- Нет-нет, - попытался поправить положение молодой аристократ. - Я имел в виду, что ваш отец… - Он запнулся, лихорадочно придумывая причину, по которой его могли бы заподозрить в чем угодно, только не в огорчении от разлуки с этой барышней.
- Ах, какой вы лукавый. - Сбить Ви с толку ему никогда не удавалось. Не удалось и теперь. - Отец тоже будет на приеме. Вам обязательно вышлют приглашение. Вы ведь теперь такой известный, вас не могут обойти вниманием. Я просто хотела сообщить вам об этом первой. Вы счастливы?
- Еще как, - угрюмо отвечал сэр Доудсен, поняв, что уловки бессмысленны. Он не мог отвертеться от приема в посольстве родной страны, на который ему выслали именное приглашение. Все сочтут это крайней степенью неуважения.
После того как он повесил трубку, он тут же принялся размышлять, что предпринять, чтобы не попасть в сети коварной девицы. Он размышлял всю неделю, пока шли переговоры и составлялись контракты. Он не выпускал мысли о предстоящем приеме из головы ни на минуту, и единственное, что он смог придумать, так это всячески избегать общества Ви. Но это была задача сродни невыполнимой.
* * *
Радости же известного мецената Боброва ничто не могло омрачить. Даже идиотские требования напыщенного отпрыска древнего рода показать ему предвыборные речевки Карпова.
"Какой дурак", - ухмыльнулся Серж, приказав сотрудникам уже собранного предвыборного аппарата новоиспеченного политика собрать все в папку и доставить в офис капризного Доудсена.
Вообще-то на политику теперь Сержу было в высшей степени наплевать. Он продвигал транспортный проект по инерции, ведь теперь у него появилась Маша. Эта замечательная девушка с замечательным голосом, которую он обязательно сделает звездой. И это будет нетрудно. С ее-то талантом да с его деньгами! Очень скоро золотом засияет новое эстрадное имя - Мария Иванова.
А у самой будущей звезды голова кругом шла. С того самого момента, как Бобров оттащил ее от микрофонной стойки и они заключили пока устное соглашение о совместной работе, ей казалось, что ее постоянно раздирают на части.
"Что мне делать? Ну что мне делать?!" - ежеминутно терзала она себя.
И поводов для этих терзаний было предостаточно. Как быть с коллективом "Эльдусто"? Вовка, Леха и Генка стали ей родными людьми. Как им сказать, что она их покидает?
Бобров же не пригласил на работу весь ансамбль, предложение было сделано ей одной. Какими глазами она на них посмотрит? Они же ее приютили. Да и смогут ли они вновь пережить потерю солистки? Та, которая была до Маши, покинула их всего-то месяц назад. И что делать с кулоном Ирмы? Вот так запросто рассказать все Сержу и отдать ему украшение? А если он подумает, что она его украла?
Или, что еще хуже, вдруг он связан с убийством певицы и решит, что она - Маша - свидетель? Что тогда?
А пока Маша истязала себя вопросами, ее продюсер уверенно тащил ее к сцене. Первое препятствие, которое необходимо было преодолеть, - это подбор репертуара.
- Стрелять нужно одним хитом, но про запас иметь еще два, - уверенно заявил Серж и, потерев мощную переносицу, добавил:
- Первый куплю у Николаева. А там как пойдет…
- У меня есть одна песенка, - в коленях у Маши произошло по небольшому взрыву, и их начало мелко сотрясать.
- У вас-с? - прищурился Бобров. - Озвучь.
Дело происходило в большом офисе мецената. Певица подлетела к музыкальному центру, вставила диск, села на диван и затаилась. На вступительных аккордах Серж махнул ей: мол, чего расселась.
- А петь?
- Так ведь это запись.., плюсовая.., в смысле с голосом.
- Не нужно мне объяснять, что такое плюсовая запись, не на викторине. Давай…те пойте. Вставайте, вставайте, я хочу видеть, как вы это делаете.
Ему явно с большим трудом удавалось называть ее на "вы". И это "вы" в его устах всегда звучало издевательски.
