На этот раз трубку долго не снимали. Ирина уже хотела отключиться, когда наконец послышался щелчок и простуженный женский голос проговорил:
– Если это опять телефонный опрос, я звоню в милицию! Сколько можно! Я с утра уже ответила на сто сорок семь вопросов! Какой зубной пастой пользуюсь, какой йогурт предпочитаю, какой канал телевидения смотрю…
– Вот-вот! – радостно перебила ее Ирина. – Вам звонят с телеканала "Что?". Вы ведь Лариса Хвостицына, секретарь председателя комитета по культуре?
– Бывший секретарь бывшего председателя! – с горечью проговорила женщина. – Вы ведь прекрасно знаете, что Николая Альбертовича сняли… а потом убили… – и ее слова были прерваны рыданиями.
Знаю, – честно призналась Ирина. – И наши читатели… то есть зрители тоже хотят узнать об этом всю правду! А кто еще может знать правду, кроме вас? Ведь секретарь, помощник – это самый верный, самый близкий соратник каждого руководителя! Ведь для него не существует тайн и секретов!
– Вы… правы… – прорыдала Лариса. – Самый близкий… это так верно! Ладно, приезжайте, я вам все расскажу! Мне больше нечего скрывать! Записывайте адрес…
Через полчаса Ирина сидела в маленькой, но очень аккуратной кухоньке напротив пухлой блондинки с красными от слез глазами. Лицо ее заплыло и было какого-то серого цвета, губы тряслись. Лариса зябко куталась в розовую бесформенную кофту, и видно было, что кофту эту она схватила не глядя, просто чтобы натянуть на себя что-то к приходу Ирины, а до этого валялась на кровати в неглиже, полностью отдавшись своему горю.
– Николай Альбертович был такой человек! Такой человек! – И Лариса снова зарыдала.
Ирина приготовилась к долгому ожиданию. Наконец блондинка вытерла глаза и заговорила:
– Сколько… сколько раз он мне говорил, что непременно разведется с женой… с этой крашеной стервой… с этой занудой… Она совершенно, совершенно не понимала его запросов! Ведь когда мужчина на таком посту, ему нужно немного тепла… немного понимания… – И кухню снова огласили рыдания.
Ирина подала собеседнице стакан воды. Та торопливо отпила несколько глотков и снова заговорила:
– А как только его сняли, она тут же уехала к родителям! А меня… меня уволили на другой же день! Эта стерва, эта интриганка Варвара давно метила на мое место…
– Скажите, – перебила ее Ирина, – а за что Николая Альбертовича сняли? Наши слушатели… то есть зрители очень хотели бы это знать! В официальном сообщении это обошли молчанием…
– Как? Вы не знаете, за что? Да из-за этого проклятого автобуса!
– Автобуса? – удивленно переспросила Ирина. – Из-за какого автобуса?
– Ну как же! Вы разве не слышали про автобус с немецкими туристами?
Ирина, конечно, слышала про недавнюю трагедию – взрыв туристического автобуса неподалеку от города. Туристы возвращались с поэтического фестиваля в Пушкинских горах. В результате этого взрыва погибло больше сорока граждан Германии. Она только никак не могла понять, какое отношение эта история имеет к отставке председателя комитета по культуре.
– При чем здесь Николай Альбертович? – с искренним недоумением спросила она Ларису.
– Вот и я говорю – он здесь совершенно ни при чем! – подхватила отставная секретарша. – Но руководству срочно понадобился козел отпущения! Стрелочник, на которого все это можно списать! Вот они и сдали Николая!
– Но… какое отношение взрыв автобуса с туристами имеет к комитету по культуре?
– Как какое? – На этот раз в глазах Ларисы мелькнуло недоумение. – Ведь Николай Альбертович возглавлял городской комитет по культуре и туризму!
– Ах, по культуре и туризму! – до Ирины наконец что-то стало доходить. – А его почему-то называют просто комитетом по культуре!
