Американец, учуяв, что я пришла в себя, любезно поинтересовался:
- Как вы себя чувствуете?
- Я себя чувствую, - философски сообщила я, - и это прекрасно. Было бы еще прекрасней, если бы вы убрали свою руку с моей груди. Тяжело, - на всякий случай пояснила я, чтобы американец не перестарался.
Он руку убрал и тоже пояснил:
- Вынужден по частям вас греть, поскольку не хватает объема моего тела. На этот раз вы слишком переохладились. Боюсь, что вы мерзнете.
Опасения его были напрасны. Мне не было холодно. Напротив, тело мое горело, что даже настораживало.
- Вы ничего не чувствуете? - спросила я.
- Что именно?
- Потрогайте меня, потрогайте.
Он послушно потрогал и спросил:
- И что?
- Вам не кажется, что у меня жар?
- Нет, не кажется.
- Странно, - удивилась я и тут же закричала: - О, беда! Так и есть! Вся горю! Умираю!
- Да нет же, - успокоил меня американец. - Это не жар. Вы действительно горите, потому что мой ведический эликсир прекрасно действует. Он с такой скоростью гонит по жилам кровь, что температура тела действительно повышается, зато опасность заболеть сводится к нулю.
- Здесь вы правы, - согласилась я. - Состояние такое, что хоть бери и снова ныряй в воду. Не удивлюсь, если при этом она зашипит.
Я пошутила со всей очевидностью, но американец слова мои воспринял очень серьезно и испуганно воскликнул:
- Не надо нырять в воду.
- Надеюсь, мои вещи вы уже сушите? - озабоченно осведомилась я.
- О, да, конечно, - заверил он.
В душе моей сразу к нему нежность проснулась. Ну что за мужчина! И от "братанов" меня спас, (сама бы я никогда с моста прыгнуть не решилась) и от ледяной реки спас, и от простуды спасает и даже вещи уже сушит. Разве не стоит его за это отблагодарить?
Я подумала, что стоит конечно же и тут же дала ему это понять. Бедняга повел себя неадекватно.
- Что вы делаете? - воскликнул он, убирая мою руку.
Раз он не понимает, я решила исключить всякую двусмысленность и обозначить свое намерение однозначно, после этого американец подскочил, как ужаленный, и закричал:
- Это безобразие!
- Вы голубой? - поинтересовалась я, скрывая обиду. - Слышала, у вас в Америке это сильно развито. И нас потихоньку срамотой заражаете.
- Как вам не стыдно?
- Значит, вы импотент, - со всей убежденностью заключила я.
- Не говорите глупостей, - рассердился он. - Я абсолютно здоров. А вы можете простудиться. Одежда ваша еще не высохла,. Я хоть сейчас выйду из шалаша, потому что умею жить без одежды даже на морозе, а вы переохладились, вам грозит болезнь.
- И что из этого? Не юлите, говорите прямо.
- Если прямо, вы нуждаетесь в моем тепле, и сами же его отвергаете.
Ну как тут не возмутиться?
- Я отвергаю? - закричала я. - Это вы отвергаете меня! Хоть скажите почему? Я вам некрасивая?
Он замялся, явно не желая поддерживать эту тему, но я-то должна была знать.
- Признавайтесь, - потребовала я, - красивая я или некрасивая?
- Вы красивая, - нехотя промямлил он.
- Следовательно, не в вашем вкусе.
- Да при чем здесь мой вкус? - изумился он, странный человек, - по-другому не скажешь.
- Тогда я недостаточно для вас молода, - сделала я очередной вывод.
- Это глупо, - рассердился он. - Мне совершенно безразличен ваш возраст. И вообще, неужели в этой ситуации вы, Софья Адамовна, видите один лишь исход?
"Он еще спрашивает," - подумала я и с достоинством произнесла:
- Конечно, один лишь исход. Не знаю как у вас в Америке, там, думаю, творится черт-те что, но у нас в России не принято с голым мужчиной так просто лежать - обязательно должно быть естественное продолжение. Традиция у нас такая, где бы это ни случилось, хоть дома, хоть на работе. А я приверженка русских традиций и свято их чту.
