- Вылезай, тебе нельзя сидеть в горячей воде.
Жанна покачала головой. Все это время она молчала, остановив свой бессмысленный взгляд на какой-то невидимой точке.
- Вылезай, слышишь? От горячей воды снова пойдет кровь.
Она никак не отреагировала на мои призывы.
Я закрыла кран и вытащила пробку. Вода начала медленно убывать. Жанна нехотя поднялась, покачнулась и завалилась на меня. Набросив на нее полотенце, я вытащила бедняжку из ванны, поставила на пол и спросила:
- Сама сможешь идти? Она кивнула.
- Тогда пошли, я помогу. Мы добрели до спальни. Уложив ее в постель и накрыв одеялом, я уселась рядом.
- Что случилось? - спросила я, и она горько заплакала.
Плакала она то жалобно, то отчаянно; сердце мое рвалось на части, к тому же меня не покидал страх. Я все еще не знала, что произошло.
- Жанна! Что произошло? - воскликнула я, дрожа от нетерпения. - Говори скорей, или я умру.
Она порывалась сказать, но новая волна рыданий ей мешала. Ожидание становилось мучительным. Нервное напряжение достигло предела. В голове проносились самые чудовищные мысли, сердце тяжелым молотом бухало в груди. казалось, еще немного, и я потеряю сознание.
Жанна, словно почувствовав мое состояние, сумела сквозь рыдания выдавить из себя:
- Меня изнасиловали.
- А почему рана на голове?
- Я ударилась о какую-то плиту, когда он повалил меня на землю.
- Так тебя не били?
- Нет. Меня изнасиловали, - воскликнула она и с новой силой залилась слезами.
"Боже, как я рада! Как я рада! Ее изнасиловали!"
Я действительно была рада.
"Изнасиловали! И больше ничего! Не били и не мучили, а всего лишь изнасиловали. Значит, она здорова и была бы еще здоровей, если бы не сопротивлялась, а по доброй воле легла…"
- Жанна, но почему ты ползла? И стонала… Ты была похожа на труп!
- Не знаю, мне стало дурно, меня рвало, потом ноги отказали и руки тоже. Не помню, как очутилась у твоей двери, лишь помню, что не могла встать и дотянуться до звонка. В голове была боль и какой-то сумбур, будто все это происходило не со мной. Лишь в воде я… В общем, я ожила.
- Может, у тебя сотрясение мозга? Ты сильно ударилась?
Жанна покачала головой.
- Нет, - прошептала она и яростно закричала:
- И мой мозг здесь ни при чем, меня изнасиловали, как ты не поймешь!
Я отшатнулась.
- Да поняла, поняла я, но как это случилось? Расскажи же мне наконец!
- Ах, какая разница, - махнула она рукой. - Я вышла из твоего подъезда и направилась к своему дому по аллее через дворы.
- Говорила же тебе: не ходи через кусты!
- Аллея была совершенно пуста, и я шла очень быстро, почти бежала. Мне почему-то вдруг стало жутковато. Может, это было предчувствие, а может, потому, что там очень темно. Я бежала и неожиданно ощутила сильный рывок и тут же оказалась в зарослях. Остальное было как во сне.
- Ты потеряла сознание?
- Нет, но помню все очень смутно. Я старалась дотянуться руками до невидимого лица, но не могла. Хотела закричать, но мешал пластырь. Да, да, он, мерзавец, сразу залепил мне пластырем рот. Убийственная беспомощность. Меня преследовала одна лишь мысль: "Боже! Новая блузка!" Он порвал твою блузку.
- Да черт с ней, с блузкой! - успокоила ее я. - И что же, никто вас не заметил?
- Нет, там не было ни души. И кричать я не могла. Все мои вопли тонули в пластыре. Потом я почувствовала, как уплывает сознание. Когда очнулась, несколько секунд не могла сообразить, где я. Голова гудела, в ушах пульсировало. Руки были связаны лоскутом от блузки…
Я не на шутку забеспокоилась.
- Так он тебя еще и связал?
