- Что ты сказал? - Круглые щечки участкового пошли пятнами, а рука сама потянулась к неизменной дубинке, верному другу и справедливому судье в разрешении трудных споров.
- А то, что ты слышал. - Жестом останавливая его, я повысил голос: - А кроме протокола, ты, говнюк, примешь от меня заявление по поводу моего избиения вашими сотрудниками, которых ты, кстати сказать, покрываешь. И заявление это будет написано в двух экземплярах на имя Юрки Шутова. Кажется, он нынче является начальником вашего РОВД?
- Да, подполковник Шутов, ну и что?
- А то, что он мой хороший товарищ и бывший коллега. А кроме того, есть несколько свидетелей моего избиения и в том числе две женщины, наблюдавшие за этим актом из своих окон. Я все сказал, так что, не теряя времени, приступим к оформлению надлежащих документов. Я думаю, у вас найдется пара листов чистой бумаги?
- Ты это… Не горячись…
- А я и не горячусь, говорю спокойно и взвешенно, это у вас, господин капитан, руки почему-то затряслись. Наверное, с большого бодуна или кур по ночам щупать изволили, участковый Оленин. Мне помнится, такой фамилией бахвалился избивавший меня сопляк Стас.
- Не понимаю, о чем вы говорите? - очухавшись, начал занимать оборону капитан.
- В кабинете у Шутова поймешь. Но кажется, я просил бумаги?
- Нет у меня никакой бумаги, и мой вам совет - идите отсюда подобру-поздорову.
- Вроде как бы меня здесь и не было? Не получится, милок.
- Как хотите. Сидите себе на здоровье.
За окном послышался звук подъехавшей машины, и участковый нервно встрепенулся, словно заранее отряхиваясь от грядущих неприятностей.
- Ну как у тебя, Федорыч, все спокойно? - входя, начальственно спросил старлей в камуфляже. - О, а это что за чудо в перьях, где ты его выловил? - кивнув на меня, оскалился парень.
- Да ну его в баню, батальонники его подобрали, доброе дело сделали, а он еще претензии какие-то предъявляет. Права качать начал.
- Так мы его заберем? Поучим малость.
- Поехали. - Решительно поднимаясь, я рванулся к выходу.
- Не надо, сами разберемся. - Оттолкнув меня назад на скамью, капитан убедительно заверил: - Нет проблем, сами…
- Ну смотри, - понимающе ухмыльнулся старлей. - Если все в порядке, то какие могут быть вопросы. Мы отчаливаем.
Подождав, когда отъедет машина с проверяющими, Оленин с нажимом еще раз повторил:
- Сами разберемся. Я правильно говорю?
- Неправильно. Не с чем нам разбираться, и так все ясно.
- Ничего не ясно. Скажи мне, что ты хочешь?
- Достать этого молодого ублюдка по имени Стас. Это первое, а второе - завтра вечером откровенно и сердечно с тобой потолковать?
- На какую тему и где?
- Да хоть бы и здесь, часиков в шесть, а тему мы назовем, если ты ответишь мне на первый вопрос: как мне достать Стаса. Только, пожалуйста, не спрашивай, для чего и почему, мне кажется, тут и так все ясно. Со своей стороны обещаю тебя в это дело не впутывать. Мне показалось, ты этого не хочешь.
- Тебе правильно показалось, но какие гарантии ты можешь дать?
- Гарантии пусть тебе дает врач-проктолог.
- Понятно. Стас, как лицо привилегированное, по субботам и воскресеньям ночует дома, только связываться с ним я тебе не советую, можно запросто потерять башку.
- А это уж не твое дело, говори адрес.
- И именно по этой причине адрес я его не знаю. Но из казармы он выйдет часов в одиннадцать, однако этого я тебе не говорил.
- Лады, а теперь обсудим тему нашего вечернего разговора. Она касается той убиенной старушки, чью квартиру мы вместе вскрывали. Ты удивлен?
- Нет, я сразу тебя вспомнил, но зачем это тебе? Чепуха какая-то.
- Возможно, вечером я об этом тебе скажу. А до того времени тебе нужно как можно больше узнать. Кто этим делом занимается, насколько оно продвинулось и какие по этому поводу рассматриваются версии.