- О! Традиция, - озадачился американец. - Тогда вы должны знать, что я санньяси, - с достоинством молвил он.
- А это что еще такое? - насторожилась я. - Надеюсь, не болезнь?
- Это значит, что я прошел уклад брахмачари и, минуя грихастха и ванапрастха, принял санньясу.
- Санньяса - это что?
- Это - отречение от мирской деятельности - четвертый этап духовной жизни, последний уклад на пути духовного совершенства, на пути к Богу. Брахмачарья - первый этап, ученичество - с пяти до двадцати пяти лет человек постигает азы духовной науки. Грихастха - второй этап духовного совершенства - период семейной жизни, длящийся до пятидесяти лет. После этого грихастха оставляет семейную жизнь и готовит себя к санньясе. Этот период называется ванапрастха - третий этап духовной жизни. Богу было угодно, чтобы я сократил этот путь и от брахмачарьи, минуя другие уклады, сразу принял санньясу - предался Всевышнему и отрешился от мира.
"Во шпарит! - изумленно подумала я. - Как по написанному. Шпион, точно шпион."
Мне стало смешно. Я не стала сдерживаться и воскликнула:
- Ха! Ха-ха-ха! Уж видела, как вы отрешились от мира. На "Кадиллаке" разъезжаете, за "братанами" бегаете, разговоры их подслушиваете, красивых женщин спасаете.
Понятное дело я имела ввиду себя. Американец, видимо уяснив, что настроение мое переменилось, и я уже не опасна ему, присел со мной рядом и сказал:
- Все так, но я это делаю беспристрастно.
- Что значит беспристрастно?
- Без всяких чувств, без привязанности к этой деятельности и к ее плодам. Я достиг осознания своей вечной природы, отличной от этого временного тела - тела, которое является капканом для души. Я - душа, я - не тело, поэтому все, что происходит с телом, временно и меня волновать не может. Я здесь с миссией и исполняю волю Бога. Я живу в духовном мире, а в этом пребываю механически.
Усомнившись, я спросила:
- Вы уверены в этом?
- Абсолютно.
- Следовательно вы механически себе купили "Кадиллак", а не "Жигули" и не "Запорожец".
- Я себе не купил бы ничего - мне все равно "Кадиллак" или "Запорожец". Я черпаю наслаждение в духовном мире. Высшее наслаждение материального мира лишь жалкий отблеск духовного наслаждения. А машина, кстати, не моя, а Тэда Доферти. Он дал мне ее на время.
- А он, значит, не санньяси, - уточнила я.
- Нет, он грихастха - домохозяин. У него жена и дети, он обязан заботиться о них и не может полностью отречься от мирской жизни, но в пятьдесят лет он станет ванапрастха. Как только вырастит детей и обеспечит жену, сразу же отойдет от семейных дел, - успокоил меня американец.
- Очень рада за него, - заверила я, - а вы, значит, уже отошли от семьи.
- Нет, я же сказал: у меня семьи не было. Я не жил укладом грихастха, а следовательно и ванапрастха. Минуя их, я стал санньяси и дал обет безбрачия. Такова моя миссия в этом мире.
"Нет, не шпион, даже для шпиона это слишком замысловато," - подумала я и заключила:
- А по-моему вы просто эгоист. Только эгоисты идут в монахи. Я правильно вас поняла, ведь вы монах?
- Не совсем, но очень похоже, - подтвердил американец. - Можно я и дальше буду вас греть? Есть опасность, что вы снова переохладитесь.
Я задумалась: теперь, после того, что я узнала, как-то неловко было в его объятиях лежать, но с другой стороны он прав: я могу заболеть.
- Так и быть, грейте, - вздохнув, разрешила я и подумала: "Уж лучше бы этот американец оказался шпионом, но если он все же шпион, почему медлит? Почему меня не вербует?"
