В городе только и говорили о маньяке. Радио, телевидение, пресса - все вещали лишь о его несчастных жертвах. Дусина болезнь от всех этих ужасов обострилась: она не решалась одна выходить из квартиры, а дома постоянно проверяла, нет ли маньяка в холодильнике, в собственном гардеробе и даже в мусоропроводе. Да еще подруги подливали масла в огонь: то у одной неизвестно от чего появляется кровь на клавишах рояля, то у другой Дуся обнаруживает спрятанный в ванной окровавленный нож. А самое главное - это кошмарные Дусины сны, где она в ночной рубашке, босиком шляется под луной по улице с каким-то незнакомым мужчиной в пижаме, и разговоры у них исключительно о маньяке. Но однажды Дуся с удивлением обнаружила, что это вовсе не сны - она действительно бродила по ночам! И самым ужасным было то, что она наконец-то поняла, кто был маньяком, вернее, маньячкой. Маньячкой была она сама!
Содержание:
-
Глава 1 1
-
Глава 2 2
-
Глава 3 3
-
Глава 4 4
-
Глава 5 5
-
Глава 6 7
-
Глава 7 8
-
Глава 8 10
-
Глава 9 11
-
Глава 10 13
-
Глава 11 14
-
Глава 12 15
-
Глава 13 16
-
Глава 14 17
-
Глава 15 19
-
Глава 16 20
-
Глава 17 21
-
Глава 18 22
-
Глава 19 23
-
Глава 20 25
-
Глава 21 26
-
Глава 22 27
-
Глава 23 28
-
Глава 24 30
-
Глава 25 31
-
Глава 26 32
-
Глава 27 33
-
Глава 28 34
-
Глава 29 35
-
Глава 30 36
-
Глава 31 37
-
Глава 32 38
-
Глава 33 39
-
Глава 34 40
-
Глава 35 42
-
Глава 36 43
-
Глава 37 44
-
Глава 38 46
Людмила Милевская
Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает
Только ленивый не писал о маньяках.
Я - не ленивая.
Л. Милевская.
Глава 1
Последний день отдыха показался счастливой чете Лагутиных каторжнее разгрузки вагонов. Вагоны, правда, разгружать им не доводилось, но чувство усталости пришло уже на третьем чемодане (вместе с вышеупомянутыми ассоциациями). Бархатную курортную идиллию будто корова вдруг языком слизала - раньше времени начались брачные будни. Где эти нежные взгляды? Где эта сладкая томность?
Он поигрывал желваками, она зло шипела.
Оба спешили домой, с нервной суматошностью упаковывали багаж, перекрикивая звуки радио, спорили и психовали…
Дважды скандалили!
Впрочем, быстро опомнились и, пугаясь собственной смелости, долго объяснялись - тьма извинений! Тьма! Потом, давая друг другу уроки мудрости, были предупредительны и злились только на чемоданы, которые сузились враз (почему-то?!) и обмельчали.
- Раньше у нас все помещалось, - недоумевал Леонид Павлович, зверски тираня замок английского кейса и утрамбовывая одежду коленом.
Еще вечером кейс этот Евдокия тайком набила морскими камнями, а хрупкие ракушки, не вполне доверяя мужу, она рассудительно уложила в свой рюкзачок, радуясь, как ребенок: "Ах, какой сад камней у меня получится! Сразу займусь, как только вернемся домой!"
Она любила возиться в своем саду, не зря муж подсмеивался: "Садистка ты у меня, дорогая".
Вот именно, что садистка, натолкала во все чемоданы супруга камней - пусть таскает садика ради, а у него, между прочим, радикулит. И возраст. Шутка ли, сорок пять! Жуткий возраст, когда тебе двадцать.
Пока Евдокия в чемоданы камни запихивала, совесть ее не мучила - все мысли только о саде, теперь же она о камнях тех сто раз пожалела. С опаской поглядывая на мучения мужа, Евдокия сочувствовала ему, с ужасом ожидала разоблачения и молила бога: "Пронесло бы мимо скандала".
