- Поручик, виноват. коллежский секретарь Сизов. Станислав. Меня, вообще-то, Аркадий Францевич ждёт, - пожимая всем троим руки, неуверенно ответил Стас.
Оговорку он допустил умышленно, чтобы не подумали, что он какой-нибудь "шпак". Кроме того, он что-то смутно помнил, опять же, из художественной литературы, что жандармы сами были весьма заносчивы, и такое простецкое отношение им было не свойственно. Там, кроме того, упоминалось, что жандармам подавать руку, вроде бы, было не принято. Впрочем, это, кажется, касалось военных, а он-то такая же ищейка, как и эти трое. Да, и чёрт с ним.
"За "не знаю" не отвечаю", - озорно подумал Стас, вспомнив, весьма к месту, одну из самых распространённых "откоряк" в блатной среде.
- Аркадий Францевич, по приказу свыше, срочно выехал в Петербург, - сообщил штаб-ротмистр. - Просил передать, чтобы вы выезжали следом. Но сегодня поездов до Петербурга уже не будет. Поедете завтра утром.
- А мы сами завтра уезжаем туда же, - сообщил Всеволод. - Так, что, поедем вместе, если не возражаете.
- Не возражаю, - отозвался Стас, мимоходом подумав, что в компании трёх жандармских офицеров его убить будет несколько посложнее.
- Ну, что, господа? Все формальности улажены, все верительные грамоты вручены, - ехидно встрял лощёный Ники. - Пора за стол! Нет-нет, в ресторане пускай купчишки пьют, нам невместно, - добавил он, увидев, что Стас покосился в сторону ресторана.
Они поднялись в номер, где уже был накрыт шикарный стол. Впрочем, вполне возможно, что шикарным он был только в глазах опера времён перестройки, а здесь считался вполне обычным или, даже, чем-то на уровне нашего "водка, килька, плавленый сырок".
- Я полагаю, мне нужно внести свою долю, - не очень уверенно обратился он к Филиппу Осиповичу, но тот в ответ только махнул рукой.
- И думать не смейте!
- Это стол в вашу честь! - смеясь, пояснил Всеволод. - За спасение господина Столыпина, дай ему Бог долгих лет жизни, и за ваш меткий выстрел!
- Воля ваша, - не стал спорить опер.
Стас сидел в купе, не высовывая носа, а поезд вёз его прямиком в Петербург. Всеволод дрых, как дитя, на верхней полке. Неплохие ребята оказались, эти жандармы. Совершенно ничего общего с тем, что писали о них в книжках его детства. Зато с комитетчиками или, как они сейчас зовутся, с фээсбэшниками - как горошины из одного стручка. Даже пьяные, вели разговор грамотно, говоря много, но ни слова лишнего. И, само собой, "раскручивали" его, как могли. И не их вина, что лишнего ничего так и не узнали.
Стас усмехнулся. Что с них возьмёшь, работа такая. А, вот он много интересного узнал. Потому что на "прочие" темы они говорили охотно и много, а его и не интересовали их секреты. Хватило за глаза и того, что он стал лучше понимать местную расстановку сил. Кстати, она его совсем не обрадовала.
Хотя, с 1907 года стараниями Столыпина волна террора в стране пошла на спад, полностью он не прекратился. По неполным данным, за последние пару лет отмечено около двадцати тысяч (!) террористических актов и экспроприаций, от которых пострадало, по всей империи больше семи с половиной тысяч человек.
- И сейчас всё идёт к тому, что будет ещё хуже, - мрачно поделился прогнозом штаб-ротмистр. - Потому что положение премьера не просто херовое, а наихеровейшее.
- Ну-ка, ну-ка, - заинтересовался опер. - Вот с этого места поподробней, пожалуйста.
Ему разъяснили, что, во-первых, реформы Столыпина нужного эффекта, всё-таки, не дали. Потому, как, возясь с крестьянами, премьер упорно не желает замечать так называемый "рабочий класс".
- А это ему боком выйдет., - пьяно щурясь, покачал указательным пальцем Ники.
Во-вторых, как оказалось, уважаемый Пётр Аркадьевич в правительстве - едва ли, не единственный монархист. Мнения всех остальных колебались от конституционной монархии до анархического антигосударственного общества.
