– Ммм… видимо, старина Джек здорово тебя выручил, если ты чувствуешь себя настолько обязанным.
– Да, он очень помог мне.
– Ну, ты то вряд ли сможешь ответить ему тем же, – сказал паромщик, продолжая тяжело грести веслами.
– Почему? – возмутился я.
– Ну, рассуди сам, городская стража так долго искала преступника, а тут такая удача им сама в руку плывет, Джек ведь совсем не агнец.
– То есть?
– Да разные за ним грешки то водятся.
Поэтому-то он так легко согласился на такую работу, думал я про себя. И провел ведь меня ходами всякими… Бедняга Джек, если бы он тогда не согласился идти со мной, возможно, сейчас ничего бы этого не было.
– А что это за ним такого водится? – спросил я паромщика с легкой надеждой в голосе – мне хотелось надеяться, что в действительности, если не считать нашего с ним преступления, ничего явно противозаконного он не делал. И если бы мне удалось уговорить мистера Рэмона помочь Джеку, это могло бы быть его спасением.
– Ну, если Джек сам тебе ничего не рассказывал, значит не надо. Скажу только то, что всех его прегрешений вполне достаточно для места на эшафоте.
После этих слов мы оба умолкли, и остаток дороги провели в тишине. На улице уже было очень темно. Вода была чистая, прозрачная и только множество опавших листьев колыхалось на ее поверхности. Где-то там, вдалеке, небо и река соприкасались поверхностями, образуя единое черное полотно, отражавшее яркие блики ночных звезд. Было уже около полуночи, я не знал, зачем я туда еду, что я там скажу. Только сейчас, немного отойдя от приступа безумства, мой разум стал все расставлять на свои места. Только сейчас я понял, что на дворе ночь, что мне нечего сказать страже, и что я ничем не могу помочь Джеку. Конечно, я не знаю, что именно имел в виду паромщик, говоря, что Джек далеко не агнец, но если предположить, что с Джеком он был знаком куда лучше, чем я, то можно было верить его словам. Внезапно ход моих мыслей был прерван скрежетом дна лодки о мель и голосом паромщика.
– Приехали.
– Спасибо, – сказал я, – вот деньги.
Взяв небольшой кошелек из моих рук, паромщик запустил внутрь него пальцы и, вытащив одну монету, попробовал ее на зуб. Удовлетворившись результатом, он сунул кошелек за пазуху и, дождавшись, когда я сошел на берег, вновь взялся за весло.
– Ну, бывай, – сказал он мне.
– Постой! – крикнул я, – как это бывай? Ты разве не подождешь меня?
– Ну, стану я тебя ждать. Почем мне знать, когда ты вернешься. Ты просил тебя сюда привезти, я привез, а ждать мы не договаривались, – сказав это, он оттолкнулся веслом от мели, и лодка также медленно и плавно заскользила по воде обратно.
– А как мне вернуться обратно? – крикнул я вдогонку уплывавшему парому.
– Подождешь до утра!
Вот ведь чернь! – думал я. Ну ладно деваться-то теперь было все равно некуда, тем более что я сам, по собственной воле заключил себя на этой стороне берега. Пройдя немного вперед, я поднял глаза и увидел то, что прежде мне доводилось видеть лишь с противоположного берега реки – стены городской тюрьмы. Да, место было действительно ужасающим: огромные каменные башни, толстые решетки на окнах, тяжелые дубовые двери. Эта тюрьма была построена в достаточно далекие времена и до нас она дошла почти в своем неизменном состоянии. Ужас и величие, внушаемые ею в души простых смертных, были поистине удивительны. Достаточно было задуматься о том, как много камни этих башен повидали боли и слез, как по спине пробегали мурашки. Обычно я не был сентиментален, но это зрелище устрашало даже меня.