Лагутин, навоевавшись с кейсом, горько вздохнул, вытер пот и взмолился:
- Дашенька, может хоть часть моих рубашек к себе заберешь?
Дашенька оцепенела: под рубашками камни ее и лежали.
"Сейчас начнется", - паникуя, предположила она и, просияв фальшивой улыбкой, с оптимизмом спросила:
- Неужели не закрывается?
- Абсолютно, - заверил он, меча стрелы-молнии только в сторону кейса, хотя появилось желание обрушиться на жену: чему она радуется?
Евдокия, догадавшись о настроении мужа, убрала улыбку с лица и поспешила на помощь:
- Дай, попробую я.
С трудом подавляя новый прилив раздражения, Лагутин скептически осведомился:
- Думаешь, у тебя больше сил?
Евдокия фыркнула и пожала плечами:
- Не жалуйся мне тогда.
Он мысленно констатировал: "Все, последняя капля. Нервы мои похожи на марлю; сейчас я ее убью!"
Женская самонадеянность бесила его всегда, однако руки на жену он ни разу не поднимал, потому что интеллигентно ее берег. Обращая гнев на злосчастный кейс, Леонид Павлович с яростью щелкнул замком - замок счел за благо закрыться. Евдокия облегченно вздохнула и вернулась к своим чемоданам.
"Что это я сегодня противная такая? - удивилась она. - Ко всему придираюсь, во всем возражаю, фыркаю, дергаюсь, закатываю глаза… Будто нарочно злю его даром".
Со вздохом, заталкивая не пригодившийся свитер в кулек, она про себя заключила: "Нет, это не болезнь возвращается, просто день получился жуткий. Поскорей бы он кончился. Оба на взводе, магнитная буря, оба перегрелись вчера, не выспались, к тому же, этот чертов маньяк одолел".
О маньяке, о его жутких злодеяниях, и здесь, на курорте, говорили буквально все, а ведь Лагутины надеялись от него отдохнуть. С самых первых сообщений впечатлительная Евдокия слишком близко приняла к сердцу убийцу-маньяка, ужасно боялась - он снился ей по ночам. Она искала его глазами на улицах города, не хотела одна оставаться в квартире: маньяк лез из всех щелей, даже из мусоропровода. Вздрагивая, Евдокия открывала уже и холодильник, и собственный гардероб.
- Дашенька, - успокаивал жену Лагутин, - ты только подумай: откуда в нашем доме взяться маньяку? Третий этаж, консьержка внизу, охрана, надежные замки на каждой двери, на окнах решетки. Он ищет жертву на улице, вечером, и в кустах ее убивает. Если будешь меня слушаться, бояться совсем тебе нечего. И вообще, слишком ты мнительна. Успокойся, тебе нельзя так часто и сильно чего-то бояться - может вернуться болезнь.
- Я спокойна, - она заверяла, но муж - опытный психиатр и ее лечащий врач - горестно качал головой:
- Не верю. Чувствую, пойдет весь мой труд насмарку: обострится твоя болезнь.
И действительно: все чаще она икала, все реже притрагивалась к еде, не решалась одна выходить из дома, мучили жуткие сны - просто кошмары! С чувством вины Евдокия ловила тревожные взгляды мужа и пожимала плечами:
- Не виновата я, Леня. Это маньяк.
Наконец Леонид Павлович постановил:
- Нельзя тебе больше бояться. Это слишком опасно. К тому же, давно пора сменить обстановку. Беру отпуск и две путевки.
- Ура-аа! - обрадовалась Евдокия и, зная пристрастия мужа, взмолилась: - Только не надо в Испанию.
Он нахмурился:
- Хорошо, а куда?
- В Сочи хочу! В Сочи! Скучно мне в тех заграницах. Все там искусственное, чужое, все там стерильное: даже улыбки.
- Сочи так Сочи, - нехотя согласился муж, - но учти: в Сочи тоже маньяк.
- Ерунда, - отмахнулась счастливая Евдокия, - там будешь ты. Господи, рядом со мной все время! Даже не верится, - восхитилась она.
