- Успокоиться? Не смешите меня! Вы не знаете как переживает мать, когда теряет своего ребенка! Еще немного и наброшусь с кулаками на вас.
Он отодвинулся подальше и прошептал:
- Не надо, пожалуйста, это вам не поможет. Неприятное, конечно, положение, но давайте предадимся Богу - все в его руках.
Услышав это, я взвилась.
- Неприятное?! Вы втянули меня в полное дерьмо, а теперь советуете предаться Богу? - закричала я. - Думаете, это поможет?
- Уверен, что да.
Я заплакала, а что мне оставалось? Бездействие, в котором вынуждена была пребывать, пугало больше смерти. Мой Санька, мой сын в руках страшных людей, а я сижу в этом вонючем подвале и ничего не могу предпринять.
От этой мысли мне стало еще горше. Я плакала уже навзрыд, приговаривая:
- Санька! Мой Санька!
- Санька - это кто? - спросил американец.
Я готова была его убить, но ответила:
- Это мой сын.
Ответила и завыла в полный голос. Американец испугался.
- Пожалуйста, плачьте тише, - попросил он.
- Идите к черту! - посоветовала я и назло заорала во все горло.
Удивительно, что меня никто не услышал, кроме, естественно, американца. Зато он заерзал и запыхтел.
Чувствовалось, что впал растерянность.
- Ну хорошо, - наконец сказал он. - Не люблю этим заниматься и не должен, но раз ситуация требует - попробую.
Я перестала плакать и спросила:
- Что вы бормочете там? Чем вы не любите заниматься?
- Не люблю смотреть в будущее, - спокойно ответил он, этот странный человек.
В будущее он, оказывается, смотреть не любит! Жаль, что темно, и я не могу посмотреть на него - все ли у него дома?
- Вы что, шарлатан? - спросила я.
- Нет, что вы.
- А то немеряно их у нас развелось. Из-за границы приезжают, целые представления дают, бешеные деньги огребают, будто у нас своих мошенников мало. Не за этим ли и вы пожаловали к нам?
Американец, похоже, обиделся.
- Зря вы так, - прошептал он, - я не мошенник, и деньги меня не интересуют, и обманывать не собираюсь никого. Да мне и не нужно обманывать. Разве вас хоть раз обманул?
Я задумалась:
- Да нет вроде, но разве вас, мужиков, поймешь? Порой вы десять раз правду скажете, чтобы один раз вовремя соврать.
- Никогда так не делаю, - успокоил он меня. - Вы хотите узнать про своего ребенка?
- От вас?
- Не совсем от меня, но скажу вам я.
Как-то туманно он мне ответил.
- Я грамотная женщина и не верю в колдовство, - на всякий случай предупредила я, но лишь затем, чтобы скрыть любопытство.
- И правильно делаете, - одобрил он, - магия давно свои знания утратила. Человек сам ничего не хочет знать, потому знает лишь то, что хочет.
Я рассердилась. Проще простого напустить тумана - сразу все разглядят в этом тумане и ум, и необыкновенное знание и совершенство. Сама делала так не раз, так что пусть не старается - меня не надуришь.
- Если собираетесь обмануть, чтобы я не рыдала, так зря стараетесь. Уже взяла себя в руки и больше плакать не буду, - мужественно ответила я, но испугавшись, что он передумает, поспешила добавить: - А про ребенка, все же, скажите поскорей.
- Поскорей не получится, - ответил он. - Дайте мне свою руку и отвечайте на вопросы.
"Точно шарлатан," - подумала я, но руку ему сунула. Надо же было хоть чем-то заняться.
Он сжимал мою руку и задавал вопросы. В основном они касались моего Саньки: когда и где родился, когда и где был зачат. Вопросов было много, всех и не упомнишь. Исчерпался американец не скоро, а, покончив с вопросами, надолго замолчал. Но окончательно не затих: до меня доносилось какое-то его бормотание. Однако и оно вскоре прекратилось - видимо, сложные у него там процессы шли.
Наконец наступила тишина. Я бы даже сказала - гробовая.