Подойдя к одной из башен, я решил осмотреться, дабы найти вход внутрь. Убедившись, что там, где находился я, его не было, я решил обойти тюрьму вокруг. Подойдя к следующей башне, я увидел большую дубовую дверь, на которой было одно маленькое окошечко с решеткой с тяжелым кольцом, за которое, по всей видимости, стучали в дверь. Взявшись за то самое кольцо, я сильно постучал несколько раз. Видимо, звук вышел очень внушительный и громозвучный, так как почти сразу я услышал какие-то шевеления за дверью и скрип засова, закрывающего то самое окошечко, расположенное на двери.
– Кто? – раздался тяжелый голос по ту сторону двери.
– Я Энтони Болт.
– Ну и что тебе надо?
– Я ищу одного человека, его зовут Джек, он был арестован сегодня утром.
– Ты на часы смотришь? Приходи утром, – после этих слов стражник уже хотел было затворить ставню, но я опередил его, сказав: – Постойте! Я готов заплатить, мне просто нужна информация, – после моих слов в решетке окна появилось лицо стражника. Грубое, небритое, немного запачканное сажей. Он сурово посмотрел на меня, спросив:
– Сколько?
– Вот, – ответил я, протянув ему точно такой же мешочек монет, какой давал паромщику некоторое время назад. Взяв через решетку мешочек с монетами, стражник проверил подлинность монет, после чего поднял на меня взгляд.
– Спрашивай, – сказал он.
– Этот человек, Джек, он у Вас?
– Да, его привели сегодня с утра.
– За что его арестовали?
– Я точно не знаю. Протокол составится только на суде, а суд этого моряка будет лишь завтра.
– Неужели тебе совсем ничего не известно?
– Я знаю лишь то, что он разрыл могилу дочки одного богатого господина, мистера Чарльза Рэмона, кажется.
– И это все? – спросил я, испытывая по-прежнему внутреннее беспокойство.
– Сказал же, не знаю! Приходи завтра к этому же часу.
После этих слов стражник отпрянул от окошка, затворив его на крепкую щеколду. Да, думал я, как скверно принимать решения, будучи не в здравом уме. На дворе уже была глубокая ночь. Северный ветер пронизывал насквозь и сметал все, что попадалось на его пути, и я также не был исключением. Вокруг лишь голые камни, тьма и стены городской тюрьмы. До рассвета было еще очень далеко, а между тем раскинувшееся тело темной реки отделяло меня от моего дома. Не найдясь, что делать, я решил прогуляться вдоль побережья хладных вод. Река сегодня была практически бесшумна, и лишь изредка небольшая волна, набегавшая на берег, разбивалась о камни, разлетаясь на множество мелких капель. Под ногами мирно покоились камни: маленькие, средние, немного скользкие от воды. Запечатлевшие и хранившие в себе множество сцен и эпизодов жизни людей, попавших в это место; кто случайно, кто за свои прегрешения, кто за ошибки, но в любом случае, всегда платившие свою цену за покупку билета на выход из сего земного ада. Немного утомившись от столь продолжительного бдения, я расстелил плащ на единственное найденном мною сухом месте и, свернувшись калачиком, погрузился в крепкий, глубокий сон.
Проснулся я от совершенно неприятных ощущений на моем лице. Открыв глаза, я понял, что источник этих самых ощущений – грубая женская рука, хлеставшая меня по щекам. Сфокусировав взгляд на ее хозяйке, я увидел старуху, очень неприятную на вид, в старом заляпанном платье, поверх которого был надет не менее ужасный фартук и какая-то заплатанная со всех сторон фуфайка.
– Вот ведь пьян! – ругалась на меня старуха, – напьются ведь, а потом валяются тут, народ стращают!
– Да ты что, старая! – остановил я старуху, схватив ее за руку, – в своем уме?!
– А проспался уже?
– Какая я тебе пьянь! Безумная!
– А ну ступай отсюда, не видишь что ли, сети здесь раскинуты, ступай давай!
Поднявшись с земли и решив, что не стоит опускаться до уровня черни, вдаваясь в склоки с сумасшедшей старухой, я поднял с земли свой плащ и направился в сторону парома под все еще звучащий, но к моему счастью, уже удаляющийся голос старой карги. Дойдя до переправы, я увидел вчерашнего паромщика и, поприветствовав, залез в его лодку.