Маша терпела, не сдавалась. Она поднялась, запела, попав в первую строчку куплета. Старалась. Летела по строчкам, выдыхала окончания, подвешивая их в воздухе, словно прищепками к тонким веревкам ветра. И они колыхались под потолком высокими звуками.
Отпусти-и-и-и….
К ветру, к холоду,
Отпусти-и-и-и…
Куда угодно,
Только отпусти-и,
Хватит мучить,
Отпусти-и-и-и…
Музыка кончилась, Маша, чувствуя себя школьницей на экзамене, опустила голову, замерла в ожидании приговора.
- Гм… - прокряхтел меценат. - Самой-то как?
Она, боясь смотреть на него, пожала плечами:
- Я это написала.
- ЭТО, - сделав ударение на первом слове, Серж скривился, - вы петь не будете.
- Н-но почему… - голос ее предательски дрогнул.
Но Бобров был суров, не замечая выступивших слез на глазах автора.
- Во-первых, потому что ЭТО - дерьмо на палке, а во-вторых, это не ваше.
- Но я же это написала.
- Я, знаете, тоже много чего писал в юности. Стихи, к примеру. Прехорошие, между прочим. Так вот, я ни разу не прочел их на публике. Из врожденного человеколюбия, разумеется. И нечего хлопать мне тут ресницами.
Публика этого сквозняка, который вы тут завывали, не поймет. Ей нужна та, кто займет вакантное место Ирмы Бонд. Которую каждый мужик будет хотеть. А каждая баба будет стремиться на нее походить. Понятно?
- Понятно… - кивнула Маша, стараясь скрыть слезы обиды. До этого прослушивания ее песню все хвалили. - Только я не уверена, что смогу занять вакантное место…
- Боже ж ты мой! - Бобров крякнул, поднялся, подошел к ней, обнял, но, заметив, что плечо ее окаменело под его ладонью, смутился, убрал руку и отступил на шаг. - Не расстраивайтесь вы так. Ну, вы и вправду не выражаетесь в этой песне. Я уж не говорю о паршивой музыке и таких же словах. Это не вы, понимаете? Вернее, вы выражаете, но выражаете черт знает что: какой-то обрывок на заборе.
Помните детскую песенку: "Висит на заборе, колышется ветром бумажный листок…" Вот и вы в этой своей песенке такая. А вы должны быть бомбой, но не взорвавшейся на глазах у изумленной публики, а бомбой за пять секунд до взрыва, когда фитиль почти догорел. Все внутри, наружу, только взгляд. Магический свет. Мягкие линии тела…
Горячая богиня в холодной оболочке. Всегда "недо…", понимаете? Тьфу ты! Ну, не могу я артистке выкать! Ну, хоть убей меня! Буду тебя на "ты" звать, ладно?
Маша махнула рукой. Что теперь-то, когда автора в ней он с грязью смешал. Она подняла на него глаза:
- Но я вас буду звать на "вы".
- Вот упрямая! Деревенщина ты!
- Еще раз так назовете, сами будете петь! - Она шмыгнула носом, что его рассмешило.
- Нет, ну надо же! Какая-то козявка мне угрожает, - но, заметив, как сузились ее глаза, поспешно дал задний ход, замахав руками:
- Ладно, ладно. Козявка и деревенщина - две разные вещи. И нечего у меня на лбу дыры прожигать. Не ты первая пытаешься. Я всех обламывал.
- И Ирму? - По ее спине пробежал холодок, словно дух покойной коснулся ее прозрачной ладонью.
- Ирму… Ее, конечно, хрен обломаешь, но меня она слушалась беспрекословно. Поначалу… Ты бы ее видела в самом начале! Во что она рядилась, просто уму непостижимо. Я такой дряни ни на ком не видел. Вкуса у нее не было определенно. Да и красилась она, ox! - он закатил глаза, явно вспоминая свою первую встречу с певицей. - Вокруг глаз черным малевала. А глаза у нее, помнишь, офигенные, зеленые, вытянутые к вискам. Так она их на манер Клеопатры с фресок, и кто ее надоумил?.. Я ее увидел на сцене, думаю, что за черт - у девушки глаза вполлица и ресницы длиннющие, как у коровы. Это она накладные клеила. Вся в шкуре какой-то, как миссис Флинтстоун, ботинищи на толстой танкетке, и повсюду дешевые побрякушки. Один в один жена зажиточного шамана, тьфу!
