- Да не дойдет он до крыльца, Семен. Сюда заглянет, не Мамонт, так Бурый его снимет. Не первый раз замужем…
- Ты, крендель псковский, зубы-то не скаль… - Услышав интонацию Седого, я всерьез озаботилась: не присоединиться ли мне к лежащим под столом макаронам? - Это ты бы сразу ломанулся под окошко подглядывать. А что он сделает, один он и знает… Ты меня хорошо понял?
- Хорошо, - буркнул Ушастый, было видно, что слова Седого его здорово задели, - только тут тоже не фраера рыночные…
Ушастый исчез. Вновь потянулись мучительно долгие минуты, спина у меня затекла, не выдержав, я разогнулась, поставила локти на стол и потянулась. Седой тоже немного расслабился, пистолет он уже давно убрал и теперь потихоньку разминал затекшие ноги.
- Где же он, сволочь? - пробормотал он сквозь зубы, я навострилась, но больше ничего не услышала.
Теперь весь двор был залит лунным светом, пики забора отбрасывали длинные изогнутые тени, расчертившие землю перед домом на узкие сектора.
"Я бы вот никогда не полезла под окошко, когда в спину тебе светит почти что фонарь, - размышляла я, ритмично постукивая ногой по полу. - Похоже, именно этого они и ждут. Хотя, как я поняла. Седой рассчитывает представить дело таким образом, будто тут всего пара человек. И я, со счастливым блеском в глазах кухарящая для дорогих гостей…"
Вскоре я подставила под подбородок вторую руку и, чтобы не уснуть, из последних сил вытаращилась в окно.
По всей видимости, туго приходилось не только мне, за спиной снова зашуршало, и Ушастый прошептал:
- Нет его… Что будем делать?
- То же, что и делали… - раздраженно отозвался Семен, я собралась обреченно вздохнуть, как сверху донесся какой-то странный звук и что-то стремительно покатилось по черепице.
Мы дружно взглянули на потолок и насторожились, шуршание раздалось над самым окном, и в следующее мгновение вниз с грохотом рухнул человек. Я едва успела различить мелькнувшие в воздухе руки и охнула, зажимая рот ладонью.
- Додон… - сдавленно рявкнул Ушастый и совершил самую большую и последнюю ошибку в своей жизни.
Дернувшись по инерции к окну, он на долю секунды приподнялся вверх. Тонко звякнуло оконное стекло, Ушастый, нелепо взмахнув руками, вскинулся и словно подкошенный рухнул в кухонный проход. Я молча стекла под стол к остывшим уже макаронам и закрыла глаза.
- Леха, Леха! - заорал что есть мочи Седой, живо валясь на пол. - Ты где?
Леха не отзывался, и я решила, что повидаться с ним нам уже не доведется, но тут из коридора раздался бодрый голос:
- Ась?
- Он здесь…
- Я понял.
- Его нельзя в дом пускать… Леха, зови сюда Серого… Быстро!
Через несколько секунд возле двери раздалось тяжелое сопение - прибыл Серый, но заглянуть в кухню побоялся.
- Серый, - позвал Седой, - забери девку, отведи наверх и не давай высунуть нос. Вякнет - выбей ей к чертовой матери все зубы… И чтоб ни один волос с ее головы не упал… Это теперь наша козырная дама…
Серый утвердительно замычал из-за угла, а я разозлилась. Особенно мне понравилось про зубы.
- Эй, а ну иди сюда! - зарычал Седой, полагая, очевидно, что я брошусь к нему со всех ног. - Иди сюда, сволочь… Повторять больше не буду… Я кому сказал?
Занятая оборонными работами, я не отвечала. Если меня отсюда и выволокут, то только вместе со столом.
Я еще не сошла с ума бегать по дому под пулями. К тому же в дверях лежит Ушастый, наводящий на меня своим бледным видом настоящий ужас.
Тем временем Седой подобрался ко мне по-пластунски и пребольно ухватил за щиколотку. Я задрыгала ногой, но вырвать ее из цепких клещей не смогла. Матерясь в весьма изысканных выражениях и поминая моих родственников по всем линиям, Седой потянул и выволок меня из-под стола. Я доехала на макаронах до самой двери, где, получив солидного пинка, в мгновение ока перелетела через Ушастого и оказалась в крепких объятиях Серого. Чтобы не терять понапрасну время и силы, он живо сунул мне в нос волосатый кулак и с выражением попросил:
- Не мудри…
Загнав меня в спальню, Серый огляделся и, вытаскивая из заднего кармана наручники, озабоченно пробормотал:
- Куда бы тебя…
Когда я снова увидела браслеты, со мной едва удар не случился. Голос моментально сел, и я отчаянно замахала руками, показывая: что угодно, только не это. Но Серый совершенно ничего не понял, он решительно направился ко мне, и тут в меня словно бес вселился. Да, не следовало Серому мне наручники показывать… Откуда у меня в руках очутилась моя испытанная боевая гантель, не знаю. Опомнилась я только в тот момент, когда с размаху опустила ее Серому на голову. Глаза у парня сделались удивленными и медленно сошлись на переносице.