Он же, не подозревая о моих драматических размышлениях, спокойно обвил руками и ногами мое тело и прижался голой грудью к груди моей, очень свежей, должна заметить и вполне еще красивой, как и все остальное. Все эти мои прелести существовали не просто так - они требовали того, ради чего были созданы, но, увы!
- Послушайте, - изумилась я, - неужели вы так запросто можете со мной лежать, ничего не испытывая? Это же очень странно.
- Значит вы все же понимаете, что это нелегко, - вместо ответа заметил он, - а зачем тогда обвинили меня в эгоизме? Лежать с вами теперь мне легко, а вот путь к этому был сложным. Истинная вера - тяжелый путь, он по силам немногим.
В его горячих объятиях я почувствовала это как никогда и потому сказала:
- Знаете, я пока еще не достигла ваших высот, а потому лучше не будем искушать природу. Хватит уже обнимать меня. Лучше пойдите гляньте, может одежда высохла. Так я согреюсь без греховных мыслей.
- Хорошо, пойду, - согласился американец, - но тогда вам стоит еще выпить ведического эликсира. Две-три капли на язык, и сразу согреетесь.
Он посветил фонариком и протянул мне маленький красивый пузырек, украшенный полудрагоценными камнями. Я залюбовалась этим чудом и подумала, что в нем можно было бы хранить духи, а можно было бы…
- Советую принять эликсир поскорей, - вплел в мою мысль свой голос американец и вышел из шалаша.
Я капнула на язык несколько капель и вскоре запылала так, что хоть бери и вылезай из собственной шкуры.
Американец очень быстро вернулся. Он был уже одет, но мне сказал:
- Ваша куртка и джинсы высохнут еще нескоро, а свитер совсем мокрый.
- Но ваши же высохли, - заметила я.
- Нет, я надел сырое, вам так нельзя. Вы заболеете. Я очень долго тренировался, прежде чем научился регулировать температуру своего тела. Мы поступим следующим образом: вы останетесь здесь, а я сбегаю к местным жителям и куплю вам сухую одежду. Деньги уже высохли.
Я пришла в немалое изумление - что за наивность? Он побежит к местным жителям, разбудит их - на дворе ночь - начнет совать им свои доллары и просить сухую женскую одежду. В лучшем случае его в психушку сдадут, в худшем - разобьют лицо и отберут деньги. Последнее наиболее вероятно.
Конечно же, я поделилась своими опасениями.
- Нет, Всевышний приведет меня к хорошим людям, - возразил мне американец.
- Почему вы так уверены? - удивилась я.
- Потому что я предался Всевышнему.
- И потому вас два раза топили, - напомнила я, возмущаясь тем, что он, не подумав, мелет.
Похоже, я расстроила его.
- Я размышлял над этим, - признался американец. - Всевышний ничего не посылает случайно. Раз упал я в ледяную воду, значит в этом есть смысл. Моя задача определить, чему Господь меня этим опытом учит. Господь любит нас и оберегает от ошибок и никогда не совершает жестокости. Он делает лишь то, что для нас необходимо.
Я возмутилась:
- Не совершает жестокости?! Хотите сказать, что для меня было необходимо остаться сиротой в том возрасте, когда я, по сути еще глупый ребенок, особенно нуждалась в родителях? Я же ангелом была, толком и нагрешить не успела, так за что Господь так покарал меня? Чем я ему не угодила?
Американец неожиданно рассердился.