- Да, но не сильно, и ткань блузки не очень прочная. От пут я без труда освободилась, хуже было с пластырем. Снимать его было очень больно. И в голове билась одна мысль: "Кошмар!"
И еще мысль: "Я успела его сильно поцарапать. По-моему, даже лицо".
Потом мне стало дурно и стошнило прямо на месте в примятую траву. Домой в таком виде я идти не решилась! Я продралась сквозь кусты и поплелась к тебе. Как добралась, абсолютно не помню, в голове каша. Вот так. меня изнасиловали! - Жанна закричала опять. - Изнасиловали! И жизнь моя теперь абсолютно бесперспективна! Теперь я не хочу жить!
Что тут скажешь? Даже смешно. Я всплеснула руками.
- В перспективе любой жизни - смерть, но не стоит торопить события, - сказала я и погладила ее по голове. - Ты еще молода, эта беда забудется, придет счастье и вытеснит все плохое.
Она сбросила мою руку и закричала:
- Ничего не забудется! Никогда не забудется! Неужели не ясно, что теперь у меня никогда не будет счастья! Меня изнасиловали! Теперь мне одна дорога: в могилу! Я повешусь!
Я хваталась попеременно то за голову, то за сердце, то сплетала руки на груди.
"Боже, какая наивность! Какая наивность!" - мысленно восклицала я, ситуация требовала моего вмешательства.
- Ну, дорогая, нельзя так мрачно смотреть на жизнь, - вкрадчиво начала я. - Что за беда? Изнасиловали? Миллионы женщин претерпевали это в своей жизни, да что там миллионы, каждая, если она не урод. Поверь мне, каждая, и не раз. И ничего, и живут себе счастливо, ты же почему-то решила вешаться.
Жанна была потрясена моим оптимизмом. Она даже перестала плакать и спросила:
- Ты серьезно?
- Более чем, - заверила я. - Спроси любого - всякий знает, что творится на белом свете. Я имею в виду семейную жизнь.
- При чем здесь семейная жизнь?
- А вот при чем. Когда бедная, замотанная работой, мужем и детьми женщина, кое-как прополоскав себя в ванной, добредает-таки до постели с единственным страстным желанием: уронить голову на подушку и забыться крепким непродолжительным сном, вот тут-то и начинается.
- Да что начинается? - закричала Жанна. - У меня же совсем другое!
Я опять погладила ее по голове и назидательно сказала:
- Поверь мне, милая, то же. У тебя то же. Муж хватает ее; бедняжку, и заставляет предаваться разврату. Муж-то считает, что она выполняет свой супружеский долг. Однако, если посмотреть на это с точки зрения замученной семейной жизнью женщины, все это иначе как грубым развратом не назовешь.
Естественно, жена, занимаясь постоянно святыми делами: стиркой его носков, варкой борща, уборкой сортира и т. д., уже напрочь утратила всякую ветреность.
Она панически пытается пресечь этот разврат любым путем. Вот тут-то и начинается!
- Что? - вытирая слезы, спросила Жанна.
- Да насилие! Чуть ли не каждый день мужья насилуют своих бедных жен прямо в супружеской постели, и ничего. Их за это даже не судят. Жены потом думают, как бы им отомстить, но это уже днем, на том дело и кончается, ко всеобщему удовольствию. Лично меня многократно насиловал мой собственный муж. И поверь, деточка, это еще не предел женских страданий. Есть дуры, которые готовы подвергать себя насилию добровольно, да при этом еще изображают оргазм, лишь бы убедить мужа, что он половой гигант. И все эти мучения они терпят только ради того, чтобы он не пошел на сторону. Будто есть силы, которые могут наших мужей от этого удержать, особенно вознесенных добрыми женами в степень половых гигантов. Вот так-то, милая.
Жанна, слушая меня, плакала уже с меньшим энтузиазмом. Своими речами я отвлекла ее от страданий, но как только я замолчала, она вновь зарылась в подушку и залилась слезами.
- Меня уже никто никогда не будет насиловать, - с мучительной тоской воскликнула она.
- Ну, дорогая, тебя не поймешь, - изумилась я. - Тебе и то плохо, и это нехорошо. И почему тебя никогда не будут насиловать?
