– Возможно, они орудовали вместе, а в конце ему удалось перехитрить ее. – Она пожала плечами. – Я не знаю, Берни. Просто пытаюсь пораскинуть мозгами. Однако она скорее всего была связана с Велкиным, как ты полагаешь?
– Полагаю, что да. Он направил меня прямо в ее квартиру, но...
– Но что?
– Но почему же он просто-напросто не купил у меня книгу?
– Может быть, у него не было денег. Но ты прав, это было бы для него проще всего. Ведь он же уже дал тебе какой-то задаток, да? Сколько он остался тебе должен?
Я ничего не ответил.
– Берни!
Я вздохнул:
– Не далее как вчера, я сказал одному магазинному воришке, что он слишком глуп, чтобы красть. Что же, не он один.
– Ты не...
– Я вообще не получил никакого задатка.
– А-а-а!
Я пожал плечами, вздохнул, отпил бренди.
– Он был членом клуба "Мартингал", – сказал я. – У него был своеобразный английский акцент. И он носил шикарные костюмы из твида.
– Ну и что же?
– А то, что его внешний облик заворожил меня, вот и все. Ему удалось сделать так, что разговор о задатке даже и не возник. Не знаю, как это получилось, но я вошел в этот дом, не имея ни цента в кармане. Господи, Каролин, я ведь даже сам заплатил за бензин и проезд по мосту! Я начинаю чувствовать себя круглым идиотом.
– Велкин тебя обманул. Он начал, а она довершила дело. А потом он застрелил ее и свалил это на тебя.
Какое-то время я раздумывал:
– Нет.
– Нет?
– Не думаю. Зачем она вообще ему понадобилась? Он мог бы одурманить меня так же просто, как и она. И еще кое-что. Мой последний телефонный разговор с ним, когда он назначил встречу в ее квартире. Он явно был не в себе. Тогда я подумал, что он пьян.
– И что же?
– Теперь я уверен, что и его напичкали наркотиками.
– Как тебя?
– Нет, не совсем так. Это был какой-то другой препарат, иначе бедняга вообще не смог бы разговаривать. Интересно, что она подсунула мне? Сильная оказалась штуковина! У меня были галлюцинации.
– Похоже было на наркотик ЛСД?
– Я никогда не пробовал ЛСД, хотя знаю, что это очень сильный наркотик.
– Я тоже его не пробовала.
– И это были не те галлюцинации, когда животные оживают на стенах или происходит что-то подобное. Просто я все воспринимал в искаженном виде до того, как потерял сознание. Например, музыка играла то громко, то тихо. А лицо ее, казалось, таяло, когда я пытался на нем сосредоточиться, но это было уже прямо перед тем, как я куда-то провалился.
– И ты что-то мне говорил про ее волосы.
– Да. Они то и дело становились рыжими. На самом деле у нее были короткие темные волосы, а мне все казалось, что на голове у нее густые ярко-рыжие кудри. Потом я на секунду закрывал глаза, и волосы снова становились короткими и темно-коричневыми по цвету. О Господи!
– В чем дело, Берни?
– Я вспомнил, где я ее прежде видел! И у нее действительно были кудрявые рыжие волосы. Наверное, это был парик.
– Темный парик?
– Рыжий. Она приходила ко мне в магазин, и, должно быть, на ней был рыжий парик. Я уверен, что это была та самая женщина. Квадратные плечи, приземистая фигура, своеобразно-строгое лицо с квадратной челюстью. Я уверен, что это была она. Кажется, она приходила в магазин три или четыре раза.
– С Редьярдом Велкиным?
– Нет. Он приходил туда только один раз. Потом у нас был ленч в клубе "Мартингал" в тот же самый день, еще раз я с ним встречался в этом же клубе, чтобы пропустить рюмку-другую и поговорить, и несколько раз мы разговаривали по телефону. Она пришла в магазин... Так... Я не знаю, когда я в первый раз ее заметил, но это, должно быть, было на прошлой неделе. И еще вчера она купила у меня книгу. "Эклоги" Вергилия, изданные Клубом потомственных книголюбов. Это была она. В этом нет никаких сомнений.
– Что же она делала?
– Полагаю, она хотела оглядеться, посмотреть, что и как. С той же целью и я ходил в Форест-Хиллз со своей деловой папкой. Рекогносцировка. Слушай, можно я включу радио?
– Зачем?
– Послушать полуночные новости.
– Разве уже двенадцать? Конечно, включай.
Я пересадил кота, поднялся и включил радио. Как только я сел, кот тут же вернулся, забрался ко мне на колени и снова принялся мурлыкать. Этот выпуск новостей почти полностью повторял одиннадцатичасовой. Новым было только то, что албанец сдался, не тронув никого из своих заложников. По-видимому, у него крыша поехала, когда он узнал, что у его законной жены есть другой законный муж, с которым они, очевидно, теперь находятся в законном родстве. Маделейн Порлок по-прежнему была мертва, а полиция по-прежнему искала некоего Бернарда Роденбарра.
