- Господин повар, я ничего не сделал! Клянусь! Кролик набросился на меня ни с того ни с сего. Вы же видели, я ведь даже не защищался! Чистил себе спокойно редьку, как вы мне велели, а он вдруг взял и швырнул в меня горшок с пшенкой! Хорошо, что она холодная, а не то я бы ошпарился. По-моему, он сумасшедший! И зачем сюда таких берут? Зачем позволяют им жить среди нас? Они же опасны. Вы только посмотрите, какой погром он учинил на вашей кухне! Просто не представляю, как вы, такой милый человек, терпите рядом с собой этого сумасшедшего!
Смягчившись от таких слов, толстяк брякнулся на табуретку и, немного отдышавшись, сказал:
- Не бери в голову, Хасе. Кто-нибудь из ребят поможет тебе, и мы наведем здесь чистоту в два счета. А потом возьмись за суп. Ты хороший парень. Я так и скажу казначеям в конторе.
Тора доложил хозяину о своих открытиях с величайшей гордостью. Акитада, только что доевший дневную порцию риса (взятую в столовой для служащих), выслушал его очень внимательно и сказал:
- Судя по всему, если не считать проверок, которые устраивает жена повара в студенческих спальнях, приход и уход студентов и служащих в ночные часы никто не контролирует. Ворота на ночь закрывают, но любой может перелезть через стену или свободно бродить по территории. - Поразмыслив, Акитада нахмурился. - Разумеется, это означает, что сюда может пробраться и посторонний. Таким образом, круг потенциальных шантажистов существенно расширяется.
Накладывая себе в миску остатки маринованных слив, Тора заметил:
- Готов прозакладывать все свои деньги, что это кто-то из студентов. Эти полуголодные бедолаги подрабатывают на кухне и по хозяйству, чтобы хоть как-то прокормиться. Как насчет Исикавы?
- Исикава нашел себе другое занятие - проверяет студенческие сочинения для одного из профессоров. Вот почему он больше не приходит помогать повару, который, как ясно из твоих слов, не очень-то приветлив со своими работниками. Кроме того, Исикава, по-видимому, займет первое место на экзаменах.
Тора усмехнулся:
- На это ему лучше не рассчитывать. Судя по тому, что говорят в конторе, странные вещи происходят на этих экзаменах. Вы просто не поверите, что там творится! - Смеясь, он рассказал о ставках, которыми занимаются конторщики.
Добродушная улыбка исчезла с лица Акитады, когда Тора упомянул о неприятностях Накатоси после прошлых экзаменов. Напрягшись, он воскликнул:
- Что-о?! Святые небеса! Да это уже не мелкие ставочки нескольких конторщиков! Тут пахнет подтасовкой экзаменационных результатов! - Вскочив, Акитада начал расхаживать по комнате взад и вперед. - Теперь понятно, откуда взялся шантаж. Если это выйдет наружу… а это непременно произойдет из-за чудовищной нищеты студентов, служащих и профессоров… императору придется вмешаться и принять меры. На факультетах пройдут серьезные чистки.
- Я что-то не понимаю, - удивился Тора. - Кому какое дело до этих экзаменов? Так вот, теперь о внуке принца Ёакиры…
Акитада остановился.
- А что о нем?
- Мальчонку привез сюда дядя вечером того же дня, когда его дедушка преставился. Инспектор из конторы сказал, что мальчик выглядел больным. Ему показалось странным, что они запихнули его сюда.
- Да, это и впрямь странно, - кивнул Акитада. - Мальчик ходит на мои занятия. И я очень беспокоюсь за него. По-моему, он действительно нездоров.
- Хотите, я еще похожу поспрашиваю о мальчике? - предложил Тора.
Но мысли Акитады уже снова вернулись к скандалу, грозящему университету, и к смутным подозрениям, в которых он до сих пор не осмеливался признаться даже самому себе.
- Нет, - задумчиво проговорил он. - Теперь иди домой. А мне нужно хорошенько поразмыслить обо всем этом.
