Хотя и он тоже виноват. Нечего было идти у жены на поводу. Надо было однажды стукнуть по столу кулаком и крикнуть: "Заткнись, твою мать. Командую здесь я!" От одной этой мысли Рико поежился. Трудно себе вообразить, что выкинула бы в ответ его необъезженная подружка. Тут он вспомнил последний ночной разговор с Лолой о грядущем невеселом будущем. Лолита, происходившая из семьи андалузских испанцев, и знать не хотела о том, что однажды ей придется положить зубы на полку. Она жила свою единственную жизнь так, как, наверное, умеют жить только андалузки: чувственно и весело, не отказывая себе ни в каких удовольствиях. Поэтому, когда однажды ночью Рико начал скрипеть о плохих делах, она приподнялась в постели, оперлась на локоть, посмотрела на него презрительным взглядом и сказала:
– Энрико, если ты не хочешь, чтобы я тебя разлюбила, прекрати скулить. Ты кто, потомок корсаров или гарнизонная вонючка? Посмотри вокруг – ты видел, чтобы в Америке хоть один человек не схватил свой шанс, если тот сам плывет ему в руки? У тебя целый склад всякого секретного дерьма, и ты можешь сделать хорошие деньги на его продаже. Что, или я не права?
Рико покрылся холодным потом от ее слов. Конечно, он давно уже разлюбил эту пернатую птицу, что разинула клюв на американском гербе. Его молодые романтические мечты в осколки разбились об идиотизм и издевательства военной службы, которая только и может, что выжимать человека как лимон, а потом выбрасывает его на все четыре стороны с нищенской пенсией. Но подумать о нарушении воинского долга он даже не решался. Тем более о продаже складских запасов. Да и кому они нужны? Тут он вспомнил о партии "стингеров", только что поступивших на вооружение. А ведь наверняка для них нашлись бы покупатели. Можно одним таким переносным комплексом обеспечить себе безбедную старость. Ведь он потянет не меньше, чем на полмиллиона зеленых. Но кто может их купить? Кадры шпионских детективов замелькали в мозгу майора. Конечно, русские! Ведь "стингеры" сбивают в Афганистане их МИГи. Это точно, русские могут заплатить огромные деньги и навсегда решить все проблемы семьи майора Коллеты.
Рико поначалу пытался забыть о разговоре, но потом эти мысли овладели им полностью. Они поселились в его рыжей голове, и день за днем Рико Беда стал строить картины своего безбедного будущего на полученные от продажи "стингеров" деньги. Он представлял большой и богатый особняк у себя в Нью-Арке, радостную Лолиту, выгружающую из "Бьюика" коробки с нарядами, отдых на Багамах и еще кучу всякой приятной ерунды. Почему бы ему, черт побери, однажды не поселиться в "Шератоне" и не попользоваться услугами вышколенной прислуги? Сколько можно останавливаться в затертых дырах, где прислуга обратит на тебя внимание, если только ты забьешься в конвульсиях?
Предчувствие красивой и беспечной жизни вместо пенсионного прозябания все больше и больше захватывало майора Коллету, и он начал уже подумывать о том, как лучше уволочь "стингер". Доступ к комплексам у него был, они не находились на какой-то особенной охране. Вынести его вечерком в каком-нибудь тряпье или коробе, бросить в салон своего джипа – и порядок. Можно везти покупателю. Вопрос в другом: на следующее утро или днем пропажа будет обнаружена, и начнется расследование. Следы приведут к нему. Надо подумать, как обезопасить себя. Во-первых, можно утащить ракету без упаковки. Оставшаяся упаковка будет являть наличие оружия до тех пор, пока кто-то не сунется внутрь. Значит, следствие все-таки будет, но только позднее. Это уже лучше. А что, если разрядить комплекс и продать только головку наведения? Ведь в ней-то весь фокус. За нее русские дадут не меньше, чем за всю трубу. Вся эта конструкция без головки может простоять довольно долго. Но как ее снять? Да и можно ли ее снять, ведь Рико ничего не соображает в этих делах. Надо думать.