- Все республиканцы и д-демократы, б-бля., - прохрипел уже изрядно "кривой" Филипп Осипович. - Р-робеспьеры, с-суки..
В общем, чудно время провели. Теперь новые приятели дрыхли по своим местам, один Стас думу думал. Завтра они уже будут в Питере. Предстоит встреча с премьером. Он был уверен, что точно знает - чего тот хочет. Вот, только вопрос - надо ли всё это самому Стасу? Не факт, однако.
"А, утро вечера мудренее.", - и, махнув на всё рукой, он завалился спать.
Ещё прощаясь с новыми товарищами, Стас заметил коренастого господина в клетчатом пальто, который поглядывал на него украдкой, но отвернулся, встретившись глазами. На секунду мелькнула малодушная мысль - тормознуть жандармов, сообщить, что за ним опять "хвост", но гордость не позволила.
Однако, получив сигнал тревоги, включились, сами собой, все восемь чувств опера. И, едва попрощавшись, он уже засёк второго. Молодой, элегантно одетый, с дамой, он зыркал на него, но, едва оказывался в поле зрения Стаса, начинал беззаботно смеяться и что-то говорить женщине. Что-то знакомое привиделось оперу, но та стояла спиной. Едва он успел сделать пару шагов, дама, не выдержав, повернула голову. Совсем немного, в три четверти, но он её узнал! Та, что стреляла в него на Фундуклеевской, рядом с киевским "Эрмитажем"! Если до этого момента ещё теплилась слабенькая надежда, что это не слежка, а игра расшалившихся нервов, то теперь последние сомнения отпали. Ждали именно его. И, явно, не затем, чтобы поздравить с прибытием в Северную Пальмиру.
Воспользовавшись тем, что грузный носильщик с чемоданом на плече на миг загородил троицу, Стас быстро вытащил парабеллум и сунул его в карман пальто. Вот, чем хорош Люгер, так это тем, что механизм затвора у него рычаговый. Если карман просторный, вполне можно стрелять, не вынимая руки, прямо сквозь подклад. С рамным затвором такой фокус небезопасен.
Попутно Стас быстро прикинул - а не метнуться ли к поезду? Проскочив под вагонами, можно сильно осложнить задачу этим мокрушникам. Однако, не стал. И не из глупой гордости, а просто мог не успеть. Сделав окончательный выбор, Стас пошёл прямо на "клетчатого". Но тот, неожиданно, сделал шаг навстречу и, вежливо коснувшись пальцами края котелка, тихо сказал: "Штаб-ротмистр Судеев, прислан Петром Аркадьевичем."
- Сзади вас два террориста, - быстро, сквозь зубы, сказал Стас. - Осторожно.
И, не успев договорить, увидел, как молодой, выхватив пистолет, поднимает его на уровень глаз. Между ними двигались люди и стрелять сквозь карман было рискованно. С силой оттолкнув Судеева в сторону, опер присел, уходя с линии огня, и в этот момент загремели выстрелы, возле уха противно свистнула пуля, пронзительно закричала женщина. Вскинув пистолет, Стас выстрелил и увидел, как молодой, пошатнувшись, схватился за грудь и стал заваливаться на стену, оставляя на ней размазанную полосу крови. В ту же секунду голова террористки дёрнулась и затылок словно взорвался, выплеснув на стену тёмно-красный сгусток.
"Ротмистр попал, - машинально отметил Стас, чувствуя, что все эти "гонки" начинают ему надоедать, - нет, точно, пора сваливать. До бесконечности везти никому не может. Не в этот раз, так в следующий укокошат. Настырные ребята.".
- Цел? - коротко спросил штаб-ротмистр.
Стас машинально кивнул, неотрывно глядя на лицо террористки. Большие глаза не мигая, смотрели в серое небо, и только ровная дырочка во лбу говорила о том, что они уже ничего не видят.
"Молодая красивая девка, - с какой-то обидой подумал опер, - и какого хрена тебе было в этих революциях? Влюблялась бы, детей бы рожала, дура, мать твою.".
- Клавдия Кислякова, белошвейка, - негромко сказал появившийся неизвестно откуда городовой. - С полгода уже в розыске висит, висела, - поправился он, - что прикажете, Кирилл Степанович?
