Тем временем крестообразная тень перемещалась. Она прошла через положение, где имела самое отчётливое подобие креста, и стала укорачиваться из-за наступления сплошной тени задней стенки прорези, как будто неторопливо съедающей её нижнюю часть. Смещаясь в сторону восточной стены, она становилась все меньше похожей на крест, не привлекала больше внимания разочарованных и раздражающихся этим разочарованием искателей сокровищ.
Наконец старший сын главы рода прикрикнул на своих людей, заставил их прекратить бесполезные поиски. Сощурив глаза в щелочки, он во всеуслышанье холодно обратился к Мещерину:
– Это и есть известный лишь тебе ключ к сокровищам?! За него ты торговался со мной?
Мещерин не мог скрыть, что исчерпал запас предположений и знаний о способах доступа к кладу.
Тогда монгол повернулся к своему среднему брату.
– Какой нам толк в этом кресте? Нам долго возвращаться и надо вернуться засветло. Приведем сюда завтра всех, кто здоров. Перероем здесь каждую пядь земли, а, если понадобится, простучим эти стены. Найдем знак входа без указаний тени.
– А что будем делать с ними? – кривой улыбкой обнажил жёлтые зубы его брат, кивнув на пленников. Но, казалось, уже знал ответ, созвучный его собственным намерениям.
– Этого хотел видеть отец. – Старший сын главы рода отвернулся от Мещерина. – А тех? Обоих связать и туда.
И он небрежно махнул полнеющей рукой в сторону пропасти.
Настя оказалась поблизости от места, где искали иероглиф входа, и ее тут же схватил похожий на хищную птицу кривоногий воин. Под ее отчаянные крики двое других подступили к Борису, с опасливым ожиданием его яростного сопротивления вынули свои кривые сабли. Их обманула и обрадовала его внешняя покорность судьбе, как если бы он смирился с неизбежностью своего конца. Присев на корточки, он сложил ладони перед лицом, будто предался молитве... Но внезапно черпанул пригоршней разрытую ножами землю, в кошачьем прыжке бросил её всю в глаза тому, кто оказался неопытнее и ближе напарника. Воспользовавшись замешательством ослеплённого воина, перехватил держащую оружие руку, ребром ладони молниеносно рубанул по горлу и, выхватив из руки саблю, толкнул безвольное тело на саблю второго степняка. Единственным выпадом клинка он разделался и с ним, чтобы тут же кинуться к кривоногому монголу, который тащил к пропасти отчаянно сопротивляющуюся девушку. Кривоногий вынужден был оглянуться и ослабить хватку стервятника, так как ему пришлось живо схватиться за рукоять кинжала. Он взвыл, укушенный Настей за ухо; а она, как дикая кошка, извернулась, вырвалась из единственной держащей её руки, метнулась к Борису, чтобы спрятаться за его мускулистую спину. Прикрывая её, по-звериному сверкая зрачками, Борис отступил к стене с крестом, при этом дополнительно вооружился, подобрав саблю второго убитого степняка. Это произошло так быстро, что остальные воины не успели разобраться, кому из своих помогать в первую очередь и только мешали одни другим.
Они как-то разом пали духом. Никто из них не решался напасть на угрожающе играющего двумя саблями Бориса, каждый хотел, чтобы вперёд ступил кто-то другой.
Старший сын главы рода выругался, грубо вырвал у растерянного молодого воина единственный дротик, который был в отряде. Чтобы Борис не смог отбить дротик с лету или увернуться, следовало бросить его внезапно и с чрезвычайной силой. Сосредотачиваясь, монгол подкинул и поймал дротик, казалось, прикидывал его вес, затем перекинул из руки в руку. И вдруг необъяснимое поведение Мещерина остановило его.
– Шанг! Вход! – выкрикивая эти слова, Мещерин кинулся к дротику, чем вызвал всеобщее удивление. – Там вход! – Рукой он показывал на стену, противоположную обрыву пропасти.
От тени креста, когда она достигла двух третей расстояния до восточной стены, осталась лишь тень поперечной перекладины и столбика над ней. Тень дротика скользила по траве, на мгновение легла сбоку, и вместе они образовали подобие иероглифа 
, изображённого на плашке, но с зеркально отражённым направлением поперечной стрелки. Заметил это только Мещерин, и догадка, как обнаружить вход к кладу, промелькнула в его голове, словно вспышка молнии в мглистой ночи. Озадаченный его странным поведением старший сын главы рода не позволил ему отобрать дротик, и тогда Мещерин встал с вытянутой рукой так, что тень руки упала как раз посредине тени столбика креста. Направление ладони указывало на противоположную обрыву пропасти стену, на вполне определённый участок скалы. Оба брата и другие монголы застыли в изумлении, затем невольно подчинились излучаемой им уверенности в своей правоте.