- Мама, - сказала я, роняя гантель на пол, и бросилась к упавшему, - мама…
По счастью, голова у Серого оказалась крепкой, мало того, что каких-либо серьезных повреждений она не получила, к тому же ее хозяин открыл вдруг глаза и посмотрел на меня довольно сердито.
- Ax ты, паразит! - чуть не завыла я и в сердцах стукнула его кулаком в нос.
Это произвело должное впечатление, и он отключился.
- Ну все… - лихорадочно забормотала я, бросаясь к кровати, - ..с меня вполне достаточно. Разбирайтесь тут как хотите…
Я приподняла матрас и, сунув под него руку, нащупала тугой тряпочный узел. Как это ни удивительно, но у меня хватило времени между приготовлениями пищи связать концами четыре простыни. - Вот так, - привязав первую простыню к батарее, я старательно проверила узел на прочность, - хотя ладно… Тут не Останкинская башня, в крайнем случае помну маргаритки…
Открыв ставни, я опасливо глянула вниз. Но сад был пуст, собрав простыни в комок, я выбросила их наружу Моя комната как раз над верандой, веранду охранял Серый, сейчас он валяется здесь, следовательно, на веранде никого нет. Я перекинула ногу через подоконник и неожиданно поняла, что лазать из окон по простыням не такая уж безобидная затея. Попискивая со страху, я долго вглядывалась в темную клумбу, стараясь определить, где помягче, но тут вдруг в доме загремели выстрелы, и я в единый миг очутилась на земле.
"Надо же, как ловко по простыням лазаю!" - сама поразившись своим талантам, я покачала головой и, пригибаясь, рванула в кусты. Темнота и непроходимые дебри заброшенного сада заставили меня умерить пыл. Разводя вокруг руками, я на ощупь пробиралась в глубь участка. Сейчас я здорово жалела, что не удалось осмотреться здесь засветло.
Тем временем пальба в доме затихла, я остановилась, вытянула шею и прислушалась. Интересно, кто там у них победил? Вскоре я стояла возле неприступного забора и, задрав голову вверх, тихонько поскуливала. Такое мне ни в жизнь не перелезть… Вдруг шарахнуло так, что я присела. Сразу же вслед за грохотом раздались крики. Плюнув на темноту и колючую растительность, я припустила вперед, остановившись лишь в дальнем конце сада.
Кусая, чтобы не зареветь, губы, я прислонилась спиной к забору, стала опускаться на корточки и неожиданно вскрикнула. Нащупав полыхнувшую вдруг болью левую лопатку, я сообразила, что ободралась о торчащую из досок железяку. Пошарив по забору, я нащупала железный штырь, поискала вокруг и даже перестала дышать, боясь спугнуть такое везение. Это была дверца. Вернее, не дверца и даже не калитка, а что-то вроде собачьего лаза. Кто мог использовать эту лазейку, пролезть в которую можно было лишь на четвереньках? Вряд ли собака. Решив не ломать голову, я живо потянула задвижку. Она легко поддалась, я перевела дыхание, встала на четвереньки и бодро сунулась вперед. Передняя моя половина уже оказалась на свободе, когда я наткнулась на что-то рукой. Раздалось звяканье, весьма похожее на звон разбитой банки, я испуганно подалась в сторону и вляпалась.., в яйца. Под ладонью захрустела раздавленная скорлупа, и я осторожно лизнула ладонь. Так и есть, сырые яйца. Я протянула вперед руку. Передо мной на земле белело какое-то смутное пятно. Все ясно, я кокнула банку со сметаной. Вот откуда их тащил тогда Бешеный!
Кто-то все это приносит и оставляет возле дверцы, а Бешеный, вероятно, оставляет деньги. То есть оставлял.
Значит, где-то здесь неподалеку есть жилье… Сдвинув в сторону плетеное лукошко, я пролезла дальше и встала.
Во все стороны от забора тянулся лес, а прямо под ногами виднелась едва заметная тропка.
Чертыхаясь и прихрамывая, я добралась до здоровенного дубового пня и в изнеможении села. Правая нога нестерпимо ныла, разувшись, я обнаружила, что стерла большой палец до крови. Неприметная тропка увела меня довольно далеко, хотя трудно, конечно, в ночном лесу точно определить расстояние. И теперь я растерянно осматривала внезапно представшее взгляду огромное засеянное поле и огибающую его дорогу, силясь разобраться, в какую сторону теперь идти. Я поднялась и пошла вправо по тропе, рассудив, что в любом случае земля круглая.