Самое трудное было с нее побрякушки эти снять. Страсть к украшениям у нее осталась.., да… Хлебом не корми, подари какую-нибудь цацку. Она же за эти цацки-то и погорела… - Серж открыл бар, достал бутылку виски, налил себе полстакана и выпил одним глотком.
- Как это? - не выдержала Маша, уже сотрясаясь всем телом. Она даже плечи руками обхватила, чтобы не так заметно было.
- Как это… - проворчал меценат. - Как это… Да вот так это. Она, видишь ли, внимание к себе в бриллиантах мерила. Любит мужик, значит, огромный перстень дарит, обожает - колье. А мужиков этих, готовых побрякушки ей дарить, было предостаточно. И чем дороже украшение, тем предпочтительней кавалер. А самое интересное, она ведь ни хрена не разбиралась в драгоценностях. Подари ей дерьмо в красивой этикетке - заглотнет за милую душу. Главное, чтоб человек был "со значением". Мол, богатый дерьмо не подарит. Меняла их очень часто. Вот и допрыгалась.
- Значит, ее за украшения, ну… - Она не смогла выговорить "убили". Язык прилип к небу.
Стало заметно, как Бобров напрягся всем телом. Глаза его сверкнули сталью. На мгновение Маше показалось, что перед ней не человек, а призрак. Страшный призрак.
Он сжал кулаки, кадык его заходил вверх-вниз.
- Украшения, - промычал он. - Украшения. Идиот Юрчик со своим украшением. Господи, ну почему эта дура таскала его повсюду? Шантажировала…
Похоже, он так глубоко погрузился в собственную злость, что напрочь позабыл о Маше. А та стояла, не смея шелохнуться. "Господи, если он продолжит говорить, он скажет все, - пронеслось в ее голове. - А если он скажет все, он и меня убьет!"
Не зная, что предпринять, чтобы остановить Боброва, Маша робко кашлянула. Он вздрогнул и, слава небесам, заткнулся.
- - Простите, - пролепетала певица. - Наверное, мне лучше уйти.
Он резко развернулся и уперся в нее своим стальным взглядом:
- Уйти? - Улыбаясь одними губами, он медленно двинулся к ней.
Маша попятилась, лихорадочно соображая, можно уже кричать или это будет выглядеть неприлично.
- А как же Никита? Как быть с Никитой? - Он сдвинул брови и обхватил ее плечи огромными ручищами.
- Никита? - Она едва ворочала одеревеневшим языком.
- Да, Никита.
"Плевать мне на приличия!"
- А-а-а! - истошно завопила певица на предельно высокой ноте.
Серж вздрогнул, попятился и, споткнувшись о кресло, рухнул в него.
Дверь распахнулась, явив перекошенное ужасом лицо секретарши. Бобров перевел на нее очумелый взгляд, которым за секунду до того одарил Машу, и промямлил:
- Репетируем… Пытаемся повысить верхний вокальный предел.
- Дурдом! - сокрушенно выдохнула та и захлопнула дверь.
Маша стояла по стойке "смирно", все еще дрожа всем телом.
"Все, буду делать карьеру в Сыктывкаре! - решительно заявила она себе. - Подальше от этих шизиков!"
- Едреныть! - устало произнес Бобров. - Как же ты меня напугала. Еще одно такое представление, и у меня инфаркт случится. - Он показательно схватился за сердце. - Налей мне еще виски, а то "Скорую" придется вызывать.
- Я вас напугала?! - возмутилась певица. - Это вы меня напугали!
Тем не менее она дошла на негнущихся ногах до бара, налила виски, таким же строевым шагом приблизилась к Сержу и протянула ему стакан.
- Плохо кому? Мне! Значит, ты и напугала. Если бы тебя пришлось отпаивать, я бы извинился. - Он уже отошел от шока и даже немного расслабился. А выпив виски, повеселел:
- А чего ты так переполошилась?