О Борисе с Настей на время забыли. Но они больше никому и ничему не доверяли. Переместились в угол стыка плит стен, оттуда наблюдали, как остальные столпились, чистили от наростов и осматривали место, куда показал Мещерин. Радостные возгласы подтвердили, что там обнаружен иероглиф входа.
Выбитый на скале рисунок иероглифа оказался на уровне груди взрослого мужчины, на участке стены напротив острия дротика, приложенного на земле к средине тени отвесного столбика креста. Выполнен он был разрозненными неглубокими штрихами и таким образом, что заметить его было трудно, а найти без помощи тени креста – почти невозможно.
Соскребая ножом всякую труху, освобождая от неё стену вокруг обнаруженного иероглифа, Мещерин убедился, что штрихи, из которых состоял этот знак, выбиты на тщательно обработанном камне в локоть шириной и такой же высоты. Под ним и над ним были другие обработанные камни, тоже в локоть шириной, но высоты много большей. Подпирающий снизу когда-то закопали, и теперь он, как будто вырастал из земли, а верхний – давил на нижние тяжестью глыбы. Была ли сверху одна огромная глыба, размером до края стены, или несколько глыб сложили вместе, оставалось загадкой. Чтобы разгадать её понадобилось бы расчистить полосу стены почти до самого верха. Однако выполнять подобную работу в данных обстоятельствах представлялось затруднительным и ненужным делом.
Камни были вделаны в скалу с большой точностью, а с течением веков как будто срослись с ней, и стыковочные щели стали почти незаметными. Никому и в голову не пришло мучиться, выколупывать их из стены. Постучав по знаку рукоятью ножа, Мещерин разбудил глухой отзвук, как если бы в камне была воздушная полость. При простукивании вокруг знака отзвук был иным, отчётливым и коротким, указывал на сплошную породу. Мещерин посильнее стукнул по иероглифу входа, и снова раздался глухой отзвук, громче прежнего доказывая наличие скрытой за ним полости.
Монголы оттолкнули и оттеснили Мещерина, принялись колотить по знаку кто, чем мог. Били и оружием, били и камнями, которые бегом принесли со склона, – однако безуспешно. Неизвестно, чем бы они еще пытались воспользоваться, если бы не резкий повелительный окрик, который заставил воинов расступиться. К камню медленно приблизился старший сын главы рода, и в правой руке его был крепко сжат дротик.
Он замер перед иероглифом, сверля его широко раскрытыми глазами. Затем медленно глубоко вдохнул, размахнулся и с яростным, душераздирающим, переходящим в хрип выкриком, что было силы, вонзил железный наконечник в середину знака. Отражающиеся повторения выкрика и страшного удара, сопровождаемого хрустом раскалывающегося камня, разнеслись окрест, кое-где вспугнули птиц.
Пробив камень, наконечник разворотил знак, скользнул в пустоту и разбил или выбил хрупкую каменную перегородку по ту сторону полости. В первые мгновения растерялись все, – из пробоины в грудь старшему сыну главы рода вместе с мелкой щебёнкой устремилась хлёсткая струя воды. Он продолжал держаться за дротик, словно не имел сил разомкнуть судорожно напряженные пальцы, и струя, как пробку, вытолкнула древко, в миг утолщаясь и усиливаясь, опрокинула его на спину.
Мещерин шажок за шажком тихо отступил. В воспоминаниях ярко промелькнуло московское впечатление от слышанного в немецкой слободе рассказа, – рассказа об умном голландском мальчике, который пальцем заткнул замеченную дырочку в плотине. Толще воды достаточно небольшого отверстия, чтобы вскоре разворотить преграду... Мещерин незаметно для монголов попятился и бросился к дальнему углу площадки, где увидел Настю и Бориса.
Пробоина стремительно расширялась. Напор толщи воды озера, казалось, без особого труда вытолкнул камень, на котором был выбит иероглиф входа. За ним сорвало и, как бревно, швырнуло каменную глыбу, что была над ним. Набирающим дикую природную мощь потоком выворотило из земли, смыло в пропасть камень, что был в основании, и скала задрожала. Из образующейся в стене щели вырывалась на долгожданную свободу ледниковая вода, которая заполняла озеро глубиной в четыре мужских роста, не меньше. Каменный грохот лишь вначале оглушал ближайшую округу; потом его сменил дикий, сумасшедший рев водной стихии, словно торжествующей победу от вида разрушения многовековой каменной тюрьмы.