На востоке светлело, в лесу послышались бойкие голоса ранних птах, а я терпеливо хромала по пыльной дороге, радуясь тому, что наконец-то свободна. Вскоре поле закончилось, дорога пошла в горку, бодро одолев крутой подъем, я остановилась. Перед глазами возникла веселенькая картинка, здорово напоминающая обертку от пачки сливочного масла: встающее над лесом солнышко, домик и пестрые коровки, бездумно жующие нечто наполненное ароматом альпийских лугов.
Едва не пустив слезу от умиления, я направилась вниз, очень рассчитывая на то, что здесь не проживают родственники Бешеного по бабушкиной линии. Через пару минут я осторожно постучала в невысокую голубую калитку, решив удостовериться, что во дворе нет хвостатого охранника. А еще через минуту я от всей души радовалась своей предусмотрительности, потому что хоть и не сильно хвостатый, но охранник был и теперь многообещающе морщил нос по ту сторону забора.
- Чего ты скачешь, вахлак? - раздался из сарая недовольный голос, и на пороге появилась маленькая старушка в длинной ситцевой юбке. Увидев меня, она удивленно вытаращила глаза, но потом весьма мило улыбнулась. - Ах, вот он чего запрыгал! Здравствуйте! Иди отсюда, Мотька! А вы не бойтесь, проходите!
Я недоверчиво покосилась на мордастого ротвейлера с необычайно подходящей кличкой Мотя. Ротвейлер ответил мне тем же, однако, к большому моему облегчению, пожелание хозяйки выполнил безропотно. Оказавшись во дворе, я жалостливо сморщилась и доходчиво объяснила сочувствующе кивающей бабульке, что вчера вечером, собирая грибки да ягодки, заблудилась. Не дослушав до конца душещипательный рассказ, она повела меня в дом. По дороге мы представились друг другу, звали мою новую знакомую Еленой Петровной.
- Вы пока присядьте, я сейчас с коровами управлюсь - молоком вас напою.
Елена Петровна направилась к двери, я торопливо спросила:
- А далеко отсюда до Горелок?
- Да нет, - качнула головой старушка, - не очень…
Километров сорок…
Я крякнула. Не знаю, какими расстояниями привыкла оперировать она, для меня сорок километров - это много. Старушка вышла. Я присела к столу, с интересом оглядывая немудреную обстановку. Горница здорово напоминала дом бабки Степаниды, чистый и аккуратный, и на меня вдруг напала такая тоска, хоть вой. Только я набрала в грудь воздуха, чтобы горько вздохнуть, как возле дверей произошло движение, и на пороге показался кабаноподобный Мотя.
- Ик… - сказала я и, торопливо зажав рукой рот, добавила:
- Извините…
Мотя усмехнулся и сел. Какое-то время мы смотрели друг на друга, потом я стала застенчиво косить в сторону.
Мотин взгляд впечатлял, соревноваться, кто кого переглядит, расхотелось. Ротвейлер удобно устроился в дверях, чуть отставив в сторону правую заднюю лапу. С интересом разглядывая торчащий из стены гвоздь, я мимо-" ходом сообщила:
- Вообще-то, я собак очень люблю… И воровать ничего здесь не собираюсь…
Мотя снова хмыкнул: пой, мол, ласточка, а я пока здесь посижу.
- Может, ты и прав, - согласилась я, - столько сейчас всякого дерьма…
Так мы и сидели вместе с Мотей до самого прихода Елены Петровны, которая, завидев в доме широкую песью спину, грозно протянула:
- Сколько раз, - ротвейлер встал и попятился, - я тебе говорила… - Мотя улыбнулся мне на прощанье и скрылся в сенях, - чтобы ты не болтался по комнатам?
В горнице появилась хозяйка, осуждающе качая головой:
- Ну такая любопытная собака, беда! - Она поставила передо мной банку с молоком и стакан. - Сейчас хлебушка вам принесу… Устали? Может, хотите отдохнуть?
Я затрясла головой и, торопливо прожевав, спросила:
- Нет, спасибо, мне домой надо. Как мне отсюда до Горелок добраться?
Не успела Елена Петровна ответить, как со двора донеслось радостное собачье взвизгивание. В сенях послышались шаги, я подняла голову, и в горницу вдруг вошло.., солнышко…
- Ленечка! - обрадованно всплеснула руками старушка и шагнула навстречу высокому улыбающемуся парню. - Приехал уже! А я тебя, касатик, к обеду ждала!
