* * *
Афанасий уединился с Устиньей на сеновале. Они любовались закатом.
Последний лучик солнца, скользнув по вершинам деревьев, погас. Появились первые звезды, они становились все ярче. Одна из них, разрезав небо ярким следом, устремилась к горизонту.
- Ты загадал желание? - Устинья заглянула Афанасию в глаза, в которых отражались звезды.
- Да! А ты?
- Да! Хочешь, скажу?
- Я знаю, что ты загадала. У меня тоже такое желание.
- Быть всегда вместе?
- Да!
Звезды как по заказу оставляли свои небесные росписи, но загаданное желание оставалось неизменным. Само небо дарило им счастье.
Устинья проснулась, встревожено глянула на поднявшееся солнце.
- Афанасий, просыпайся, домой мне надо, маманя заругает.
Спящий жених мычал, что-то бормотал, но просыпаться не хотел. Тогда она зажала его ноздри так, чтобы он не смог дышать. Афанасий вскочил и, наконец, проснулся.
- Уже утро! Я побежала домой, мать будет гоняться за мной с хворостиной.
- Ты ей скажи, что вышла замуж.
Он притянул ее к себе, пытаясь проникнуть к затаенным девичьим прелестям, но увидел предостерегающий взгляд, чмокнул ее в щечку и для ускорения шлепнул по пятой точке.
- Вот когда зашлешь сватов, да женишься, вот тогда и получишь все, вот тогда я скажу, что вышла замуж.
С наигранной строгостью Устинья погрозила ему пальцем.
Афанасий понежился немного на солнышке, потянулся, взял одежду - пора на службу.
Его конь, сытый и вычесанный, приветствовал хозяина ржанием. Но лакомства он не получил, хозяина потащили к Василко.
- Где тебя носит? Со вчерашнего вечера рыщем, но найти тебя не можем. Идем скорее. Князь ругается. - Посыльный терял терпение. Василко и Афанасий встретились во дворе.
- Спишь долго, сотник! Все государственные дела могут пройти мимо, - вместо приветствия, полушутя, полусерьезно князь отчитал своего друга.
- Как только женюсь, сразу исправлюсь, - попробовал он отшутиться.
- Хорошо бы! Но вдруг не доведется жениться.
- Нет, Устинью я не брошу, она создана для меня, - не понял намека о надвигающейся опасности Афанасий.
- Я не о том. Ты должен идти в опасный поход, из которого могут вернуться далеко не все.
- Это серьезно и интересно. Готов слушать приказ. - Он все еще не осмыслил серьезности ситуации.
- Если интересно, слушай! Тебе и твоей сотне надлежит охранять посольство, которое пойдет к монголам.
- К монголам - это еще интереснее, чем я думал. - Сотник спокойно принял известие. Что там делать - драться или мириться?
- Обязательно надо помириться.
- А говоришь, опасное.
- По моим сведениям, не одно посольство сгинуло бесследно.
- Я все понимаю, просто подбадриваю себя.
Бравада окончательно покинула Афанасия, он с некоторой тревогой взглянул на князя, но весь его вид говорил, что готов к исполнению любого приказа.
- Сейчас ты отправишься к Даниле Савичу. Ты ему беспрекословно подчинен. Его приказ - мой приказ.
Услышав о Даниле, Афанасий поскучнел.
- А может…
- Повторяю! Ты полностью подчинен воеводе. Отберите полторы-две сотни надежных дружинников. Одна сотня непосредственно находится под началом Звяги и Данилы Савича. Вторая, твоя, ведет разведку, с целью предотвратить нападение татей и бродячих отрядов нукеров. Если придется сразиться с монголами, твоя сотня должна быть одета в мирское, чтобы потом все свалить на татей. На тебе охрана посыльных с донесениями. Все донесения должны прийти ко мне и ни в коем случае нельзя допустить, чтобы ими завладел ворог. Ни одна душа не должна знать, куда и зачем выступает твое войско. Откроем секрет после окончания похода. Мы с Данилой договорились о знаковых донесениях, но не все можно изобразить в количестве узелков. У вас три дня на все хлопоты. Оговорите все вопросы с воеводой, чтобы не получилось так, что один в лес, другой по дрова. Все, иди, не теряй времени.