- Ну, кто этим занимается, я могу сказать хоть сейчас. Его крутит Серега Лапшин. Кроме этой бабки, у него еще два или три похожих убийства, но пока, насколько это мне известно, все глухо, все вхолостую.
- Ты не торопись, он завтра работает?
- До обеда должен быть.
- Ну вот и отлично, поговори с ним, предложи поближе присмотреться к патронажной сестре, к почтальону, что разносит пенсии, ну, словом, устрой эдакую пресс-конференцию, цель которой - узнать от него как можно больше. Ферштейн?
- Ферштейн-то ферштейн, а только зачем все это тебе?
- Я бывший следователь.
- Я это понял, ну и что?
- Хочу помочь следствию, а при положительном результате и поимке убийцы могу передать тебе лавровый венок.
- Он мне и на хрен не нужен. Своего дерьма хватает. Поменьше бы меня дергали, и на том спасибо, а то, как папа Карло, пашешь по двадцать часов в сутки… Ни выходных, ни проходных. Скоро баба из дому выгонит.
- Наша служба и опасна и трудна… Ну ладно, до вечера.
- Погоди, еще ночь пережить надо. Может, подвезти тебя?
- Не надо, тачку поймаю, бывай.
- Бывай. Да со Стасом-то поосторожнее, а лучше вообще наплюй и забудь.
- Чтобы он во время следующего дежурства опять кого-нибудь избил до полусмерти? Нет, друг, такого не будет.
Во втором часу ночи я приволокся домой и, не обращая внимания на Милкины стенания, помылся и, уже спящий, завалился к ней под бок.
К воротам, где располагался батальон умненьких детишек, не желающих покидать папкиного крыла, я подъехал к десяти часам. Припарковав машину в неприметном месте, я приготовился терпеливо и долго ждать, заранее предвкушая упоение и всю сладость расплаты с юным поганцем. Потихоньку элитные сынки начали просачиваться через железные ворота. Будущие хозяева жизни выходили в основном группками, оживленно переговариваясь на пальцах. От этой жестикуляции глухонемых олигофренов мне стало почему-то грустно. Наверное, потому, что старею и так было всегда - старшему поколению никогда не нравилось младшее. Диалектика! Но все равно это неправильно, когда молодой балбес, набитый деньгами и папиным авторитетом, не знает, кто такой Мусоргский и с чем едят теорему Пифагора.
Мой длинноносый козел выпрыгнул в компании двух парней, почти сразу с ними распрощался и стремительно двинулся в мою сторону. Такого оборота я не ожидал и чисто рефлекторно перевернул козырек. Неужели эта толстопузая участковая сволочь меня продала? От досады я даже заскрипел зубами. Тысячу раз правы мои знакомые, когда говорят о моей несусветной глупости.
- Мужик, подбрось до Парковой, - через стекло неожиданно заявил Стас. - Не обижу.
- Садись, - отворачивая морду, кивнул я, судорожно соображая, что за всем этим кроется - случайное ли совпадение или продуманный расчет? - Сколько дашь?
- Поехали, говорю же, не обижу, - нагло ответил мерзавец, и я понял, что платить он не собирается. - Давай пошустрее.
- Поехали, - нарочито беспечно ответил я, - домой, что ли?
- Какая тебе разница, тебе сказано куда, вот и езжай, помалкивай.
- Ну, тогда пристегнись, - понимая, что пацан попал как кур во щи, усмехнулся я. - Поедем с ветерком.
- Но-но, папаша, ты не очень-то, - заерзал наглец. - Сбавь обороты, дорога скользкая. Завязывай, тебе говорю, козел старый.
- Не боись, зайчик, дядя Костя свое дело знает. Пристегнись только покрепче.
С трудом вписываясь в рискованный поворот, я вышел на трассу и еще немного добавил газа. Бледный мерзавец одной рукой уперся в приборную доску, а другой судорожно вцепился в ручку двери. Мимо мелькали удивленные лица водителей, которых я обходил то справа, то слева. Ясное дело, что долго такая езда продолжаться не могла. Первый же гаишник непременно сядет мне на хвост. Но мне в таком темпе нужно было продержаться совсем немного, буквально пару километров, а там, за спасительной развилкой, дорога разделялась - одна уходила в город, а другая сворачивала в лес, куда я и стремился. Но именно на этой развилке и стоял гаишник с радаром и радостной улыбкой на лице. Засек он меня сразу, поэтому дергаться дальше мне никакого смысла не было.