Я смотрела на решетку в потолке и прислушивалась к тишине. Очень не хотелось бесполезно тратить время, все надеялась: вдруг в ту комнату кто-то из "братанов" забредет и скажет где мой Санька. Признаться, я на это рассчитывала гораздо больше, чем на колдовство американца, но решетка источала и источала тусклый свет. Этот свет рассеивался сразу же за ее прутьями и не светил, не грел, был бесполезен, как наше бесплодное пребывание в этом подвале - из комнаты над нами не доносилось ни звука.
- Это не ваш сын, - сказал наконец американец.
- Это мой сын, - упрямо возразила я.
- Тогда скажу по-другому: не вы родили его. Его родила другая женщина - женщина, которая была вам близка.
Этого знать он никак не мог, а потому вызвал мой интерес и немалый.
"Чем черт не шутит, - подумала я, - может и в самом деле он кое-что умеет. Ведь была же я у пророчицы, которая умела события предсказывать. Конечно же нет никаких чудес, а под всем этим, наверняка, есть реальная подкладка, неизвестная пока современной науке, но так ли это важно? Хотя, с другой стороны, если он американский шпион… Может это ЦРУ его так подготовило, чтобы он успешнее меня вербовал. Иначе откуда он все про меня и про Саньку знает? Видно, я ценный кадр, раз на меня специального агента напустили. Ох, быть мне резидентом…"
- Вы правы, этого ребенка я усыновила, - чтобы вдохновить американца на новые экстросенсорные открытия и шпионские откровения, призналась я. - Он сын моей подруги, которая умерла, точнее погибла. Очень трагично.
- Эта подруга в чем-то перед вами виновата, - продолжил он. - Мне это сразу стало ясно.
- В общем - да, если считать виной то, что она хотела меня убить.
Американец впечатлился:
- Убить вас? За что?
Приятно, что он не видит повода. Завидую его терпимости.
- Не "за что", а "почему", - горестно усмехнулась я. - Нелли страстно хотела, чтобы все, чем владею я, досталось ее маленькому сыну.
- А вы богаты?
- Не то, чтобы слишком, но по нашим мерка - да. - Я подумала и добавила: - А может и по вашим. Во всяком случае Нелли так разбогатеть и не мечтала. Впрочем, я не права, она мечтала и жизнью своей рисковала ради моего добра. И, что удивительно, ее мечта сбылась, правда за мечту эту жизнью заплатила она. Зато Санька теперь единственный наследник моего состояния. Я составила завещание на его имя еще при жизни Нелли. После моей смерти он будет богат, как того хотела Нелли. Она очень этого хотела.
- Вот вы и сами дали на свой вопрос ответ, - усмехнулся американец.
Я удивилась:
- О чем вы?
- О том, что будет с вашим сыном. Он будет жить, раз Нелли так сильно этого хотела, что даже из-за желания своего умерла. Он переживет вас и получит ваше состояние. Всевышний выполняет все наши желания, но как же мы ими себе вредим.
- Нет, вы говорите правду? - испытывая сложные ощущения, воскликнула я. - Вы и в самом деле уверены? Господи, неужели он будет жив! Кстати, а как вы узнали о том, что Санька не мой сын. У вас на меня досье?
- Какое досье? Вы сами мне это сказали, - ужасно разочаровал меня американец.
- Как же? Когда?
- Отвечая на мои вопросы. После третьего вопроса мне стало очевидно, что не вы рожали этого ребенка, потом мне стало очевидно, что не вы кормили его грудью, потом…
Я рассвирепела.
- Так вы обманули меня?! - завопила я. - Так вы никакой не маг! Вы даже не шпион. Вы шарлатан!
- Тише, пожалуйста, тише, - взмолился американец. - Кричать здесь опасно.
Но я уже разошлась, я должна была высказать ему все, что о нем думаю…
Господи, почему ты сотворил меня такой глупой? Зачем дал мне глотку луженую?
Я не послушалась американца и продолжала орать, и тут же за это поплатилась. Замок лязгнул, дверь распахнулась, и слепящий луч фонаря осветил комнату. Я мгновенно затихла, но было поздно.
