– Право, не знаю, что вам порекомендовать. Пожалуй, пока попробуйте разузнать про гостей банкета.
– Боже милостивый, почти сто человек! Банкиры, лондонские аристократы, их жёны! – тоскливо простонал Дот.
– Понимаю, друг мой, не самая спокойная публика. Но это пока единственный путь.
Дот, глубоко удручённый осознанной необходимостью разбираться с гостями банкета, ушёл. Инспектор ещё некоторое время упражнялся в рисовании деревьев, а затем встал и отправился прямиком к Гаю Флитгейлу.
* * *
Флоренс Папати, как и предсказывал Флитгейл, была в ярости. Мало что могло привести её в такое нехарактерное состояние. Разумеется, Гай Флитгейл никогда не был склонен к светским развлечениям, но даже не добровольное затворничество жениха приводило сейчас Флоренс в негодование. Дело было в том, что Люси Фарт, это убогое создание, объявила, что её свадьба назначена на август. Конечно, жених был ей под стать – какое-то унылое ничтожество из клерков, но факт оставался фактом. В августе Люси в подвенечном платье и флёрдоранже будет стоять у алтаря, а Флоренс Папати должна быть её подружкой. Подружкой на свадьбе Люси Фарт! Это уже никуда не годилось! В любом случае, Фло выглядела бы куда более эффектной невестой, и она-то уж ни за что не поехала бы проводить медовый месяц на второсортный английский курорт, и вообще – и свадьба, и медовый месяц, и вся семейная жизнь были уже прекрасно распланированы ею. "Позвольте вам представить моего мужа, доктора Гая Флитгейла" – "Как? Неужели тот самый Флитгейл, о котором писали все газеты?! Это он открыл древние сокровища нубийских царей?" – "О, да, мой муж – известный учёный. Не будем мешать ему, он готовится к выступлению, пройдёмте в зимний сад". Миссис Гай Флитгейл – это звучит восхитительно! Практически аристократично. Но когда это будет?
Ну и, конечно, Флоренс было просто скучно. Они с Гаем никуда не выходили. Разумеется, написание монографии – это очень респектабельное занятие, но порой у мисс Папати складывалось впечатление, что для Гая это был лишь предлог, чтобы сидеть дома. А Флоренс не желала сидеть дома! У неё было море нарядов, новые шляпки, кардиган с лисой и новая рессорная коляска.
– Послушай, Гай, если ты намерен сидеть тут бесконечно, то я, пожалуй, пойду. Сегодня в Географическом обществе какой-то профессор будет читать лекцию о первобытном человеке. В любом случае, это лучше, чем сидеть тут, или чем весь вечер слушать вздор Люси. Бедняжка совершенно лишилась рассудка с этой свадьбой. С ней абсолютно не о чем разговаривать!
– Сходи, дорогая, – рассеянно согласился Гай, сверяя какие-то записки с толстым словарём, что лежал у него на коленях.
– А ты разве не хочешь составить мне компанию?
– Я, пожалуй, поработаю… и потом, ко мне должен зайти инспектор Суон.
– Ну, что же. Тогда я ухожу, – с вызовом предупредила Флоренс.
– Да-да, да-да… – закивал Гай.
За работой он обычно не реагировал ни на что вокруг, а ему, наконец, удалось поймать рабочее настроение, и все попытки Фло обратить на себя его внимание были тщетными. Она сегодня как раз была в новом пальто с очень узкой талией, удачно подчёркивающем её фигуру, но Гай не имел обыкновения замечать такие вещи. Фло пожала плечами и направилась к двери, но дверь открылась сама собой и на пороге оказалась мисс Ива.
– Простите, мистер Флитгейл, вы позволите мне войти? – осведомилась она светским, немного манерным тоном, не обращая, казалось, на Флоренс никакого внимания.
– Мисс… мисс Ива… – Флитгейл быстро поднялся, роняя словарь, – Да, прошу вас. Позвольте… Прошу вас познакомиться с… мисс Папати. Флоренс, это мисс Ива.