- Ну… - Маша не знала, что соврать, поэтому решила сказать правду:
- У вас взгляд был неживой. Такой холодный и такой злой, как у удава.
- У удава взгляд безразличный, если ты его вообще видела, - мелочно поправил ее меценат. - Я нормальный. Я никого из своих подопечных не бил, честное слово. Только однажды с Сенькой Косиковым подрался. Но чисто по-дружески. И он уже тогда давно самостоятельно выступал.
- С Косиковым?
- Ну, это по паспорту. А в миру Сева Косой - известный исполнитель русских блатняков. Очень популярен на зоне и у эмигрантов новой волны. По чему можно судить, из какой среды большинство наших эмигрантов.
Маша улыбнулась.
Дверь снова распахнулась. На сей раз на пороге стоял парень, показавшийся певице ужасно знакомым.
- А, Никитос! - ласково приветствовал его Бобров. - Заходи, третьим будешь.
* * *
Ступая в холл посольства Соединенного Королевства, Александр все еще сомневался, а правильно ли он поступил, пригласив на прием кошатника Бориса, которого он знал без году неделю. Извиняло его лишь одно обстоятельство: Борис, по всей видимости, неплохо сошелся с леди Харингтон, а это означает, что у Александра появился шанс избавить себя от перекрестной атаки Ви и ее матери. Мать он вовремя нейтрализует, поручив ее заботам страстного кошатника, который спит и видит, как бы ввести своего кота в высшее общество. Доудсен так и не придумал, каким образом ему избавить себя от Ви, но хотя бы от маменьки он избавится. Борис был настолько благодарен ему за приглашение, что опять посулил златые горы и всяческую поддержку.
- Меня вся Москва знает, - проникновенно заверил он. - Ты только скажи, и у тебя вообще проблем не будет.
"С меня, пожалуй, достаточно одного Боброва, которого знает вся Москва", - решил молодой аристократ и ответил на предложение отказом.
Оглядев себя в большом зеркале, потомок всех Доудсенов остался доволен: смокинг сидел на нем безупречно.
А ведь еще утром ему казалось, что он похудел и пиджак висит на нем, как на пугале. Он поправил галстук и воодушевил себя призрачной надеждой, что у Ви разболится голова и это остановит ее от появления на приеме. Он слышал, что девицы часто страдают этим недугом. Однако его мечтам не суждено было сбыться.
- А вот и наш герой! - радостно приветствовал его кошмар всех его ночей и кинулся ему навстречу.
Александру показалось, что у него заболели все зубы разом, поэтому улыбка получилась весьма вымученной.
Он едва нашел в себе силы промямлить что-то вроде:
- Привет, старушка, как хорошо ты выглядишь.
- Старушка?! - она игриво шлепнула его по руке.
Сэр Доудсен старался не смотреть ей в глаза, чтобы не выдать ужас, горящий в собственных. Она казалась ему чудовищем. Впрочем, он слишком предвзято к ней относился. Виолетта Харингтон не была уродлива в общепринятом смысле этого слова. Она слегка напоминала цаплю довольно длинным узким носом и манерой стоять будто на одной ноге, прижав локти к талии. Во всем остальном многие находили ее довольно привлекательной и считали завидной невестой, поскольку она являлась единственной дочерью лорда Харингтона, который, кроме титула, владел большим состоянием. Однако девица она была решительная и волевая. Уж непонятно почему, но смыслом своей жизни она избрала великое дело. А именно - превратить Александра Доудсена в приличного человека.
И со всей присущей ей решимостью и волей кинулась исполнять задуманное. Первым пунктом ее плана было, разумеется, выйти замуж за этого субъекта, ведь иначе каким образом можно со всей полнотой им управлять. Вторым пунктом (и она своих намерений не скрывала) являлось главное: игра в кегли, бридж, плавание и особенно купание зимой, а также чтение полезных книг и умение быть романтичным при луне. Все это она собиралась заставить делать несчастного избранника. Разглагольствуя на их первом и последнем свидании (на которое его вынудила тетя Алиса), Ви с особым садизмом сообщила кавалеру, что ее муж непременно должен участвовать в национальном заплыве через Темзу и что каждое утро он будет окунаться в колодец, который для этих целей вырыт в их поместье.