* * *
Это было три года назад. Данила с Кренделем сидели в огромном зале мюнхенского "Хофбройхауза", тянули пиво и глазели по сторонам на веселящуюся публику. В помещении, по размеру напоминавшем зал ожидания Казанского вокзала, рядами стояли длинные столы и скамьи, на которых сидели гости. Местных выходцев из провинции сразу было видно по одежде. Мужчины выделялись на общем фоне неизменными кожаными штанами с нагрудниками, а женщины – расшитыми платьями, называемыми здесь трахтами. Люди пили пиво из литровых "фасов", громко пели и раскачивались, уцепив друг друга под локти. Мощные официантки бегали между рядами, разнося тяжелые кружки по четыре в каждой руке. Помимо местных жителей, в зале было полно туристов, не столь стойких к "Пауланеру", как баварцы. Крендель с ухмылкой наблюдал, как какой-то хлипкий парень студенческого вида вытравливал излишки пива в огромную восьмигранную урну высотой ему по грудь. Такие урны стояли вдоль прохода явно для тех, кто не успевал добежать до туалета.
Данила толкнул Корнеева в бок, показал на одиноко сидящего мужчину с лицом сказочного Гоблина и, стараясь перекричать шум, произнес:
– Спорим, Крендель, что это американец?
– По-моему, это клинический идиот, – ответил Крендель.
Данила с улыбкой взглянул на своего дружка. Он души не чаял в Женьке за его надежность и порядочность. В этом физически мощном парне, родившемся и выросшем в семье офицера, сочеталось много ценных качеств, и разведка была для него самым подходящим местом. Крендель был совершенно лишен амбициозности и щедр так, как бывают щедры только сильные телом и мудрые душой люди. С этим очень гармонировало его олимпийское спокойствие, о котором ходило множество правдивых историй. Кое-какие ситуации Данила испытал сам, и поэтому на самые рискованные операции брал только Кренделя.
– Сколько даешь за проигрыш?
– Как всегда, большую "Смирноффку".
Данила встал, подошел к незнакомцу и спросил по-немецки разрешения подсесть. Тот понял, о чем идет речь, но ответил на английском языке. Через пять минут они уже познакомились, пили пиво и пытались общаться – несмотря на стоявшую в зале какофонию. Крендель, оставшись один, стал наблюдать за крепкими, сдобными официантками, носившимися мимо него с пивом и закусками. Это были женщины в его вкусе.
Четверть часа спустя, подошел Данила.
– Ты почти выиграл, дружок. Он действительно на грани клинического идиотизма, но все-таки американец. Зовут Рико. Так что "Смирнофф" оплачиваем пополам. Сейчас топай в гостиницу, там на рецепции е гарна немицка дывчина с хочем в очах. Поразмовляй з нею о язвах капитализму. А я с мараканьцем до чиньского шинка пийду. Стану его вербуваты.
– Добре, так я пийшов до хаты. Хай живе дило Дровосекив.
– Аминь.
В китайском ресторане Рико первым делом попросил Данилу предъявить дипломатическое удостоверение. Убедившись, что с ним не шутят, майор воспарил духом. Кажется, Господь услышал его просьбы и послал советского дипломата как подарок на блюдечке в самый удобный момент, во время выезда поглазеть на Мюнхен. Более того, он оказался без своей Лолы, с которой два часа назад поругался в отеле. Если бы она была здесь, наверняка испортила бы все дело.
Рико был уверен, что русский является шпионом. Об этом в армии постоянно проводили разъяснительные беседы. Совсем недавно какой-то молодой лейтенант из военной контрразведки выступал на тактических занятиях в их полку.