– Ну что, – спросил меня паромщик, – нашел Джека?
– Да, теперь я точно знаю, что он здесь.
– Ну, так ты уже придумал, как ты его вытащишь? – спросил он меня, хитро ухмыльнувшись.
– Почти. Кстати, сегодня ночью мне опять понадобится твоя помощь.
– Ну знаешь, на ночные переправы можешь больше не рассчитывать.
– Ну ладно, – сказал я, – а мне казалось, тебе нужны деньги.
– Я готов одолжить тебе свою лодку, заплати и плыви сам.
– Договорились!
Через некоторое время мы приплыли к берегу, с которого я отправлялся в путь еще вчера. Отдав паромщику несколько монет за переправу, я направился в центр города. Сегодня в мои планы входило посетить ту самую Маргарет Стоун, с которой я некогда познакомился на кладбище. Насколько мне помнилось, мисс Стоун была близкой подругой Эрин Рэмон, к тому же, со слов Ален, Маргарет пользовалась плохой репутацией в светском обществе в связи со своей эксцентричностью и пристрастию к авантюрам. Как упоминала Ален, мисс Стоун жила на улице Уолт Стрит, находившейся не так далеко от самого сердца Лондона. Поэтому именно туда и лежал ныне мой путь.
Вспомнив по дороге, что еще со вчерашнего вечера во рту у меня не было и крошки хлеба, я заглянул в местную пекарню, владелицами которой была семейная чета Мэрилов, и, купив свежую, еще пропитанную жаром печи булку, принялся за свой завтрак.
Дойдя до улицы пересекавшейся с Уолт Стрит, я свернул за угол и, пройдя еще некоторое количество домов, очутился перед жилищем мисс Стоун. С виду дом не представлял ничего особенного, я бы даже сказал, вообще ничего. Это был не очень большой дом в два этажа, стены, бывшие когда-то белыми, несколько потемнели и поиздержались от времени. На верхних окнах виднелись аккуратные ставни и тяжелые шторы, способные скрывать, при желании, жизнь молодой женщины от посторонних глаз. Небольшой сад, примыкающий к дому, был в совершенно запущенном состоянии, что сразу указывало на редкое пользование этой частью жилища.
Подойдя к входной двери, я постучал. Через некоторое время внутри дома послышались шаги. Еще через некоторое время дверь отворилась. Передо мной стояла негритянка, видимо, служанка мисс Стоун, темнокожая женщина средних лет, возможно, около 30. Немного полновата и, если можно так выразиться, водяниста. На ней было надето светлое платье, рукава которого были закатаны немного повыше локтя. Небольшой фартук, отдававший лимонным оттенком и белый платок на голове, замотанный каким-то странным образом, не понятным для моего простого ума.
Она внимательно посмотрела на меня своими карими глазами, выдающими ее внутреннее спокойствие и невозмутимость, после чего спросила:
– Кто Вам нужен?
– Я пришел к мисс Маргарет Стоун, она здесь живет?
– Да, вы не ошиблись, мисс Стоун живет здесь. Прошу, проходите, – после чего она любезно посторонилась, уступив мне дорогу в дом. Войдя внутрь дома, я еще раз убедился, как же обманчив бывает внешний вид. Внутри дом выглядел совсем иначе. Просторный светлый холл, белые колонны, украшенные венецианской штукатуркой. Огромная люстра под потолком, сделанная, должно быть, из хрусталя. Толстый ковер, привезенный, по всей видимости, откуда-то с востока, покоился на безупречно гладком мраморном полу. Да, должен признаться, что подобная роскошь и расточительность хозяйки несколько поразили меня.