- Потому что у меня никогда не будет мужа! Я с ней никак не могла согласиться.
- Почему это не будет мужа? - спросила я. - Ты же сама мне сказала, что свадьба через месяц.
- Да, сказала, но это было до того, а теперь Миша не женится на мне-еее.
После этих слов она зарыдала с особым отчаянием. Она комкала одеяло, зачем-то запихивала его себе в рот, давилась и всхлипывала, как ребенок.
Я страдала не меньше. - Ну успокойся, дорогая, - гладя ее по рукам, плечам и голове, сказала я. - Ты права, от мужчин не всегда дождешься сочувствия, но это и ни к чему. Совсем не обязательно рассказывать твоему Михаилу всю правду. Мужчинам вообще вредно знать правду, это нездорово отражается на их оптимизме. Поэтому сразу научись не вываливать все. Надо сортировать информацию: где-то приврать, что-то утаить, о чем-то промолчать, а кое-что и не вспоминать вовсе. В этом залог семейного счастья. Рану скроет прическа, синяки уйдут под одежду. Лицо, слава богу, цело, так зачем же Мише знать, что с тобой произошло?
- За тем, что он все равно узнает, только подумает гораздо хуже! - закричала Жанна и замолотила по кровати и руками, и ногами.
У несчастной началась истерика. Я смотрела на нее с недоумением. Ну испугалась. Это понятно. Ну ударилась головой. Тоже радости мало. Душит бессильный гнев на подонка. И это объяснять мне не надо. Что же делать? Выход один: успокоиться, наплевать и забыть. Тем более что завтра такая важная встреча. Придут Елизавета Павловна, Михаил. А у невесты распухшие от слез глаза. Ну куда это годится? И к чему весь этот концерт? Я рассердилась.
- Жанна, сейчас же прекрати валять дурака! Приведи себя в порядок и ложись спать.
- Как я могу спать? - зло закричала она.
- Я дам тебе снотворное. Твой Миша придет в ужас, когда завтра увидит тебя.
- Он никогда меня не увидит!
Ну это уже было слишком. Я возмутилась.
- Не строй из себя недотрогу! - закричала я. - Если какой-то придурок поимел тебя в кустах, это еще не повод для трагедии. Надеюсь, он не оставил там свой автограф, следовательно, Миша может спать спокойно. Ты ему верна, поскольку все произошло практически без твоего участия, или с пассивным участием, что одно и то же. Так что хватит!
- Нет, не хватит, - давясь болью, прошептала Жанна. - Миша думает, что это я, а я теперь уже другая. И все! Оставь меня! Я больше не могу!
И она вновь зарыдала. Мне это начало надоедать.
- Знаешь, хватит! - возмутилась я. - Убиваешься так, словно случилась настоящая катастрофа. Ты испугалась, это понятно. Неприятно, конечно, но ты же сама говорила мне, что всякая женщина в глубине души мечтает быть изнасилованной. Считай, что мечты всех женщин воплотились в тебе одной.
Счастливица.
- С этим не шутят! - крикнула Жанна и запустила в меня подушкой.
- А что нюни распускать? Возьми себя в руки. Подумаешь, лишний раз трахнули. Эка невидаль. Главное - не обидели. Вот блузку порвали, это да, горе.
А я собиралась ее тебе подарить. Впрочем, и это исправимо. Через месяц станешь женой Михаила, он богатый, купит тебе сто таких блузок.
Тут на нее накатила новая волна истерики. Она принялась подвывать и кататься по кровати, с остервенением молотя руками и ногами.
- Ничьей женой я теперь не буду, - скулила она. - Никто на мне теперь не женится. Вся жизнь кувырком из-за какого-то подонка! Гадина! Сволочь! Убила бы его! Убила бы!
Я ничего не могла понять.
- Ты что же, все-таки собираешься рассказать Михаилу об этом незначительном эпизоде своей жизни? - поразилась я.
Нехорошие предчувствия охватили меня.
- Постой-постой, и о чем ты там бормотала? Почему ты "другая"? Можешь ты выражаться ясней? - отчаянно закричала уже и я.
