С тех пор он отбросил свою теорию о подсознательном желании женщины испытать наслаждение от порки, отчасти потому, что это оскорбляло ее. Он усомнился в этом. И кроме того, кто он такой, чтобы выносить приговор? Случайная короткая встреча с девушкой Фелистой после Майского бала в Оксфорде и неловкое обжимание с Элеонорой - это и был весь его сексуальный опыт. Ему ли рассуждать, чем люди занимаются в уединении своих спален?
Более того, после прекращения их связи у Митци не осталось ни чувства вины, ни сожаления о том, что было между ними. Он искренне ждал, что она, бросив его, будет старательно избегать, но их публичные отношения не изменились. Более того, они расцвели под взглядами ничего не подозревающих друзей и знакомых. Ему продолжало казаться странным проводить время в компании с ней - зная каждый дюйм ее гибкого тела под платьем, да и более интимные места, - но ее способность идти по жизни легко и без сожалений позволила ему покончить с воспоминаниями.
Все изменилось на вечеринке у Хьюго и Розамунды.
- Господи, как мне не хватало тебя.
Это был голос прямо из их интимного прошлого, из квартиры, выходящей на сады Гастингса.
"Мне тоже, - захотелось ему закричать. - Мне тоже".
В этом и была причина того, что он не мог заснуть, - мозг открыто сопротивлялся, глухой к диктату уставшего тела, мысли о Митци и Лилиан бесконечно и бесцельно крутились в голове. Если это само по себе было плохо, то в этой путанице как-то оказалась и мертвая танцовщица - бледные безжизненные черты Кармелы Кассар появлялись так часто, словно какой-то призрачный фантазм шумно требовал, чтобы его выслушали. Она была несчастлива с ним, и у нее было полное право так себя вести. Что он сделал для нее. Что он сделал для нее? Всего лишь голый минимум, потому что надеялся, что их роман как-то сам собой разрешится или просто исчезнет.
Он знал немало личностей, как мужчин, так и женщин, которые, попав в такую ситуацию, как-то умели покончить с ней - один даже попытался пустить в ход тюбик веронала, - но пока ему не случалось испытывать к ним симпатию.
Первые бомбы упали на Гранд-Харбор, и пара зениток отвечала на взрывы. "Бофоры" не давали о себе знать, пока не появились "Штуки".
С потолка осыпалась штукатурка, когда он шел через гостиную. Как ни странно, наблюдать налет со своего порога оказалось куда легче после мысленных терзаний последних нескольких часов. Макс раздвинул занавеси и вышел на балкон.
Он успел заметить покров пыли, висящей над доками и Сенглеа, до того, как из Френч-Крик поднялась колонна воды. Высокая и прямая, она застыла, прежде чем обрушиться обратно. Внизу у бастионной стены ребята из капонира "бофоров" внимательно наблюдали за небом. Если у кого-то и было право сломаться, то именно у них, особенно после того, как немцы стали целить в них. Хотя, похоже, их это не волновало. Пара человек даже смеялась.
Через несколько минут им было уже не до смеха.
"Штуки" шли волнами, почти вертикально пробиваясь сквозь заградительный огонь. Прошли дни, когда заградительный огонь над Гранд-Харбором напоминал гигантское каштановое дерево в цвету и все неподдельно восхищались мужеством вражеских летчиков. Если уж сравнивать, то тарахтение зениток было слабым пивом, чуть крепче чем опивки.
Он заметил группу из четырех "спитфайров", которые шли за "Штуками", стараясь вклиниться меж них, когда те выйдут из пикирования. В эти мгновения "Штуки" оказывались в самом уязвимом положении. Когда они освобождались от бомб и немецкий летчик ставил самолет на хвост, на несколько кратких мгновений и он, и хвостовой стрелок теряли сознание. Легкая добыча для пилотов "спитфайров", которые знали, когда следовало атаковать.
Что они и доказали. Макс видел, как два взмывающих вражеских самолета разлетелись в куски от пушечного огня, закрутились и рухнули в гавань. Расстреляв весь боезапас, "спитфайры" направились к дому, бросив вызов двум "юнкерсам", дожидавшимся их над Хамруном. А тем временем продолжали подходить "Штуки", острокрылые стервятники, сваливающиеся из синевы неба.