- Оформляй всё, как положено, - устало сказал тот. - Рапорта через пару часов пришлю. Поехали, господин Сизов, Пётр Аркадьевич ждёт.
На столе горела лампа под конусным абажуром из ткани, хотя на улице было уже светло.
- Проходите, Станислав, присаживайтесь. Вы сами-то православный?
- Да, - рассеянно ответил он, поудобнее устраиваясь в кожаном кресле. - А что, разве я на русского не похож?
- Имя у вас польское. А они, в основном, латинисты. Ну, да, Бог с ними. Пригласил я вас, вот, по какому поводу. Во-первых, согласны ли вы принять моё предложение? То, что я сделал в Киеве.
- Предложение, чего греха таить, заманчивое, - серьёзно ответил Стас. - Однако, бесплатных пирожных не бывает. Для начала объясните, хотя бы, в общих чертах, что будет входить в мои обязанности? Я пределы своих возможностей знаю и деньги зазря получать не приучен.
Столыпин усмехнулся. Усмешка получилась какая-то коварная и, одновременно, грустная.
- Собственно, ответ - это плавный переход ко второму вопросу.
Он бросил на Стаса испытующий взгляд, но тот никак не прореагировал, просто сидел и ждал. Одно из "золотых правил" опера - если собеседник хочет что-то сказать, не мешай, дай ему высказаться.
- Наши полицейские специалисты изучили ваши документы и пистолет и в один голос утверждают, что и то, и другое изготовлено фабричным способом. Причём, технологии довольно сильно отличаются от ныне существующих. Не то, чтобы они совсем неизвестные, но другие.
В общем, либо вы, действительно, гость из грядущего, либо мы все сошли с ума. А если присовокупить сюда моё неожиданное спасение, то, лично у меня, сомнений не остаётся.
Стас вежливо наклонил голову.
- Теперь о ваших обязанностях. Советник. Тайный, если угодно. Вы знаете наше будущее. Кстати, теперь это и ваше будущее тоже.
- Я понимаю, - криво улыбнулся Стас.
Уж что-что, а это-то он понимал. Как и серьёзность той задачи, которую премьер, эдак, ненавязчиво, пытается на него повесить.
- Мне, вот, простите великодушно, одно непонятно, - продолжил Столыпин. - Государство у вас, как я понял, социалистическое. С какой тогда, спрашивается, стати, вы кровавого царского сатрапа спасать кинулись? Не вяжется как-то, согласитесь.
Министр смотрел пристально.
"Гляди, гляди, - ухмыльнулся, про себя, опер, - сколько на меня уже глядели, ты бы знал, привык, знаешь ли.".
- Ну, государство наше уже месяцев пять, как не социалистическое. Говоря коротко, тот эксперимент, который сейчас начали большевики, признан неудачным. Хотя, конечно, это не может служить вам утешением. Не уверен, что мы можем изменить всё, но кое-что можно попробовать. С вашей помощью, естественно.
- Не хочется мне верить в то, что вы говорите, - медленно сказал премьер. - Но, факты, как говорят англичане, упрямая вещь. Так, помогите! Если мы с вами на одной стороне.
"А вот это не факт, - подумал Стас, - мне теперь окончательно ясно, что монархия, по крайней мере, в том виде, как здесь, своё отжила и подняться ей не дадут, скорее всего, зря, что ли, у меня три курса истфака за плечами? Но как мне в этом убедить правоверного монархиста? Задачка, блин… Этот государь Император мне, говоря откровенно, доверия не внушает".
- Вот, что, Ваше Высокопревосходительство, - решительно сказал Стас. - Давайте-ка, я вам расскажу всё по порядку. А потом скажу - что, на мой взгляд, нужно делать. И тогда уже вы решите - стоит мне предлагать работу или, лучше, в "столыпинский галстук" меня засунуть.
- Зовите меня Пётр Аркадьевич, - коротко ответил премьер. - И не надо из меня чудовище делать. Я слушаю вас очень внимательно.
Глава 7. "Вольный стрелок"
- Ну-с, чем порадуете?
- Вот, - Стас положил перед премьером бювар и потёр пальцами красные глаза.