Дамы стояли друг напротив друга у самых дверей и теперь смотрели друг на друга с нескрываемым интересом. У Флоренс меж бровей собралась недовольная складочка, а губки сложились в слабое подобие благовоспитанной улыбки. Метким взглядом дочери галантерейщика она мгновенно оценила, что визитёрша одета хотя и очень просто, но безумно дорого, а скромный эгрет, украшающий маленькую шапочку на её голове, и вовсе тянет на небольшое состояние. Но главное, она безошибочно определила, что эта женщина принадлежит к тому кругу, к которому не принадлежат даже самые богатые галантерейщики.
– Очень приятно, мисс Папати, – сказала эта особа. – Мистер Флитгейл, инспектор Суон обещал быть у вас через четверть часа. Я позволила себе прийти чуть раньше, чтобы дождаться его здесь. Надеюсь, я не помешала вам?
Ива говорила так, словно её визит был чем-то само собой разумеющимся, а присутствие Флоренс – незначительным и, несомненно, временным явлением. Фло открыла рот, чтобы что-то сказать, потом передумала, или просто не нашла слов, но осталась стоять в полном замешательстве.
"Боже мой, я был полным болваном!" – подумал вдруг Флитгейл, переводя взгляд с одной гостьи на другую.
– Мне тоже… очень приятно, – наконец, выговорила Флоренс и посмотрела на Гая. – Гай, дорогой, я иду на лекцию, мы увидимся завтра?
– Непременно, – принуждённым голосом ответил Гай.
* * *
– Я ведь вправду не помешала вам? – лукаво улыбаясь, спросила та, когда дверь за Флоренс закрылась.
– Нет, Ива, как вы могли помешать!
Через несколько минут в гостиной появился инспектор Суон, отчасти тем самым оказав Флитгейлу крупную услугу, поскольку тот совершенно не знал – что же теперь делать, и намеревался уже начать небольшую лекцию о нубийских древностях. Впечатлённая визитёрами, миссис Грин подала чаю и сандвичей, и, выходя, красноречиво посмотрела на жильца: "Вот посмотрите, мистер Флитгейл, какие к вам ходят почтенные господа, а за вами по утрам приезжает полиция!..".
Суон был в мрачном настроении. Он старался не смотреть на Иву; Флитгейл, наоборот, не сводил с неё глаз. Некоторое время атмосфера казалась напряжённой, но Ива разрядила обстановку, сообщив (быть может – слишком легкомысленно):
– В первую очередь, позвольте поздравить вас, мистер Флитгейл. Вашим анонимным благодетелем является лорд Карниваль. Я видела рукописи лорда в его кабинете, и нет никаких сомнений в том, что столь характерный почерк принадлежит его руке. Разумеется, он не смог прийти на им же назначенное свидание в "Микадо", так как после сеанса был уложен в постель своим туберкулёзом. Но у вас всё ещё есть шанс пополнить его фантастическую коллекцию древностей.
Флитгейл теперь с изумлением смотрел на прорицательницу.
– Вот как? Но зачем эти все ухищрения с анонимными письмами? Что ему мешало просто написать мне?
– Он странный человек, этот Карниваль. Вероятно, у него есть некоторые соображения, по которым он желает сохранить инкогнито, приобретая те или иные раритеты.
Ива рассказала о своих наблюдениях за прошедшие два дня, и Суон, казалось, наконец-то оживился.
– И как по-вашему, он мог убить Зулейку? – задал вопрос Суон в конце рассказа.
– Он человек страсти. Да, он везде, где появляется, производит впечатление холодного сноба и человека, равнодушного ко всему, но он не таков, – задумчиво ответила Ива. – Он совсем не таков. То, как он разговаривал со своим секретарём, показало его человеком страстным. Ах, да, если вы спрашиваете, мог ли он физически убить Зулейку, то – да. Мог, я уверена в этом.
– Но я не вижу смысла. Что общего может быть у Карниваля и цирковой гадалки? "Некие предметы"? О, боже, а ещё и этот беглый псевдо-доктор Купер! – Суон изложил то, что стало ему известно об убийстве в отеле. – А что коллекционирует Карниваль?
