разжалуют в самые мелкие атташе и отправят в американское представительство на Огненной Земле. Может не сомневаться.
Конклин направился прямиком к шеренге телефонов-автоматов вдоль стены и набрал номер посольства. Первый секретарь был преисполнен сознанием своей значительности:
- Все идет по плану, Конклин. - Прежнее уважительное обращение "мистер" он опустил, показывая тем самым, что теперь они на равных (эмиссар Центра прилетел в Париж, а здесь хозяин он, первый секретарь). - Борн нервничает. Во время последней нашей с ним беседы он несколько раз спрашивал, почему мы не предлагаем ему прийти в посольство.
- Неужели? - Поначалу Конклин удивился, но затем сообразил, что Дельта симулирует реакцию человека, которому ничего не известно о случившемся на Семьдесят первой улице. Если бы ему велели явиться в посольство, он удрал бы в кусты; кому, как не ему, знать, что никаких официальных контактов быть не может. "Тредстоун" стала проклятием, бельмом на глазу, провалом. - Вы повторили, что за всеми подступами следят?
- Само собою. Тогда он спросил, кто следит. Представляете?
- Представляю. И что вы ему ответили?
- Что ему, как и мне, это прекрасно известно и что я считаю нецелесообразным обсуждать подобные вещи по телефону.
- Прекрасно.
- Я тоже счел, что все вышло удачно.
- И что он? Удовлетворился таким объяснением?
- В некотором смысле. Сказал "понимаю". И все.
- В отношении охраны он не передумал? По-прежнему от нее отказывается?
- Отказывается. Несмотря на то, что я на этом настаивал, - первый секретарь сделал паузу и добавил доверительно: - Вероятно, он не хочет, чтобы за каждым его шагом следили, да?
- Верно. Когда он должен снова позвонить?
- Минут через пятнадцать.
- Скажите ему, что офицер из "Тредстоун" прибыл. - Конклин извлек из кармана карту, сложенную так, что взгляду представал прилегающий к посольству район и прочерченный синими чернилами маршрут. - Передайте, что встреча назначается в половине второго на дороге из Шевреза в Рамбуйе, в семи милях к югу от Версаля, на кладбище Ноблесс.
- В пол-второго, на дороге Шеврез - Рамбуйе… кладбище. Он знает, как туда добраться?
- Он там уже бывал. Если он скажет, что поедет на такси, велите ему принять обычные меры предосторожности и отпустить машину, когда доберется до места.
- Не покажется ли это странным? Я имею в виду, водителю. Неподходящий час для посещения кладбища: ночь.
- Я же говорю: "велите ему". Наверняка он поедет не на такси.
- Наверняка, - поспешно согласился первый секретарь, сообразив, что сболтнул лишнее. - Я не позвал сюда вашего человека. Давайте я позвоню ему сейчас и скажу, что вы прибыли…
- Я сам об этом позабочусь. У вас сохранился номер его телефона?
- Да, конечно.
- Сожгите его, пока сами на нем не погорели, - приказал Конклин. - Я перезвоню через двадцать минут.
Внизу прогрохотал поезд метро, и пол под ногами у Борна задрожал. Он повесил трубку на рычаг телефона-автомата и мгновение стоял не отрывая от нее взгляда. В сознании его приоткрылась еще одна дверь. Падавший из нее свет был слишком далек и неясен - и все же там различались какие-то образы… По дороге на Рамбуйе… решетчатые металлические ворота… пологий холм… белый мрамор… кресты - большие, еще больше… мавзолеи… и повсюду скульптуры. Кладбище Ноблесс. Однако это было не просто место упокоения усопших. Явка, место встреч, где среди похоронных процессий и открытых могил велись серьезные разговоры. Двое в траурной одежде встречаются в толпе провожающих покойного и вполголоса обмениваются несколькими словами.
В памяти вставало лицо - размытое, расплывчатое. Отчетливо - только глаза. И у этого размытого лица и этих глаз есть имя. Дэвид… Эббот. Монах. Человек, которого он знал, но теперь не знает. Создатель "Медузы" и Каина.
Джейсон заморгал и помотал головой, словно стремясь стряхнуть с себя эти видения. Он взглянул на Мари, которая, стоя у стены метрах в пяти от него, должна была наблюдать за пассажирами: не следит ли кто за ним. Но вместо этого смотрела на него. На лице ее застыла тревога. Он ободряюще кивнул ей, давая понять, что это не очередной приступ. Наоборот, в памяти всплыли новые образы. Ему уже приходилось прежде бывать на этом кладбище - он это твердо знал. Он подошел к Мари, и они бок о бок зашагали к выходу.
- Он прилетел, - проронил Борн на ходу. - "Тредстоун" в Париже. Я должен встретиться с ним на кладбище под Рамбуйе.
- Что за мерзость? Почему на кладбище?
- Чтобы успокоить меня.
- О Господи, каким образом?
- Я там уже бывал прежде. Встречался с людьми… с одним человеком. Назвав местом встречи это кладбище - выбор и впрямь необычный, - "Тредстоун" дает мне понять: свои.
На середине лестницы, ведущей на улицу, она взяла его за руку:
- Я хочу поехать с тобой.
- Извини - нельзя.
- Не отказывай мне!
- Вынужден, потому что не знаю, что меня там ждет. Если не то, на что я надеюсь, то мне нужен будет союзник.
- Милый, но это же бессмысленно! За мной охотится полиция, если меня найдут - ближайшим самолетом вышлют в Цюрих. Ты сам так сказал. Какую пользу тогда я смогу тебе принести?