- С чего бы это? - прыснула она. И чтобы опять не напугать его до истерики, закончила мысленно: "Ты складно и сложно говоришь. Речь - твоя поручительница. А я не тот объект, на который мужчины с двумя высшими образованиями и родителями в Европе тратят красноречие. Хорошо, что наслушалась Андрея, Анну Юльевну, Аллу Павловну. А уж Ксения Ивановна как излагает. Отвечаю тебе гладко и длинно и сама не верю, что это я. Какой ты проходимец? Если и приврал, то чуть-чуть. Наверное, папа не разбогател. И сын вернулся в Россию, чтобы попробовать".
Самокритичный молодой человек тем временем горячо объяснял:
- Жизненные обстоятельства мои стандартными не назовешь. Про то, что у меня есть, ты вроде должна поверить на слово. Я перед тобой - принимаешь. А когда уйду - засомневаешься. Подумаешь, ну его, этого Кирилла, все у него не как у людей. А мне будет казаться, что произвел нормальное впечатление.
- Ты всегда такой мнительный? Собираешься, но не решаешься предъявить мне паспорт?
- Вот уж не додумался бы. Нет, я хочу познакомить тебя с реальными людьми. С моими сокурсниками. Они, конечно, молодые, заканчивают свой первый универ, но веселые. Через неделю, в субботу, мы устраиваем демократичную вечеринку без повода. Зайдем, пробудем сколько ты захочешь. Убедись для начала, что я действительно учусь пятый год, а не тунеядствую.
Современная хищница предпочла бы демократической вечеринке чопорный ужин в ресторане. Но не Трифонова. Реальность чужих друзей стала тяжелым пунктиком. Сколько упрашивала Андрея: введи в свою благородную компанию. Как изводилась тем, что он ее стесняется. А множество близких ему людей оказались выдумкой. Прихотью застарелого одиночества. Даже подруги Ксении Ивановны были солянкой, воспоминаниями молодости. Катя слушала на площадке про их любови, измены, расставания, видя перед собой только моложавую говорливую докторшу. Свою жизнь тратила, между прочим, на прошлое какой-то ветоши. И вдруг Кирилл предложил сегодняшних настоящих ребят, с которыми она сама будет общаться.
- Я с удовольствием взгляну на твоих приятелей. И не чтобы тебя проверить. Люди - самое интересное в жизни.
- Они и есть жизнь, - прежним слегка насмешливым тоном выпалил Кирилл. - Обменяемся телефонами?
Забили номера в сотовые и двинулись к подъезду. Возле крыльца парень отдал девушке цветы:
- Счастливое выдалось утро. До свидания, Катя. Надеюсь, в буквальном смысле. Я точно могу позвонить завтра?
- Можешь, - подтвердила девушка, зная, что ни он, ни она не бредят.
Зато дома не поверила своим глазам: на часах было всего без двадцати десять. Разве они провели с Кириллом не целый день? В любое другое воскресенье дрессированная общагой Трифонова уже давно намывала бы полы, замочив белье. Эти глупейшие занятия показались ей очень смешными.
- А не почистить ли нам кастрюли? - спрашивала она Журавлика и как-то грубо хохотала.
Пес предпочел другой вариант - улегся на свой коврик и заснул. Катя тоже устроилась на тахте, чтобы вспомнить каждую минуту произошедшего все-таки чуда. Прикрыла глаза - обстановка тесной комнаты символизировала всю безысходность мира… Проснувшись, она не удивилась ни тому, что уже вечер, ни тому, что любит и любима, ни тому, что это навсегда.
2
Музыку с четвертого этажа было слышно на первом. Для сталинок не характерно, и бдительная Трифонова немного удивилась: это вечеринка без повода или домашняя свадьба? Вскоре прояснилось: дверь в квартиру была распахнута настежь. Рядом с ней курили мужчина лет тридцати пяти и две девушки помоложе. Он что-то увлеченно рассказывал. Они завороженно смотрели ему в рот. Будто не верили ушам и силились по губам прочитать то, что им хотелось. Кирилл обменялся с ним рукопожатием, кивнул девчонкам и громко предложил спутнице:
- Заходим, садимся за стол, начинаем есть и пить. Остальные сразу подтянутся. Тогда и познакомимся. Судя по размаху, я тут сам половины людей не знаю.