– Всё. Всё, что достойно восхищения. В основном – древности, но такие разные… – Ива сжала виски ладонями и затрясла головой, отчего подвески на эгрете тревожно заплясали. – Нет, мне положительно надо было ехать в Бат. Сегодняшнее усилие привело меня в ужасное состояние. У меня раскалывается голова… Да, конечно. Он – страстный собиратель, но его коллекция очень разношёрстна, и при этом он очень привередлив. То зеркало, которое для него купили вчера на аукционе, могло бы украсить любой музей, а он швырнул его, словно какую-то пустяковину.
– Хотел бы я теперь получить письмо от Карниваля, – задумчиво сказал Флитгейл. – Тогда я мог бы, наконец, встретиться с ним, и мы бы точно знали, что ему нужно.
– Да, это было бы прекрасно. Но рискованно. Если предположить, будто он убил Зулейку, что ему стоит убить вас, когда он получит желаемое? Если, конечно, вы согласитесь оказать ему помощь, – заметил Суон.
– А я нашёл списки, которые писал Купер, хотя, конечно, они теперь не нужны, – Флитгейл поднялся, вынул из ящика стола толстую тетрадь и показал её присутствующим. Суон особого интереса не проявил, а Ива, казалось, углубилась в чтение бесконечных описаний фрагментов осыпавшихся фресок, архитектурных деталей и предметов из раскопок.
– Какой всё же странный этот лорд Карниваль, экая амбициозная личность… С его положением, с его богатством – право, эти рассуждения о ничтожности денег кажутся лицемерием, – рассуждал Суон, оглядывая спартанскую обстановку гостиной Флитгейла. – Молодость и власть… Чего ещё не хватает лорду Карнивалю? Интересно, чего ему ещё угодно?
– Молодость и власть? Да, пожалуй, есть ещё одно, – то, чего нельзя купить за деньги, – согласно кивнул Флитгейл, замолк, и они с Суоном многозначительно переглянулись, не решаясь озвучить свою догадку.
– О, я тоже подумала об этом, – тоном будничным и безразличным откликнулась Ива, отрываясь от археологических записей, – но зачем, боже милостивый, Карнивалю любовь?
* * *
– Дорогой Суон, я должна попросить у вас прощения за тот… за тот случай с фотографией. Фотографией на вашем столе.
Ива и Суон шли по Дорси-лейн, оставив Флитгейла с его книгами. Ива попросила Суона прогуляться, прежде чем поймать кэб, и теперь они медленно шагали по узкой, плохо освещённой улочке. Рука Ивы лежала на локте инспектора, и она шла, очень прямо держа спину и лишь наклонив голову так, что изгиб её тонкой шеи сзади плавно спускался в чёрный меховой ворот, отливая золотом в свете электрических фонарей.
– Это не зависит от моей воли. Иногда я просто знаю. Не спрашивайте меня – как. Знаю, и всё. Передо мной могут сидеть двадцать человек, и я не буду даже думать о них, но вдруг обнаружу, что о ком-то из них я знаю. Иногда больше, чем мне хотелось бы, – горько усмехнулась ясновидящая. – Иногда мне приходится делать усилия, как на этих сеансах с записками: В основном это трюки и простая логика. Но иногда… Впрочем, я не о том. Я не хотела причинить вам боль. Если бы я могла как-то облегчить ваши страдания… Но вы вряд ли захотите слушать меня после этого.
Суон не знал, что ответить. Он несколько раз кашлянул, помотал головой.
– Простите, я… я не знал, что это так… так серьёзно в самом деле. Я был не готов…
– Да-да, я поступила дурно, – мягко посетовала Ива, – но вы должны знать, Суон, что вы – незаурядный человек. Я счастлива встретить вас.
– Полно, полно, мисс Ива, – засмущался Суон, – я всего лишь полицейский, и я уже достаточно очерствел, чтобы пережить свои воспоминания. А вот мистер Флитгейл, кажется, совершенно влюблён в вас?
– О, нет, он ещё в полной мере не осознал этого, но время покажет, – Ива улыбнулась ясной, безмятежной улыбкой и посмотрела на Суона так, словно желала обнять его, приголубить своим бездонным взглядом. – Завтра я снова навещу нашего больного, и, надеюсь, что-нибудь прояснится. Я так благодарна, что вы доверились мне в этом деле.