– Так это для краткости, – пояснила Лариса. – Комитет по архитектуре и градостроительству называют просто комитетом по архитектуре, комитет по здравоохранению и вопросам демографии – комитетом по здравоохранению…
– А, ну понятно! – протянула Ирина. – Культура, конечно, такой незначительный вопрос, что отдельного комитета ей не полагается… пристегнули к туризму…
Ну да, – Лариса пожала плечами, как будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся. – И вот они решили все списать на Николая Альбертовича, как будто он в чем-то был виноват… он на этой должности-то был совсем недолго!
– Да, – Ирина сделала приличествующее случаю выражение лица, – я вас так понимаю… Я видела последнее интервью с господином Гранатовым, в Манеже, на выставке художника Вострикова.
Бывшая секретарша нахмурилась и поджала губы.
– Ах да, ведь вы же тоже с канала "Что?", – процедила она, – небось знаете такую – Настю Лукьянову?
– А она у нас больше не работает, – на всякий случай открестилась Ирина.
– И правильно! – одобрила Лариса. – Отвратительная неблагодарная личность!
Она достала пачку ментоловых сигарет и разложила по чашкам растворимый кофе, потом долила в чашки кипятку и кивнула Ирине – приступай, мол…
Ирина растворимый кофе не пила и курила крайне редко. Но сейчас был такой случай, когда ради дела можно было слегка поступиться собственным здоровьем. Хозяйка положила в свою чашку три ложки сахару, что на взгляд Ирины было многовато, особенно учитывая ее комплекцию.
"Вес-то у нее явно лишний, – подумала она, стараясь, чтобы эта мысль не отразилась на лице, – возможно, покойный Гранатов и любил полных блондинок, но кто поручится, что следующий ее начальник обладает теми же пристрастиями? Впрочем, у женщины сейчас трудный период, она так снимает стресс…"
– И говорить-то про эту Настю не хочется! – с чувством произнесла Лариса.
После этого она закурила сигарету, отхлебнула горячего кофе и рассказала Ирине все, что случилось в тот последний день перед отставкой ее покойного шефа.
Тот день не задался у Ларисы с самого утра. Выскочив из подъезда, она споткнулась о ведро с грязной водой, которое вредная дворничиха назло жильцам или просто по халатности оставила у порога. Вода расплескалась и забрызгала новый брючный костюм, который Лариса надела впервые. Костюм бирюзового цвета очень подходил к ее глазам, и она надеялась, что начальник вполне оценит ее старания быть красивой исключительно для него. И вот, с утра такая неприятность. .. Конечно, нечего было и думать идти на работу в грязных брюках, пришлось возвращаться. Она и так уже опаздывала, потому что долго вертелась перед зеркалом, так что пришлось, переодевшись, взять машину. Водитель попался неопытный, они застряли в пробке, и в результате Лариса опоздала на работу на сорок минут. И вместо ласкового взгляда от Николая Альбертовича получила легкий нагоняй. Ее начальник вообще-то был не в духе уже два дня – все из-за того проклятого автобуса. Чем, ну чем он виноват, если водитель не справился с управлением? Но Николай был расстроен – очевидно предчувствовал грядущие неприятности. Да еще все время звонил этот художник, прощелыга, как его…
– Сидор Востриков, – подсказала Ирина.
– Да-да! – оживилась Лариса, налила себе еще кофе и продолжала вспоминать.
Художник названивал через каждые тридцать минут и требовал к телефону Николая Альбертовича. Лариса – опытная секретарша, она неизменно любезным тоном отвечала настырному типу, что у начальника совещание, деловая встреча или вообще он уехал по важному делу. Когда она накануне доложила Гранатову, что некий Востриков приглашает его на свою персональную выставку в Манеж, мотивируя это тем, что они-де учились вместе в школе, начальник поморщился и сказал резко, что для этого человека его никогда нет на месте. И то, в самом деле: мало ли кто с кем в школе учился или в детский сад ходил? Это вовсе не повод поддерживать знакомство и отрывать от дела такого занятого человека, как Николай Гранатов.