- Это ошибочное утверждение, что Господь карает, - гневно воскликнул он. - Никого не карает Господь, он безгранично добр, бесконечно терпелив и опекает нас в каждом нашем шаге. Давая нам мучительный опыт, он избавляет нас от еще больших мучений, к которым стремимся мы по глупости своей. Так мать, заметив, что ребенок все же тянется к огню, несмотря на ее многочисленные запреты и объяснения, принимает мудрое решение этот опыт ему дать, но с гораздо менее опасными последствиями. Мать позволяет малышу потрогать пламя свечи. Малыш плачет, ему больно, он даже гневается на мать и машет на нее ручонкой, а мать жалеет его и радуется, что избежит он теперь огня большого. В прошлой жизни своей вы могли иметь те желания, за которые расплачиваетесь в этой жизни. Это путь роста для того, кто пренебрегает духовным знанием. В материальном мире все страдают. Да, здесь плохо, здесь много горя, но никто не заставлял нас уходить из Духовного Царства, где вечное блаженство, и приходить в материальный мир, где лишь муки и горе. Мы в заблуждении закоренели и не хотим своей ошибки понять, мы ропщем лишь на то, что этот мир конечен. А ученые бьются над тем, чтобы принести вечность в этот ужасный материальный мир, который на самом деле мы должны стараться покинуть. Может ли кто представить, чтобы заключенные захотели сделать свою тюрьму вечной? Ученым это не удастся, потому что Господь добр и не допустит вечных мучений и горя. Мы сами хотим быть здесь, и это наше желание Господь выполнил лишь для того, чтобы мы могли на собственном опыте познать причинно-следственные связи. В конце концов все мы рано или поздно поймем, что хорошо нам только в Духовном Царстве Божьем и вернемся туда.
Признаться, от проповеди такой я ошалела. Столько мыслей в голове появилось, что возникла опасность короткого замыкания мозгов.
- Ладно, не будем обо мне, грешнице, - чтобы закрыть этот вопрос, сказала я, - поговорим о вас, о монахе. Почему же с вами неприятности случаются? Вы же отошли от всего мирского, так за что Господь на вас ополчился?
- Может я совершил какую-то ошибку, отклонился от духовного пути и перешагнул безопасную грань, - предположил американец.
Я изумилась:
- Разве это возможно?
- Майя не дремлет, она постоянно заманивает в свои сети. Какими-то нечистыми помыслами или делами я, возможно, заработал такую карму, а может Господь подает мне знак, который предстоит еще разгадать.
Он был явно расстроен. Мне захотелось его успокоить.
- При чем здесь карма? - воскликнула я. - Если на вашем пути встретились "братаны", купание в холодной воде скорее поощрение, чем наказание. Вас могли просто пристрелить, Всевышний же спас вас, да заодно и меня, следовательно вы совсем не грешили. И кармы никакой у вас нет.
- Нет-нет, - не согласился американец. - Карма на этой планете есть у всех, кто служит майе и не предался всецело Богу. Я же нахожусь на пути. Я остановил свою старую карму и не нарабатываю новой, но удержаться на высоте не может никто. Время от времени происходит падение. Возможно упал и я, раз со мной такое случилось. Все эти приключения - или признак кармы или знак Господа, что майя затягивает меня. И то, что я вынужден так много общаться с женщиной, тоже признак кармы. Видимо, согрешил. И даже подозреваю где.
Я не смогла удержаться от любопытства и спросила:
- Скажите, пожалуйста, где? Вдруг и мне такое грозит, так я постараюсь не грешить.
- Вам это не грозит, - успокоил меня американец. - Вы не санньяси. Ваша карма за вами тянется и, чтобы ее прервать, предстоит пережить еще не одно рождение. А я слишком увлекался тренировкой своего тела, думаю, в этом падение мое. Я, незаметно для себя, перешагнул грань и привязался к своему телу, а в этом мире ни к чему привязываться нельзя. Если бы я не тренировал свое тело, мне не пришлось бы пользоваться плодами этих тренировок. Всевышний дает нам все, чего мы хотим. Раз я тренировал свое тело, значит хотел его испытать, но вы не тренировали свое тело, поэтому я побегу за сухой одеждой.
Не успела я ответить ему, как он умчался. Я же, ошарашенная, осталась в шалаше одна.
"Что за вера у него? - гадала я. - Явно что-то восточное. Или индуизм или буддизм. Однако, странный он, этот человек. Впервые встречаю такого, но неужели он совсем-совсем монах?"
И тут мысли мои потекли абсолютно в другом направлении.