- Если на столе что-то осталось, - рассмеялась Катя.
- Не беспокойся, хозяйка умная, никогда не выставляет все сразу. Ну, смелей.
С ним она ничего и не боялась. А то, что Кирилл счел робостью, было очередным легким потрясением. Сборища мальчиков и девочек, которые перемещались по гостеприимному дому, кучковались по двое-трое, остались в юности, в родном городе. Общежитие научило Трифонову веселиться, сидя бок о бок с несколькими женщинами, не повышая голоса в разговоре, не доставая сигареты и не мечтая о музыкальном фоне. Ей стойко казалось, что в Москве развлекаются либо так, либо в кафе и ресторанах. И вдруг - обычная трехкомнатная, судя по мебели и шторам, родительская, человек пятнадцать, а то и больше, студентов, шум, хохот, танцы… На лестнице дымят, с балкона, кажется, сладковато потягивает травкой… Говорят, что нельзя разучиться плавать. И неделю назад на веранде кофейни, и здесь Катя будто вошла в августовскую реку, проболев все лето. Вода у поверхности ощутимо теплее, чем у дна, ближе к берегу цветет, но это не мешает купаться. Ох, как ей хотелось купаться в июне и июле. Она блаженно зажмурилась, вытянулась вперед во весь рост и поплыла… Кириллу не пришлось опекать свою медсестру в большой разномастной компании. Парень найти ее не мог. А обнаружив танцующей с кем-нибудь, во весь голос просил: "Катя! Я, я следующий"! И она улыбалась ему издалека, и кивала растрепанной головой.
Поверить было трудно, что всего пару часов назад Кирилл дожидался возле ее подъезда с такими же розами, как в прошлый раз. Катя вспыхнула, поблагодарила и бросилась домой ставить цветы. До места надо было проехать на троллейбусе две остановки. Ребята, не сговариваясь, двинулись пешком быстрым шагом. Но на первой же "зебре" Кирилл твердо взял Катю за руку, как маленькую. А потом забыл отпустить. Это событие так впечатлило обоих, что они решили укрепить дух кофе - наспех, но во всех заведениях, попавшихся на глаза. Он звонил ей каждый вечер, они болтали часами, и все равно было, о чем говорить. Например, о тетушке, которая в прошлое воскресенье учуяла, что от его куртки пахнет неизвестными ей духами. И аромат даме очень понравился.
- Да я ничем не душилась, - кокетливо обманывала Трифонова. - Журавлик от любых духов чихает.
- Значит, ты без духов такая душистая! - восклицал парень.
А ведь после этой остроумной для обоих игры слов надо было еще хорошенько посмеяться. И начать сначала.
Они догулялись до того, что расчет Кирилла на запасливую хозяйку по имени Ленка не оправдался. Гостей нагрянуло больше, чем ждали, и они за десять минут сметали все. Правда, выпить не смогли. Он выбрал водку, она - вермут. Закусывать пришлось хлебушком.
- Бедняги, - пожалела Ленка. - Стоп, кажется, у меня к бородинскому кое-что есть. - Она убежала, быстро принесла глиняную масленку, торжественно открыла и возопила: - Кто добрался до сливочного масла, а? Ведь на верхнюю полку в дальний угол задвинула и пакетом накрыла. Ведь следила за холодильником все время. Не для себя, для вас старалась. Что теперь самым пьяным будем давать? Попробуйте только отключиться здесь! Сегодня никого на полу не оставлю! Проглоты чертовы!
Однако, когда минут через двадцать Ленка поманила Трифонову в кухню, там уже собрались все гостьи числом шесть. И столько же бокалов было наполнено чилийским вином, и столько же ложек подпирало горку "оливье".
