– Так-так, – повторила четвертая и ткнула поднявшегося Вовчика кулаком в нос.
Тот взвизгнул и сел на пол.
– Наркотиками приторговываем? – ласково спросила у старухи четвертая. – Притон устроили в приличном месте, можно сказать, в очаге культуры?
– А ты кто – милиция? – дерзко спросила гардеробщица. – Тогда документ предъяви! А нет – так вали отсюда с чужой территории!
Вовчик на полу вылупил глаза – с ума бабка спрыгнула что ли, раз так разговаривает? Ясно же, что девица крутая и человек не посторонний, надо бы с ней поаккуратнее...
– Ты, – девица рывком подняла Вовчика с пола, – сделай так, чтобы я тебя долго искала. Мы с тетей наедине побеседуем...
Наконец и до Дарьи Павловны дошло, что с девицей шутки плохи. Она сделала было шаг к двери, но тут же была остановлена негромким приказанием:
– Стоять на месте!
От этого голоса старухе расхотелось своевольничать, она только взглянула на Вовчика, но тот не оправдал ее надежд – бросился к двери и исчез.
– Ну, говори быстро, креветка старая, – сказала девица, приближаясь, – куда дела чемодан?
– Какой чемодан? Ничего не знаю... – забормотала Дарья Павловна, пытаясь отстраниться, но в тесной каморке это было невозможно.
Девица недрогнувшей рукой сжала ей горло, да так, что свет померк в глазах, и гардеробщица поняла наконец, что нужно все рассказать про этот чемодан, иначе ей будет очень плохо. Еще хуже, чем сейчас, хотя казалось что, хуже некуда.
Страшная девица слегка ослабила хватку, так что малая толика воздуха проникла в легкие, и Дарья Павловна закашлялась.
– Все скажу... – прохрипела она, вспомнив от страха, чей чемоданчик вчера спутала с Катиным, и тут, как обычно в самую неподходящую минуту, у нее в каморке появилось начальство.
Дарья Павловна, ну на что это похоже? – хорошо поставленным голосом загудел полный мужчина в плохо сидящем костюме, постепенно накаляясь, – в холле грязь, посетители жалуются! Туалет опять же не убран!
За долю секунды до его появления девица успела убрать руку с горла гардеробщицы и принять самый невинный вид.
– Отчего в служебном помещении посторонние? – гремел директор. – Что вы, девушка, тут потеряли?
Девица поглядела на него искоса и подумала, что может его вырубить мгновенно, вот прямо с этого места сначала ткнуть кулаком в солнечное сплетение, а потом ударить ребром ладони по бычьему загривку. Но... старшая строго-настрого наказала не поднимать шума, иначе они засветятся раньше времени. К тому же нужно следить за чокнутой художницей, а с бабкой она поговорит позднее, когда этот боров удалится.
– Не кричите, – сказала она, – колготки порвались, зашла иголку у нее попросить...
Директор оказался не таким ослом, каким выглядел, во всяком случае он внимательно оглядел девицу и понял, что раз она в джинсах, то нет у нее никаких колготок.
– Идите, девушка, и не мешайте персоналу работать! – отрывисто сказал он, а когда девица вышла, поглядел на гардеробщицу и спросил уже совсем другим, не скандальными, а более спокойным тоном:
– И чем вы тут занимаетесь? Зачем она приходила?
Гардеробщица испугалась – директор в гневе бывал крут. Очень нехорошо он на нее смотрел – с пониманием. А если заподозрит и устроит обыск? Двенадцать пакетиков с наркотиками жгли ей душу. То есть одиннадцать, а двенадцатый лежал в кармане халата. Директор покрывать ее не станет, живо сдаст милиции...
– Как бог свят... – забормотала она, отводя глаза, – ничего не знаю... Сейчас уберу все мигом, не извольте беспокоиться...
И она выскочила из каморки. Страшная девица куда-то пропала, вместо нее Дарья Павловна столкнулась с Катериной. В голове у нее все перемешалось, ей показалось, что девица и Катя действуют заодно.
– Не губите, – зашептала она, бросаясь к Катерине, – все скажу, где портфель, только уходите скорее отсюда! По ошибке я его отдала тут одному... знаю, где живет... жена, Маргарита Павловна, меня как-то нанимала окна помыть...
– Адрес какой? – спросила Катерина, у нее хватило ума удивиться сговорчивости старухи молча.
– Садовая, дом тридцать пять, квартира десять! – выпалила гардеробщица. – Второй подъезд! Я вас через двор выведу...
Катя согласилась и через минуту была уже во дворе, возле ржавого мусорного бака. Таким образом ей удалось на некоторое время оторваться от слежки.
– Хозяйка, а это тоже брать? – грузчик указал толстым пальцем на короткую, но невероятно тяжелую мраморную колонну, красовавшуюся посреди прихожей.