- Нет, я не понял, тут, вроде, никого, - раздался знакомый голос.
"Братан"! Это он, тот, который гонялся за мной по крыше. Этот голос я узнала бы из тысячи.
- Да отсюда шел кипиш. Я тебе, блин, говорю, - заверил его другой, незнакомый голос. - Типа телка кричала.
Я, уже проклиная себя и свой громкий голос, жалась к американцу, а американец жался к стене, но нас это не спасло. Фонарный луч скользнул по комнате и уперся в меня, и следом тут же раздался изумленный вопль:
- Е..ть твою капусту!
Не представляю, как эту лингвистическую конструкцию можно американцу перевести, потому что не очень осознаю ее сама.
- Да это же снова она, та бикса позорная! - с невыразимой радостью завопил "братан". - Слышь, Колян, хватай эту сучку, а я америкоса скручу. И братву, братву сюда зови, не справиться нам вдвоем.
Не успела я выйти из оцепенения, как налетели на нас "братки" и в два счета и меня и американца скрутили. Меня, так даже связали. Я была напугана, тряслась и плохо соображала, но вдруг страх как рукой сняло, потому что меня осенило: это же тот "братан", который моего Саньку похитил. И я завопила:
- Сволочь! Сволочь! Ребенок где мой?!
- Смотри, какая чудная, - беззлобно подивился "братан". - Еще и вопросы задает. Слышь, баба, на нерв-то не заезжай, - посоветовал он.
Но я не вняла его совету, и тут же "заехала на нерв" и еще громче завопила:
- Где мой Санька? Где мой сын?
При этом я не переставала брыкаться и даже пыталась царапаться, впрочем, с очень низким кпд.
Американец же вел себя недостойно - он молчал и не проявлял никакой агрессии. По сути, сразу сдался. Вот же трус, а я рассчитывала на его сильное тело, которым он уже успел прихвастнуть.
Одного моего сопротивления явно было недостаточно, поэтому потащили нас наверх, без особого труда затолкали в уже знакомый джип и по ночному городу покатили.
- Куда мы едем? - шепнула я американцу.
- Судя по всему на мост, - спокойно ответил он.
Мне бы его спокойствие.
Американец был прав - подлые "братаны" выгрузили нас на мосту, уже знакомом до боли.
"Что ж они тяготеют-то так к мосту этому? - гадала я. - Место у них здесь что ли лобное?"
Американец по-прежнему был кроток, его даже не связали, я же буянила, как могла. Должна признаться, могла весьма скромно, поскольку мои-то руки как раз и не были свободны: их опутали веревкой.
Зато рот мой не закрывался. Уверена, немало подивились "братаны" силе моих голосовых связок. Тема была все та же: куда дели моего Саньку, сволочи?
Не слишком обращая внимание на протест, "братаны" поставили меня к перилам. Американец уже был там, его выгрузили несколько раньше, думаю за примерное поведение. Оказавшись у перил моста, я обернулась, пытаясь вглядеться в воду, маслянисто темневшую далеко внизу.
Тело пронзило предчувствие: снова полезу в ледяную "купель". Однако Колян - кстати, с ним я еще не была знакома - быстро развеял мои дурные предчувствия. Он не стал мелочиться и сразу вселил в меня ужас бойким заключением.
- Эти говнюки плавают во льдах, как пингвины, - сказал он.
"Откуда только узнал? В прошлый раз его здесь не было."
Мой "братан" с ним сразу согласился.
- В самый цвет, - сказал он. - Точно, Колян, сначала мы их замочим, а потом уж пускай освежатся.
Его рука мгновенно нырнула за пазуху, и секунду спустя в мой лоб уставился пистолетный ствол. Почему только в мой - непонятно. Я же на мосту была не одна, но американец примерным поведением вызвал к себе симпатии и уважительное отношение. Во всяком случае к его лбу не приставили ничего.
"Ну все, - решила я, - Санька станет богатым гораздо раньше, чем нагадал этот трусливый богомолец. Уж не брался бы предсказывать, если не умеет."