Я опять пересадил кота, выключил новости и снова сел. Каролин спросила меня, каково это, когда тебя разыскивает полиция. Я ответил, что это ужасно.
– Как они узнали, что это был ты, Берни? Отпечатки пальцев?
– Или бумажник.
– Какой бумажник?
– Мой бумажник. Тот, кто обыскивал меня, вытащил его. Маделейн Порлок или ее убийца. Пропали книга, пятьсот баксов и бумажник. Может быть, его подложили туда, где полицейские наверняка должны были бы его найти.
– Разве не предполагалось, что ты будешь без сознания к их приходу?
– Предполагалось, но, может быть, бумажник подложили для верности. А может быть, его взял убийца, надеясь, что в нем есть какие-нибудь улики вроде визитной карточки Велкина или каких-нибудь моих записей. – Я пожал плечами. – Полагаю, бумажник теперь может быть где угодно. Думаю, что мне нужно приостановить действие своей кредитной карточки, прежде чем ее используют для оплаты кучи билетов на самолет. Однако этим я займусь в последнюю очередь.
– Это я понимаю. – Она снова обхватила подбородок ладонью и наклонилась вперед, пристально глядя на меня своими голубыми глазами. – А чем ты займешься в первую очередь, Берни?
– А?
– В первую очередь. Что ты собираешься делать?
– Убей меня, если я знаю.
– Не хочешь ли сделать еще глоточек, пока ты над этим раздумываешь?
Я покачал головой:
– Думаю, мне пора остановиться.
– С тех пор, как пора было остановиться мне, я уже сделала два или три глотка. И выпью еще. – Она достала бутылку и налила себе изрядную дозу. – А ты что же, всегда знаешь, когда именно тебе пора остановиться, и останавливаешься?
– Конечно.
– Это потрясающе! – сказала она. Она отхлебнула бренди и поглядела на меня поверх стакана. – Ты знал, что в квартире еще кто-то есть? Кроме Порлок?
– Нет. Но я не был нигде, кроме гостиной, до тех пор, пока Порлок не убили. Я думал, что в квартире нас только двое и мы ждем Велкина.
– Убийца мог находиться в другой комнате.
– Возможно.
– Или она была одна. Напоила тебя, взяла книгу, деньги и бумажник, а потом, когда она выходила из квартиры, вошел мужчина с пистолетом.
– Верно.
– Кто это был? Сикх? Велкин?
– Я не знаю, Каролин.
– Зачем только ей понадобился парик? Начнем с того, что она не была кем-то, кого ты знал раньше, правильно? Так зачем же ей понадобилась маскировка?
– Убей меня, если я знаю.
– А как насчет сикха? Может быть, это тоже была маскировка? Может быть, сикхом был Редьярд Велкин?
– Он был с бородой и в тюрбане.
– Борода могла быть приклеенной. А тюрбан ведь можно надеть и снять.
– Сикх был гигантом. По крайней мере шесть футов четыре дюйма, а может быть, и больше.
– А ты никогда не слышал, что есть ботинки, которые делают человека выше, чем он есть на самом деле?
– Велкин не был сикхом, – сказал я. – Уж поверь мне.
– Я только это и делаю в последнее время. Но вернемся к главному. Как ты думаешь выбираться из этой истории? Ты можешь пойти в полицию?
– Это – единственное, что я не могу сделать.
Меня тут же упрячут за убийство, совершенное в одиночку. Я могу попросить о смягчении приговора или сделать так, чтобы мой адвокат нашел способ заморочить присяжным голову, но в любом случае наиболее вероятно, что последующие десять или даже двадцать лет я проведу в казенном доме на казенных харчах. А мне этого совсем не хочется.
– Это я понимаю. О Господи! Да неужели ты не можешь...
– Не могу – что?
– Разве нельзя рассказать им то, что ты рассказал мне? Извини, считай, что я этого вопроса тебе не задавала, ладно? Отнеси это на счет бренди. Потому что с какой же стати они тебе поверят? Никто не поверит тому, что ты рассказал, кроме дурочки, которая стрижет собак. Берни, должен же быть какой-то выход, но какой, черт возьми?
– Найти настоящего убийцу.
– О, конечно! – Она хлопнула себя рукой по лбу. – Почему мне самой-то не пришло это в голову? Просто найти настоящего убийцу, раскрыть преступление, вернуть украденную книгу – и все великолепно. Как показывают по телевизору, да? Вовремя закругляясь, чтобы пустить рекламу.
– И показать фрагменты передач, которые будут идти на следующей неделе, – сказал я. – Не упускай это из виду.