"Отец это проделывает уже много лет, и посмотри, как он бодр до сих пор".
"Наверное, бедняга с юных лет обладает незаурядным здоровьем, - вздохнул про себя Александр. - Иначе он бы давно спекся".
"Я хочу, чтобы мой мух был крепким и сильным. Я пришлю тебе брошюру "Здоровье в ваших руках". Обрати особенное внимание на главы о вегетарианстве, закаливании и благотворном влиянии утренней пробежки на длинные дистанции", - на прощание произнесла она и подставила свои губки для романтического поцелуя.
Александр подумал, что с него хватит и одной главы про вегетарианство, чтобы навсегда выкинуть эту девицу из головы, а потому он постыдно скрылся, едва она прикрыла глаза, подставляя ему губы. С тех пор, кажется, злой рок постоянно издевался над ним. Ви решила, что бегство от поцелуя - знак застенчивости, а это, в свою очередь, говорит о пылкой страсти в робкой груди, и вопрос о помолвке - лишь дело времени. А сэр Доудсен ежевечерне совершал молитву, дабы всевышний расположил сердце мисс Харингтон к кому-нибудь другому. Но, похоже, всевышний его не слышал. Как бы то ни было, но на приеме Виолетта, взяв его руку, совершенно не собиралась ее выпускать из цепких пальчиков. Александра сего свело судорогой. Он машинально поздоровался с послом, улыбнулся его жене, с ужасом слыша за спиной перешептывания: "Как голубки, не правда ли?"
Он уже совсем оцепенел, когда краем глаза заметили толпе знакомую фигуру. Серж Бобров гудел на весь зал, вливая в себя шампанское бокал за бокалом. К сожалению, и Ви обнаружила, что Александр слишком заинтересованно глянул в его сторону, а потому вывела его на балкон. Было очень холодно. Ноябрь в Москве - не лучшее время для ночных прогулок по балконам.
- Ах, Александр, - с опасной романтичностью вздохнула она. - Вы когда-нибудь задумывались о звездах?
- М-му, - глубокомысленно отвечал молодой аристократ.
- Разве в ваших размышлениях вам не представлялось, что звезды - это мириады желаний, которые падают в руки людей. Стоит только загадать, стоит только очень сильно чего-то пожелать…
- Ну.., с этой точки зрения. - Сэр Доудсен сжал в пальцах набалдашник трости, подумывая, а не вырубить ли ее, пока не поздно.
- Я знаю, милый Александр, чего вы желаете более всего на свете.
- Неужели?! - Потомок аристократов удивился и испугался одновременно.
- Да, да, да, - пылко подтвердила девица. - Решительность, вот чего вам недостает. Посмотрите на звезды, загадайте желание.
- О боже, - на грани истерики он закинул голову. - Там только тучи.
- Ах, как жаль, - сюсюкая, протянула барышня. - Я понимаю ваши чувства. Я не мужчина, но догадываюсь, как это трудно - просить девушку… Хотя, может быть, я вам не нравлюсь… - загробным голосом закончила она.
- Нет, ну что ты, Виолетта, старушка, - испугался Александр, понимая, что попал в двойной капкан. Хуже нет ситуации, подобной этой! Если он скажет правду: "Да, ты мне не нравишься, ты меня раздражаешь, и вообще, я тебя боюсь, потому что ты поступаешь нечестно, играешь не по правилам и все такое", то он навсегда покроет свое имя позором, оскорбив девушку, открывшую ему свое сердце. Если он выберет то, что уже произнес, то, скорее всего, дело закончится помолвкой. Но помолвка с Ви все-таки лучше бесчестия!
Он все еще успокаивал себя этим, но силы покинули его, когда он услышал, как Ви нежно пролепетала:
- Ах, мой дорогой. Я давно догадываюсь о твоих чувствах, но я не смела до этой минуты… - Она прерывисто вздохнула и, к великому ужасу своего кавалера, стремительно приблизилась к нему на смертельно опасное расстояние. Настолько опасное, что ее губы почти касались его. - Я тоже люблю тебя! Милый, милый Александр!
Я думаю, нам стоит объявить о нашей помолвке.