- Знакомимся с Катей, девочки, - объявила хозяйка. - И усиленно едим. Мужики хронически закормлены. А мы с нашими диетами опять через три глотка будем стриптиз показывать. Юлька, ты слушаешь? Или уже поздно?
Похоже, всем было не рано. Обычного женского трепа не случилось. Назвались, выпили, стандартно пошутили, дескать, как здорово, что медичка объявилась, теперь реанимация гарантирована. И ненадежная Юлька, а за ней остальные вырвались на свободу, где было много водки с колой и совсем не было пищи. Пока Ленка, вздыхая, прятала салат в микроволновку, зоркая Катя углядела и стянула недотертый кусок сыра. Заверила хозяйку, что не пропустит женский сбор через тридцать минут. Потом, озираясь, вызвала Кирилла в прихожую и сунула ему за щеку добытую еду. Он был растроган. И ничего не успел предложить - два очкарика, извинившись, забрали его куда-то "на секунду, девушка, на минутку". А Катя пошла исследовать территорию.
Суровая Трифонова не подозревала, что может бурно общаться с выпившими, раскованными, но все-таки незнакомыми людьми. Однако истово занималась этим, бродя от одной мини-компании к другой. Только на балкон не совалась от греха. И старалась не попадаться на глаза Кириллу. То ли, что называется, дорвалась до сверстников, то ли интуитивно дразнила и распаляла его. Вино пила только в кухне с Ленкой, причем все меньше и реже. Потому что девчонки перестали откликаться на спасительный зов хозяйки, и сама она ухитрилась набраться. Тайный салатик не помог. Привычный здесь стриптиз был неминуем.
Катя быстро разобралась в ситуации. Веселились действительно в доме Ленкиных родителей. Она заканчивала иняз и недавно вышла замуж за одноклассника, который теперь учился вместе с Кириллом. Этот обладатель утонченной внешности в дорогих очках не притрагивался к спиртному и с каким-то мрачным удовольствием наблюдал за теряющими над собой контроль гостями. Они признавались любопытной Трифоновой, что хозяин - "чудовищно, ну чудовищно умный". И явно его недолюбливали. Он знал об этом, страдал, и молодая контактная жена решила помочь. В ее понимании все делалось легко. Так сложилось, что в группе было всего две девочки. Обе замужем и с детьми. "Что тебя удивляет, Катя? Сейчас рожают или на первом курсе, или после тридцати. Иначе никакой карьеры", - говорила Ленка. Она придумала звать мальчиков. Не всех, а тех, чьим мнением ее умник дорожил. И своих подруг. Сработало.
Но широкая, разгульная в приличном смысле натура не терпела камерности. И на вечеринках появились ее старший брат с женой, подруга жены и ее бывший муж. Богемные ребята не скрывали, что забегают конкретно выпить. Но с ними, давно получившими образование и не имевшими отношения к экономике, всем было интересно. Более того, одетые тридцатилетние женщины с порога заводили студентов так, как девчонки во главе с Юлькой и нагишом не могли. "А я-то недоумеваю, откуда здесь ровесники Кирилла и мои, - подумала Катя. - Неделю беспокоилась, впишусь ли в среду двадцатитрехлетних. Или? Пятый курс только начался, значит, семнадцать плюс четыре… Двадцать один… Большая разница".
Таких, как хозяйка вечеринки, она знала: несколько дополнительных лет на белом свете провела не зря. Ленка думала, люди созданы для того, чтобы ей и ее мужу не было скучно. Она была неутомима: организовывала праздники, доставала из-под земли все и всех. Только бы не замечать рутины и почаще отрываться самой. Если они не будут надеяться на ее помощь в трудные дни, можно развлекаться вместе годами. Хотя нет, она не выдержит, ей свойственно менять окружение. В поте лица добиваться, чтобы оно состояло из нужных, полезных людей. Ей по-настоящему интересны только эти, к другим она быстро охладевала. На словах - жажда новизны. На деле - расчет.