Леонид Павлович оказался прав: и в Сочи маньяк преследовал их на каждом шагу. Радио, телевидение, пресса: все - только о трупах. Будто маньяк свел мир с ума.
Но права оказалась и Евдокия: больше маньяк ее не волновал. Первое время она еще цепко впивалась своими хрупкими пальчиками в надежную руку мужа, но и это быстро прошло. К ней вернулись хорошее настроение и аппетит, исчезли икота, ночные кошмары и, самое главное, страхи исчезли. Леонид Павлович успокоился, постановив: "Здорова Даша моя, здорова".
И вот в самый последний день будто все разом вернулось: нервная, вредная и снова икота.
"Конечно, - злилась на весь белый свет Евдокия, - как тут болезнь не вернется, когда все о нем говорят. Кажется, только маньяк интересует людей. Нет у них дел поприятней, чем кости поганцу перемывать. Маньяк - в магазинах, маньяк - на базаре, маньяк - ресторанах и даже в салоне красоты, там тоже только маньяк. Впрочем, там больше всего. Когда одни женщины собираются…"
Волнующий, слегка хрипловатый бас мужа вплелся в тревожную мысль Евдокии:
- Уфф, упаковался. И, кажется, проголодался. Дашенька, сейчас отнесу вещи в багажник и - в ресторан. Надо как следует подзарядиться перед дальней дорогой.
- Как скажешь любимый…
Леонид Павлович поднял свой кейс и крякнул ошеломленно:
- Почему тяжелый такой? Даша, - он строго взглянул на жену, - чего ты туда натолкала? Неужели камней?
Евдокия лгать не решилась. Она робко кивнула и прошептала с мольбой:
- Ленечка, для нашего садика.
К пущей убедительности она два раза икнула и напустила капельки слез в глаза.
Леонид Павлович хотел было взорваться, но, увидев слезы, подумал: "Она же ребенок. Икает уже. Еще, не дай бог, приступ начнется, вернется болезнь…"
Махнув рукой, он обреченно поволок чемоданы к автомобилю, удивляясь и себе, и своей молодой жене. Каким-то непостижимым образом они успели обжиться в номере "люкс" сверх основательно, а ведь там все уже было, от туалетной бумаги до зубочисток. Евдокии же мало. Пристрастие у нее окружать себя хламом. За двенадцать дней она столько в номер свой натащила, что сборы домой все больше напоминали основательный переезд в другую страну. И, что ужасней всего, выбросить даже вшивой салфетки не смей, ни-ни! За что ни ухватишься, все самое нужное - непременно надо тащить с собой! А тут еще камни эти!
И как добрый заботливый муж, и как опытный психиатр Леонид Павлович понимал, что с женою надо быть понежней - и южное солнце, и его возражения, и хлопоты отъезда (черт их дери!) не самым лучшим образом сказываются на ее нервной системе.
"Разумеется, надо бы с Дашенькой бережней, - думал он, внешне легко, но не без труда влача неподъемные чемоданы. - Надо меньше ей возражать, хотя, с другой стороны, и я не железный. На ее выдумки и капризы никаких нервов не хватит. Спрашивается, зачем тащить эти камни с моря, когда их можно и дома купить? Тонкая натура! Любительница прекрасного!
А что она выкинула, натура эта, вчера! Попросил ее на столе прибраться, так она, задумчивая моя, "прибрала" дорогущую пепельницу прямо в мусорное ведро. В то ведро, в которое загодя вывернула тарелку сациви и объедки со всей санаторной столовой - очередная дворняжка, видите ли, на свидание к ней не пришла. И я, чистоплюй, должен был лезть своими руками во всю эту гадость за пепельницей. Настоящий стресс пережил.
А эти ее собачки. Любительница животных! Уж не знаю как и бороться с отзывчивостью такой. Купил ей отличного пса стоимостью в автомобиль - целуйтесь сколько хотите, нет же, "пса не хочу". Не знал потом как даром его в хорошие руки пристроить, приплачивать пришлось, иначе не мог избавиться, она же по-прежнему подбирает паршивых каких-то и шелудивых… Поборница чуткости!