- Ну что, отъездился, старичок-лихачок, - восторжествовал юнец. - Не бойся, попробую тебе помочь, только сам сиди и не дергайся.
С этими многообещающими словами он вылез из машины и, подойдя к хранителю дорожного спокойствия, начал возмущенно жестикулировать, тыча ему в нос красную корочку. Гаишник долго сопротивлялся и отрицательно мотал головой, потом вдруг как-то сразу согласился и даже на прощанье пожал моему мерзавцу руку. Это меня насторожило и очень расстроило. Особенно когда мой спаситель небрежно хлопнул дверцей, сел рядом и приказал:
- Все в порядке, только больше так не гони. В другой раз я тебя выручать не собираюсь.
- А что ты ему такое сказал, что он нас почти сразу отпустил?
- Не твоего ума дело. Крути, Гаврила, до Парковой. Что с рожей-то, кто тебе ее так смачно расквасил? Может, помочь?
- Не надо, сам разберусь, - чувствуя, как почва и злость ускользают из-под моих ног, ответил я. - Куда на Парковой-то?
- К десятому дому подрулишь.
- К какому? - удивился я, вспомнив, что именно там мы были вчера в гостях.
- Ты что, папаша, глухой? Видать, круто тебя вчера нахлобучили. Весь фейс расквасили, я тащусь! Убойный тебе хирург попался. Все, батя, приехали, к третьему подъезду причаль. Ой, а бабки-то я позабыл. Ну да ладно, как-нибудь сочтемся, не переживай, папаша, компрессы на ночь делай, полегчает.
- Да ничего, какие уж тут деньги… - останавливаясь, сокрушенно согласился я и ребром правой ладони несильно, но резко стукнул его по кадыку.
Парень вытаращил глаза, тщетно пытаясь открытым ртом поймать хоть капельку воздуха. Я не торопясь обошел машину, отстегнул ремень безопасности и выволок моего клиента на снег.
- Козел, сс ума сс-ошш-ел! - приходя в себя, прохрипел он. - Убью!
Не теряя времени на ненужные разговоры, пальцем в шею я вновь обесточил гаденыша и, перекинув его руку через плечо, затащил в подъезд. В просторном светлом тамбуре подсадил его на приступок к батарее и, похлопав по щекам, спросил:
- Ты, кажется, интересовался, кто мне испортил лицо?
- Ты сумасшедший, - затравленно прижавшись к батарее, проблеял юнец. - Отойди от меня. Ничего я у тебя не спрашивал. Сколько я тебе должен за проезд?
- Нет, ты спрашивал, что за убойный хирург мне попался. Так? Отвечай, или буду бить. Отвечай, паскуда. Так или нет?
- Ну так, - еще ничего не понимая, согласился он.
- Так вот, этот хирург был ты. Или не помнишь?
- Ничего я не помню, - захныкал ночной воитель, - отпустите меня.
- Отпущу, конечно же отпущу, но сначала мы проделаем маленькую косметическую операцию. Я ведь обещал сделать из твоей поганой морды сплошную менструацию, а слово нужно держать.
- Ма-а-а-ма! - вдруг истошно, на весь подъезд завопил он. - Убива-а-ают!
- А вот так мы не договаривались. Придется мне поспешить. - Шлифуя его носатой рожей ребра батарей, я укоризненно заметил: - Зря ты заорал, парень, только себе хуже сделал. Теперь швы неровно срастутся.
- Караул! Убивают!
Сзади мне в шею вцепились когтистые женские руки, и я подумал, что слишком увлекся избиением младенца. Оттолкнув женщину, я бросился к машине, унося с собой ее проклятия и кошачьи визги.
