От такой перспективы у отставного штабс-капитана захватило дух, и он немедленно выдал всё, что знал: явки, пароли, шифры, настоящие и конспиративные фамилии нелегалов, планы партии, заграничные связи. В награду подполковник разрешил Дегаеву встретить Новый год с женой (она сидела в том же замке, этажом ниже), прислал вино и фрукты. Сделка состоялась, и головокружительная операция начала быстро развиваться. Через две недели после праздничного вечера Дегаев "бежал" и объявился в революционных кругах в ореоле героя. Там давно уже не было никаких успехов, а тут такое! Изголодавшиеся по хорошим новостям люди поверили всему, и Вера Фигнер лично ввела триумфатора в Исполнительный комитет.
Судейкин выполнял все свои обещания. Он не трогал молодых партийцев, смотревших новому предводителю в рот, а предпочитал держать их на свободе под полным своим контролем. Исключение сделал для Фигнер, чтобы расчистить Дегаеву путь на самый верх, но и здесь поступил артистично. Отважной революционерке "случайно" встретился на улице бывший террорист Меркулов, о котором уже было известно, что он предатель. Затем дурочке дали сообщить об этом товарищам по партии, и забрали. Дегаев остался чист, и сделался верховным вождем "Народной Воли" в России.
После этого началась уже совсем веселая жизнь. Сергей Васильевич воссоздал закрытую партийную газету и завёл подпольную типографию (деньги на это взял, естественно, у инспектора секретной полиции). Все статьи в газету Судейкин редактировал лично. Затем они вдвоём набрали всякий сброд в Исполнительный комитет. Революционные деятели, оставшиеся в России и "ходившие по лезвию ножа", высокомерно относились к дезертировавшим, по их мнению, прежним лидерам партии, находящимся в эмиграции. И не слушали советов "стариков". Сейчас Судейкин руководит всеми ячейками "Народной Воли", издает и редактирует их печатный орган, полностью контролирует партию и готовит её руками покушение на графа Толстого. Да, еще он дал поручение Дегаеву: выехать в Швейцарию, найти там самого крупного из уцелевших прежних вождей Льва Тихомирова и выманить его на территорию Германии, где тот будет арестован.
На этом Дегаев закончил свой невероятный рассказ, сложил руки на коленях и смотрел на разведчиков одновременно и жалобно, и преданно.
- Что вы со мной сделаете? - спросил он через минуту, видя, что те не спешат с комментариями.
- А это вон там решат, - ответил Енгалычев и кивнул на потолок.
- Что, сами? - шепотом спросил провокатор. - Против них лично я ничего не затевал, клянусь!
- Что вас связывало с Хинтерроу?
- Его интересовали знакомства в офицерской среде. Некоторые из моих товарищей уже в штаб-офицерских чинах! Еще однажды при мне сэр Адриан говорил с Судейкиным о желательности смены нашей политики на Тибете и в Восточном Турекстане. В пользу сами понимаете кого…
- Но ведь подполковник, согласно ваших же слов, собирался занять пост министра внутренних дел. Как он собирался влиять на дела внешние?
- Не знаю. Может быть, став близко к государю, после… э-э… того случая, он смог бы воздействовать на него и в этом вопросе? И потом: как-то раз в их разговоре мелькнула странная фраза про возможные династические изменения…
Енгалычев и Таубе переглянулись.
- Но я не знаю, что они имели в виду, клянусь!
- Кто такой Лобов?
- Слышал эту фамилию один раз, но человека этого не знаю. Хинтерроу и Георгий Порфирьевич связывают с Лобовым какое-то важное дело; сэр Адриан очень им интересуется.
- А Владимир? Кто такой Владимир?
- Не знаю… Может быть, великий князь Владимир Александрович? Это августейший покровитель Судейкина, они часто видятся.
- Откуда у вас английский паспорт?
- Хинтерроу дал.
- Зачем?
- Ну… после покушения на графа Толстого пришлось бы убегать из страны. На время. А англичане всегда готовы укрыть врагов государя, ещё с Герцена и Ивана Тургенева так повелось.
Опять надолго повисла тишина. Дегаев ёрзал на стуле, разведчики молчали. Вид у них был угрюмый.
- Так что же со мной будет, ваше…
- Превосходительство, - подсказал Таубе.
- …ваше превосходительство? - с собачьим поскуливанием в голосе спросил провокатор.
- Напишите сейчас всё, что нам рассказали, максимально подробно, - ответил Енгалычев. - А мы войдем с представлением туда. От вашей правдивости и - сами понимаете - полезности, сиречь готовности делать то, что прикажем, зависит ваша жизнь.
Через сутки Дегаева извлекли из подвала и отвели наверх. Разговаривал с ним один Таубе, и разговаривал жёстко, с нескрываемой брезгливостью.