– Если вы случайно или неслучайно встретите русского дипломата, – говорил он, – исходите из того, что он работает на КГБ. О контакте с ним следует сразу же доложить командованию части. Недоложивший столкнется с серьезными последствиями. Русские ищут любые возможности для кражи секретов армии США. Противопоставить им можно только бдительность.
Рико в жизни не видел ни одного русского и не очень-то доверял лейтенанту. Вообще, парнишка производил впечатление малость тронутого на шпионских делах. К нему, наверное, русские агенты по ночам падали в постель с потолка.
Теперь Рико не терял времени даром. На том странном языке, которым пользуются американские военнослужащие, он растолковал новому знакомому, что очень хочет заработать денег. Данила в общем уразумел, о чем говорит майор, но для лучшего понимания просил его повторить все по-английски. Мучительно вспоминая печатную лексику и пытаясь обходить слова-паразиты, Коллета еще раз объяснил свои намерения и спросил, можно ли вступить в сделку.
Пока американец мучился с изложением намерений, Данила пытался просчитать вероятность подставы. При въезде в Мюнхен наружки он не заметил, хотя почти всегда его машину поджидала бригада местной контрразведки, которая действовала довольно умело, потому что знания немцами своего города ни в какое сравнение не шли со знаниями Данилы.
Однако на этот раз у Булая в Мюнхене никаких оперативных мероприятий не было. Свое дело они с Кренделем сделали еще в пригороде Нюрнберга и теперь прибыли в столицу Баварии только для того, чтобы залегендировать выезд на юг Германии с туристическими целями. Всю вторую половину дня друзья бродили по центру города с фотоаппаратом, глазели на его живописные виды и не очень-то утруждали себя проверкой. Какая разница, есть наружка или нет, если человек культурно отдыхает?
И все-таки надо начать с того, кто первым вошел в ресторан – они или американец? Для разведчика этот вопрос немаловажный.
Данила хорошо помнил случай, происшедший с ним на первом году пребывания в Бонне. Отслеживая бурную деятельность американцев в Германии, Булай обратил внимание на молодого немецкого переводчика, работавшего с наезжавшими официальными делегациями из США. Парень, конечно, видел и слышал много интересного, и Данила решил найти подходы к нему. Он выяснил, что Хайнц состоит в группе переводчиков ведомства федерального канцлера, но привлекается туда эпизодически. Постоянно же работает в известной языковой школе "Берлитц скул" преподавателем. Булай посетил школу, выяснил по висящему в вестибюле расписанию, что Хайнц является единственным мужчиной-преподавателем в продвинутых группах, и под предлогом совершенствования английского языка попросил себе наставника-мужчину. Такие просьбы у специалистов удивления не вызывают, так как, если речь идет о совершенствовании разговорных навыков в сложных политических или специальными темах, женщины зачастую не владеют понятийным аппаратом. Ему предложили Хайнца, и они начали занятия. Знакомство пошло хорошо, и уже на третьем уроке Булай предложил продолжить разговор за пивом. С тех пор занятия стали проводиться в условиях, максимально приближенных к языковой среде, в пивных.
Хайнц рассказал, что в свое время служил в бундесвере переводчиком, был командирован в представительство армии ФРГ при объединенном комитете штабов армии США, пять лет прожил в Америке. После завершения командировки порвал с армией, так как понял, что в сути своей является сугубо штатским человеком и сейчас доволен своей жизнью. Он еще не женат и у него есть подружка– француженка, проживающая в Бойле. При этом немец почем зря ругал американский образ жизни и американскую политику. Такая демонстративная неприязнь не понравилась Булаю. Более убедительно звучат взвешенные суждения, состоящие не только из минусов, но и из плюсов. Тем не менее, делать выводы было еще рано, и Данила продолжал "занятия" со своим преподавателем. Они обычно встречались у входа "Берлитц скул" и шли в какой-нибудь ресторан по выбору Булая, который "изучал гастрономическую карту города".