И все вокруг восхищаются: "Вот она, настоящая доброта!" Дать бы пожить им с такой добротой, мигом в петлю бы запросились…
А эта ее рассеянность! Платья и сумочки устал покупать: теряет, портит, защемливает во всех дверях, смешит таксистов, швейцаров…
И я все прощаю, все понимаю, но камни можно и дома купить!"
Камни Леонида Павловича добили. Очень он рассердился, и не потому что тяжелые. Леонид Павлович в свои сорок пять был молод, подтянут, красив и силен - не переборщи он с фитнессом, не докучал бы ему и проклятый радикулит. Да и с радикулитом он понес тяжеленные чемоданы легко, едва вышел из номера, демонстрируя дежурной по этажу (моднице и милашке) выправку да осанку.
"Какой мужчина!" - с удовольствием прочитал он в ее голубых глазах, но… все омрачали камни.
Камни добили его. Леонид Павлович терпеть не мог беспорядка. Ни в чем: ни в делах, ни в одежде… Особенно не переносил он беспорядка в мозгах, может, поэтому и стал Леонид Павлович психиатром.
Может, по этой причине и женился он на Евдокии. Вот где работы край непочатый - как говорится, и конь не валялся. Леонид Павлович засучил рукава и терпеливо, стиснув зубы, с героической мудростью, шаг за шагом, день за днем лечил редкую болезнь жены, заодно прививая Дашеньке зачатки логики и порядка.
И неплохо же получалось! И вылечил, и к порядку привел, и многому научил - настырный и терпеливый…
Правда, порой и он не выдерживал с ней. Камни же - откровенная глупость. Зачем их тащить, если продаются они повсюду? И, кстати, совсем не дорого…
Впрочем, Леонид Павлович быстро взял себя в руки - сразу же, как отправил чемоданы в багажник машины, женушку и возлюбил. В номер он входил уже с улыбкой нежности на губах:
- Дашуня, радость моя, а вот и я. Ты готова?
Глава 2
Войдя в номер, Леонид Павлович обмер и озверел, и даже хуже. На этот раз все было не так - все неправильно! Даша сидела на кровати! В обуви! В позе "лотоса"! На дорогом покрывале! И ела мороженое!!!!!
"Откуда она только его взяла? - задался горестным вопросом Лагутин и тут же отметил: - Если испачкает покрывало, заставят платить".
Но это было еще полбеды. Управляясь одной рукой со стремительно тающим пломбиром, другой - жена прижимала сотовый к уху, с кем-то одновременно болтая.
Леонида Павловича окатило новой волной горячего гнева.
"С кем это там она? Разумеется с подругой. Без моего присмотра. Я же ее просил! Наверняка растрепала уже, что мы в Сочи. Теперь всем известно, что мы в отъезде, что брошен дом… Милости просим, воры-разбойнички! Любой приходи, все бери, что честным трудом нажито…"
Здесь Лагутин покривил изрядно душой: он, как председатель экспертной комиссии, брал приличные взятки. Но с другой стороны, покажите того чиновника, который не считает пресловутые взятки кровным своим, заработанным честным трудом - ведь это главный его доход. Впрочем, мы не о том…
Леонид Павлович был взбешен, он подумал: "Какой ужасный непорядок! Мало, что пачкает покрывало, вещи бросила собирать и с подругой о запрещенном болтает, так еще и привыкнет, и дома так станет сидеть, в обуви на кровати с мороженым…"
Евдокия, обнаружив в дверях мужа, приветливо кивнула ему и шепотом сообщила:
- Это Майка!
Он решил: "Хоть майка, хоть фуфайка, сейчас я ей покажу!"
Но, почувствовав как неконтролируемая волна негодования поднимается из глубин его сущности, Леонид Павлович спохватился и бросил все силы на подавление этой волны. Идиллическая атмосфера счастливого брака была спасена.
- Дашенька, - ласково спросил он, - где ты взяла мороженое?