- Куда уж ясней, - вздохнула Жанна. Мой крик подействовал на нее отрезвляюще. Она больше не плакала, но такая мука отразилась на ее лице, что уж лучше бы она продолжала рыдать.
- Как я теперь объясню Мише, почему я не девочка? Он же именно за это меня и полюбил. Мне сделалось дурно.
- Что?!!
- А то, что не было у нас ничего. Я все врала. Он берег меня, не целовал по-настоящему даже, а теперь…
Жанна закусила губу. В ее глазах вновь показались слезы.
- Теперь он никогда не поверит мне, а я так его люблю-ююю.
Я просто остолбенела.
Глава 11
Все то время, пока я пребывала в заблуждении относительно характера свиданий Жанны и Михаила, свидания эти, оказывается, носили чисто пионерский характер.
Кто же мог подумать, что тридцатилетний мужчина, преуспевающий бизнесмен, столько месяцев водил мою дурочку за ручку вдоль Москвы-реки и любовался закатами?
Естественно, я про такое и подумать не могла, поэтому легко верила всем сексуальным измышлениям Жанны. Она же (до чего дошел прогресс!) страдала от своей чистоты, чувствовала свою ущербность и компенсировала целомудрие развязностью, но только у меня на кухне. Пиво, сигареты и порнобасни были только для меня, с Михаилом же она была скромна.
И слава богу! Но до чего мы дожили в погоне за модой! Этак скоро невинным девушкам действительно придется идти на панель, чтобы, упаси боже, не заподозрили их в старомодности, а порядочным людям придется совершать всякие подлости, чтобы не казаться белыми воронами.
А может, так уже и происходит. Ведь даже я, дура старая, возвожу на себя напраслину, хотя в душе, ну чистый ангел.
Но речь тут не обо мне.
- Так, значит, вы не ездили по всем тем злачным местам и пирушкам? - изумленно воскликнула я, как только Жанна закончила свой рассказ. - И ты дурила меня, а вы просто дружили, как мальчик с девочкой?
- Можно сказать и так, - подтвердила она. После более детального допроса выяснилось, что дело было не только в ней. Инициатива, точнее, отсутствие оной исходило от Михаила. Более того, когда Жанна, взвинченная рассказами о моих победах, попыталась реализовать нечто подобное на Михаиле, он в сдержанной форме дал ей понять, что ценит в женщинах простое происхождение, помноженное на скромность.
"Твое происхождение гарантирует наше абсолютное счастье, - сказал он. - Возьми я девушку своего круга, ничего хорошего не получится - через месяц развод. У нас же будет крепкая и счастливая семья. К тому же среди девиц моего круга почти невозможно найти невинную, ты же у меня - создание непорочное. Мама терпеть не может всех этих курящих и пьющих девиц, не говорю уже об их сексуальной распущенности. Ради того, чтобы иметь невесткой целомудренную девушку, она готова смириться даже с неудачной родословной".
Из этого монолога Жанна сделала вывод:
"Относится он ко мне, как хозяин к прелестному щенку, который обещает под его строгим руководством и опекой превратиться в прекрасную выставочную собаку. И боится лишить будущую жену невинности раньше времени, до того как посадит ее под домашний арест".
Но этот вывод ее устраивал, поскольку действительно гарантировал семейное счастье в доступном ей понимании. И все же этим вечером, накануне встречи с Елизаветой Павловной, Жанна решила устроить Михаилу настоящее испытание.
После очередной романтической прогулки он, как обычно, подвез ее к дому и собрался проводить до квартиры.
- Не надо, Мишенька, я сама, - попыталась отказаться Жанна.
- Нет, я должен знать точно, что ты в безопасности, - твердо заявил он.
- Ну хорошо, - вздохнула Жанна и открыла дверцу автомобиля.
Она, как обычно, не собиралась идти сразу домой, а хотела зайти ко мне, похвастаться "успехами". Ведь Михаил объявил точный день свадьбы.
Видимо, предвкушая беседу со мной, Жанна уже начала входить в роль.