* * *
Мы еще немного поговорили. Потом Каролин стала периодически зевать, и это передалось мне. Мы оба пришли к заключению, что нам надо поспать. Мы все равно сейчас не могли решить до конца, как нам действовать дальше, и головы наши слишком устали.
– Оставайся здесь, – сказала она. – Ложись на кровать.
– Не выдумывай. Я лягу на кушетку.
– Это ты не выдумывай. В тебе шесть футов длины, это как раз длина кровати. Во мне пять футов, и это длина дивана. Хорошо, что сикх здесь не оказался: для его роста нет ничего подходящего.
– Я просто подумал...
– Угу. Кушетка очень удобна, и я часто сплю на ней. Я сворачиваюсь на ней калачиком каждый раз, когда у нас с Рэнди размолвка средней серьезности.
– Что такое размолвка средней серьезности?
– Это такая размолвка, при которой она не отправляется к себе домой, в свою собственную квартиру.
– Я не знал, что у нее есть своя квартира. Я считал, что вы живете вместе.
– Это так, но у нее есть квартира на Мортон-стрит. Еще меньше, чем эта, если такое вообще можно себе представить. Слава Богу, у нее есть свой угол, куда она может уйти, когда мы ссоримся.
– Может быть, тебе лучше поехать сегодня туда, Каролин? – Она попыталась что-то ответить, но я продолжал гнуть свое: – Если ты будешь у нее, то впоследствии тебя не смогут обвинить в соучастии. А если ты остаешься здесь, то без вариантов: ты укрыла преступника и...
– Я рискну, Берни.
– Но...
– Кроме того, возможно, что Рэнди не отправилась в Бас-Бич. Возможно, что она дома.
– Разве ты не могла бы переночевать вместе с ней?
– Вряд ли, если у нее ночует еще кто-нибудь.
– А!..
– Угу. Все возможно в этом мире. Так что ты ложись на кровати, а я лягу на кушетке. Хорошо?
– Хорошо.
Я помог ей разобрать кушетку. Она прошла в уборную и вышла оттуда в вычурной пижаме с насупленным лицом, словно пыталась рассмешить меня. Я не рассмеялся.
Я умылся над раковиной в кухне, выключил свет, разделся, оставшись в одном белье, и лег в кровать. Какое-то время никто из нас не проронил ни слова. Потом она сказала:
– Берни!
– Да?
– Я не знаю, что тебе известно о лесбиянках, но, может быть, ты знаешь, что некоторые из нас бисексуальные. Обычно они лесбиянки, но иногда бывают не прочь переспать и с мужчиной.
– Гм, я знаю.
– Я не такая.
– Я и не думал этого, Каролин.
– Я настоящая лесбиянка.
– Я так и думал.
– Я тоже считала, что это само собой разумеется, но по опыту знаю, что многое из того, что само собой разумеется, лучше все-таки сказать.
– Понимаю.
Снова молчание.
– Берни! Она ведь взяла пятьсот долларов и бумажник, да?
– В бумажнике было около двухсот долларов. Должен сказать, что она угостила меня исключительно дорогим кофе.
– А как же ты заплатил за такси?
– А?..
– Как ты заплатил за такси, на котором доехал до центра? И как тебе удалось купить в аптеке все эти инструменты, с помощью которых ты разделался с моим замком? Как ты расплатился?
– А-а-а, – сказал я.
– Ты что же, кладешь в ботинки несколько долларов на всякий случай?
– Ну нет, – сказал я. – Хотя не могу сказать, что сама по себе идея плоха. Но я этого не делаю, Каролин.
– Тогда что же?
– Я ведь рассказывал тебе про пожарную лестницу, правда? Как я пытался удрать через крышу, но у меня это не получилось, поэтому я спустился вниз и вломился в квартиру на четвертом этаже. Рассказывал?
– Рассказывал.
– Ну так вот, раз уж я там оказался... Какое-то время я там пробыл и осмотрел квартиру. Выдвинул несколько ящиков.
– В квартире на четвертом этаже?
– Да. В ящике туалетного столика была только какая-то мелочь, но на кухне в одной из кофейных жестянок оказались деньги. Ты не поверишь, сколько людей хранят деньги на кухне.
– И ты их взял?
– Конечно. Я нашел немногим более шестидесяти долларов. Этого недостаточно, чтобы обеспечить себе спокойную старость, но на такси хватило и в аптеке я тоже смог расплатиться.
– Шестьдесят долларов.
– Скорее шестьдесят пять. И браслет.
– Браслет?
– Я не мог не поддаться искушению, – сказал я. – Там были и другие драгоценности, но перед ними я устоял. А этот браслет... Утром я тебе покажу.
– Утром ты мне покажешь.
– Конечно. Напомни мне.
– Господи!
– В чем дело?
– Ты и в самом деле украл!
– Так ведь я вор, Каролин.