Трифонова видела, что Ленка искренне старается ее обаять. Прониклась симпатией, готова дружить. Потому что еще минимум год нужно удерживать ребят из группы возле способного и умного, но закомплексованного мужа. Ее не устроит притворство, она добивается, чтобы они сами рвались к ним, к ней, к нему в гости. Чтобы он высокомерно исподтишка разглядывал их, пьяных, несущих чушь. А мальчишкам нравятся самостоятельные женщины под тридцать. И против незнакомых ровесниц они, надо полагать, возражать не стали бы, но Катя была из первых. Во время блужданий по дому она наткнулась на троих ребят, сидевших по-турецки. Задержалась, поговорили о коррупции в медицине. Один поднялся и ушел за кофе. "Везде есть ботаники", - подумала Катя. И тут второй на нее набросился, сначала злобным, потом менторским тоном:
- Зачем ты так ярко накрасилась? Свежая, милая девушка и сама себя уродуешь. Разве не слышала никогда, что лучшая косметика - та, которой не видно? На Западе уже вообще не принято размалевываться. А у нас вульгарное называют красивым. Не уподобляйся. Тебе не идет.
Трифонова действительно немного перестаралась. Кто-то из врачей и сестер подкрашивался на работу. Говорили, что это стимулирует пациентов бороться с тоской и выздоравливать. Но она была из тех, кто считал неприличным, нечестным даже приукрашивать себя перед больными. И надо полагать, с непривычки что-то не то и не так на лице косметикой изобразила. Те, кто любит мужчин старше себя, мальчишек и людьми-то признают с натяжкой. Так, сгусток гормонов, от которого только проблемы. И будь Катя одна, посмеялась бы над не с того начинающего гуру. Но ее видел Кирилл. Неужели она действительно отвратительно выглядит? Бешенство подкатило как тошнота и излилось бы жесткой отповедью, но вмешался третий парень, с замечательным именем Мирон:
- Катя, главное - к дураку не прислушивайся. Он не соображает, что, в отличие от него, многих не впечатляют бледные поганки. Ты красавица. Ты умница. Без него разберешься, что с собой делать. Пойдем танцевать.
И они двинулись на звуки тягучей мелодии в другую комнату. Потом Ленка в очередной раз позвала девчонок в кухню. Там давно не было ни вина, ни салата, но она этого, кажется, не замечала. Кроме Трифоновой, никто не появился. Хозяйка решила, что подруги курят, и, шатаясь, направилась к входной двери. Катя пошла, опасаясь, что Ленка упадет - двенадцатисантиметровая шпилька была опасной подпоркой на ступеньках, а избавиться от туфель хозяйка не желала. На площадке никого не было. Но по лестнице спускался Мирон, прижав к уху трубку:
- Да, Витька, да, уже ушел, уже в подъезде. Слушай, я тут с девочкой познакомился… Катя… Операционная медсестра… Витька, какая девочка! В жизни лучше не встречал! Завтра буду выяснять, кто она и чья, пока наши не опомнились… Не я один заценил, точно… Но девочка - шедевр…
Ленка мгновенно протрезвела:
- Вот это номер. Мирон оказался не роботом и запал на тебя с этого, первого взгляда. Ему все были по фигу. Кать, ты знаешь, кто у него папа? Ты знаешь, с кем он тусуется?
- Нет. Откуда мне? - Источник восторга Мирона потупился.
- Ты хоть поняла, о ком он?
- О какой-то девочке.
Хозяйка лукаво блеснула глазками, ничего уточнять не стала, но с той минуты превратилась в идеал дружелюбия. Ее обходительность и многократные приглашения в гости, когда "не будет банды", надоели Кате уже через двадцать минут. "У этой любящей жены задатки не сводни, а владелицы борделя", - насмешливо подумала она. И как только Кирилл возник рядом и спросил, все ли благополучно, ответила:
- Утомили.