– Не знаю, правильно ли я поступил… – буркнул Суон в усы.
– О, вы поступили единственным разумным образом! – горячо заверила Ива. – Поверьте, иначе и должно было случиться. В конце концов, это я послужила виной…
Ива посерьёзнела вмиг. Суон смотрел на неё в глубочайшем изумлении.
– Не смотрите на меня так, дорогой инспектор. Моя ответственность за всё случившееся несомненна. И я ещё сама не знаю, насколько велика эта ответственность.
Глава 11. Ива находит предметы
Джексон встретил Дороти Мадж на пороге секретарской. На нём лица не было. Он осунулся за ночь так, словно пережил страшное горе, глаза его выражали безысходное отчаяние, руки дрожали, словом, он казался глубоко потрясённым и раздавленным.
– Что случилось? Ему хуже? – спросила Дороти тревожным шёпотом.
– Нет. В том-то и дело, что ему лучше, – не своим голосом ответил Джексон, глядя куда-то мимо вошедшей. – Да, простите ради всего святого, я сейчас плохо соображаю. Его светлость сообщил мне, что в ближайшее время мне следует подыскать себе новое место.
– Как, лорд Карниваль собирается вас уволить? – в ужасе переспросила Дороти. – Но почему? Что случилось?
– Дорогая, за вчерашний день произошло столько событий, что я затрудняюсь, с чего начать. Когда вы ушли позавчера, его светлость собрался и выехал, вероятно, в клуб, но ничего не сказал. А вечером нагрянул доктор Хинксли и сделал мне выговор. Подумайте, какая бесцеремонность! Будто бы я могу заставить его светлость сидеть дома! Тем не менее, вчера утром я осмелился просить лорда Карниваля быть более осмотрительным, и получил форменную выволочку. Можете себе представить моё состояние! Но это всё ерунда. Вчера тут была полиция! Инспектор с какой-то глупой фамилией. Впрочем, неважно. После его визита начался совершенный Бедлам. Кажется, лорд в самом деле тронулся рассудком. Он сказал, что собирается покинуть Англию. Он собирается продать дом.
Я должен был догадаться. Да-да, теперь я понимаю! Он же был не в себе в последнее время… Может быть, ещё не поздно обратиться к специалисту по нервным болезням? Боже мой, они разорвут меня на части… я имею в виду родственников.
А ещё он велел мне в течение месяца закончить каталог его библиотеки и коллекции. Он собирается передать их музеям и каким-то благотворительным обществам. Пожалуй, я сам сойду с ума. Я почти закончил каталог его коллекции произведений искусства, но библиотека! Знаете ли вы, голубушка, сколько книг в этой библиотеке? О, бог мой, пока я остановился на третьей тысяче, и конца этому не видно! Пожалуй, когда я получу расчет, я буду совершенной развалиной… Пять лет, пять лет жизни! А ведь мои стихи печатало Нортумберлендское поэтическое общество! Не бог весть какие стихи, но я мог бы, вероятно, со временем… О, это всё пустое!
Из уверенного в своей компетентности профессионального секретаря Эдвард Джексон всего за день превратился в истерически суетливого мелкого клерка.
– Постойте, постойте, – прервала Дороти бессвязный поток речи, – вы хотите сказать, что здесь была полиция?
– Именно, и самым бесцеремонным образом!
– Как это странно! И лорд Карниваль собирается уехать из страны? Но почему? Может быть, это связано с его здоровьем? Он желает поменять климат?
– О, вы думаете – его светлость снизошёл до объяснений? Вы ещё не вполне поняли его характер? И надо распорядиться по поводу гостевой спальни, лорд Карниваль сегодня ждёт кого-то… Боюсь, что вы зря пришли.
Безысходность захлестнула несчастного секретаря, и он в бессилии упал в кресло.