Да, господин Гончаров, сработали вы не очень чисто. Можно сказать, грязно сработали, наверняка эта чертова баба узнала во мне вчерашнего гостя и теперь неприятности неизбежны. Но кто бы мог подумать, что возможно такое совпадение? Наверняка, кроме нее, номер моей машины запомнили пара-тройка праздных соседей, которые с удовольствием выступят в роли свидетелей. Месть состоялась, но никакого удовлетворения она мне не принесла. Не о таком результате я мечтал, да, видно, с самого начала черт подтолкнул его к моей машине. В общем, господин Гончаров, в самое ближайшее время ждите ответного удара от бататового короля, его очаровательной супруги и непосредственно от их чада. Нервное состояние души тебе обеспечено.
Бросив машину на стоянке, с горя я зашел в ближайший буфет и, аккуратно напившись, явился домой. Лучше бы я этого не делал. Не успел я нарисоваться на пороге, как на меня со всей нерастраченной энергией молодого тела обрушилась Милка.
- Козел! Ублюдок! - вопила она совершенно нечеловеческим голосом, пытаясь обезобразить мое и так уже поврежденное лицо. - Садист! На ребенка руку поднял! Убирайся от меня немедленно! Зверь! Убийца! Как только таких земля носит! Убирайся вон! Только учти, даром тебе это не пройдет. Света и Игорь Николаевич подают на тебя в суд. А теперь собирай свои вещи и уматывай.
- Куда? - хладнокровно и резонно спросил я.
- Куда хочешь, хоть к черту на рога.
- Зачем же так. У меня есть квартира, - закидывая свои немудрящие пожитки в сумку, возразил я. - Там живут твои дорогие квартиранты, которых я непременно переадресую к тебе. Папа и мама, дедушка и бабушка, сын да дочурка - весело заживете.
- И заживем, не беспокойся, - затухая, заверила она, - места всем хватит, только бы твою уголовничью рожу не видеть, - уже рационально кипятилась Милка. - Смотреть противно. А кто же это тебя так отделал, дай Бог ему здоровья! Боже мой, глаз-то совсем не видит. Могли ведь убить. Нет, правда, кто тебя так?
- Иди в задницу, - равнодушно посоветовал я, - твое лицемерие надоело.
- Какое еще лицемерие? Я ничего не знаю.
- В таком случае знай. Постарался тот самый ребенок, о котором ты так печешься, причем не один, а в обществе подобных ему недоразвитых мерзавцев. Двое держали, а твой Стасик усердствовал. Удовлетворена?
- Вполне, извини. Меня неверно информировали. Сейчас же позвоню Светлане.
- Можешь себя не утруждать. Наверняка он и ей все преподнес на другом блюде. А если будешь звонить, то передай своему банановому королю, что их заявление в суд обернется против их же сыночка. Самое лучшее в его положении - это засунуть себе банан в задницу, сесть у окна и тихо грустить. Прощайте, дорогая Людмила Алексеевна, все было очень вкусно.
- Перестань, иди ложись, спи и ни о чем не думай - я все улажу. Я сейчас на него так накачу, что мало не покажется.
- Премного благодарен, но в адвокатах не нуждаюсь, сам разберусь.
- Конечно разберешься, только сначала проспись. Кот, пойдем-ка со мной, я что-то интересное тебе покажу.
В шесть часов вечера, как и договаривались, я открывал двери опорного пункта, где так бесславно закончил вчерашний день. Сегодня здесь дежурил молодой парень в штатском костюме чимкентского производства. На мой вопрос, как найти капитана Оленина, он ответил с охотой, пространно и не по-милицейски:
- Если вы Гончаров, то Федорыч просил вас прийти к нему домой, вот он и адрес оставил, да только зря, его дом и так виден. Вот, посмотрите, - подвел он меня к окну, - сразу за магазином высовывается торец четырехэтажного дома. Там, в пятой квартире, он и проживает. Так вы Гончаров?
- Нет, но за информацию спасибо. Как-нибудь непременно ею воспользуюсь.
- То есть как нет? - ошарашенно посмотрел на меня дежурный. - Он же меня предупредил, что придет Гончаров… А вы кто?