- Как вы полагаете: после взрыва Толстого и ареста Тихомирова вы долго ещё будете нужны Судейкину?
Дегаев беспомощно захлопал белесыми ресницами:
- Я тоже об этом уже думал…
- Ваши показания прочитал… сам. Велено, чтобы подполковник Судейкин пал на боевом посту.
- ?
- Ну, неужели не понятно? Не выносить же весь этот помёт, что вы с ним вдвоём навыделяли, ко всеобщему обозрению! Поэтому слушайте августейший приказ. Вы едете в Швейцарию к Тихомирову и во всём ему сознаетёсь. Естественно, без упоминания нашего знакомства… Раскаиваетесь в содеянном и, в качестве искупления своей неизбывной вины, предлагаете казнить Судейкина. Лично.
- Я? Я не смогу. У меня не хватит духу! Я себя выдам, он очень хитрый, он догадается! Это очень неудачная идея, ваше высокоблагородие!
- Хорошо. У меня есть более удачная идея - передать ваши показания вместе с документиком на шёлке в руки Тихомирову и Дейчу. А?
Дегаев сжался в комок.
- Августейшие приказы не обсуждаются. Поэтому думай, как сделать. Проси помощников, раз не можешь сам, - посоветовал Таубе. - И без условий у меня - будешь делать то, что велят. Вот адрес; появляться через день, отчитываться в письменном виде. Государь сказал: до истечения года Судейкин должен быть наказан. Если ты это сделаешь, тебя отпустят в Америку. А теперь пошёл вон с глаз моих!
Глава 26
Республика Желтуга
Курьерская почта, которую они наняли, делает в худшем случае 18 верст в час. По хорошей дороге за сутки можно пройти 300 верст, при условии, что спать будешь в тарантасе, а питаться всухомятку при переменах лошадей. Накатанная дорога вела вдоль течения Шилки на Благовещенск и далее на Владивосток.
После целого дня безостановочного пути доехали до места, где Шилка сливается с Аргуном и превращается в Амур. Изменился пейзаж: суровые, увенчаные гольцами горы Забайкалья заместили пологие сопки с почти южными лесами, а на правом берегу великой реки раскинулась скучная желтая степь. Именно здесь, у самого начала Амура, и находилась республика Желтуга.
В станицу Игнашино - последний пункт русской территории - прибыли уже в полной темноте. Переночевали. Утром чуть свет пошли на берег договариваться. Из махонького домика вышел угрюмый мужик в дикой рубахе и штанах с жёлтым лампасом - перевозчик. Такса была уже известна: червонец с человека в оба конца и по три рубля за пуд багажа. Быстро ударили по рукам, простились с возницей, оговорив обратный путь, сели в шитик и отправились к южному берегу.
Река в этом месте не была еще так широка, каковой она станет, судя по народным песням, потом. Амур-батюшка здесь чуть более версты, менее Волги у Нижнего Новгорода; но и так впечатляет… Когда доплыли до середины, на том берегу появилась повозка: это прибыл транспорт от принимающей стороны, заказанный Саблиным.
Причалив к китайскому берегу, лобовцы увидели, что дорога вглубь территории начинается прямо от реки. На песке валялось несколько плоскодонок, под ними лежали весла. Казак-перевозчик получил деньги, пообещал завтра дежурить на этом месте с девяти часов утра и уплыл обратно в Россию.
- Чёрт! Впервые я пересекаю границу любимой Отчизны! - несколько возбужденно сказал Челубей, но возница - по виду, типический беглый каторжник, одноглазый рыжий бородач - успокоил его:
- Ништо! Китайской стражи здеся не бывает, а ежели придут, так мы им накостыляем. Нас, желтугинцев, пятнадцать тыщ, и народ все тёртый. Ох, и тёртый же здеся народ… Чёрт трое лаптей износил, преже чем нас всех в одно место собрал!
Оставшиеся тридцать верст проехали по хорошей песчаной дороге, обсаженной кое-где гаоляном. Вскоре увидели речку Жел-Тэ, или, по-русски, Желтугу. Неширокая - саженей в пятьдесят - и очевидно мелкая, она текла серой в блёстках полосой, дробясь на десятки ручейков и ответвлений. Река впадала в Амур в ста пятидесяти верстах ниже, а истоками уходила в манчжурские предгорья Тибета. То там, то здесь на реке чернели фигурки старателей с лотками. Один из них в виду повозки перешел Желтугу вброд, и в самом глубоком месте она едва достала человеку до груди.
- И не нападают тут на них? - спросил Лыков у рыжего. - Люди при золоте…
- У нас с этим строго. Чужие боятся - мы сила; а своих грабить отучили давно. Я уж забыл, когда мессер в руках держал! В нашей республике закон простой: за воровство, а тем более убивство - смертельная казнь. Пашка Прокудин даст своим кулачищем раза, и готово.