Внизу на бастионной стене команда "бофора" все еще продолжала вести огонь. Длинные стволы обшаривали небо в поисках цели, на которую можно потратить драгоценный боезапас. Они нашли одну, когда налет уже подходил к концу. Одинокая "Штука", похоже, пикировала не на доки. Самолет шел прямо на капонир.
- Взять левее… Вниз на два… По нулям.
Макс был достаточно близко, чтобы слышать команды наводчика, перекрывающие даже вой пикирующей "Штуки".
- Есть! - почти одновременно крикнули оба наводчика.
- В прицеле!
- Огонь!
Пом-пом-пом…
Пом-пом-пом…
Снаряды полетели к самолету, но не задели его. Через мгновение пилот сбросил бомбы.
Макс, застыв, смотрел, как два темных предмета летят к земле. Мысленно он просчитал их траекторию. Попадут в цель? Или лягут где-то ближе?
Артиллеристы, казалось, не обращали внимания на опасность, они были заняты другим. Стволы "бофоров" разворачивались, ловя "Штуки" в прицел, когда те выходили из пике.
- Взят…
Макс не услышал команды открыть огонь. Она потонула в могучем грохоте, от которого вздрогнул балкон под ногами, заставив его ухватиться за перила, чтобы устоять на ногах.
Бомбы упали недалеко, врезавшись в крутую стену бастиона под капониром.
Пом-пом-пом-пом…
Пом-пом-пом-пом…
Макс поднял глаза к "Штуке", к которой тянулись красные фосфоресцирующие линии трассеров, и увидел, как хвостовая часть отделилась от корпуса, будто отрезанная ножом. Он бросил взгляд на пилота и хвостового стрелка, которые неподвижно сидели в своих высоких плексигласовых кабинах, придавленные силой тяжести. Он надеялся, что пилоты ради облегчении собственной участи так и не придут в сознание до самого конца, но прошло несколько длинных секунд, прежде чем издали донесся глухой грохот - им как раз хватило времени прийти в себя и увидеть, как навстречу им летит смерть.
Окончание налета объявили, когда Макс скреб бритвой подбородок. Он быстро оделся и сбежал вниз, в ту странную тишину, которая всегда наступает после бомбежки. Едкий запах кордита тяжело висел в прохладном утреннем воздухе, и стаи голубей в очередной раз настороженно рассаживались на крышах, после того как последние полчаса они возбужденно метались в воздухе. Толпа восхищенных поклонников собралась вокруг укрытия "бофоров". Мальтийские мальчишки покинули соседний полустанок и разыгрывали последний момент обреченной "Штуки". Артиллеристы курили и перешучивались, явно довольные собой. Стреляли они отлично, каждый знал, что ему надо делать. Словом, это была настоящая командная работа.
- Поздравляю, - сказал Макс.
- Спасибо, сэр, - ответил унтер-офицер, самый старший из расчета, тощий парень с оттопыренными ушами.
- Я все видел вон оттуда, сверху. - Макс кивком указал на балкон.
- Хотел бы я быть на вашем месте, - под общий смех сказал один из заряжающих.
- Меня беспокоит только одна вещь… - Макс сделал паузу для пущего эффекта. - Я наблюдал с близкого расстояния и видел, что вы выпускали по четыре обоймы, и в каждой было по четыре снаряда.
- Не сомневаюсь, никто не собирался вас оскорблять, - сказал Макс, обращаясь к паре покрасневших летчиков, слушавших их, - новое пополнение из шестьсот третьей эскадрильи.
- Но лучше смотреть в лицо грубой правде, - добавил Ральф. - Если постараетесь, протянете дольше. Вот почему вы здесь. Вот почему и я здесь. Моя эскадрилья не может дождаться, когда увидит мою спину…
- Ральф, ты пугаешь их, - заметил Фредди.