Дружинники встретили сотника вопросами, но он отослал их к воеводе.
- Сам ничего не знаю. Говорят, пойдем в какой-то поход, а к походу надо готовиться серьезно. Афанасий многозначительно поднял палец. Шутка, может, и не удалась, но вопросы задавать перестали.
- Сотник, к воеводе, - во все горло орал дежурный воин.
Данила Савич поднялся со своего места, чтобы на пороге приветствовать сотника.
- Давай забудем наши недомолвки. Может, придется умирать в одном строю. - Он подал руку для рукопожатия. - Повоюем сынок!
- Повоюем отец! - они обнялись, возможно, это была клятва верности и воинской дружбы.
Они опрашивали дружинников, придирались к оружию. Впервые в русской дружине появились запасные лошади.
Не остались без внимания фураж и продовольствие.
Перед походом выдали жалование.
Все настойчивее звучал вопрос: "Куда и зачем идем?"
Хитрый воевода усмехался в бороду, и отвечал: "Сам князь смотреть вас будет". Дружинники верили и не верили, но к обязанностям стали относиться прилежнее. Не каждый раз подготовкой занимается сам воевода.
На исходе третьего дня, воевода устроил смотр. Кого-то хвалил, кому-то устроил разнос, но всех отпустил по домам.
- Завтра на рассвете выступаем! Не опаздывайте, как бы ваши милашки вас не держали.
* * *
Слухи будоражили горожан. Судили-рядили, но никто не догадывался об истинной цели похода, столь малочисленной дружины.
Данила Савич пораньше лег в постель, чтобы еще и еще мысленно проверить готовность к такому важному делу.
Он представлял встречу с всесильным ханом, но не знал, как себя вести. Переговорил с Юсуфом и Тули, но как входят к хану его приближенные, они не знали. Сообщили только, что нукеры должны при входе в шатер падать ниц, опустив голову, ждать повеления говорить. Этот вариант Данилу Савича не устраивал. Не станет подползать к поганому. Он посол русского князя, но, поразмыслив, пришел к выводу, что поклониться в пояс ему все же придется.
Жена не заставила себя долго ждать. Она колобком подкатилась ему под бочок и ласково заворковала.
- Куда, Данилушка, путь держишь?
- Это тебе знать, не велено! - он в шутку щелкнул ее по носу, и потянулся к ней.
- Этого тебе получать тоже не велено.
- Перестань! Я не могу тебе этого сказать, это большая тайна. Тебе скажи, завтра весь город будет знать. Знаем мы вас женщин.
Лучше бы он этого не говорил.
- Оказывается, я болтушка. За всю нашу совместную жизнь я не вынесла из дома ни одного словечка. В ее голосе угадывались слезы. Она отвернулась к стене, и никакие уговоры не смогли ее убедить вернуться в прежнее состояние.
Данила пытался уснуть, но нервы прогоняли сон. За окном ночь. Люди спят, дети улыбаются во сне, им снятся добрые сказочные сны. Никто и не подозревает, какая опасность нависла над их невинными душами. Он прислушался к ровному дыханию жены. "Зря обидел жену. Она у меня добрая и умная. Имеет право знать все".
Последняя мысль успокоила и убаюкала его.
Огненные стрелы летят и летят. Сейчас вспыхнет пожар, а он не может шевельнуть даже пальцем. Какие-то путы удерживают его на месте. Крики о помощи заглушает страшный грохот. Данила, наконец, освободился от пут сна, вскочил, его руки искали меч. Ефросинья повисла не его плечах.
- Даня, это только сон и гроза!
Он обнял жену, пытаясь своим телом защитить ее от неведомого врага. Наконец страшный сон отступил. В висках стучало, холодный пот струился по всему телу Данилы. Ефросинья, обняв мужа, целовала лысеющую голову и приговаривала:
- Успокойся, Господь с тобой. Успокойся, я тоже с тобой.