- Садитесь, Станислав, - кивнул Столыпин, - я вижу, что вы не выспались, но не отпущу пока, простите великодушно. Возникшие вопросы лучше разрешать сразу.
- Да, конечно, - кивнул Стас, присаживаясь.
Спать хотелось смертельно. Настолько, что немело лицо и не слушались пальцы. Чтобы отвлечься, он незаметно, как ему казалось, стал рассматривать Столыпина. Он уже знал, что они с Курловым провели блестящую операцию по обезглавливанию масонских лож. Сейчас уже в прессе стоял такой визг, что закладывало уши.
Ещё бы! Чёрный реакционер Столыпин и жандарм Курлов подняли свои кровавые руки на цвет русского общества. Вот, интересно, врачи, инженеры, учителя - не цвет. А эти бездельники, истово ненавидящие собственную Родину, с потрохами готовые её сожрать - цвет. Чудны дела твои, Господи.
Премьер поморщился, задев раненой рукой край стола. И об этом Стас уже знал. При аресте прибывшей из Франции разведчицы масонов Архангельской-Авчинниковой некий отставной гвардии полковник Козлянинов, выхватив револьвер, успел два раза выстрелить прежде, чем его скрутили. Жандармский офицер, заслонивший собой премьера, был убит наповал, но вторая пуля попала Столыпину в руку.
"Хорошая примета, - подумал опер. - Если бы ты был не жилец, рукой бы не отделался".
Правда, такого "гнойника", который они вскрыли, не ожидали даже сами жандармы. Но, очень быстро сверху пришло высочайшее повеление - аресты прекратить! Ну, и за трое суток Столыпин с Курловым успели немало. Но всё хорошее кончается, закончилось и это. Выйдя от Императора, Курлов отдал приказ: хватит! Документируйте тех, кто уже есть. Поотсекали часть щупальцев, и на том спасибо. А до головы не добраться. Пока не добраться, поскольку она за границей. Тем не менее, российскому масонству был нанесён жестокий удар, от которого оно, будем надеяться, оправится не скоро.
Размышляя, Стас и сам не заметил, как "вырубился". Он очнулся, только когда услышал, как премьер нарочито громко откашливается.
- Да, слушаю вас, - хрипло сказал он, продирая глаза.
Удивительно, каких-то несколько минут сна, а он чувствовал себя совершенно бодрым.
- Сейчас чайку с лимоном выпьем и вы мне кое-что разъясните.
Дверь кабинета тихо открылась и девушка в белой наколке внесла поднос, накрытый салфеткой, и поставила его на стол. На "спасибо" премьера сделала книксен и так же тихо вышла.
- Прошу вас, - Столыпин снял салфетку.
Отхлебнув горячего янтарного чая, Стас почувствовал, что жизнь вернулась к нему окончательно.
- Итак, - пригубив из стакана, премьер ткнул палец в документ. - "Вольный стрелок" - это то, что я думаю?
- Да, - кивнул Стас. - Агент с односторонней связью и чрезвычайными полномочиями.
- С односторонней, это?
- Это значит, что я могу вам, в случае необходимости, позвонить, - продолжил опер. - А у вас связи со мной не будет.
- Мне это не нравится, но объясните.
- Охотно. Мы оба знаем конечную цель задания. Но обстановка уже изменилась. Вы живы, слава Богу, и жандармами, по-прежнему, командует Курлов, а не предатель Джунковский.
- Ну, этот господин в данный момент претендовать может, разве что, на должность старшего по камере, - зловеще оскалился Столыпин.
- Это радует, - скупо обронил Стас. - Но и, лишний раз, подтверждает, что колесо истории изменило ход и события уже не будут развиваться так, как это было в моём прошлом. Я ещё могу, при необходимости, внести нужные коррективы, а вы мне в этом, простите, не помощник.
- Ладно, - кивнул премьер. - Надо, так надо. Теперь по объявлениям в газете.
- По объявлениям, вы регулярно выставляете условленное объявление. Если его не будет, я звоню вам или связываюсь другим способом. Я делаю то же самое. Если мои объявления исчезли, значит, я мёртв или под контролем.