- Они уже испуганы. И у них есть право на это. Они дерутся против лучших летчиков Гитлера. А те заработали свои лавры на русском фронте. Они рассказывают, что Вернер Мелдер сбил больше сотни. А что у вас двоих в загашниках? Пара массовых рейдов над Францией?
Не больше, судя по выражению их лиц.
Фредди поднял стакан, обращаясь к удрученной паре:
- Ну, есть надежда, что новые "спитфайры" так никогда и не появятся.
- Они прибывают, - сказал младший из двоих летчиков. - Нас заставляют строить новые укрытия, словно завтрашнего дня не будет.
Ральф осушил стакан.
- И Кессельринг это знает. У него глаза и уши по всему острову.
- Ты и твоя проклятая "пятая колонна", - не сдержался Хьюго. - Вы видите вражеских агентов под каждым кустом.
- Да ладно, они в самом деле здесь. Насколько я знаю, один из вас - это один из них. - Он обвел взглядом стол. - Ну, так как в самом деле?
- Найн, - сказал Фредди, ошеломив всех.
После обеда они вчетвером поднялись на террасу, прихватив с собой бутылку "Джонни Уокера". Ночь спустилась быстро, и, когда они расселись в вечерних сумерках, Ральф объявил:
- Я не хотел говорить раньше, но они будут здесь девятого.
- Эти "спитфайры"?..
- Модификация "Марк-V". На этот раз их будет шестьдесят или около того. Хватит, чтобы счет обернулся в нашу пользу.
- От кого ты это узнал? - спросил Хьюго, который любил считать себя телефоном, голос которого доносится до любого начальства.
- От Эллиота.
- От Эллиота?
- Не стоит его недооценивать. Он может быть чертовым янки, но видит картину в целом. И умеет крепко врезать, когда нужно, - а это больше, чем может быть сказано о врожденном идиоте, который руководит нашим шоу.
Точно Ральф не знал, но ходили слухи, что именно Эллиот сыграл важную роль в том, что на остров прилетело последнее подкрепление. "Спитфайры" были доставлены далеко в Средиземное море на авианосце США "Оса", что, по мнению Ральфа, новый союзник Британии не мог бы совершить без санкции их человека на месте.
- Хотел бы я быть одним из них, - сказал Хьюго, - как ни смешно это звучит.
- Только не в том случае, когда все идет неправильно. Последний прилет сюда обернулся полным бардаком. Шестьдесят спитов ничего не значат, пока мы не поставим на них вооружение, не зальем в баки топливо и не поднимем обратно в воздух прежде, чем Кессельринг спохватится.
- А Эллиота нет здесь, - сказал Хьюго. - Когда мы все встречались в последний раз?
Они прикинули, что это было в конце марта в "Юнион-клаб".
- Это могло быть и в другой день, если бы ты дал себе труд появиться в нашей компании, - заметил Хьюго Ральфу.
- Прости. Сначала надо было заняться делом.
- Как выглядит эта старая дева?
- С двадцати пяти тысяч футов неплохо.
Сказанное вызывало сомнения. Ральф был известен тем, что в поисках подходящего обзора летал идиотски низко.
Они сидели еще долго, обмениваясь забавными историями и прочими глупостями, пока не сгустилась тьма и виски не стало оказывать свое мягкое действие. Ральф объявил, что впредь будет обращаться к Фредди как к мистеру Десять Градусов, - он прикинул, что именно на такой угол теперь отклонялась его правая нога после того, как Фредди скрепил кости голени стяжками.
- Поверь мне, - усмехнулся Фредди, - другие лекари избавили бы себя от хлопот и отхватили бы ее по колено.
- Все равно это дешевая работа.
- Десять градусов - не так уж плохо, - заверил его Хьюго.
- Да, - согласился Макс, откручивая пробку. - Я почти ничего не замечаю.
- Все, что меньше двадцати, считается приемлемым, - заметил Фредди.
Ральф с ошеломленным видом поднял ногу, чтобы рассмотреть ее при свечах.
- Да брось, старина, тебе повезло, что ты вообще остался жив.
Фредди протянул руку Ральфу.
- Так я говорю всем, и, похоже, они со мной соглашаются.