Хлынувшим из чаши озера бурным течением сметалось всё, что оказывалось на его пути. Обоих сынов главы рода и почти всех воинов, либо раздавленных камнями, либо ещё живых, вопящих и бессмысленно размахивающих руками, смыло в пропасть. Только двоим удалось добежать до прохода, через который отряд попал на площадку, но там их подхватило боковым водоворотом, потащило вниз по крутому склону, безжалостно швыряя на деревья, на сучья и острые камни, терзая уже безжизненные тела, как игрушечные куклы.
Опрокинутый рукавом потока, Мещерин успел в падении ухватиться за ноги Бориса, но подняться ему не удавалось. Он судорожно заглатывал воздух и исчезал с головой в неистовой круговерти, устроенной водой близ стыка двух скал. Вынужденный удерживать и его Борис стоял, как человек, который намерен бороться до конца, упирался пятками в землю, а ладонями и ногтями в трещины, в шероховатости подрагивающих стен, всем телом прижимая в угол напуганную Настю. Время от времени холодная вода метнувшейся лапой хлестала по дракону на груди, по искажённому от напряжения лицу, доставала до ошеломлённой и напуганной девушки. И все же в самом углу площадки основному потоку делать было нечего.
5. Ловушки сокровищницы
Вначале бурное, течение воды замедлялось, его неистовая жажда разрушения ослабела, затем иссякла, и западное озеро угомонилось, казалось виновато притихшим. Слышался шепелявый, приглушённый шёпот речушки, она широко стекала в каменную чашу без надежды вновь её заполнить, так как вода тут же торопливо вытекала через щель в скале, пересекала всю площадку и срывалась в пропасть новым водопадом. Шум прежнего водопада прекратился: наполнять смежное, восточное озеро, из которого он изливался, стало нечем.
Сквозная щель в локоть шириной как будто разрезала противоположную обрыву пропасти скалу на две неравные части, из которых, правая, была заметно уже левой и продолжала сдерживать давление толщи воды восточного озера. В основании щели, после того как из неё вывернуло, унесло каменную глыбу, образовалась ямка; сквозь текущую над ней пенящуюся воду было видно, что дно ямки оказалось гранитной плитой, ровной, явно обработанной человеком. Плита эта простиралась под меньшую, правую часть разрезанной щелью скалы, и её назначение было непонятным.
Мещерина неудержимо влекло пробраться щелью к озеру и своими глазами оглядеть изнутри него обнажившиеся берега. Однако он медлил: слишком свежым было впечатление о страшном наказании за незнание всех условий проникновения в тайну сокровищницы Чингизхана. Золотую плашку смыло потоком вместе с монголами; но чем она могла бы ему помочь? Он помнил мельчайшие подробности всех нацарапанных на ней изображений, а о прорыве воды там не было даже намека. Какие же еще неожиданные опасности будут подстерегать его, если он не отступит от намерения дойти до конца?
Борис и Настя присели на мокрую траву в углу скал и явно настраивались после короткого отдыха возвращаться тем же путём, каким очутились на площадке... И он решился. Несмотря на предостерегающий оклик встающего Бориса, пробрался вдоль стены к самой щели. Толщина скалы у основания щели не превышала трёх локтей, а в просвете за ней ровная гладь водной поверхности застыла над грязью и остриями каменного дна озерной чаши. Он расчётливо поднырнул во встречный ток воды, который был ему по пояс. Его могло подхватить течением и выбросить в пропасть, но он ухватился за края ямки, подтянулся к ней ногами, после чего упёрся носками сапожек и распрямился вдоль дна, чтобы с помощью обеих рук схватить внутренние края щели, вынырнуть уже в самом озере. Он выбрался к глади озера, где вода была по колена, и вздохнул с облегчением.
Ему не верилось, что после испытанных потрясений, как и он, чудом оставшиеся в живых спутники отважатся последовать за ним. К его удивлению, когда он без определённой цели оглянулся, из потока в щели показались головы Бориса и крепко держащей его шею, судорожно глотающей воздух девушки, которые словно потеряли тела и сами по себе боролись с рвущимся наружу течением, настроенным подхватить их и унести назад. По скользким камням дна они пробрались в сторону от щели и лишь там встали на ноги. Стараясь тише всплескивать воду, с выражениями лиц оказавшихся в чужом и безлюдном доме воришек, они сделали несколько шагов по дну озера, коленями взбивая холодную воду, которая расходилась от них зябью и волнами, приблизились к нему и остановились. Никаких упрёков он не услышал, и у них любопытство взяло верх над здравым смыслом.
Все трое молчали, не смея голосами тревожить покой места, где их не ждали, не желали знать проявившие себя безжалостными и непредсказуемыми силы. Но смотрели во все глаза, и только Борис не испытывал волнения от ожидания увидеть нечто такое, ради чего на камне был выбит знак входа.