Глава 4
Ученые и другие
Акитада долго сидел в задумчивости. Он любил этот университет, несмотря на всю его суровость и строгость, и здешние профессора были его кумирами. Сейчас он пытался понять, не обольщался ли он по поводу предмета своего юношеского почитания. Гораздо легче было представить, что просто несколько человек, поддавшись обычным людским слабостям, совершили дурные поступки, ибо весь университет с его крепкой, устоявшейся за века системой духовных ценностей не мог так разительно измениться за столь короткое время.
Ясно было одно - он должен немедленно предать огласке тот факт, что университетский персонал принимает ставки на результаты годовых экзаменов. Но тогда вскрылось бы и другое - что кто-то подтасовывает результаты экзаменов либо преследуя личные цели, либо за крупные взятки. Сколько невинных людей пострадают от этого скандала? И как отвести подозрение от Хираты и его коллег? И каково придется студенту, которого обманом лишили заслуженной награды отличника? И что делать с истинным виновником? Ведь это, возможно, всего один человек, один во всем университете, имевший наглость подтасовывать результаты самого главного в стране экзамена. Разве можно допустить, чтобы такое произошло снова? В душе Акитады все кипело, восставая против бессовестного обмана.
Но истинная причина его огорчения носила более личный характер. Если он не ошибается и манипуляции с финалистами действительно послужили поводом для шантажа, то в таком случае Хирата должен был знать об этом или по крайней мере догадываться. Почему он скрыл это от Акитады? Если он надеялся сохранить безупречной репутацию университета, то Акитаде следует признать, что Хирата изначально не доверял ему. Тогда зачем он вообще обратился к нему за помощью? Уж не решил ли, что Акитада, как его должник, станет удобным прикрытием для скандала? Эта мысль, сама по себе болезненная, наводила на еще более страшные подозрения. Что, если письмо шантажиста было адресовано самому Хирате?
Исполненный горечи и гнева, Акитада подумал было о том, чтобы отстраниться от дела. Долг перед семьей требовал, чтобы он тщательно оберегал свою репутацию. Если же Акитада согласится прикрывать темные делишки своего бывшего учителя, его собственной карьере, несомненно, придет конец. Но в глубине души Акитада понимал, что не может пойти на этот шаг. Прошлое всегда будет превалировать над настоящим. Долг перед матерью и сестрами казался ему менее важным, чем давняя и глубокая признательность этому человеку и нежная привязанность к Тамако.
Акитада вспомнил, как впервые увидел ее. Тамако была робкой девятилетней девочкой, когда он впервые вошел в дом Хираты, растерянный и смущенный паренек, даже еще не мужчина. "Я привел в дом гостя, - объявил ее отец. - Он будет жить у нас, так что относись к нему как к брату!" И оба они видели в Акитаде родного человека, поэтому очень скоро он почувствовал себя частью их семьи, чего никогда не ощущал у себя дома. Здесь он встретил любовь и заботу, доселе неведомые ему, воспитанному слугами, не избалованному вниманием высокомерной красавицы матери и получавшему лишь побои и унижение от родного отца.
В пятнадцать лет Акитада совершил непростительный поступок. Оказал открытое неповиновение человеку, которого должен был почитать и уважать, - вырвал у отца из рук занесенную для удара бамбуковую палку и сам пригрозил ему. Они находились тогда в кабинете отца, комнате, и по сей день внушающей ему страх. Грозная фигура отца нависла над ним в мерцающем свете свечей, его красивое строгое лицо исказила ярость, вызванная невинным замечанием Акитады по поводу того, что отец не принадлежит к военному сословию. И в тот момент к нему вдруг пришла твердая уверенность, что он больше не сможет выносить жестоких побоев, готовых снова обрушиться на его голову. Вывернув отцу запястье, Акитада отобрал у него палку, прокричав что-то о невыносимой несправедливости. Когда же отец в крайнем изумлении попятился, он пошел на него с занесенной палкой и предъявил ему ультиматум. Если отец дотронется до него еще раз, он ответит ему гораздо более жестоко. Произнеся эти слова, Акитада сломал палку и швырнул ее к ногам господина Сугавары.