- Ну а я услышал впервые.
- Потому что мы знаем, как ты не любишь быть обязанным другим.
- Да. - Макс поддержал Хьюго. - Мы знаем, что тогда ты чувствуешь себя не в своей тарелке.
После того как смех смолк, пришла очередь принести в жертву Макса. Так обычно складывалось, когда они собирались вместе. Хьюго сделал первую подачу:
- Итак, Одиссей, как поживает прекрасная Калипсо?
- Прости?
- Ты не знаешь эту историю? Из Гомера.
Легенда гласила, что остров Гозо, лежащий у северного побережья, на самом деле именовался Огигиа и был обиталищем морской нимфы Калипсо, которая чарами завлекла Одиссея в свои сети женского коварства и держала его в заложниках семь лет.
В первый раз объектом шуток стала Лилиан, и Макс не знал, как реагировать. Он решил терпеливо принять атмосферу веселья, которой они его окружили.
- Она запустила в него коготки, - сказал Ральф. - Я как-то встретил на улице ее тетку, так она интересовалась нашим другом.
- И что ты ей сказал?
- Что он выдающийся молодой человек, которого ждет прекрасное будущее.
- Не годится врать туземцам, - подначил Фредди.
- Нет, я ясно слышал перезвон свадебных колоколов.
- Это может означать переход в римско-католическую веру.
- Он мог поступить и куда хуже. Она же красавица.
- Это верно. Я бы с удовольствием поиграл с ней в "Спрячь сосиску".
- Ах, все мы знаем, что происходит с мальтийскими девушками, когда они достигают среднего возраста.
- Не столько морские нимфы, сколько морские коровы.
И пока Макс слушал о той воображаемой жизни, которую они рисовали для него: надоедливые и болтливые мальтийские родственники, ранние утренние мессы, потомство с оливковой кожей, - ему приходило в голову, что Фредди был прав: он мог ужасно распорядиться своей судьбой. Между прочим, едва так не сделал.
Его мысли обратились к Лилиан. Сейчас она, наверное, была в постели, всего в нескольких улицах отсюда - хоп, прыжок, перемахнуть через конек крыши… Он видел ее угольно-черные волосы, разметавшиеся по подушке, представлял, как вздымались и опадали ее груди под простыней.
Странно, он никогда не переставал думать, как она в действительности воспринимает его. Что для нее значит поцелуй в темнеющем саду? Имеет ли он для нее какое-то значение? Может, она хотела лишь приятного флирта, небольшого отвлечения от мрачных реальностей жизни. В таком случае это не больше чем то, чего ждут многие девушки ее социального слоя. Мдина была домом для многих благородных семей, чьи дочери отнюдь не отвергали романтический флирт. Возможно, Лилиан не отличалась от них. Ведь кроме всего прочего то был мир, в котором она обитала.
Хотя Макс как-то не видел ее в нем. Она была старше и не могла следовать за стадом только потому, что так полагалось. Он тут же пришел к выводу, что это заключение льстит ему, придавая весомость ее чувствам. И затем ему постепенно пришло в голову, что он просто счастлив иметь с ней дело.
Или, может, это голос виски. У него увлажнялись глаза под влиянием алкоголя.
Тем временем Хьюго впал в полную сентиментальность. Он рассказывал о пожаре Великой библиотеки в Александрии и переходил к горестному отчету о разрушении от удара вражеской бомбы здания любительского драматического театра Мальты.
В то время в здании на Саут-стрит никого не было, но Хьюго продолжал бывать там и рылся в развалинах, выискивая обломки декораций и костюмы из пьес, которые шли тут годами; все это вызывало воспоминания, которыми он считал себя обязанным поделиться с друзьями.
Друзья тем не менее прилагали немалые усилия, чтобы не смеяться. Это было нелегко, особенно когда Хьюго начинал цитировать текст.
- Вы помните "Возвращение к отправителю"?
Ральф подался вперед на стуле:
- Как мы можем забыть, старина?
Это было сказано ради Макса и Фредди. Хьюго был поглощен воспоминаниями, чтобы заметить иронию.