Я зажмурилась и потрясла головой. Первый раз в своей жизни я увидела такие ослепительно золотые волосы и пронзительные синие глаза. Владелец всего этого богатства улыбнулся еще шире:
- Доброе утро!
Воображение немедленно нарисовало богатырский шлем, меч и щит. В следующее мгновение под молодцем заплясал белоснежный жеребец, звонко постукивая подковой по крашеной половице.
- Сколько раз… - вдруг сердито нахмурилась Елена Петровна, белоснежный конь пропал, чудесным образом перевоплотившись в счастливо закатившего глаза Мотю, с предынфарктной нежностью припавшего к ноге хозяина, - я тебе говорила…
"Да я все понял!.." - досадливо тряхнул ушами Мотя и с достоинством удалился во двор.
- Познакомьтесь, Настя, это мой внук! - гордо указала на молодого человека Елена Петровна. - Леонид.
Леонид, это Анастасия!
Представление произошло с соблюдением всех возможных правил приличия, мы с Леонидом одновременно затрясли головами и улыбнулись. С нежностью поглядывая на внучка, Елена Петровна необычайно взбодрилась, и через пятнадцать минут мы с Леонидом дружно уписывали за обе щеки шикарную яичницу. За разговором выяснилось, что внук работает трактористом в соседнем хозяйстве, но к осени намеревается выкупить трактор и окончательно перебраться к бабуленьке. Услышав из уст двухметрового златовласого богатыря слово "бабуленька", я расчувствовалась до того, что в тарелку со звоном капнули две скупые слезы умиления.
- Мне сейчас, конечно, одной тяжело стало. Дед-то, царствие ему небесное, в прошлом годе помер, а хозяйство осталось - глянь! - большое… Не управиться мне…
И с коровами, и с курями, и в огороде… Продавать ехать некому… А с Ленечкой мы живо управимся… - мечтательно вздохнула старушка, внучек ответил ей ласковым взглядом, а я чуть опять не зарыдала.
Воспользовавшись словоохотливостью Елены Петровны, я поинтересовалась, куда же она девает переизбыток куриного и коровьего производства.
- Дачникам продаю… У Горловки большой поселок нынче… В санатории девчонки работают, только у меня берут. Я на велосипед сяду, да мы с Мотей и съездим. Или вон, через лесок, на бывшую дачу Хохлова.., аспида, упокой господи его душу! Какую власть имел, и все ему, зверюге, мало было! Сколько крови у людей попил, ужас один! Да теперь, слава богу, дом парню молодому достался. Хороший парень, вежливый. Мы с Мотей ему тоже сметанки да яичек отвозим…
Я не стала уточнять, кто же такой был этот самый зверский Хохлов, о котором столь неодобрительно отозвалась хозяйка, приблизительно догадываясь, о чем шла речь. Однако Елена Петровна сама разговорилась о загадочном доме, подтвердив в итоге мою догадку. Удивительно, почему и у меня, когда первый раз взглянула на дом Бешеного, первая мысль была об КГБ. Наконец Елена Петровна выдохлась и умолкла, допила чай и вдруг развернулась к двери. Мы с Ленечкой с любопытством уставились за спину хозяйки. В трех метрах от стола, умильно сдвинув лапки, сидел улыбающийся Мотя.
Он вполне мог бы сойти за деревянного истукана, если бы не глаза и едва заметно вздрагивающие крылья влажного черного носа. Мы на пару с Ленечкой захохотали, Елена Петровна глубоко вздохнула и, стараясь не рассмеяться, сердито начала:
- Сколько раз… - но Мотя был тертый калач, безошибочно уловив послабления в интонации, он переступил передними лапами и пророкотал:
- У-у…
- Сколько раз… - начала Елена Петровна, но не выдержала и засмеялась:
- Ладно, иди сюда, прохиндей…
На!.. - Она сунула мгновенно подскочившему Моте большой кусок булки с маслом. - И чтоб сегодня я тебя здесь больше не видела!
Довольно вильнув коротеньким обрубком, Мотя показал, что готов подписаться в этом собственной кровью, и прогарцевал на улицу. Насмеявшись, Ленечка отодвинул чашку и встал:
- Спасибо, бабуленька… А вы подождите пару минут, я сейчас бидоны в прицеп поставлю… Довезу вас до шоссейки, на остановку.. - Он мельком глянул на часы и пошел к двери. - Как раз автобус скоро. А там вы мигом до Горелок доберетесь… А денег на дорогу я вам дам, не волнуйтесь…
Мы переглянулись с Еленой Петровной, в глазах которой ясно читалась безмерная гордость за любимого внука.