– Вот к этому-то я и должна привыкнуть. Ты вор. Ты обкрадываешь чужие дома. Воры это и делают. Крадут.
– Как правило.
– Ты взял деньги, потому что они были тебе нужны. Твои собственные деньги пропали, а тебе было нужно скрыться от полиции. Там оказались деньги, и ты их взял.
– Верно.
– А браслет ты взял, потому что... Почему ты взял браслет, Берни?
– Ну...
– Потому что он там был. Как гора Эверест. Но это был браслет, а не гора, и ты, вместо того чтобы покорить вершину горы, взял то, что было, – браслет.
– Каролин...
– Все в порядке, Берни. Правда, все в порядке. Я к этому привыкну. Ты мне покажешь утром браслет, да?
– Если хочешь, я покажу его тебе прямо сейчас.
– Нет, я подожду до утра, Берни. Берни!
– Что?
– Спокойной ночи, Берни.
– Спокойной ночи, Каролин.
Глава 10
Шла одна из тех малосодержательных утренних программ, в которых о погоде и транспортных происшествиях сообщается больше, чем это может заинтересовать кого бы то ни было. Я узнал, что образовалась основательная пробка на центральной Диганской скоростной магистрали, где прекращено движение, и что вероятность дождя составляет тридцать процентов.
– Что-то зловещее происходит со сводками погоды, – сказал я Каролин. – Ты заметила, что они теперь не столько прогнозируют, сколько говорят о вероятности, о шансах на то или на другое?
– Да, верно.
– Это позволяет им избегать ошибок, поскольку они умалчивают о главном. Если они говорят о пятипроцентной вероятности снега, а мы потом проваливаемся в снежные сугробы по пояс, то это означает всего лишь, что сработали именно эти несчастные пять процентов. Прогноз они подменили какой-то азартной игрой с небесами.
– Вот еще горячая булочка, Берни!
– Спасибо. – Я взял ее и намазал маслом. – Все это свидетельства морального упадка нации. Лотерейные билеты. Ставки на автогонках. Казино в Атлантик-Сити. Можешь ты мне сказать, что, черт побери, означает тридцатипроцентная вероятность дождя? Что я должен делать, взять с собой треть зонтика?
– Начинаются новости, Берни.
Я жевал свою булочку, потягивал кофе и слушал новости. Несмотря на раздражающую метеосводку, которая только что передавалась, самочувствие было превосходным. Я отлично выспался – сон был глубоким и ничем не прерывался, а утренний кофе Каролин, не разбавленный цикорием или нокаутирующей отравой, придавал бодрость.
Итак, я сидел с широко раскрытыми глазами и слушал, как я преуспел в доме на Шестьдесят шестой улице, воспользовавшись пожарной лестницей. Оказывается, я сначала проник в квартиру супругов Блинн на четвертом этаже, обчистил ее, захватив пока еще не установленную сумму наличных денег, бриллиантовый браслет, ценные наручные часы, несколько штук различных ювелирных изделий и русскую норковую шубу до пят. Затем я спустился этажом ниже, в квартиру 3-Д, где Маделейн Порлок, на свое горе, попыталась прервать мою воровскую деятельность для того лишь, чтобы быть убитой наповал выстрелом из автоматического пистолета тридцать второго калибра. Бросив пистолет, я кинулся вместе с награбленным к пожарной лестнице и убежал за минуту до прибытия полиции на место происшествия.
Когда диктор перешел к другим новостям, я выключил приемник. Выражение лица Каролин было забавным и любопытным одновременно. Я полез в карман брюк, вытащил браслет и положил на стол перед ней. Она повертела его в руках, и камни засияли отраженными лучами света.
– Прелестный, – сказала она. – Сколько же он стоит?
– Наверное, я мог бы получить за него несколько сотен: искусство декаданса – повальное увлечение наших дней. Но я взял его только потому, что он мне очень понравился.
– Ага. А как выглядит шуба?
– Да я даже не заглядывал в шкафы! О, ты думаешь... – Я покачал головой. – Вот тебе еще одно доказательство моральной деградации нации, – сказал я. – Все, что я взял, – это небольшая сумма наличными и вот этот браслет, Каролин. Остальное – мошенничество, на которое супруги Блинн решились ради получения страховой компенсации.
– Ты хочешь сказать...
– Я хочу сказать, что поскольку все эти годы они платили за страхование своего имущества, то решили: почему бы им не воспользоваться грабежом, которому они подверглись? Шуба, часы, разнообразные ювелирные изделия, наличные деньги, сумма которых будет ими заведомо завышена; и, если даже страховая компания умудрится немного урезать, они все равно намотают четыре или пять тысяч долларов к своей выгоде.
– Боже, – сказала она, – кругом одни мошенники!..
– Не совсем, – ответил я. – Но иногда это выглядит именно так.