- В холодильнике. Кое-что там испортилось, я это выкинула, но мороженому-то что сделается? Тем более, в морозилке, - со всею нежностью ответила жена и уже небрежно добавила, явно подруге: - Слышь, Майка, Ленечка мой пришел. Позже перезвоню.
Отправив сотовый в карман, Евдокия расплела из "лотоса" тонкие ноги и шустро заерзала задиком по атласному покрывалу, сползая с кровати навстречу мужу. Леонид Павлович строго смотрел на жену, мысленно собираясь перед нотацией и размышляя с чего начать: с обуви, или с мороженого, или с того, что в определенные моменты подругам звонить не полагается.
Хотелось говорить обо всем, однако он и слова сказать не успел, как снова затренькал сотовый. Прижав к уху трубку, Евдокия изменилась в лице.
- Ма-моч-ка! Кажется, я сейчас умру! - пропищала она, и в глазах ее отразился такой запредельный ужас, что Лагутин струхнул.
- Что случилось? - воскликнул он, бросаясь к жене. - Нас затопили?! Дома пожар?!
- Хуже! Гораздо хуже! - истерически закричала Евдокия, и нервы его не выдержали.
Леонид Павлович вырвал телефон у жены и лихорадочно прижал его к уху.
- Сначала я не поверила, - неистовой скороговоркой, пронзая барабанную перепонку Лагутина, строчил женский голос, - ну капелька и капелька. Всего одна. Я думала, это варенье вишневое. Сестре-сладкоежке накостыляла, чтобы и близко к роялю не подходила со своими дурацкими бутербродами, а потом вижу, лужица. Лужица, Дуся! А потом целая лужа!
- Что-оо?! - взревел Леонид Павлович. - Какая лужица-лужа?! Какие бутерброды?!
Он в ярости отшвырнул от себя трубку - правда не на пол, а на кровать, на мягкое покрывало - и гневно уставился на жену:
- Хочешь в могилу меня загнать? Довести до инфаркта решила?!
Евдокия нервно икнула:
- Леня, у Евы в доме жуткие творятся дела!
- Ха! У Евы творятся дела! А у меня еще хуже: родная жена издеваться изволит! Взялась меня извести! Неужели не ясно, когда ты так завопила, ноги мои подкосились! Я думал, что в нашей квартире пожар!
Евдокия снова икнула и покосилась на трубку, упавшую рядом с ней:
- Ленечка, я не шучу! У Евы такое творится!
- Да слышал я, слышал, - разом вдруг успокаиваясь, насмешливо констатировал Лагутин. - Все я слышал. Лужица, бутерброды - кошмары, солнышко, еще те. Как тут не посочувствовать. Непонятно, зачем ты сотовый прихватила с собой. Я же тебя просил. То Майка, то Ева… Уверен, о нашем отъезде знает теперь весь белый свет…
Евдокия испуганно затрясла головой:
- Нет, Ленечка, как мог ты подумать? Я с подругами так говорила, что невозможно было понять, в городе мы или нет. Вот если бы мне звонили, а я бы не отвечала, вот тогда бы всем стало ясно…
Оправдания обрывая, опять зазвонил телефон. Евдокия, не решаясь брать трубку, с растерянной мольбой посмотрела на мужа. Леонид Павлович обреченно махнул рукой:
- Чего уж там, бери, слушай про бутерброды. Да не проболтайся, смотри, что мы в Сочи. Впрочем, скоро мы возвращаемся, если вообще когда-то отсюда уедем с такими странными сборами.
Лагутин зло пнул ногой чемодан и тут же, его подхватив, и коробку со шляпами, поспешил вон из номера к автомобилю.
Едва дверь за мужем закрылась, Евдокия ловким (обезьяньим) движением цапнула трубку и закричала:
- Ева! Евочка, это ты?!
Конечно, это была Ева.
- Дуся! - вопила она. - Нас разъединили?!
- Разъединили? Евочка, как возможно такое? Душой я с тобою всегда! Рассказывай, что у тебя происходит? И поподробней!