На седьмой раз собеседники посетили "Баварскую избу" – небольшой, вытянутый кишкой ресторанчик. Зал его был настолько узок, что столы стояли в один ряд у боковой стены. Пройдя мимо всего ряда, они заняли место за последним столиком и начали разговор на английском. Данила сразу приметил, что его собеседник на сей раз был невнимателен и бегал взглядом по залу. Вскоре он прервал Булая на полуслове:
– Извини, пожалуйста, Данила. Я вижу человека, с которым не встречался очень давно. Это мой учитель. Он был преподавателем в нашей группе переводчиков. Я могу пригласить его за стол?
Данила почувствовал легкое жжение где-то под сердцем, и в ушах его зазвучала бодрая мелодия марша, который много лет подряд открывает футбольные ристалища. "Ты не мог не увидеть своего учителя, когда шел по ресторану, дурачок, – подумал он. – Слишком узкая тропа. Значит, этот человек пришел по нашим следам и подсел чуть позже. А ты бегал глазенками по залу, ждал его прихода. Как же по-другому? Вы же не знали, какой ресторан я выберу. Пришлось ему вести нас от точки встречи. Да и какая нужда его ко мне тащить? Пошел бы, поприветствовал, договорился о встрече…". Чувство обиды за то, что его считают недоумком, разыгрывая такую неумелую комбинацию, овладело Булаем, и он решил не прощать эту топорную работу.
– Конечно, конечно, Хайнц, любопытно посмотреть, кто дал тебе такие хорошие знания.
Через минуту немец подвел к их столику полноватого человека средних лет в недорогих очках, поблескивающих металлической оправой. Он представился Гансом Мюллером, подал визитную карточку, на которой значилось, что является преподавателем курсов переводчиков, после чего стал изображать радость обретения своего бывшего ученика. Данила понял, что Хайнц был агентом немецкой контрразведки БФФ, но не справлялся с его разработкой, и поэтому к ней решили подключить либо более опытного агента, либо ведущего офицера. Судя по тому, как незамысловато немцы разыгрывают спектакль, они держат его за "чистого" дипломата". Представляемая ими сцена напоминала своей искусственностью японский театр кабуки, и Булай, понимая, что ничем не рискует, начал перекрестный допрос лицедеев.
– Так вы давно познакомились? – любезно улыбаясь, спросил он Ганса Мюллера.
– О да, в ту пору Хайнц еще был капралом.
Данила глумливо засмеялся и сказал:
– А ваш близкий друг мне рассказывал, что никогда не был капралом, а всегда был ефрейтором. Вы, наверное, забыли.
Булай хорошо знал биографию Хайнца, так как за предыдущие беседы исподволь подробно опросил его и уже направил справку в Центр.
Мюллер смутился, бурая краска ударила ему в лицо.
"Ну что же вы, вашу мать, даже легенду знакомства толком не проработали", – с досадой подумал Булай и задал новый вопрос:
– И сколько же лет вы не виделись?
Пожилой немец обрел бодрость духа, оживился и уверенно заявил:
– Да уж года четыре.
– Вот как жизнь людей разводит, – в раздумье заметил Данила, – Хайнц как раз четыре года как вернулся из Штатов. Вы, можно сказать, по одним коридорам ходите, а ни разу не встретились. Целых четыре года… Ведь курсы ваши прямо при отделе переводов расположены, насколько я понимаю. А ученик ваш там чуть ли не каждую неделю бывает.
– О, это правда, – несколько опешив, замялся Мюллер. – Но не от того, что я там работаю, я, как бы сказать, там уже почти не работаю, я уже вот-вот на пенсии… и только иногда преподаю…
Ни слова не говоря, Данила вынул из кошелька его визитную карточку и стал ее внимательно читать.
Мюллер понял, что спектакль проигран вчистую, заказал три рюмки фруктовой водки, поднял тост за общее здоровье, заявил, что несказанно рад был познакомиться и откланялся.