- А я начальник четвертого отдела областного управления полковник Зверев. Представьтесь, только сначала поменяйте штаны, дышать невозможно. - Минуту длилась классическая немая сцена. Я улыбнулся: - Успокойся, парень, я пошутил, а пошутил потому, что я Гончаров. - Сняв темные очки, я дружелюбно подмигнул ему единственным открытым глазом и, не давая опомниться, пошел к выходу, однако не удержался, повернулся и добавил: - А штаны все равно поменяй.
Александр Федорович Оленин проживал в обычной двухкомнатной квартире, далеко не блиставшей роскошью. Проживал с женой Ольгой и сыном Кузьмой.
Кажется, к моему приходу готовились, потому что едва я вошел, как меня тут же потащили к столу и, несмотря на все мои возражения, заставили принять посильное участие в семейном ужине.
Когда Ольга принялась потихоньку выносить грязную посуду, а пухлый первоклассник с трудом заглатывал последний пельмень, его папаша заботливо, но строго спросил:
- Кузьма, ты насытился?
- Больше некуда, - с сожалением ответил карапуз и сыто, по-восточному отрыгнул.
- Тогда объясни мне, почему ты до сих пор сидишь за столом?
- Может, утрясется и тогда я смогу поесть еще, - рационально мысля, ответил сын.
- Вот иди на улицу и там утрясай свои проблемы, - решительно приказал отец, отпуская маленькому обжоре ласковую затрещину.
- Спасибо, - обиженно ответил Кузьма, с сожалением покидая комнату.
- И от меня спасибо, - в свою очередь поблагодарил я хозяина. - Только, Александр Федорович, до сих пор не могу понять, чем я заслужил такую честь?
- Все очень просто. Многие из старых работников отдела о тебе помнят и отзываются с большой теплотой. Кое-что из твоих анекдотических похождений мне рассказали, а что-то я и до этого слышал. Только не знал, что это ты.
- Приятно слышать, но перейдем к делу. Что удалось узнать по интересующему меня вопросу?
- Да если откровенно, то ничего, потому как и сам следователь Лапшин ничего дельного сказать не может. Он подумывает, как бы половчее столкнуть этих глухарей на архивную полку. А вот три дня назад, в среду, опять произошло аналогичное преступление. Если тебе это интересно…
- Конечно, конечно, я весь внимание.
- Убит семидесятисемилетний пенсионер Трегубов, правда, в отличие от нашего случая, его труп обнаружили уже вчера. Жил он одиноко, к нему регулярно наведывался сынок, причем приурочивал свой визит к моменту получения пенсии, потому как любил посидеть с папашей за бутылочкой водочки и как следует поговорить за жизнь. Вот он-то и затрубил тревогу, когда вчера вечером нашел отца мертвым и без пенсии. Сегодня его Серега колол, хотел на него папашу повесить, а тот на него с кулаками. Но все равно его пока прикрыли. В этом деле есть один интересный факт, который косвенно подтверждает невиновность сына. Пенсию старик должен был получать в пятницу, а тут неожиданно для нашего времени принесли раньше, аж в среду, и Трегубов-младший об этом не знал, поскольку телефонов у них нет. Вот он и приперся в положенное время, как конь к водопою, а там облом, кто-то папашину пенсию уже оприходовал. Так что, на мой взгляд, сынка держат напрасно. Только для того, чтоб кто-то по этому делу был в загашнике.
- Как был убит старик?
- Веревочкой, так же, как и наша любезная Нина Антоновна.
- Дверь он открыл сам?
- Да, если у преступников не было своего ключа.
- Где он был убит? В комнате или в передней?
- В комнате, и складывается впечатление, что работает одна бригада. Почерк очень похожий. Пять убийств и везде одно и то же.
- То есть в квартирах полный порядок и исчезают только пенсии?
- Нет, в последнем случае прихватили кое-что, кроме пенсии. Старик был фронтовиком и имел кучу наград: медали, ордена, всякие памятные значки. Все эти регалии он хранил на дне шифоньера в старом чемоданчике. Так вот, весь его иконостас, за исключением орденских планок и орденских книжек, ушел.
- Ну вот, а ты говоришь, что везде одно и то же. Александр Федорович, а ведь разница существенная. У Нины Антоновны по шкафам не шарились, а здесь решили поживиться сполна.