Теплота ее тела настойчиво манила, заставляла забыть о кошмаре. Нервное напряжение требовало разрядки. Он легонько толкнул ее на подушки, она потянула его к себе…. Возможно, это была самая лучшая ночь в их жизни.
Ночь в окне поблекла. Рассвет наступает. Что принесет грядущий день? Даниле хотелось бесконечно долго нежиться с женой на постели, забыть о тревогах и опасностях, обнимать жену и говорить ей сладкие слова, но он должен идти в неизвестность, возможно, на смерть. Данила не хотел ее будить, пытаясь тихонько встать с постели. Она интуитивно чувствовала, что грядет что-то тревожное и даже грозное, на секунду замерла, затем придержала его.
- Полежи еще чуть-чуть. Я запомню тебя….
Собрались быстро. Он привлек ее к себе и тихо шепнул на ухо:
- Иду к монголу с посольством. Надо остановить ворога, чтобы не добрался до нас.
От страшной вести Ефросинья окаменела. Все вылетело из ее головы. Только одна мысль просилась к исполнению.
Она потащила его к Образу Пресвятой Богородицы.
- Становись на колени и повторяй за мной слова молитвы.
- "Отче Наш, еже си на небеси…." - безропотно повторял воевода. Осенив себя крестным знамением, он почувствовал, что с ним что-то происходит. Нет, он больше не боится поганого хана, он Данила Савич - посол русский, с ним вера его народа, и сам Бог.
Пелагея спала, но через сон слышала, как вошел отец. Перекрестив дочь, поцеловал ее, вышел.
Ефросинья проводила его до ворот, крестила вдогонку, свято веря, что Бог сохранит его.
Пелагея нашла мать, стоящей на коленях у иконы, вспомнив, что отец поцеловал ее на прощание, поняла, что произошло, что-то важное. Она опустилась на колени рядом с матерью…..
* * *
Солнце катилось к закату. Его лучи нежно ласкали лица людей, но они не замечали вечернего тепла, спешили по своим делам.
Спешил и Звяга на свиданье с Таисией. Он чувствовал себя немного виноватым за несостоявшееся свидание, когда его срочно вызвал князь. На назначенном месте девушки не оказалось. Отпустив коня на зеленую траву, Звяга любовался закатом. Высокие, почти неподвижные облака купались в лучах заходящего солнца.
Солнечный диск медленно опускался в объятия, скопившихся на горизонте туч. Последний его отблеск скользнул по вершинам деревьев и погас. Заря еще некоторое время пылала багрянцем, занимая полнеба. Необычный закат вселил в душу Звяги неосознанную тревогу и плохое предчувствие.
Таисия опаздывала. На нее это совсем непохоже.
"Возможно, обиделась, или что-то случилось", - невесело размышлял юноша. Он услышал ее быстрые шаги. Она почти бежала. Вместо приветствия, бросилась к нему на грудь и навзрыд заплакала. Он как мог, успокаивал ее, но слезы лились ручьем. Сквозь рыдания она пыталась рассказать ему о своем горе, но у нее это плохо получалось. Наконец он понял, что отец хочет выдать ее замуж за сына торговца пушниной. Уже назначены смотрины.
Звяга понял, что может потерять ее. Его мозг искал путь к спасению их любви, но завтрашний поход сводил его возможности к нулю.
- Как только вернусь из похода, заберу тебя к себе. У меня есть деньги и дом, недостает только тебя.
- Давай сейчас я останусь у тебя! - с надеждой выдохнула Таисия.
Звяга молчал. Она поняла его молчание как отказ и попыталась убежать, но он удержал ее в своих объятиях.
- Выслушай меня!
Она продолжала вырываться.
- Ты не любишь меня! Я тебе не нужна!
- Завтра я ухожу в поход, из которого мало кто вернется.
Если я погибну, то сломаю тебе жизнь.
От такого неожиданного поворота ситуации, Таисия перестала плакать, и на секунду замерла. Ее гибкое тело изогнулось, она рванулась к нему, срывая одежды. Их охватило безумие, они спешили, но не успели.