Ирина молчала, всем своим видом изображая огромную заинтересованность беседой.
День катился своим чередом, продолжала Лариса, и вот уже после обеда вдруг позвонил какой-то мужчина и стал требовать к телефону Николая Альбертовича по срочному делу. Лариса предложила ему представиться, он ответил резко, что в этом нет необходимости. Тогда она вежливо, но твердо сказала, что ничем не может ему помочь. Начальник и так сегодня на взводе, думала она, как бы ей еще больше не попало. Мужчина подумал немного и сказал, что Николай Альбертович непременно с ним поговорит, если она передаст ему привет из Кысылыллыка.
Ирина едва сдержала удивленный возглас.
– Вот именно, – усмехнулась Лариса, – представляете мое удивление, когда начальник изменился в лице и велел немедленно переключить разговор на конфиденциальную линию. Ту, которая специальным устройством защищена от прослушивания. А потом сказал, что едет на выставку. Ту самую, в Манеж. Ну, мне что, раз решил ехать – значит, так надо. И я тогда позвонила Насте Лукьяновой. Ну вы ведь знаете, как это бывает?
Ирина знала, что все общение с прессой и телевидением держится исключительно на личных контактах. То есть, как публичным людям нужно телевидение, так и телевидению нужны сюжеты. И сколько же мелких презентов получила Лариса от той же Насти, для того чтобы та позвонила только ей в последний момент и сообщила, что можно сделать эксклюзивный репортаж…
Когда Гранатов узнал, что на выставку приедет телевидение и его будут снимать для новостей, он повел себя очень странно, продолжала Лариса. Вернее, просто грубо. Он закричал, чтобы никого не было. И даже затопал ногами и назвал ее, Ларису, дурой. Тогда она очень на него обиделась, но сейчас, конечно, все простила. Однако Настя наотрез отказалась пойти на попятный – дескать, уже все утряслось с телевизионным начальством, ей дали оператора, технику и автобус, менять что-либо уже поздно. Гранатов на прощанье рявкнул Ларисе что-то злое и уехал. А утром его вызвали к руководству и сообщили об отставке.
Рассказав все это, несчастная секретарша убитого Гранатова снова заплакала.
– Да не переживайте вы так! – не выдержала Ирина. – Уж что сделано, то сделано, назад его не воротишь. Так зачем же так убиваться?
Откровенно говоря, Гранатов не понравился ей, еще когда она первый раз смотрела кассету. Ничего в нем Ирина не нашла замечательного, такого, что может вызывать сильную любовь. Обычный чиновник, ничем от других не отличающийся. Любовь, как известно, зла, она не выбирает, а с другой стороны, бывают случаи, когда номенклатурные работники удачно скрывают оставшиеся в них человеческие черты и только наедине с любимой женщиной раскрывают душу. Но интуиция подсказывала Ирине, что с Гранатовым был не тот случай.
Лариса вдруг сорвалась с места и начала быстро-быстро раскрывать дверцы кухонных шкафчиков. Ирина собралась уходить.
– Подожди, – бормотала Лариса, – подожди минутку. Черт, куда она запропастилась? Недавно ведь ее видела!
– Да что ты ищешь-то? – Ирина нисколько не удивилась, что они перешли "на ты".
– Коньяка бутылка где-то завалялась, – Лариса присела и с головой скрылась в нижнем шкафу, – да вот же она!
Бутылка была початая, это значило, что бывшая секретарша Гранатова не опустилась и не завивает горе веревочкой, запивая его коньяком. Початая бутылка, несомненно, говорила в пользу Ларисы.