Это нечто могло находиться лишь под козырьком противоположного изгиба берега, внизу стены чаши безжизненного озера, где выделялись четыре похожих один на другой небольших свода пещер, ещё недавно скрытых толщью проточной воды. Мокрые своды по грудь мужчины выступали над голубоватой озёрной гладью, и расцвечиваемая солнечными бликами полутьма пещер как будто завлекала внутрь горы, под обрыв ее склона.
– Что это? – тихо спросила Настя, которая, как и Мещерин, неотрывно вглядываясь под эти своды, надеясь там найти объяснение их назначения.
Неуверенный голос ее, казалось, пробудил какие-то новые гневные силы. За их спинами зашуршали и посыпались камни разделяющей озёра насыпи. Даже Борис вздрогнул, с тревогой в глазах обернулся. Смежное озеро было чуть шире за счёт невидимого, прилегающего к насыпи торца распоротой щелью скалы. С наружной стороны эта скала подпиралась гладким торцом другой, которая образовывала с ней один из углов площадки возле пропасти. Восточное озеро, таким образом, оказывала давление водой не только на насыпь, но и на торец меньшей части распоротой скалы, как будто выталкивало её из тисков насыпи камней и наружной стены площадки. Не выдержав торцового давления, меньшая часть скалы зашевелилась, и сдвинулась, разрушая насыпь, по которой покатились, застучали камни. Затем тяжело скользнула по гладкой и ровной гранитной плите под ней, как будто там были каменные валки, чтобы с грохотом замкнуть щель. В течение полуминуты от щели остался только стыковочный шов.
В месте повреждения насыпи из смежного озера прорвалась вода, сначала неуверенно, сверкающими, будто чешуйчатыми струями, потом, усиливая напор, и вдруг целым потоком. Водная поверхность у ног Мещерина, Насти и Бориса заволновалась, покрылась рябью, начала медленно, но неотвратимо подниматься. Уже в скором времени она обещала поглотить своды пещер, вновь скрыть их под водой.
– Куда?! – воскликнул Борис в спину Мещерину, который ринулся к пещерам, боясь упустить единственную возможность разобраться в смысле собственной жизни.
Борис бросился за ним с намерением остановить его, если понадобится, то и силой. Напуганная пережитыми опасностями и неожиданно возникающими угрозами ещё больших Настя кинулась следом, но споткнулась о камни на дне и с отчаянным вскриком упала, провалилась с головой под воду. Борису пришлось вернуться за ней, подхватить за руку, потащить за собой.
Они уже позабыли о существовании Бату. И тут он им напомнил о себе.
– Стойте! Не сметь! – отчётливо послышались его злобные выкрики. Сбегая от покатого склона двугорбой горы к краю уступа и берегу озера, он с угрозой размахивал обнажённой саблей.
И Борис, и Мещерин оказались перед ним безоружными, для сопротивления могли использовать только камни. Мещерина это мало заботило, он уже пригнулся под ближний свод, преодолевая сопротивление воды, сделал несколько шагов в зеве хода в пещеру. Однако, распознав в дальнем полумраке тупик, быстро выбрался обратно. Похожие тупики оказались и под следующими двумя сводами. И только под четвертым, из-за особой игры отражаемого водой солнечного света неожиданно ясно увиделось черное пятно какого-то знака. В первое мгновение Мещерину показалось, знак чудесным образом застыл в воздухе. Не раздумывая и не колеблясь, он ступил вперёд, и сразу провалился в углубление, по шею погрузился в воду, а когда на следующем шаге ноги потеряли дно, поплыл на этот знак. Вскоре он нащупал ступнями подъём дна и стал выбираться из холодной воды под просторный купол, помогая себе руками, подгребая ладонями.
Вода из смежного озера прибывала так быстро, что промежность между её волнующейся поверхностью и верхней частью свода пещерного хода сокращалось на глазах. Борис видел это, приостановился, глянул назад на Бату. Тот на бегу спрыгнул с берега и, пролетев над крутым скатом озёрной чаши, взметнул своим падением водные лепестки, на мгновение исчез за нами. Но как будто выталкиваемый невидимой силой, быстро вынырнул, отфыркиваясь и отплёвываясь от того, что попало в рот и нос. Не выпуская из руки сабли, он с кровожадными угрозами ринулся к нему и девушке. Берега озера были высокими, обрывистыми, скользкими, Насте без чьей-либо помощи не удалось бы успеть взобраться наверх, и, чтобы не оставлять девушку наедине с враждебно настроенным монголом, Борис дернул её за собой под свод пещеры, куда уже уплыл, где пропал из виду Мещерин.