Результат был вполне предсказуем, хотя в тот момент Акитада не думал ни о чем подобном. Немедленно призвав в свидетели жену, дочерей и старших слуг, отец объявил свою волю - поскольку Акитада осмелился поднять на него руку и голос, он отныне перестал быть членом семьи.
Гонимый отчаянием, Акитада ушел из родного дома и направился в университет, единственный знакомый ему мир. Там-то его, сидящего на ступеньках факультета права, и нашел профессор Хирата. Выслушав историю юноши, он взял его к себе в дом.
Воспоминание о том времени до сих пор отзывалось болью в душе Акитады, его собственная история напоминала ему о маленьком князе Минамото. Конечно, Минамото моложе и полный сирота, но каковы бы ни были причины страданий и невзгод, их истории похожи. Обоим пришлось жить среди чужих людей, без друзей, в полном одиночестве. Несмотря на столь юный возраст, Минамото получил блестящее воспитание и общался на равных со старшими студентами, но мысли его витали далеко, а вокруг глаз залегли тени. Возможно, он глубоко горевал о своем дедушке. Неужели в семье не нашлось никого, кто позаботился бы о ребенке? И что за дядя такой, этот князь Сакануоэ, который даже для приличия не выждал время, а сразу избавился от мальчика? Судя по имени, этот человек состоял с мальчиком в родстве, был мужем его сестры. Но где же остальные члены клана Минамото?
В жилах мальчика текла императорская кровь, и по его манере держаться было заметно, что он воспитан в высоких традициях императорского двора. Такое воспитание исключало всякую фамильярность и не позволяло Акитаде приблизиться к ученику. Любая его попытка выразить сочувствие отвергалась учтиво, но твердо, однако Акитада тянулся всем сердцем к одинокому ребенку. Ему хотелось стать для юного князя тем, кем когда-то стал для него Хирата.
В этот момент в комнату вошел Хирата, чтобы сообщить о собрании, объявленном Оэ. Надевая перед зеркалом головной убор, Акитада словно невзначай спросил у профессора о результатах прошлогодних экзаменов. Не услышав ответа, он обернулся. Хирата, бледный как полотно, беспомощно смотрел на него.
- С вами все в порядке, профессор? - всполошился Акитада.
Старик медленно кивнул:
- Да, я… я вижу, тебе уже известно. - Он тяжело вздохнул. - Ох, мой милый мальчик, боюсь, это правда. Весьма посредственный студент занял первое место, а молодой человек, от которого ждали победы, оказался на втором.
- Но разве у вас не возникло подозрений? - удивился Акитада.
Хирата отвернулся.
- Конечно, подозрения возникли, но у меня были связаны руки.
Сначала не веривший своим ушам Акитада возмутился:
- У вас были связаны руки? Как это?
Хирата снова повернулся к нему лицом.
- Ты молод и тебе этого не понять. - Голос его дрожал.
Акитада постарался овладеть собой. Теперь ему придется узнать правду, даже если из-за этого испортятся их отношения.
- Поскольку дело касается шантажа, полагаю, вы обязаны дать мне объяснение, господин профессор.
Дрожащей рукой Хирата провел по лицу и кивнул:
- Да, конечно. Я обязан все объяснить и извиниться. Мне следовало давно рассказать тебе. Может, присядем?
Акитада слегка покраснел, услышав эту скромную просьбу, и указал рукой на подушки. Когда они сели, он сказал:
- Мне нужно знать, какова степень вашей причастности ко всему этому. Вы читали сочинение победителя? Присутствовали на его устном экзамене?
- Да, сочинение я читал. Оно было написано превосходным слогом. А вот на устный экзамен меня не приглашали. Там заседала смешанная комиссия из наших старших профессоров и четверых высокопоставленных лиц, назначенных императором. От университета там присутствовали Оэ, Фудзивара и Танабэ.