– Я же сказала – брать все! – раздраженно ответила Маргарита.
Жена Иннокентия Крутилло очень спешила: она не знала точно, когда ее бывший муж вернется домой, но непременно хотела управиться до его возвращения.
Маргарита наняла огромную грузовую фуру, нашла бригаду грузчиков, чтобы вывезти из квартиры Иннокентия всю мебель. Всю до последней табуретки. Убедившись, что мужа нет дома, она отперла дверь своими ключами и впустила грузчиков в квартиру, как впускают захватчиков в осажденный город, пообещав им дополнительную премию, если управятся за два часа. Поэтому любые проволочки вызывали у нее раздражение.
– Я же ясно сказала – брать все! – повторила она. – Разве это так трудно понять?
– Все так все, – грузчик обхватил неподъемную колонну, как партнершу по танцу, крякнул и поволок ее к лифту, негромко бормоча себе под нос:
– Ладно шкаф, или диван, или там другая какая мебель полезная, но эта-то дрянь кому нужна...
Маргарита окинула торжествующим взглядом пустеющую на глазах квартиру мужа и представила, что почувствует Иннокентий, вернувшись домой.
Хотела бы она видеть его в этот момент! Полюбоваться, как вытянется его лицо!
К Иннокентию Маргарита испытывала настоящее сильное, чувство: она его ненавидела, на просто дух не выносила.
Последнее время ее раздражало в муже буквально все: и его манера одеваться, и то, что по утрам он насвистывал в туалете арии из итальянских опер, и разбросанные по всему дому носки и рубашки, и резкий запах хозяйственного мыла, которое он скупал по всей стране для своей американской знакомой...
Однако больше всего ее раздражали в муже две вещи: то, что он, на ее взгляд, недостаточно много зарабатывает (а значит, недостаточно много денег дает ей, Маргарите, на карманные и прочие необходимые расходы) и, что он появляется дома в самые неподходящие моменты.
В общем, Иннокентий так раздражал жену, что настало время подумать о серьезных переменах.
В последнее время Маргарита внимательно оглядывала окрестности, как оглядывает саванну охотящаяся львица. Только она осматривалась не в поисках зазевавшейся антилопы, а в поисках достойного кандидата в мужья. В новые мужья.
И вот наконец такой кандидат появился.
Это был Вахтанг Бурбония, очаровательный брюнет на новеньком "Мерседесе", с проникновенным взглядом выразительных темных глаз и манерами профессионального обольстителя.
Вахтанг постоянно преподносил Маргарите цветы, духи и прочие мелкие знаки внимания. Он был мил и обходителен. У него была масса достоинств и только один недостаток. Правда, недостаток очень серьезный: отсутствие достойного жилья. У него не было ни загородного дома в курортной зоне, ни роскошной квартиры в центре Петербурга, в так называемом "золотом треугольнике", ограниченном Невским проспектом и набережными Фонтанки и Мойки.
Конечно, Вахтанг не был бездомным, он не ютился в подвале или на чердаке, какая-то квартира у него была, но не слишком большая, а самое главное, в этой же квартире обитала его престарелая мама Тамара Тариэловна. Мама Вахтанга была женщина темпераментная, и жизнь в одних стенах с нею не укладывалась в Маргаритино представление о семейном счастье.
Правда, Вахтанг уверял Маргариту, что этот недостаток временный и он работает над его устранением, но пока ситуация была не самой благоприятной.
Самое же неприятное заключалось в том, что хитрый и предусмотрительный Иннокентий единолично являлся владельцем той квартиры, в которой они с Маргаритой обитали. Марго поговорила со знакомым юристом, и тот вполне доступно объяснил ей, что никаких прав на квартиру она не имеет.
– Если бы вы приобрели эту квартиру за время вашей совместной жизни, – тянул адвокат, держа двумя пальцами дымящуюся сигарету, – это было бы совместно нажитое имущество, а поскольку ваш муж жил в этой квартире до женитьбы и приватизировал ее еще тогда, на свое имя, будет трудно оспорить его права...
Маргарита поняла из этого монолога, что оттягать у мужа квартиру не удастся, и решила хотя бы вывезти из их семейного гнездышка все движимое имущество.
* * *
– Хозяйка, это тоже выносить? – спросил грузчик, вытащив в прихожую странную металлическую конструкцию.
Этот предмет напоминал что-то среднее между деталью снегоуборочной машины и отработанной ступенью космического корабля серии "Восток", но в действительности это была скульптурная композиция "Радость секса", произведение известного мастера Авдея Ломакина. Эта "Радость" несколько лет украшала супружескую спальню четы Крутилло, с тех пор как скульптор отдал свое творение в счет просроченного долга, и Иннокентий ни за что не соглашался выкинуть кошмарный предмет на помойку.