Хайнц сидел, понурив голову, не в силах активизировать разговор. Видимо, сценарий встречи такого развития никак не предполагал.
– Ну что, пора, дружок, – сказал Данила. – Давай, я подброшу тебя к твоей французской подруге.
Немец сидел в его автомобиле, сжавшись от напряжения, не произнося ни звука. Он боялся, что если Булай из КГБ, то, раскусив этот мелкий заговор, жестоко отомстит ему.
Однако ничего не случилось. Данила притормозил у дома девушки и, не подав руки, распрощался с Хайнцем. С тех пор они больше не виделись.
Но что же американец? Был он уже в "Хофбройхаузе" к моменту их захода или пришел следом?
Все-таки был. Данила воспроизвел в памяти момент, когда они садились за стол. Этот момент он всегда использует, чтобы осмотреться вокруг. Он видел этого человека, когда оглядывал зал. Слишком заметная внешность. Точно, он еще бросился в глаза своим толстым, как картошка, носом. Пожалуй, можно открывать переговоры. Что ж, начнем выяснять, отчего такая нужда в деньгах у славного защитника американских ценностей. Ведь, в общем-то, он должен неплохо получать.
Однако разобраться в этом вопросе оказалось непросто. Рико относился к теме весьма эмоционально и никак не мог объяснить, почему ему не хватает зарплаты. Слова у него начали связываться во вразумительные фразы, только когда Булай предложил ему вернуться к привычному языку. Тут Данила узнал, что факаная в голову жена Коллеты, мать ее, превратила его жизнь в говно и откачивает у него все баксы на факаные тряпки, мать их, и он сам стал задницей от этого дерьма.
Теперь становилось более-менее понятно, что майор вместе с женой представляют собой парочку, у которой не может быть накоплений в силу их образа жизни, и тон здесь задает супруга. Она просто транжирка, загнавшая мужа под каблук и выжимающая из него все деньги. Это объяснение было для Данилы более убедительным, чем какая-нибудь драматическая семейная история. Еще в прошлую командировку ему пришлось разбираться с американцем, весьма эмоционально вравшим, что деньги ему нужны на очень сложную операцию жены, страдавшей бесплодием. Данила заподозрил неладное еще исходя из поведения этого человека, так как очень редкие люди являются сценическими гениями. В игре всегда присутствуют элементы фальши. Его подозрения подтвердили психологи службы, просмотревшие видеозапись беседы, а затем из Вашингтона пришла агентурная информация о том, что этот человек – подстава.
Нет, Коллета, по первым прикидкам, подставой не был. Надо было двигаться дальше.
Булай спросил, каково же представление американца о сумме заработка. Глаза Рико заволокло мутным облачком, будто он нюхнул кокаина, и он помолчал минуту, а потом тихо выдавил из себя:
– Два миллиона.
– Почему именно два?
– Понимаешь, парень, я не смогу зажать всю капусту от моей стервы, мать ее. Но если выручу большую кучу, то половину стырю, черт бы ее побрал.
– Ты что, хочешь однажды зажить свободной жизнью, без жены?
– Кто на меня позарится с моей-то рожей? Я же страшное говно, страшней противогаза. Просто моя сучка, мать ее, все просрет за один месяц, и опять будет полная задница. Так что, парень, мне надо две тонны баксов: одну – для расходов, а другую – в заначку. Сечешь?
Здесь все тоже выглядело естественно, и Данила задал основной вопрос:
– У тебя что, действительно есть товар на продажу? Кем ты служишь?
– У меня много товару, мать его. Столько дерьма, что не сожрать. Я шеф оружейного депо, парень. Знаешь, что там главное? Думаешь, пушки-финтифлюшки? Ни черта подобного. Там есть документы ко всем новым штуковинам, которые дырявят танки и убивают людей, мать их. Понял? Секретные наставления. Твои вояки много бы дали за них, это точно. А я мало просить не буду, даже и не думай.
– Например, какое наставление ты можешь продать?