"Мы лежали совершенно обнаженные, прижавшись друг к другу, но он даже не отреагировал, - возмущенно подумала я. - Это просто безобразие какое-то. Словно я кукла фарфоровая, а не живая красивая женщина. Но с другой стороны он монах, и ему плевать на мою красоту, а все же как хочется его соблазнить. Думаю мне, с моим опытом, и с монахом сладить удастся…
Но прочь, прочь глупые мысли. Он же человек, и хороший, хоть и мужчина…
Ха, вот именно, что мужчина! Стоит ли жалеть мужчин? Этих кобелей и эгоистов!
И пусть мужчина! Да и пусть он мужчина, грех невелик, тем более, что он в этом и не виноват вовсе, так зачем же делать ему гадости? Человек не просто же так монах, он старается, меры к этому принимает, на одной силе воли держится…
А все же надо бы его соблазнить. Хоть немножечко. Хоть чуть-чуть, а то что это он совсем на меня не смотрит: молится и молится. Даже в поле молился. Даже в подвале. Ах, я должна его соблазнить.
Но с другой стороны сильно мешает образование. (Я имею ввиду свое.) Начиталась умных книжек и теперь на свою беду знаю, как соблазнять этих святых. Вот у Толстого отец Сергий к примеру. Ведь его тоже пытались соблазнить. И что хорошего из этого получилось? Отрубил там что-то себе сгоряча. Хорошо еще если палец, а если…
Нет! Нет, нет, Боже меня упаси. Не стану я уродовать человека, пусть даже он и мужчина."
Я твердо решила, что не буду его соблазнять.
Должна сказать, что на принятие этого решения ушло много времени: мой монах вернулся с сухой одеждой. Ни о чем не подозревая (какие за его спиной строятся козни и какой опасности собираются его подвергать) он протянул мне сверток и сказал:
- Поскорей одевайтесь. Нам надо успеть забрать "Жигуль" до утра. Позже будет опасно.
- Послушайте, - воскликнула я, натягивая на себя какой-то несвежий заплатанный свитер, - а вы, случаем, не американский шпион? Тут в нашу страну понаехало их видимо-невидимо: нашей молодежи пудрят мозги и жизнь им портят.
- Да-да, - обрадовался он. - Отчасти поэтому я сюда и поспешил.
- Так и знала! - воскликнула я. - Значит вы - шарлатан?
- Да почему же? - удивился он. - Какие странные вы делаете выводы. Напротив, я приехал искать моего духовного учителя, который явился в вашу страну с важной духовной миссией.
- Это не того ли, с которым я разговаривала?
- Вы имеете ввиду Ангиру Муни?
- Я имею ввиду вашего друга из девятой квартиры, кем бы он ни был - пусть даже Муни. Такого элегантного мужчину не испортит любое имя.
- Он Муни, - подтвердил монах. - Он должен был встречать меня в аэропорту, а перед этим сообщил мне о загадочном исчезновении нашего Великого гуру.
- Это уже слышала, - вставила я.
Монах же, не обращая внимания на мою реплику, с патетикой продолжил:
- До этого я размышлял только о моему учителе, но теперь размышляю и об Ангира Муни, о третьем ученике моего Великого гуру, об этом чистом преданном Господу. Он санньяси, он просветлел в один миг, обрил голову, надел шафрановые одежды, отрекся от всего чувственно- материального и предался чистому служению Богу. Находится в вашей стране небезопасно всем нам. Я попал в беду. Наш учитель пропал. Что будет теперь с Ангира Муни? Боюсь, он тоже пропадет.
Монах мой так запечалился, что я не могла не утешить его.
- Говорю же, жив ваш Муни, - заверила я. - Сам вас ищет и тоже очень переживает за вас. Кстати, не заметила на нем никаких шафрановых одежд. Был одет по последней моде, хоть он и санньяси, как и вы.
Похоже, мой монах испугался. Испугался впервые, с тех пор, как мы познакомились.
- Не как я! Не как я! - сердито воскликнул он. - Ангира Муни значительно меня выше.
Я удивилась:
- Что вы имеете ввиду?