Негритянка закрыла за мной дверь и пригласила пройти в гостиную комнату. Войдя, я был поражен ничуть не меньше. Обстановка была очень приятной, я бы даже сказал, упоительной, хотя немного и неподобающей для молодой приличной женщины, живущей одной. В гостиной были большие окна, украшенные занавесями из габардина, настолько плотного, что проходившие мимо дома зеваки едва ли могли увидеть происходящее внутри дома. Габардин этот был соткан в лучшем английском стиле, так что мог порадовать глаз даже самых притязательных гостей этого дома. Невдалеке от окна располагалось черное пианино, которое служило непременным атрибутом любого "приличного" дома. Кстати говоря, оно было совсем не запыленное, из чего можно было сделать предположение о частом использовании оного, хотя это, конечно, и не показатель. Немного дальше стоял мягкий гарнитур, вот это было действительно зрелище. Огромный диван, обшитый пурпурным бархатом, соблазнявший своей мягкостью и воздушностью, и подобные ему кресла. Картину завершала сама хозяйка дома, раскинувшаяся на диване во фривольной позе. В пальцах женщины красовался черный блестящий мундштук, которым она периодически затягивалась, выпуская затем из своих пухлых губ белые клубы сигаретного дыма. Вот теперь я действительно увидел истинное лицо мисс Маргарет Стоун. Увидел все те прелести и красоту, сокрытые от меня при первой нашей встрече черной накидкой, в которую было облачено ее тело. Итак, мисс Стоун: черные как смоль волосы, собранные в высокую прическу, открывающую ее длинную, тонкую шею с мраморно-белой кожей. Пышный бюст, соблазнительно утянутый корсетом, который вот-вот грозил лопнуть от своего натяжения. Пышная юбка, переливающаяся игрой шелка или, скорей всего, тафты. И, наконец, небольшая туфелька, край которой хитро выглядывал из-под подола. Лицо мисс Стоун выражало лукавство и заинтересованность одновременно. Набравшись духу, я начал так:
– Добрый день, мисс Стоун.
– А, это Вы, – сказала она, заиграв улыбкой и снова затянувшись мундштуком.
– О, Вы помните меня, я очень польщен.
– Ну, помню – это громко сказано. Между прочим, в тот день Вы даже не соизволили открыть мне тайну вашего имени, мистер, – сказала она, вопросительно посмотрев на меня своими черными блестящими глазами, которые просто пронизывали все мое существо.
– О, простите. Я надеюсь, Вы забудете мне мою рассеянность и невнимательность? Мое имя Энтони Болт.
– Хорошо, я прощу Вас, – сказала она, рассмеявшись.
Не знаю почему, но при разговоре с ней я чувствовал себя очень неловко. Каждое слово, сказанное ею, заставляло содрогаться мою душу, словно тонкие струны арфы, отдающие звуком в унисон.
– Итак, мистер Болт, что же Вас ко мне привело, опять долг службы?
– Отчасти, мисс Стоун.
– Так, очень любопытно, в прошлый раз долг службы привел Вас на кладбище, а в этот раз, стало быть, ко мне? – после этой фразы она приказала служанке принести чай.
– Почти, мисс Стоун, – ответил я, немного смутившись, – моя служба заставляет бывать меня в разных местах.
– Ну, надеюсь, что визит сюда, по крайней мере, Вам будет более приятен?
– Мисс Стоун, видеть Вас для меня счастье.
– Ну хорошо, вы почти оправдались, – сказала она, рассмеявшись, и предложила затем чашку чая, который как раз принесла ее служанка. Я присел на кресло, стоящее рядом с диваном, утопая в мягкости и терпкости духов и сигаретного дыма одновременно. Ее глаза внимательно следили за каждым моим движением, то ли оценивая, то ли изучая, но ни на минуту не упуская ни одного моего движения. Я взял в руки чашку из тонкого фарфора и осторожно поднес к губам, сделав небольшой глоток.
– Ну как? – спросила она.
– Простите?
– Как Вам чай? Его привез мне один друг из Франции.
– А, чай изумителен, Ваш друг сделал Вам прекрасный подарок.
– Ну, так кем же вы служите?