Я отвернулась от пистолета и с презрением посмотрела в безмятежное лицо американца. Он ободряюще кивнул мне и тихо шепнул:
- Все будет хорошо. Предайтесь Богу.
"Ага, прямо сейчас и предамся, - возмущенно подумала я. - Почему же не предаться? Самое время. Со связанными руками, с пулей во лбу и среди льдов в реке это будет очень уместно."
Мысль пробудила во мне ярость, которая, думаю, и помогла высвободить из пут одеревенелую руку. Видимо, в суматохе плохо связали меня "братаны", чем я и воспользовалась.
- Козел!!! - рявкнула я и залепила "братану" роскошную пощечину.
Перед лицом смерти пистолет в его руке мало уже меня интересовал, точнее, я про него совсем забыла. После пощечины о пистолете забыл и "братан".
- Ну ты, бля, и драная коза, - зарычал он, поспешно отводя от моего лба ствол. - Ну тебя придется и поучить.
Я поняла, что не время еще погибать. Русскому человеку с его любовью к знаниям отвратительна любая безграмотность, следовательно, умереть неученой мне не дадут. Это так меня вдохновило, что нога к "братану" потянулась сама собой. Не стоит, думаю, уточнять, что бедняга опять получил мой коронный удар ботинком в промежность…
Изумленный Колян стоял, ничего не предпринимая. Он ясно видел, что я с "братаном" связана уже определенными отношениями и не решался в эти отношения встревать. Сам же "братан" на дальнейшие отношения очень настроился, думаю как раз с помощью моего ботинка. Как только судороги спали с бедняги, он завопил:
- Сука, убью! - и схватил меня за горло.
Ох, потемнело у меня в глазах! Хрипы вырвались из чрева. Следуя советам американца, я начала предаваться Богу и…
Услышала шум приближающейся к мосту машины. "Братан" тоже глухотой не страдал и насторожился. Натужный рев двигателя тяжелого автомобиля надвигался с неотвратимостью рока. "Братана" этот факт от моей шеи несколько отвлек - хватка его ослабла.
Я передумала предаваться Богу и начала лихорадочно размышлять, изыскивая способы малость погрешить еще на этом свете. Тут-то и въехал на мост здоровенный тягач, то ли МАЗ, то ли КРАЗ. Не теряя времени я повторила свой коронный финт: лягнула "братана" в промежность носком ботинка. Жестоко травмированный, он взмахнул руками, судорожно дернулся и непроизвольно выстрелил.
Пуля угодила в кабину грузовика. Водитель испугался, рванул руль и въехал точнехонько в корму джипа, заработанного нелегким бандитским трудом. "Братаны" окаменели. Им стало не до американца и даже не до меня.
Секундой позже с возгласом "уроем, козлина!" они рванули к осевшему на джип грузовику, напрочь забыв о своих служебных обязанностях по отношению к нам с американцем. Но кто решился бы бросить в них камень, - дело-то неотложное!
Я принялась оплакивать незадачливого водителя грузовика и соболезновать малым его детушкам, считай, лишившимся своего кормильца. К этому процессу мне захотелось подключить и американца. Но он, бездушный иноземец, бросился распутывать вторую мою руку, которую вытащить из веревок я так и не смогла.
- О, спасибо, спасибо, - залепетала я, польщенная таким галантным порывом.
Когда упала с меня последняя веревка, американец нежно взял меня за талию, осторожно приподнял над землей и…
И швырнул с моста прямо в ледяную воду. Я даже не успела сопротивления оказать. Какое вероломство! Какое коварство! Я полетела… Полетела… и…
Водичка приняла меня, как родную, хотя (заметить должна) и не стала теплей. Уже через несколько секунд после первого всплытия на поверхность я выяснила, что чуть не свалилась на голову американцу. Как ему удалось прилететь быстрей меня - это загадка природы, которую у меня не было времени разгадывать: приходилось энергично бороться за жизнь. Но как бы там ни было, американец уже был в воде и, боюсь, ни ему, ни мне это никак не шло на пользу.