Маргарита подозревала, что именно с появлением этой скульптуры их семейная жизнь дала трещину.
– Я же сказала – выносить все! – повторила она. – Только это надо будет по дороге завезти на свалку!
Наконец квартира опустела. Маргарита окинула ее удовлетворенным взглядом и вдруг нахмурилась:
– А это почему оставили?
В углу прихожей красовался аккуратный новенький кейс.
– Извиняюсь, – пробормотал грузчик, потянувшись к чемоданчику, – не заметили...
– Минутку, – остановила его Маргарита.
Она наклонилась и попробовала открыть кейс – ей было любопытно, что такое держит дома Иннокентий. Однако замки не поддавались, и Маргарита, убедившись, что кейс довольно тяжел, отдала его грузчику, решив разобраться с чемоданчиком позднее.
* * *
Ирина шла по двору, настороженно оглядываясь по сторонам. С некоторых пор их двор перестал быть спокойным и тихим местом – появилось Много машин, да еще весной активизировались мотоциклисты, так что собаку нельзя спустить с поводка. Они с Яшей отправлялись в скверик, где приметили из окна гуляющую соседскую колли Джессику и Ксенофобию Никитичну со своим мопсом. Ирине не хотелось встречаться с противной старухой, но ради Жанки следовало выяснить, нет ли каких новостей.
Ксенофобия приветствовала их с Яшей не слишком любезно, из чего Ирина сделала вывод, что рассказать ей нечего. В последние дни она стала чрезвычайно популярной, все соседки ждали новых рассказов про убийство, жаждали ярких подробностей, но милиция, как шепнул Ирине хозяин колли Георгий Петрович, видно, с Ксенофобией забыла, посоветоваться если следствие и ведется, то ей с мопсом про это не сообщают, оттого старуха и злится.
Ирина заторопилась домой, и даже Яша не сопротивлялся – он не любил ворчливого мопса.
Возле подъезда, где жил безвременно погибший Цыплаков, стояла машина, круглолицый шофер покуривал, глядя в окошко. И как раз в тот момент, когда Ирина поравнялась с подъездом, дверь открылась и появился очень знакомый Ирине мужчина. Невысокого роста, но коренаст и чрезвычайно широк в плечах, цепкие серые глаза зорко поглядывают вокруг, не упуская ни малейших деталей. Разумеется, перед Ириной был ее давний знакомый – майор Продольный, которому больше подошла бы фамилия Поперечный.
Майор задумчиво поглядел на небо, потом опустил глаза и оглядел двор. На глаза ему попался симпатичный рыженький кокер, он поднял глаза выше, и брови удивленно поползли вверх. Но прежде чем майор успел что-то сказать, Ирина первая сделала шаг навстречу и радостно воскликнула:
– Иван Никифорович! Вот так встреча! Майор слегка помрачнел и ответил сдержанно:
– Какими судьбами, Ирина Анатольевна? Вы-то что тут делаете?
"Все ясно, – поняла Ирина, – он тут по делу Цыплакова. Получается, что дело серьезное, раз майора на него поставили. Непростой человек был Цыплаков, это точно. И хоть меня его убийство в общем-то совершенно не касается, хорошо бы у майора кое-что выяснить ради Жанки. Вот угораздило ее влипнуть! А еще Катьку ругает..."
Продольный глядел хмуро, Ирина хотела уже обидеться, но вспомнила, что у него принцип: на работе ничего личного. Его поведение следовало трактовать так, что в данный момент для Ирины существует только майор милиции Продольный, и никаких Ваней, Иванов и даже Иванов Никифоровичей. Это все может быть потом, после работы, а сейчас майор находится при исполнении и не потерпит никакой фамильярности.
– Я тут живу, – так же сдержанно ответила Ирина, – в соседнем доме. Не говорите, что вы этого не знали, вы все всегда знаете.
Как всегда, обстановку разрядил Яша, он поставил лапы майору на брюки и радостно гавкнул. Против обаятельного кокера никто не мог устоять, майор Продольный потрепал его за уши и рассмеялся:
– Симпатичный у вас песик!
– Это мой младшенький! – улыбнулась в ответ Ирина.
Лед был сломан, майор, кажется, даже ненадолго забыл, что он при исполнении.
– Скажите, Иван... – Ирина помедлила и со значением поглядела майору в глаза, – уже известно, кто его убил?
– Зачем вам это знать? – майор резко помрачнел.
– Из любопытства, – Ирина захлопала ресницами, притворяясь дурочкой, но майор, вроде, не поверил, – вы подозреваете ту женщину, которая приходила к нему утром?
– Вы откуда знаете про женщину? – встрепенулся Продольный. – Это конфиденциальная информация!
– Да про это знает весь микрорайон! – отмахнулась Ирина. – Соседка растрепала!