- Какой такой Прокудин?
- Павел Иваныч Прокудин наш министр внутренних дел. Обчиством выбранный. Смертельную казнь приводит в исполнение самолично единым ударом кулака прямо посреди круга свободных желтугинских граждан.
- И что, с одного удара наповал? - усомнился Челубей.
- А вот увидишь, какой у него кулак, враз поверишь.
Через два часа пути они въехали в столицу самопровозглашенной республики. Зрелище, действительно, было необыкновенное: посреди желто-бурой степи - несколько сот хибар, глинобитных китайских фанз, кочевых юрт, досчатых балаганов, а также с десяток вполне крепких русских изб. Пожарная каланча, здание правительства и парламента (сарай десять на семь саженей), несколько гостиниц (они же игорные дома), дом шерифа с арестантским помещением и три-четыре то ли магазина, то ли кабака, образовывали главную площадь города. Она называлась, как пояснил возница, Орлиное поле - оттого, что на ней удобно было играть в любимую каторжными орлянку. От площади далеко к горизонту уходила главная улица - Миллионная. В неё впадали переулки с разномастными строениями, заполненные такой же разномастной толпой. Зрелище, как в России на Масленицу: нескончаемые толкотня, суета и движение, но всё делается спокойно, без пьяного галдежа, гармоники и мордобоя. Люди просто развлекаются, веселятся и не мешают веселиться другим. Есть и много озабоченных лиц, кто-то идет по делам, иные верхами направляются за околицу, а вон волокут лиственичный ствол. Интересная страна "Китайская Калифорния", где, по словам Челубея, золото меряют берковцами! Лыков с любопытством всматривался в лица граждан этой удивительной республики. Во у людей жизнь!
Сразу бросалось в глаза необыкновенное смешение рас. Славяне, прочие европейцы, а так же китайцы, корейцы, памирские киргизы, буряты, тунгусы, монголы, татары в чалмах, горцы в бешметах; попалось и несколько негров. Очень мало женщин и все они, очевидно, относятся к одному роду занятий. Вот прошёл молодец с сочной русой бородой, в изодраном гусарском доломане. Офицер! На плечевых шнурах - гомбочки штаб-ротмистра, но звезд некомплек: на одной стороне всего три, а на другой вообще одна, и все сильно ржавленные. Следом, по виду, британский боцман: огромный, краснорожий, в полосатой фуфайке под черной морской курткой, и с трубкой в зубах. Дальше два китайца, а с ними - курчавый темнокожий метис, то ли кубинец, то ли гаваец… Снова русский, с опухшим от водки лицом, но в клобуке и подряснике без креста - сбежавший от Бога за золотом рясофор . Празновалось как раз Успенье и, видимо, по этому случаю неудавшийся монах был пьян в стельку… Затем вдруг пожилой солидный господин в дорогом сюртуке и шёлковом галстуке. Его обогнал колоритный мужик в грогроновой косоворотке и бархатных онучах под лаптями - сразу видно, удачливый старатель. Много было мексиканцев в кожаных штанах с серебряными пуговицами и с разрезом на одной ноге. А вот и наш родной русский надзиратель, в черном мундире из гвардейского неворсованного сукна, с синими выпушками, без шашки и револьвера, но зато со свистком! Обнаружился малаец, предлагающий настоящие сигары. Низкорослый угрюмый якут ведёт на веревке овцу и впаривает её на ходу здоровенному и очень пьяному манчжуру с косичкой, но в русских лаптях. Полный бедлам…
Рыжый варнак подвез их к гостинице с громким названием "Марсель", принял деньги и сразу отправился с ними в соседний кабак, бросив повозку прямо на улице. Какой-то китайчёнок тут же подбежал с ведром воды, напоил лошадей и увёл. В холле гостей встретил хорошо одетый мужчина, седобородый, худощавый, с приветливо-хитрым взглядом и большим красным рубцом, пересекающим лоб и переходящем на щеку.
- Вы от господина Саблина? Ждем, ждем! - приветливо заворковал он с каким-то южным, левантийским акцентом. - Меня зовут Руперт. Прошу вас записаться в книгу постояльцев, заселиться, а потом отобедать. Сегодня у нас седло барашка с марципанами, отварной муксун со спаржей и утка по-руански…
- О! - воскликнули хором Лыков с Челубеем. - Долой мясной порошок!
- …и двадцать три вида алкоголесодержащих напитков, от хинного самогона до "Вдовы Клико".
- О!! - выдохнули лобовцы. - Давайте сюда скорее вашу книгу!