- Меня тоже. Уходим по-английски?
- Сию секунду.
И они покинули квартиру, где еще даже не начиналась основная часть шоу с участием сугубо грешной Юльки.
Катя не напрасно уделяла Кириллу мало внимания - три медленных танца, один быстрый и несколько смешков на ухо по поводу чьих-то забавных геройств. А он не зря уважил ее самостоятельность. Влюбленные соскучились друг по другу так, что начали целоваться еще в подъезде. И если на вечеринку шли час, потому что заворачивали в кафе и растягивали удовольствие держаться за руки, то с нее - два. Когда останавливаешься все чаще и стоишь, замерев все дольше, можно вообще никуда не добраться. Пьяны они не были. Но оба чутко ощущали то, что, задыхаясь, все-таки сумел выразить еле живой парень:
- Нам хорошо вместе. А если расстанемся, будет очень плохо. Разве мы обязаны причинять боль друг другу?
"И самим себе, - мысленно добавила Катя. Она понимала, что еще немного, и в голове выключатся свет и звук. И из последних сил додумывала, чтобы завтра не возникло искушения в чем-то обвинять Кирилла: - Мы не ложимся на скамейку и не валимся на землю только потому, что надеемся дойти до моей тахты и остаться на ней. Она - моя победа над общежитием. Я должна гордиться ею. И кто-то еще рассуждает о том, на котором свидании уже может отдаваться любимому порядочная девушка? То есть соблюдающая порядок всего лишь? А каков он и есть ли вообще в грандиозном бедламе мира?" "Грандиозный бедлам мира" способен отключить во вместилище разума не только свет со звуком, но и газ с водой. Тем не менее Трифонова успела сказать себе: "Мы не будем любовниками. Мы уже любовники с прошлой субботы, хоть и не были в постели. Хорошо, что Кирилл помнит, где мой, то есть наш дом. Везде темно. Я не имею представления, куда идти". Она достала из сумочки ключи и протянула ему:
- Седьмая квартира, оба замка.
И тогда оказалось, что они уже давно целовались за старым тополем, который загораживал вид на двери подъезда. Это было волшебно и немного жутко: ключи притянули к себе целый дом. Но храбрый мальчик сжал их в кулаке и повел девушку вперед. Что бы она без него делала?
Под утро Трифоновой приснилась детская шубка. Лет за семь до Катиного рождения ее носила двоюродная сестра. И тетка сохранила для будущей племянницы: где потом достанешь и на какие шиши? Одежка имела мало общего с нынешними легкими и пушистыми вещами того же назначения. Это были латы. Всю зиму они давили на хрупкие плечи ребенка. И тот, кто пережил в них хотя бы один сезон, никогда не забудет острейшего наслаждения, дарованного весенним пальто. Так вот, на девушку будто накинули ту самую шубу. Через плотный и тяжелый ватин дремы она слышала, как хлопала дверца холодильника и закипал чайник. Тишина. Ватин. Шепот: "Ты же кобель, должен понимать. Быстренько вокруг дома, а потом спать". Долгая тишина. Ватин. Хлопок двери. Почему-то страшно. Очень страшно. Катя заметалась по тахте и вдруг коснулась рукой голого волосатого бедра. Стало легко-легко. Значит, ее испугало временное отсутствие ноги. То есть не только ноги, но всего мужчины рядом. Кирилл… Вчера в гостях им не хватило еды… Всю ночь они одержимо занимались друг другом… Потом не уснули, забылись… Он очнулся умирающим с голоду… Поел… Вывел Журавлика… Теперь разделся и лег под одеяло… Весна… Демисезонное пальто… Золотая осень… Сегодня воскресенье… Можно спать.
Проснулись они одновременно. И счастливый своей бессознательной глупостью день потек, искрясь отсутствием морали и нравственности. Все, что было необходимо для жизни, - это они - без ума и ответственности, без стыда и совести. Катя и Кирилл, не способные осознать себя отдельно друг от друга.