- Но после опубликования результатов должен был подняться шум. Как повел себя молодой человек, которого несправедливо обошли? Какова была его реакция?
Лицо Хираты выразило напряжение.
- Это юноша из бедной семьи, не имеющей связей, как, впрочем, и большинство наших студентов. Обстоятельства часто вынуждают человека скрывать свою точку зрения. Он не заявил протеста, а я внушил себе, будто нет ничего страшного в том, что другой студент неожиданно обнаружил скрытые таланты. Его сочинение было, бесспорно, блестящим.
Попытка Хираты оправдать себя еще больше удручила Акитаду, и он в сердцах воскликнул:
- Но вы ведь все понимали! Я никогда не замечал, чтобы вы поступались своими принципами. Раньше за вами такого не водилось. И своих студентов вы этому не учите. Я думал о вас лучше!
Хирата вздрогнул и с грустью взглянул на Акитаду:
- Ты еще очень молод. Только в молодости люди считают несправедливость величайшей трагедией. На земле есть вещи и пострашнее, но они знакомы лишь старикам. - Он прикрыл глаза ладонью и, совладав с собой, продолжил: - К сожалению, в истории этого студента и дальше все сложилось далеко не утешительным образом. При распределении его не назначили хотя бы на низкую должность в столице, а направили учителем в одну из северных провинций.
- Святые небеса! Это похоже на ссылку! И он принял ее?
Хирата сжал кулаки и, почти задыхаясь, проговорил:
- Нет. Он покончил с собой, как только узнал об этом.
Акитада не мог вымолвить ни слова. Гнетущая тишина, нависшая над ними, разделила их, словно стена.
Прошло много времени, прежде чем Хирата совладал с чувствами и снова заговорил:
- Теперь ты понимаешь, почему я не сказал тебе правду. Эта история с письмом вымогателя уничтожила, разбила вдребезги мое ненадежное спокойствие. Почти целый год я пытался убеждать себя, что молодой человек покончил с собой по каким-то другим причинам - из-за несчастной любви или денежных проблем. Я считал, что только разочарование в результатах экзамена не способно заставить человека распрощаться с жизнью, когда он талантлив, молод и может пробиться в этом мире, несмотря ни на что. Я даже мысленно упрекал его в том, что он оказался слишком слаб и нестоек для роли победителя, поскольку подтвердил эту слабость самоубийством. Теперь я испытываю чувство глубочайшего стыда и умоляю тебя простить меня за то, что не рассказал всего этого раньше.
Самоуничижение Хираты потрясло Акитаду.
- Да, конечно… - отозвался он, нервно постукивая себя по коленям. - Мне не за что прощать вас, профессор. Напротив, я… сожалею о том, что наговорил вам дерзостей. Ничто не дает мне права на подобный тон. - Акитада помолчал, глядя на склоненную перед ним седую голову, и ему стало стыдно, что он позволил себе подозревать профессора. И все же он спросил: - Но как же?…
Хирата вскинул голову. Лицо его было измученным, осунувшимся, но глаза выражали твердость.
- Как я живу со всем этим? Уверяю тебя, не очень хорошо. Но я должен жить, потому что у меня еще есть здесь два обязательства.
Акитада был потрясен. Он вовсе не хотел причинить старику такую боль; в своей необузданной ярости он просто ни о чем не подумал. Чувства вырвались у него непроизвольно.
- Пожалуйста, простите меня, профессор! Я вовсе не этого хотел. Мне просто нужно было знать, как все произошло. Как получилось, что посредственный студент написал такое блестящее сочинение? Не подменил ли его кто-нибудь в день экзамена?
Хирата немного успокоился, но губы его слегка дрожали.