- Ясно, - кивнул Столыпин. - Скажите, а вы их не переоцениваете? Я революционеров имею в виду. Такие сложности.
- Вы их недооценили, - не слишком дипломатично буркнул Стас. - И они вас слопали с потрохами. Я уж лучше перестрахуюсь. Хочется, знаете, в новой России пожить по-человечески.
- Когда планируете начать?
- Да, прямо сейчас и планирую, - пожал плечами опер. - А чего кота за все подробности тянуть?
- Нет, уж, - решительно сказал премьер. - Сегодняшний вечер, пожалуйста, посвятите мне. Я дочерям обещал вас на ужин привезти. А оттуда вас сразу на конспиративную квартиру доставят. Договорились?
- Договорились, - кивнул Стас.
- Станислав, - окликнул его, у самых дверей, премьер. - Я хотел бы вам, на всякий случай, напомнить.
- Да, - повернулся к нему Стас.
- Моя дочь Наталья, после покушения в прошлом году.
- Я помню, - серьёзно ответил он. - Не беспокойтесь, меня трудно смутить такими вещами.
- Благодарю вас. Она ещё не оправилась, ну, вы понимаете.
Стас кивнул. После того, как ему пришлось собирать куски тел вокруг взорвавшегося автобуса, его, наверное, ничем уже пронять нельзя. И другого хватало. Он помнил, конечно, что у Натальи, средней дочери Столыпина, взрывом покалечило ноги. Ну, и что? Хотя, понятно, что он беспокоится. Отец же.
- Мы перед Вами в вечном долгу за спасение папеньки.
- Напоите меня кофе, - улыбнулся Стас. - И будем считать, что мы в расчёте.
Вот, бывает же такое. Ведь самая обыкновенная девушка - круглолицая, глазастая.
По большому счёту, и красивой-то не назовёшь. А вот, поди ж ты. Стас, едва глянул в эти серые глаза, сразу понял, что пропал. Никогда с ним такого ещё не было. Женился, развёлся, слава Богу, хоть детей не было, сейчас бы с ума по ним сходил. И женщин было - не сосчитать, самых разных. Он вдруг почувствовал, как кровь прилила к щекам. Этого ещё не хватало!
- Станислав, - воскликнула младшая, которую звали Елена. - Что вы так покраснели?
- Жарковато у вас.
Бросив взгляд на Наташу, он увидел, что она смущена не меньше его.
- Давайте-ка за стол, молодёжь, - спас положение Столыпин. - Гостя, как и соловья, одними баснями кормить не рекомендуется.
Однако, опер успел заметить, как они с Наташей, пряча улыбки, обменялись быстрыми взглядами.
"Ну-ну, - подумал Стас. - Хихикайте. Да что же такое, в самом-то деле? Неужто я влюбился? Уму непостижимо".
За обедом обстановка разрядилась. Столыпин очень смешно, в лицах, рассказывал разные случаи из своей жизни. Стас улыбался, девушки заливались смехом. Изредка, украдкой, как ему казалось, он поглядывал на Наташу.
- Станислав, ну, так же нельзя, - укоризненно сказала ехидная, как все младшие сёстры, Елена. - Вы на Наташу смотрите, как Казбич на Бэлу - вот, сейчас схватите и украдёте.
Наташа ощутимо порозовела.
- Ленка!
- Увы! - скорчил огорчённую мину Стас. - Мой Карагёз сегодня остался дома. Мы с вашим папенькой приехали на извозчике. А это, сами понимаете, не то.
- Да, - Елена огорчённо вздохнула, озорные глаза так и метали искры. - Нынешние кавалеры - не дикие горцы, романтика им чужда.
- Да, - в тон ей отозвался отец. - И домашние, и не горцы. Ленских всех перестреляли, остались одни Онегины. Простите великодушно, дочки, но кавалера вашего я забираю, - Столыпин-отец, поднявшись из-за стола, согнулся в шутовском полупоклоне.
- Дела, барышни, уж не посетуйте.
- Ну, что ж поделаешь, - печально развела руками Елена. - Забирайте, папенька, всё равно, он для нас уже старый.
Весь вид её выражал воплощённую скорбь, и только озорной взгляд под трепещущими ресницами выдавал, что она с трудом удерживается от смеха.