– Что же, побуду здесь, раз уж пришла, – смиренно ответила Дороти, – вдруг что-нибудь понадобится. Мистер Джексон, не предавайтесь унынию. Послушайте, – продолжила она несколько энергичнее, чтобы хоть немного расшевелить секретаря, предавшегося отчаянию, – я не могу смотреть на вас, когда вы в таком состоянии. Вы слышите меня? Я умею печатать на машинке. У меня прекрасный почерк. Раз уж мои услуги медицинской сестры здесь не нужны, я могу сегодня помочь вам с бумагами.
Джексон поднял глаза на Дороти:
– Но… удобно ли это?
– Несомненно, удобно, – решительно ответила та.
– Вы ангел, Дороти, – сердечно произнёс Джексон. – Я печатаю довольно медленно, так что, если бы вы могли перепечатать вот это, – он выложил перед ней ворох рукописных листов, – я был бы вам очень признателен… О, а я даже не могу пригласить вас поужинать! Боюсь, в ближайший месяц я вообще не выйду из особняка!
– Оставьте, Джексон, я делаю, что могу. В конце концов, это тоже своего рода… акт милосердия, – ответила сестра, располагаясь за столом у пишущей машинки. – Это что, рука лорда Карниваля? – поинтересовалась она, приноравливаясь к огромному "ремингтону" и просматривая листы из середины стопки.
– Это? Нет, это писал кто-то из его агентов. Ужасный почерк, не правда ли? – виновато посетовал секретарь.
Дороти решительно застучала по клавишам; Джексон, с восторженным умилением полюбовавшись её энергичной работой, углубился в другие дела. Через некоторое время звякнул электрический звонок. Джексон жестом показал Дороти приостановить работу и выскочил из секретарской.
Пока он получал очередные распоряжения от Карниваля, Ива внимательно и жадно просматривала описания предметов коллекции лорда. О, в залах и в кабинете она видела далеко не всё, чем мог бы гордиться его светлость! Пролистав страниц десять подробного описания живописи, она, наконец, добралась до древностей и буквально впилась глазами в неразборчивые строки.
Сомнений не было – это был почерк доктора Купера, и его манера описывать предметы – дотошная, любовная, почти экзальтированная. Он продал Карнивалю всего с десяток предметов, – но Боже милостивый! – какие это были предметы! Античное золото, индийские драгоценности, китайские камни! Но особенно Иву заинтриговали листы с отсутствующими описями. Да-да, в разных листах какие-то статьи были аккуратно вырезаны. Судя по пропускам, таких описей было две, или три, от силы – четыре, если описания были достаточно краткими, что, впрочем, было не в манере Купера.
– Разве его светлость что-нибудь продавал из своей коллекции? – между делом спросила Ива, когда секретарь вернулся, и она вновь могла приступить к работе.
– Нет, что вы, никогда! – с некоторым даже возмущением ответил Джексон. – Он много покупает, это верно; но чтобы продавать – никогда!
Секретарю пришлось заняться своей работой, а Ива ещё некоторое время сидела, глядя на изрезанные листы и испытывая необыкновенное волнение. Ничто уничтоженное не исчезает навеки. Зияющие пустоты хранили память о беглом, с сильным нажимом и длинными косыми петлями, почерке Купера. Призраки слов, почти невидимая паутина письма колебалась в воздухе, строки торопливо набегали одна на другую, словно опасаясь так и остаться безвестными. Ива хотела различить буквы, но тут Джексон задал ей какой-то вопрос, Ива отвела взгляд от листа, и тени слов растворились в воздухе.
Пришлось отвлечься от записей Купера, да и вообще – от каталога коллекции лорда Карниваля. Пришло время ланча; секретарь, всё более чувствуя себя погробным должником милосердного ангела, принёс в комнату холодный ростбиф и сандвичей, подогрел чаю и устроил небольшой стол у камина.
– Да уж, коллекция Его Светлости впечатляет… – задумчиво сказала Дороти.
– Если бы он не был так несметно богат, он давно разорился бы на своём увлечении. Но вот, сейчас он желает просто отдать эту коллекцию. Всю, всю без остатка.
Теперь Джексон, переживший столь глубокое потрясение, пребывал в меланхолическом настроении.
– Там есть несколько изрезанных страниц… – заметила Дороти.