Ох уж эти соседки! – вздохнул майор. – Твердит про личность кавказской национальности, зациклилась на малиновом пальто. Встретила ее утром и с ходу определила в убийцы! А когда ей говорят, что врачи однозначно определили время смерти как поздний вечер накануне – никак не верит! Никого, говорит, у него не было, никого не видела, покойный был тихий скромный человек, даже баб к себе не водил! Прошу прощения, сорвалось, – майор смутился и замолчал.
Ирина поспешно опустила глаза, чтобы скрыть радость. Раз Цыплакова убили вечером, стало быть, утром он был уже давно мертв, и Жанка ни в чем не виновата.
– Вот вы, например, – гнул свое майор, – вечером небось с собачкой гуляли, случайно Цыплакова не встретили?
– Да я вообще с ним знакома не была! – открестилась Ирина. – И машину его не знаю!
Ей понадобилось все самообладание, чтобы выдержать пронзительный взгляд майора и не отвести глаза.
– Ну ладно, Ирина Анатольевна, на этом простимся, – вздохнул наконец Продольный, – если вам случайно станет что-либо известно об этом деле...
– Я непременно вам позвоню! – преданно закивала Ирина.
Майор подмигнул Яше и повернулся к своей машине.
– Знаешь, где объединение "Изумруд" находится? – спросил он.
– На Кантемировской вроде, – подумав, ответил водитель, – ближе к Неве...
– Давай туда, – приказал майор, кивнув на прощанье Ирине.
Когда-то очень давно, как говорят, в другой жизни Ирина работала инженером, впрочем "работала" – это громко сказано. В основном она сидела на больничных, так как маленькие дети без конца простужались в садике, потом в школе. Или выпрашивала у начальства недели за свой счет, потому что лето даже в нашей полосе включает в себя три месяца, а отпуск – только один. До сих пор она не могла без содрогания вспомнить о том периоде своей жизни.
По утрам растолкать детей, они капризничают и жалуются на горло и насморк. И нельзя не верить, потому что ночью кто-то из них кашлял, а кто-то сопел носом. Муж уходил раньше, так что Ирине приходилось все делать самой. Доволочь детей до садика, сдать с рук на руки воспитательнице и сломя голову нестись на работу, слыша рев дочки – она не любила коллектив детей, вздрагивать от каждого телефонного звонка, боясь, что звонят из садика, потому что ребенок все-таки затемпературил и нужно срочно его забирать. Вечером давиться в переполненном вагоне метро и покорно принимать недовольство воспитательницы, потому что твой ребенок остался самым последним, и это не первый раз. Дома с головой окунаться в хозяйство, и так до позднего вечера, а потом плюхнуться в кровать и провалиться в чугунный сон, чтобы проснуться через полчаса в холодном поту и слушать детский кашель, гадая, заболеет или еще на один день обойдется, а там уже, глядишь, и пятница подойдет, а за выходные можно подлечить, чтобы в понедельник снова со скандалом тащить в садик...
Ирина очнулась от грустных воспоминаний и поглядела на задние огни машины майора Продольного.
– Все ясно, – сказала она Яше, – "Изумруд" – это такая крупная фирма, и Цыплаков там работал, иначе зачем бы майор туда поехал?
Яша радостно махнул ушами – ему явно понравился майор.
– И кем же он там работал? – бормотала Ирина. – Неужели простым инженером? Вряд ли, Жанка говорила, что квартира у него вполне приличная, евроремонт, мебель дорогая... Нет, наверное, Цыплаков начальством был...
Тут она заметила, что стоит посреди двора и разговаривает сама с собой, потому что кокер убежал за пестрой дворовой кошкой.
– Яша! – всполошилась Ирина. – Ну когда я отучу тебя от вредных привычек?
Кокер не то чтобы не любил представителей семейства кошачьих, напротив, с соседом по площадке персидским котом Арамисом он очень даже дружил, особенно любил ходить к нему в гости – там угощали вкусным сухим кормом. Ведь каждой собаке отлично известно, что кошачий корм гораздо вкуснее собачьего. Однако дворовые кошки пробуждали у него в душе дремлющие охотничьи инстинкты – боже упаси, не хотел он сделать кошке ничего плохого, только побегать, ощутить себя первобытным охотником. Однако не все кошки относились с пониманием, некоторые шипели и могли даже попортить когтями нежный Яшин нос.
Ирина стремглав бросилась за своим непутевым кокером, который успел-таки загнать кошку на крышу детского домика. Кошка удобно расположилась на краю и оскорбительно свесила хвост вниз. Яша побегал внизу и полаял для порядка, пока Ирина не поймала его и не шлепнула поводком.
И тут негодующе заверещал ее мобильный.
– Ирка? – раздался голос Катерины. – Ну наконец-то я до тебя добралась! Я в отчаянии!