– Я нанят отцом мисс Эрин Рэмон для расследования дела о ее смерти.
– Ах, – вздохнула она, – бедняжка Эрин, – после чего, выдержав небольшую паузу, снова продолжила: – Так Вы ищете Апостола?
– Да, пытаюсь.
– И чем же я смогу быть Вам полезной?
– Я беседовал с мисс Ален Рэмон, она говорит, что Вы были подругой Эрин, это так?
– Да, мистер Болт, так.
– Тогда может быть, Вы сможете мне что-нибудь рассказать о ее жизни?
– Я не знаю, что Вам рассказать. Эрин – человек, ведший яркую насыщенную жизнь, свободную от предрассудков и ханжества, в отличие от многих других. Много знакомых, много поклонников. Конечно, убийцей мог быть кто угодно, хотя… – задумалась она на минуту.
– Что "хотя"?
– Ну, понимаете, мистер Болт, я не верю в то, что убийцей мог быть кто-то из окружения Эрин.
– Почему?
– Она не собирала вокруг себя религиозных фанатиков, читающих нравоучения и порицающих свободные нравы. Скорей всего, это был кто-то случайный в ее жизни.
– А что Вы имеете в виду под фразой "свободные нравы"?
– Я имею в виду под ней то, что говорю, – сказала она, заулыбавшись.
– Мисс Стоун, это серьезно, – сказал я, строго посмотрев на нее.
– Ну хорошо, хорошо. Я имею в виду, что Эрин не придерживалась всего этого напускного этикета. Она свободно общалась с мужчинами своего круга. Вы меня понимаете? – спросила она, вопросительно посмотрев на меня.
– Думаю, что да, – ответил я несколько неуверенно.
– Ну так вот, думаю, что именно это могло многим не нравиться. Люди ведь такие лицемерные, сами будут тебя порицать и сами же тайно завидовать, желая оказаться на твоем месте.
– Да, в этом Вы, конечно, правы.
– А может быть, это вообще был человек, не знакомый ей?
– Мисс Стоун, а Вам что-нибудь известно о ее недавних, новых знакомых?
– Боюсь, что нет, мистер Болт, думаю, я больше ничем не могу помочь Вам в этом деле.
– Ну что же, я все равно очень благодарен Вам, Вы мне очень помогли. А между тем я уже достаточно занял Вашего времени, – сказал я, привстав с кресла.
– Ну что Вы, мне было это совсем не в тягость.
– Очень рад, надеюсь, мы с Вами еще увидимся.
– О, кстати, а Вы приглашены к Рэмонам на бал? – спросила она, несколько оживившись.
– Да, мисс Ален приглашала меня прийти.
– Превосходно, значит, мы там и увидимся, мистер Болт!
– Мистер Рэмон Вас пригласил?
– Нет, не он сам, а крошка Ален. Мистер Чарльз не очень-то жалует меня. И даже когда была жива Эрин, он всячески противился нашей дружбе.
– Отчего же?
– Спросите его, думаю, из-за его закоренелых взглядов.
– Он не так уж стар.
– Мистер Болт, я не собираюсь с вами обсуждать свою жизнь.
– Конечно, конечно, простите, мисс Стоун.
– Думаю, Вы сможете найти выход?
– Да простите, что отнял время.
– Всего доброго, – сказав это, она встала и направилась вон из гостиной. В ушах потом еще долго стоял звук от шороха ее платья. Да, думал я, видимо, мой последний вопрос был несколько лишним. Постояв с минуту, я направился к выходу. Негритянка, встретившая меня там вновь, поинтересовалась:
– Вы уже уходите?
– Да, – ответил я.
– Тогда всего Вам доброго, – сказала она, открыв дверь, ведшую на холодную октябрьскую улицу. Выйдя на улицу, я услышал бой часов, доносившийся с центральной площади и, поняв, что до вечера у меня еще есть время, направился к малышке Шерри, готовой всегда меня накормить и унять голод плоти во всех смыслах этого слова.