– Николай и оставил, – прерывисто вздохнула Лариса, разливая темную жидкость по рюмкам, – давай помянем что ли…
Ирина едва пригубила коньяк. После ее ухода Лариса машинально прибрала на кухне, открыла форточку, поморщившись от запаха дыма, после чего присела передохнуть. Мысли ее текли безрадостно. Эта журналистка, или кто там она есть, абсолютно права. Вовсе незачем так убиваться. Лариса сидит в четырех стенах уже третий день и рыдает. Что толку от бесполезных страданий?
Но ведь она оплакивает не смерть Гранатова, то есть его тоже, конечно, жалко, как и всякого безвременно погибшего человека. Но если быть честной с самой собой до конца, то Лариса оплакивает свою собственную неудавшуюся жизнь.
В самом деле, разве о таком она мечтала? Разве такое времяпрепровождение обещала ей судьба? Разве мама не говорила, глядя на голубые глаза и льняные кудри, что ее девочка – самая красивая и умная, что ее ждет блестящее будущее и что с такими внешними данными мужчины станут носить ее на руках? Мама, конечно, немножко преувеличивала, каждой матери кажется, что ее ребенок лучше и красивее всех. Однако маленькая Лариса впитала такие разговоры, что называется, с молоком матери. Ей очень нравилось слушать, как мама расписывала ее будущую жизнь. Мама делала ставку на мужчин. Для женщины, утверждала она, самое главное – это удачно выйти замуж. Однажды – не слишком рано, не в шестнадцать лет, но и затягивать с этим делом не стоит – в жизни Ларисы появится мужчина, обеспеченный и солидный, который женится на ней и возьмет на себя все заботы. А также будет удовлетворять все ее капризы и запросы. Он купит ей хорошую квартиру, машину, завалит модной одеждой и драгоценностями, летом будет возить отдыхать к теплому морю, а на рождество – в Париж. Собственно, в маминых словах не было ничего оригинального, но маленькая Лариса слушала их, как волшебную сказку. Повзрослев, она трактовала мамины слова таким образом, что вовсе не обязательно учиться и добиваться всего собственными силами, главное у нее уже есть – приличная внешность, остальное непременно придет само собой.
Действительно, в старших классах школы отбою не стало от поклонников, как называла их мама. Вначале мама была не против, она говорила, что вовсе необязательно сидеть в башне из слоновой кости, как царевна Несмеяна, можно и развлечься, сходить в кино, на дискотеку или в кафе. Со временем, однако, характер у мамы очень испортился, она стала называть Ларисины развлечения загулами и дебошами, утверждала, что из Ларисы ничего путного не выйдет и вообще она хочет загнать мать в гроб, только непонятно, как собирается питом жить. Возможно, тут сыграл свою роль тот факт, что именно в это время маму бросил муж, Ларисин папа. До этого он был в семье настолько незначительной единицей, что мать с дочкой привыкли не брать его в расчет. Мама вспоминала о том, что у нее есть муж, только два раза в месяц – пятого и двадцатого. Папу, казалось, такое положение вполне устраивало, он молча отдавал деньги и надолго исчезал в очередную командировку.
Гром грянул, когда Ларисе исполнилось восемнадцать. В один прекрасный день, когда отгремело положенное по такому случаю торжество и Лариса рассмотрела и примерила все подарки, папа вызвал своих женщин в гостиную и объявил им, что подает на развод и уезжает в город Владимир, где у него есть женщина, на которой он собирается жениться в самое ближайшее время. Денег он пятого и двадцатого давать им больше не будет, достаточно и того, что оставляет дочери и бывшей жене квартиру. Лариса очень удивилась, она никогда не слышала, чтобы отец разговаривал таким твердым тоном, обычно он вообще отмалчивался, когда недолго бывал дома.