Алексей с любопытством пролистал журнал. Ему попались, и не раз, Свищёв и полковник Потулов; отметились вице-губернатор Забайкальской области и помощник прокурора из Николаевска-на-Амуре. Раз в месяц, судя по записям, приезжал генерал-адъютант князь Витгенштейн, родственник государя. Фигурировали также американский сенатор, егермейстер венгерского королевского двора и министр правительства Сиама. Лыков с Недашевским вписали рядом свои настоящие фамилии (а у них было при себе на двоих семь паспортов), и пошли истреблять утку по-руански. Запивали её настоящим анизетом и от удовольствия осоловели…
Через час, после изумительного по качеству (и цене!) обеда, они пересекли площадь и вошли в никем не охраняемую резиденцию правительства. Перед входом в здание расположилась высокая деревянная трибуна, по обеим сторонам которой были установлены две чугунные пушки; рядом - врытый столб с колоколом. Алексею с Яковом предстояло познакомиться с президентом вольной республики Имре Фашши . В большом, пыльном, давно не подметаемом строении они долго искали лидера государства. В первых четырёх комнатах никого не было, причём в одной на столе стояли аптекарские весы, а рядом валялось на бумажке около фунта золотого песка. Наконец, услышав, что кто-то долго шляется по резиденции, Фашши сам вышел в коридор и пригласил их в кабинет.
В просторных аппартаментах с тремя большими окнами, выходящими на главную площадь столицы, произошел длинный и любопытный разговор. Или, скорее, монолог. Бывший будапештский адвокат с явной авантюрной жилкой, Фашши оказался красивым мужчиной лет тридцати пяти, живым, остроумным, с внимательными голубыми глазами и небольшой ухоженной бородкой. Говорил он по-русски с сильным акцентом, но стилистически грамотно и весьма бойко, как и полагается присяжному поверенному.
- Нашей республике скоро будет два года. Началось всё в марте 1880, когда несколько маньцзы и беглых лоху укрылись от властей на глухой и отдалённой реке и неожиданно обнаружили здесь золото.
- А много ли, кстати, его здесь? - несколько бестактно перебил президента Челубей.
- Много. Никто не делал научной оценки запасов, но золота полно. Река течет сто миль по дикой местности, населенной только зверями; даже хунхузы обходят эти голодные и опасные края. Сама россыпь - это разведано точно - тянется на тридцать пять верст. В глубине земли находятся жилы, часто в два фута толщиной. Поток размывает их и выносит золотой песок с водой на поверхность, и здесь его легко намывать. Но многие копают шурфы и целые шахты: пойдете гулять - увидите. Это тяжелее и много опаснее, то и дело людей заваливает, зато, уж если нашёл жилу, то хватит до конца жизни. Так вот. Первооткрыватели добыли по тазу этого добра и вернулись на юг, в города. И рассказали там своими длинными китайскими языками, что, где и как. Началась, понятно, "золотая лихорадка", но, в отличие от Калифорнии, никто сюда потока приезжих не организовывал. С юга не пускают манчжуры, с севера караулит Россия. Люди, конечно, прорвались, и даже много людей, но всё же это был ограниченный, сравнительно с Калифорнией, доступ.
Я появился на Желтуге весной 1881 года, когда город уже стоял и в нём проживало около трех тысяч старателей (а сейчас их более десяти). Вы не можете себе представить, что здесь тогда творилось! Каждый копал, где ему вздумается. Люди дрались и убивали друг друга из-за участков (хотя земли было и есть полно), поскольку каждому казалось, что у соседа место лучше. Мало было добыть золото, его ещё требовалось защитить. Все ходили с оружием, и почти каждый день в городе кого-то убивали, а иногда и по нескольку человек зараз. Особенно кровавыми были войны банд: ирландцы против итальянцев, Соломоновы острова против Гаити… Зато когда приходили хунхузы, то брали всё, что хотели, и никто не смел им слова сказать. Богатели лишь те, кто занимался выгонкой спирта - у них не имелось проблем со сбытом. Жить в таких условиях было невыносимо, и некоторые не выдерживали - кончали с собой. На том конце города кладбище, где зарыто более четырехсот человек! Только двое из них умерли своей смертью, от белой горячки… Иногда этот разгул беззакония доставал людей, и тогда они вершили самосуд, кого-то вешали, изгоняли из города, но на другой день всё возобновлялось.
В это ужасное время я начал мыть свое золото и очень быстро понял, что надо менять весь этот уклад. Иначе воспользоваться богатством не придётся! Конечно, так думал не я один: рамки, правила нужны в любом обществе, даже в обществе каторжников и убийц. Все вопросы в Желтуге тогда решались кулаком или пулей. Я привез с собой из Шанхая два револьвера, и они очень мне пригодились. Пришлось кое-кого застрелить - иначе от тебя не отстанут, особенно, если ты удачливый. Я начал присматриваться к людям вокруг, в надежде найти союзников, и довольно быстро такие союзники нашлись.