- Э-эх, Акитада! Мне следовало догадаться, что ты захочешь посмотреть на дело с практической стороны. Отвечу тебе сразу: нет - такое было бы просто невозможно. Мы знаем всех своих студентов в лицо, а с кандидатами, приезжающими из провинций, проводим собеседование. Победитель был нашим студентом. Я сам видел его в день экзамена и читал его сочинение. Оно было написано его почерком.
- А не могло оказаться так, что раньше вы недооценивали его способности?
Хирата поморщился:
- Нет, я уже думал об этом. Экзаменационное сочинение, сделавшее его победителем, далеко выходило за рамки всего, что он делал прежде. В этой работе был оригинальный подход к поставленной и, надо сказать, весьма сложной проблеме; приведенные аргументы были изложены по всем законам логики; обильные цитаты из китайских источников - точны и всегда уместны, да и стиль сочинения носил выдающийся характер. - Помолчав, он добавил: - И эту работу написал студент, даже не знающий толком китайского языка. До сих пор он проявлял плачевную неосведомленность в пяти основных предметах и отнюдь не блистал мыслями на коллоквиумах, где на его родном языке обсуждались текущие вопросы современности. - Хирата провел ладонью по лбу и покачал головой. - Мне больно говорить об этом. Я должен был потребовать проведения расследования.
- Быть может, он запомнил наизусть написанный кем-то другим текст или тайком пронес на экзамен набросок сочинения? - предположил Акитада.
- И то и другое отпадает. Заучивание наизусть не помогло бы ему, поскольку он не имел необходимых знаний по поставленной теме. Кроме того, сомневаюсь, что он достаточно хорошо для этого владел китайским языком. Что же касается наброска, то пронести его он тоже не мог - ты же знаешь, у нас на экзаменах очень строго. Кандидатов обыскивают и усаживают за перегородки, где инспектор факультета вручает им только экзаменационную тему и листы чистой бумаги.
- В таком случае передать ему сочинение мог инспектор.
- Да, мог. - Голос Хираты звучал мрачно, но лицо немного ожило.
- Полагаю, пора назвать имена.
Хирата вздохнул:
- Ладно. Ты ведь все равно узнаешь. Студента звали Окура. Я рад лишь одному - что он получил назначение на государственную должность в ведомство, где не принесет особого вреда. Инспекторами были назначены мы четверо - Такахаси, Фудзивара, Оно и я. Экзаменационную тему вручал Окуре не я. Кто именно вручал ее, можно попытаться узнать у Оэ, поскольку проведением экзамена руководил он.
В это мгновение дверь распахнулась, и в комнату влетел Нисиока.
- Вот вы где! - Он окинул всех быстрым взглядом и возбужденно подергал носом. - Что, важные дела? Или вы забыли, что у нас собрание? Все уже на месте.
- Спасибо, что напомнил, - сухо сказал Хирата, поднимаясь.
Они последовали за Нисиокой в "нандо-инь", центральный зал факультета классической китайской литературы. Как и сказал Нисиока, почти все уже были в сборе - слонялись небольшими группами в коридоре или сидели на своих местах, изучая какие-то листки. Оэ стоял поодаль с Оно, явно давая своему помощнику последние наставления. Возле них вертелся Такахаси с убийственной улыбочкой.
Акитада прошел между ними, раскланиваясь и обмениваясь любезностями, пока не разглядел в толпе знакомое лицо. Старейшина университета, профессор конфуцианства Танабэ, теперь уже и сам заметил его и устремился ему навстречу, приветственно улыбаясь. За эти годы старик заметно осунулся и поседел. Сейчас этому сухонькому человечку с бледным аскетичным лицом и узкими сутулыми плечами завзятого книжника было, вероятно, за шестьдесят.
- Мой дорогой Сугавара! - воскликнул он в ответ на учтивый поклон Акитады. - Как я рад видеть тебя! Нисиока сообщил мне, что теперь ты работаешь у нас. Я с большим интересом следил за твоей карьерой. Несказанно радуют твои связи с князьями Мотосукэ и Косэхира. Одним словом, весьма многообещающее начало.