Удрученная неудачами, я приготовилась уже тонуть и повторять всплытие, как это было в прошлый раз, но выяснилось, что в этом нет необходимости. Куртка моя раздулась и отлично держала меня на поверхности.
"Нет худа без добра, - подумала я, - даже не подозревала о столь ценных ее качествах. Так бы и провисела эта куртка в моем шкафу, никак себя не проявив, если бы не подвернулся подходящий случай."
Я-то болталась в куртке, как в спасательном жилете, а вот американцу приходилось несладко. Он погружался и всплывал, погружался и всплывал. Я подплыла и милостиво дала ему возможность за себя уцепиться, уже предвкушая как будет он меня согревать своим сильным горячим телом…
Грешить, видимо, вредно даже в мыслях. Американец тут же затопил меня вместе с моей плавучей курткой. Пока я, судорожно хватая воздух, кляла себя за излишнюю гуманность, силы мои иссякли. Вода сомкнулась над головой и последнее, что Бог привел увидеть, была физиономия американца. Вполне приятная, но…
Очнулась я, по несчастью, не на берегу и не в горячих объятиях американца, а все еще в ледяной воде, которая уже и ледяной не казалась. Температура воды уже решительно не имела никакого значения: я одеревенела и не ощущала своего тела.
Моя непотопляемая куртка несла меня по течению. Американец плыл рядом, мерно взмахивая руками, и время от времени подправлял мой курс. Плыл он, как в бассейне: легко и свободно, хотя по всем законам природы мокрая одежда должна была ощутимо тянуть его ко дну. Холода, похоже, был ему нипочем.
Тогда мне было не до юмора, а сейчас могу сказать: складывалась идиллическая картина: ночное купание джентльмена. Если бы не интенсивный пар над бритой головой американца и не дыхание его, вырывающееся изо рта мощными и ровными клубами, совсем как у кита, с паром и брызгами, картина была бы прям-таки курортная. Тогда же мне курортных ассоциаций в голову не приходило. Впрочем, какие ассоциации вообще могут прийти к обледеневшему полутрупу.
От американца не укрылось мое агональное состояние и он решил подбодрить меня.
- Потерпите немного, - не нарушая ритма дыхания, сказал он, - скоро будет поворот речного русла. Там и выйдем на берег. Я помогу вам согреться.
Вспомнив о способе, которым он помогает согреваться, я даже не обрадовалась - так безнадежна была. В голове господствовала одна лишь мысль: "У меня будет крупозное воспаление легких и менингит. Второго раза мой организм не вынесет."
Я где-то читала, что в Сибири переохладившихся мужчин обкладывали женскими телами. Вроде бы у женских тел подходящее свойство отдавать тепло с необходимой скоростью. Насчет же того, чтобы переохладившуюся женщину обкладывали американцами, я не слышала ничего, но из опыта своего уже знала, что это тоже помогает, даже если американец всего один. Однако на этот раз я была совсем плоха. Даже на американца своего уповать перестала. Сказать честно, сомнения одолели: достаточно ли я жива для мер спасения. Практически, почти уже Богу предалась.
- Не бойтесь, я вас спасу, - словно угадав мои мысли, сказал американец и еще более энергичными толчками погнал мое тело к берегу.
Я поверила ему и даже начала ловить за хвост надежду, но как раз в это время у моей куртки кончился запас плавучести. Вода залила мне и нос и рот. Сразу как- то захотелось жить, с этим желанием я и стала кричать, звать на помощь не знамо кого. Звать на помощь - сильно сказано: из горла вырывались только хрипы и пузыри. Мой рот уже не расставался с водой. Однако, американец прекрасно меня понял. Он бодро залепил мне в лоб, после чего тут же схватил за шиворот. Видимо не забыл, как я в прошлый раз ему в глаз засветила и решил принять заблаговременно меры. После мер этих я утратила способность следить за развитием событий, потому что рассталась с сознанием.
Очнулась я, как и в прошлый раз, обнаженная в шалаше и в горячих объятиях американца. Очнулась, прислушалась к себе и с удивлением констатировала:
ничего не болит.