- "Я говорю: Маргарет, не колокольчик ли у дверей? Или у меня все еще звенят в ушах отзвуки нашей ранней маленькой стычки?"
- Разве не Оливия Бретби играла Маргарет? - спросил Фредди.
- Конечно, она. И с большой силой. Роль Маргарет - не простая. Помнишь, когда исчез ее пудель? Это требует большого искусства.
- О-о-о, - поддержал Макс, - это был ужасный момент.
- Вот именно, вот именно, и актриса с меньшими способностями перегнула бы палку. И куда лучше, что Маргарет сделала вид, будто, похоже, вообще не реагирует. Она отринула свою боль. Понимаешь, вот так она поступила. Как с пуделем, так и с жизнью. - Он так серьезно произнес последние слова, что было трудно сдержаться. Тем не менее все они справились, хотя это было необъявленной игрой: кто из них не выдержит первым? Фредди доводил всех тем, что мастерски делал невозмутимое лицо игрока в покер, лишь временами бегло поглядывая на собеседников. Единственный шанс Макса был в том, успеет ли он поджечь бикфордов шнур Ральфа.
- Может, я ошибаюсь, но разве не было слухов, что лорд Маунтбеттен как-то посетил один из ваших спектаклей?
- Совершенно верно. К сожалению, как раз перед моим прибытием. "Оправдание" Гордона Лонсдейла, и он был исключительно любезен.
Макс уже знал эту историю, потому что слышал ее от Ральфа, а тот - от Хьюго, который соответственно мог цитировать наизусть письмо Маунтбеттена.
Конечно, мог. Дословно.
Ральф уткнулся в стакан, чтобы скрыть улыбку, когда Хьюго откинулся на спинку стула, глядя на звезды, и задумчиво произнес:
- Лорд Луис любит нас.
Виски разлетелось во все стороны, но большая часть его попала в нос Ральфа. Окатило и Фредди с Максом.
- Проклятые филистимляне, - пробормотал Хьюго.
Макс прекрасно приспособился ездить на мотоцикле в состоянии подпития и после своей небольшой прогулки с Пембертоном и Виторином Заммитом понял, что вполне может прихватить с собой двоих взрослых мужчин. Но он никогда не пытался делать и то и другое одновременно.
К счастью, это была короткая поездка через долину к госпиталю в Мтарфе, где Фредди слез и побрел в поисках своей берлоги. В сожалению, к тому времени Хьюго стал неудержимо болтлив. Когда они спустились с хребта в долину, он стал выкрикивать строчки Теннисона, в то же время хлопая Макса по бедру и побуждая его ехать скорее:
- "Вперед, легкая бригада! На гуннов! Быстрее, быстрее!.. Гони их огнем и снарядом, и пусть они несутся прямо в челюсти Смерти, и в пасть Дьявола несутся, скачут смельчаки!"
- Заткнись, Хьюго.
- "Они не отвечают. Им это ни к чему. Они должны сделать свое дело и погибнуть".
Они-то не погибли, хотя зияющие воронки на окраине Аттарда так и тянули их к себе, чтобы прожевать, прежде чем выплюнуть.
- Вот теперь в самом деле! - орал Хьюго, цепляясь за дорогую жизнь.
На окраине Флорианы они свернули налево через Пиету и Мсиду и поехали по дороге, которая вилась вокруг гавани Марсамксетт, но когда приближались к Слиме, Хьюго предположил, что они проскочили мимо форта Тигне.
- Еще нет смысла ехать домой! - крикнул он Максу в ухо. - Это сборище будет по-прежнему сидеть за картами.
Форт Тигне, торчавший на выступе у входа в гавань, казался концом известного мира. К востоку от него лежали почти тысяча миль чистой воды и низкий горизонт, из-за которого каждое утро выходило солнце. Это было дикое и пустынное место, и за последние недели батарея несколько раз подвергалась налетам; атаки должны были уничтожить ее. Визит высокопоставленного офицера из штаб-квартиры Королевской артиллерии, тем более в такой поздний час, был как раз ко времени, и его встретили приветствиями.