Отец уехал, а мать принялась пилить Ларису, вымещая на ней всю злость и обиду. Так прошло несколько лет. Они совершенно обнищали, потому что мать не умела и не хотела зарабатывать деньги, она привыкла их получать пятого и двадцатого и наивно думала, что так будет всегда. Лариса устроилась секретаршей, поскольку больше делать ничего не умела. Собственно, секретарскую работу она тоже выполняла из рук вон плохо, так что сумела удержаться только в одной сомнительной фирме, начальнику которой требовалась девица, умеющая вертеть задом и подавать кофе. Это он сам объявил ей на собеседовании.
Он был наглый, молодой и жирный, с явно выраженным криминальным душком, к тому же дико потел в постели. Лариса выдержала чуть больше полугода и уволилась, несмотря на яростные протесты матери. К этому времени отношения у них испортились окончательно. Лариса многое поняла, столкнувшись с суровой действительностью, поняла, что мать ее непроходимо глупа, если принимала деньги, хоть не слишком большие, что давал ей муж, как должное, и ровным счетом ничего не делала, чтобы мужа удержать. В жизни ничего не дается даром, это Лариса выяснила очень быстро и злилась на мать за то, что та забила ей в детстве голову несбыточными мечтами, вместо того чтобы обучить кое-каким необходимым житейским премудростям. К тому времени она кое-чему научилась на работе, сообразив, что иначе не сможет устроиться в приличную фирму и не встретит если не богатого, то хотя бы достаточно обеспеченного человека, который станет ее содержать. Ибо Лариса тоже делала ставку только на мужчин, больше ей ничего не оставалось.
Следующий начальник, на первый взгляд, отвечал всем требованиям Ларисы. Он был солидный немногословный мужчина, одевался хоть и не модно, но дорого, ездил на "Мерседесе" с шофером, редко повышал голос на подчиненных, с Ларисой вообще был безукоризненно вежлив. Один недостаток все же у шефа присутствовал – он был сильно немолод. Однако по зрелому размышлению Лариса решила считать этот недостаток достоинством. Лариса приободрилась – это явно был ее шанс. Она старалась работать как можно лучше, не теряя надежды, что в скором времени начальник обратит внимание на ее симпатичную свежую мордашку и аппетитную фигурку.
Месяца через два ожидание ее увенчалось успехом – на вечеринке по случаю Нового года все и случилось. Завязался не то чтобы роман, но связь, которую начальник обставил со всей присущей ему солидной обстоятельностью. Он снял небольшую квартиру, в которой встречался с Ларисой раз или два в неделю, был с ней нежен, в меру щедр, но не более того. В рестораны и ночные клубы не водил, отдыхать же ездил со своей законной женой. Жена была у него первой и единственной, он сразу же предупредил Ларису, чтобы никому не протрепалась про их связь, он-де не хочет огорчать жену. Старая грымза иногда появлялась в офисе – достаточно часто, чтобы портить Ларисе настроение своим присутствием.
Потянулись длинные месяцы без перемен. Дни были похожи один на другой, в будни – работа, два раза в неделю – скучные встречи с шефом в неформальной обстановке, в выходные – однообразные перебранки с матерью, посещение одних и тех же магазинов и салона красоты. Начальник выглядел довольным, он даже посвежел и стал шутить с сотрудницами помоложе. Лариса поняла, что нужно срочно что-то предпринять. В первый и последний раз прислушавшись к советам матери, она дождалась, когда шеф уехал в Москву на два дня, и отправилась к его жене, чтобы сообщить той неприятное известие – ей очень жаль, они с начальником любят друг друга, но он боится огорчить жену, хотя на самом деле живет с ней только по привычке. А у нее, Ларисы, будет ребенок, иначе она бы ни за что не решилась прийти с таким тяжелым разговором. И так далее, в том же духе…
Лариса была готова к скандалу, но старая ведьма восприняла все совершенно по-другому. Она так зашлась от смеха, что долго не могла остановиться, и только махала холеной рукой Ларисе, чтобы шла поскорее восвояси.