По-другому ее порыв я объяснить не могу. Когда они поднялись на второй этаж, ей вдруг захотелось спровоцировать жениха на безумство. Она остановилась на лестничной площадке и в упор посмотрела на Михаила. Взгляд его был невинно озабоченным.
- Что-то случилось? - спросил он.
- Да, - страстно прошептала она, - случилось, - и резко подалась вперед.
- Что же? - спокойно поинтересовался он и отступил на один шаг.
- Я тебя люблю.
- Я тебя тоже, - признался он Михаил. "Черт непрошибаемый!" - возмутилась в глубине души Жанна и поднялась на одну ступеньку.
Михаил попытался в тусклом свете, падающем с соседней площадки, разглядеть, который час.
- Пойдем, малыш, уже поздно, завтра мне рано вставать, - напомнил он.
Но у Жанны был свой сценарий.
- Подойди ко мне, - прошептала она.
- Зачем? - изумился праведный Михаил.
- Ну подойди, пожалуйста, - взмолилась она.
Он несколько секунд напряженно соображал, стоит ли это делать, но все же приблизился к невесте.
- Ну? - В его голосе послышались нeтepпeливо-раздраженные интонации.
Мол, какая еще глупость пришла тебе в голову?
Жанна встала на цыпочки и, обвив руками его шею, страстно впилась губами в его рот. Бедняга обомлел и попытался слегка оттолкнуть ее, отстраниться, но Жанна прижалась к нему еще сильней своей упругой девичьей грудью и слегка застонала. Их поцелуй обрел наконец-таки вкус.
- Я люблю тебя, люблю, - при этом томно шептала она.
Какой ужас! И во всем этом повинна я со своими рассказами.
Пока Жанна трепетала в руках Михаила, пока она усиленно желала его, бедняга ломал голову, что это на нее нашло. Голова у нее закружилась, и глупышка ничего не придумала умней, как сказать:
- Я хочу тебя, любимый, прямо сейчас, прямо здесь, мы уже почти муж и жена.
В общем-то, все происходило именно так, или примерно так, как я ее и учила. На свою голову. Глупые книжки и дурацкие фильмы тоже послужили наглядным пособием. Руки ее осмелели и поползли вниз его живота…
И вот тут-то Михаил проявил твердость, редкую для мужчины. Он сказал:
- Нет! Не делай этого.
- Но почему? - растерялась Жанна. Понятное дело, в книжках и фильмах все было не так. Там…
- Ты же хочешь меня, - промямлила она, - хочешь, я чувствую…
Михаил наконец отстранился и строго сказал:
- Ты глупая, вздорная девчонка. Как в твою голову могут приходить такие мысли? Накануне свадьбы! В грязном подъезде! В любой момент может кто-нибудь войти. Отвратительно даже представить себе такое. Я думал, моя невеста более благоразумная девушка. Ты меня расстроила.
Жанна надула губки. В ее глазах блеснули слезы. Она почувствовала себя оскорбленной и несправедливо униженной.
- Ты тоже очень расстроил меня, - сказала она. - Теперь я вижу, что для тебя приличия важней самых искренних порывов. Ты просто сухарь! Бесчувственный сухарь! У тебя все по расписанию, как на вокзале. Ты понятия не имеешь о настоящих чувствах. Ты не любишь меня!
Она впервые позволила себе бунт.
- Что за вздор! - возмутился он. - Недопустимо делать такие заключения лишь на основании того, что я цивилизованный человек, прекрасно воспитан и контролирую свои эмоции.
- Ты не любишь меня! Не любишь! - заплакала Жанна.
Михаил смягчился, но не настолько, чтобы не прочитать невесте нотацию.
- Ты сердишься только из-за того, что я не пошел на поводу у твоих детских капризов, - сказал он.
(Ничего себе - детских.) - Это не капризы! Это любовь! - плакала тем временем Жанна.
- Ну хорошо, я не правильно выразился. На поводу у твоих детских порывов. Я старше тебя и не должен допустить свершения подобных глупостей.
Он прижал к груди рыдающую Жанну и погладил ее по голове, как ребенка.
Она тут же успокоилась, но плакать предусмотрительно не прекратила.