Молния расколола небо почти на равные части. В ее ослепительном свете, их обнаженные тела казались изваяниями, высеченными из сияющего серебра. Оглушительный грохот грома бросил влюбленных на еще сухую, пахнущую мятой траву. Первые капли дождя остудили их пылающие тела. Под раскидистой елью она требовала продолжения, но Звяга успел прийти в себя.
- Я не могу себе позволить сломать тебе жизнь.
- Зачем мне такая жизнь без тебя!? Я наложу на себя руки.
- Ты должна жить, ради детей, которые родятся, и будут любить тебя. Ты не можешь лишить их возможности радоваться солнцу.
Я все же надеюсь, что вернусь, ты станешь моей женой. Ты только продержись. Обещай мне, что будешь жить.
В ее душе вспыхнула надежда, она всем телом прижалась к нему.
- Я буду жить надеждой на встречу с тобой.
Гроза ушла к горизонту, приближался рассвет. Они сидели, обнявшись, и мысленно просили ночь, задержатся, но рассвет все увереннее раздвигал тьму ночи.
Звяга с трудом разжал ее руки, не хотевшие его отпускать, но она опять цеплялась за его одежду, будто предчувствуя непоправимое.
Таисия шла домой, не скрывая слез и своего горя. Все ее существо кричало: "Зачем пришла эта гроза! Зачем она унесла мое счастье".
Звяга направил своего коня навстречу подвигу и опасности.
* * *
Афанасий задерживался. Устинья сидела на сене, покусывая травинку. Тревога о завтрашнем дне все больше места занимала в ее душе. О том, куда и зачем едет Афанасий, спрашивать боялась. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, она стала придумывать сладкую месть для любимого, но ее опять тянуло в болото тревоги. "Слава Богу! Он идет!" - она узнала его по торопливым шагам. Чтобы не выдать свою тревогу, едва он поднялся на сеновал, она кошкой бросилась на него. Усеявшись верхом, она начала допрос с пристрастием.
- Где был? Почему опоздал? - Устинья пыталась изобразить страшное лицо, но вместо этого рассмеялась.
- Пощадите, меня! Я не виноват. Дела надо было закончить, - принял условия игры Афанасий.
- Нет тебе пощады! Твои дела дороже меня, да!?
- Прости меня! Я тебе еще пригожусь!
- Нет тебе прощения! Тебя ждет…., - она не успела договорить…,
Прилив тревожных мыслей заставил юношу прекратить игру. Он нежно смотрел в ее глаза, ему хотелось говорить ей нежные слова, но получилось вымолвить всего лишь несколько слов:
- Жди меня и молись. Я обязательно вернусь.
Им не было дела до грозы и несмолкаемого грома. Устинья еще теснее прижималась к нему, будто ища защиты. Много слухов ходит в народе. Причиной страха была не гроза, а рассвет. Ночь отступала, рассвет все увереннее съедал тьму, утренняя заря все увереннее гасила звезды. Боязнь неизвестности все сильнее сжимала ее сердце. Устинья, в последнее время, замечала, что Афанасий стал задумчив, иногда даже отвечал невпопад.
Ее тревожное состояние почувствовал Афанасий. Он зашевелился, открыл глаза, взглянул на ее лицо, которое уже можно было рассмотреть в утреннем полумраке.
- Что случилось? На тебе лица нет!
- Куда ты уезжаешь? Когда вернешься? - пересилив страх, вместо ответа спросила она.
- Куда еду? Тебе знать не надо. Может так случиться, что вернуться, выпадет не многим, а возможно никому….
Он пожалел, что допустил минутную слабость и испугал ее. Широко раскрытыми глазами Устинья смотрела на Афанасия, глаза в ужасе остановились. Из ее уст вырвалось самое сокровенное:
- А как же Настенька? О которой мы с тобой мечтали? - он, впервые, пожалела о несостоявшейся близости.
Он вскочил на ноги, схватил ее за плечи.
- У нас будет дочь!
- Настенька! Мы ее назовем Настенькой!
- Я же тебе сказал, что вернусь! У нас будет много детей. Я вернусь!
Их губы и сердца соприкоснулись. В их душах появилось новое чувство любви к еще не существующему человечку. Уже почти рассвело, но страх перед неизвестностью удерживал их вместе.
К месту сбора Афанасий и Устинья шли обнявшись…
Она неотрывно смотрела на его лицо, ее губы шептали молитвы о спасении раба божьего Афанасия.
* * *
Провожать в поход отряд дружинников вышел весь город.
Из ворот приказа воеводы потянулась колонна всадников. Дружинники, блистая доспехами, смотрели по сторонам, отыскивая, дорогие и любимые лица. Кто-то из провожающих плакал, кто-то махал рукой, желая скорейшего возвращения.
Но основная масса людей пыталась отыскать ответы на вопросы: "Куда идут? Зачем идут?" Впереди первой сотни ехали Данила Савич и его помощники Афанасий и Звяга.
Толпа, так и не получившая ответа, гадала.
- Мунголов* (Пояснения в конце книги) бить будут.
- Каких мунголов? Их-то всего две сотни.
- Наверное, татей по лесам гонять будут.
- Все равно их мало! Кто знает, сколько тех по лесам прячется?
- Князь и священник тоже выехали за ворота.
- А ты видел?
- Да, видел, он выехал со священником и полусотней охранников.
- Может молиться?
Только один человек догадался о цели похода.
Юсуф и Тули говорили на монгольском языке, поэтому никто не понял их разговора.
- Это посольство, - Юсуф кивнул на отряд.
- Почему ты сделал такой вывод?
- Не просто же так воевода спрашивал у нас, как входить к хану. Я видел, такие отряды приходили на поклон к Бату-хану.
- Что с ними было? Их отпускали?
- Тех, что я видел, убивали, подарки делили. - При этих словах Юсуф поскучнел.
- Ты боишься, что если посольство погибнет, то и нас убьют?
- Надо бежать!
- Куда? Там тоже смерть, нам поломают хребты, если не изловят раньше русичи. - Тули безнадежно махнул рукой.
- Придется просить защиты у Спиридона. Возможно, он поможет спрятаться.
Князь Юрий тоже стоял в толпе. Он не понимал действий племянника, поэтому он просто решил выжидать, хотя для активных действий было самое время.
Юрий Владимирович шагал домой, когда к нему пришла мысль, которая утвердила его в том, что следует выжидать: "Возможно, Василко, покидая город, дает возможность заговорщикам, если такие есть, проявить себя, а затем их уничтожить".
Тем временем, дружина миновала городские ворота.
Еще слышались крики провожающих, но уже было не разобрать, кому они предназначались. Через несколько верст, дружину встретил сам князь. Воины выстроились, ожидая, что последует дальше. Князь поднял десницу, все смолкли.
- Воины мои! Я возлагаю на вас очень тяжелую ношу. Во главе с воеводой, и сотниками Афанасием и Звягой вы пойдете с посольством к монголам.
Василко Олегович сделал паузу, чтобы видеть и слышать реакцию воинства.
Строй качнулся, загудел, но когда князь вновь поднял руку, смолк.
- Да! Это очень большой риск, но еще больший риск ничего не делать. Все равно придет войско монгольское на наши земли. Мы не готовы отразить нападение значительно превосходящих сил противника.
Жестокая и жадная лавина нукеров ворвется в наши поселения, будут насиловать, и убивать наших жен и детей, предадут огню наши дома. Наше спасение в том, чтобы добровольно подчиниться власти орды. Мы станем платить дань, возможно большую, но спасем от страданий и смерти людей. - Князь опять на несколько мгновений замолчал:
- Я понимаю, что это опасно и непривычно находиться в стане врага, потому я вам приказываю проявить выдержку, во имя спасения своих близких и самих себя. Вы обязаны беспрекословно подчиняться воеводе и сотникам, в этом наше спасение. Я верю в вашу храбрость и благоразумие. С Богом!