Вере отчего-то становится смешно. Забубенная радость овладевает ею. Может, и хорошо, что ничего не было. Все равно в глазах этого азиата она выглядит падшей женщиной.
- Мы с Борисом Ананьевичем немного отвлеклись от ужина, - игриво признается она, наслаждаясь растерянностью Глотова и жадным блеском раскосых азиатских глаз.
В душе Глотова закипает ненависть к несостоявшейся любовнице. Впервые в жизни не он, а его варварским способом склоняли к сексу. Сколько раз он рисковал из-за своего пагубного влечения. И каждый раз проносило. А сейчас вынужден краснеть, как школьник, пойманный в девчачьем туалете. В руках Темирова стопроцентный компромат. Не исключено, что именно он все подстроил. Эта мысль поражает своей простотой. Он в ловушке! Наверняка в номере работает видеокамера! Борис Ананьевич в волнении начинает шарить взглядом по стенам и потолку.
Темиров доволен. Он не обращает внимания на замешательство своего друга. Подходит к Вере.
- Айналайн! Если вам покажется, что я немолодой человек, не верьте глазам своим. Казах молод, пока жив. А жив он столько лет, сколько его любит красивая женщина… А вы, Вера Анатольевна, красивая женщина. Поэтому хочу просить прощения за то, что вынужден прервать ваш дастархан и отвлечь на небольшой серьезный разговор.
- Мне уйти? - с готовностью соглашается Вера.
- А, никогда! Обязательно нужно остаться! Кое-что коснется лично вас. - Темиров обнимает Веру за талию, подводит к дивану, усаживает рядом с собой. Обращается к Глотову. - Слушай, Боке, что ты, понимаешь, не радуешься нашей встрече?!
Борис Ананьевич наливает себе рюмку водки, выпивает и хотя бы внешне приходит в свое обычное высокомерно-безразличное состояние.
- Ну, выкладывай, аксакал, какие дела свели нас на этот раз.
- А, Боке, как можно называть меня аксакалом, когда рядом такая молодая женщина? Дело мое небольшое, поговорим и выпьем за эти глаза. - Темиров гладит Веру по коленке.
Ей отвратительно-сладостно, что азиат принимает ее за рядовую московскую потаскуху. Она не отодвигается и не сопротивляется.
- Мне для разговора необходим еще один человек. Для меня он мальчик, помощник значит, - продолжает Темиров. - Познакомимся.
Глотов вытягивает ноги, руки засовывает в карманы брюк, откидывает голову: "Валяй". Ему ясно, начнутся просьбы, помочь в Москве с кем-нибудь из влиятельных людей устроить аудиенцию.
- Аслан, заходи! - тихо зовет Темиров. И его помощник возникает из-за приоткрытой двери.
Очень полный маленького роста человечек. Глазки заплыли щеками, а рот обозначен тонкой щелочкой. Вере он сразу напомнил китайских болванчиков-мандаринов. Были когда-то такие копилки из фарфора. Кидаешь ему в рот мелкие деньги, а он кивает головой в знак благодарности. Интересно, как отреагирует этот мальчик, если в его рот-щелочку засунуть тысячу долларов? Всем присутствующим Аслан улыбается круглыми щеками. Подкатывает, именно подкатывает, а не подходит. Усаживается в кресло, широко разведя короткие толстые ноги.
- Уважаемый Боке, мы счастливы видеть тебя здоровым. Не скрою, наша встреча не случайна. Я, как видишь, подготовился. Москва - город ненадежный. Языки да уши вокруг. А тут - тишина.
Глотов взрывается, когда его считают дураком.
- Как ты мог знать о моей поездке сюда? Она возникла спонтанно! В течение нескольких часов!
Жаке Темиров подмигивает Аслану. Тот подобострастно смеется щеками.
- Уважаемый Боке, мое жизненное правило - все знать немножко раньше, чем другие. Поэтому со мной так любят иметь дело.
Глотов прикидывает, от кого могла пойти информация. По совету Артема он решил немедленно отправиться в Иваново. В фонде об этом знала секретарша Валентина и, естественно, главбух. Кроме них, только Вера, напросившаяся ехать с ним. Так ему, идиоту, и надо… Вера, без сомнений Вера! Она сообщила Темирову и по его приказу устроила сцену обольщения. Кому верить? Жена близкого друга. Почти доктор наук…
Тем временем казахи, вдоволь насмеявшись, успокаиваются. Темиров становится серьезным, не переставая при этом поглаживать коленку Веры.
- Ладно, Боке, не придавай значения пустякам. Друзья должны встречаться вместе. Слушай, что тебе скажу. Нам известно, ты собрался в депутаты. Дело хорошее. Свои люди везде нужны. Голоса тебе организуем. Хоренчик берет на себя Ивановскую область. А таких Хоренчиков у меня по всей России достаточно. Думаю, мандат тебе обеспечим.
Борис Ананьевич не знает, как реагировать. Неудобно, что при разговоре присутствует Вера. Она в свою очередь ведет себя абсолютно спокойно. Достает любимый тонкий белый мундштук, вставляет в него сигарету. Аслан подскакивает, подкатывается к ней на своих коротких толстых ножках, щелкает - зажигалкой. Темиров ждет, пока Вера прикурит и Аслан вернется в кресло. Потом продолжает:
- Думаю, у депутата много будет работы. А здоровье, Боке, беречь надо. Придется позаботиться о твоем фонде.
- Как это?! - Глотов резко выпрямляется на стуле.
- А… Боке, не кричи. Не буду скрывать от друга. У меня в Казахстане, говоря по-русски, аккумулированы большие средства. Но обложили меня со всех сторон. Я для них - бывший бай. В меня официально разрешили кидать камни. Не уберегусь, настоящий сель обрушат на мою голову. Поэтому я принял такое решение. Делаем твой фонд международным. Основной программой объявляем спасение Аральского моря. Мои коммерческие структуры сбрасывают деньги в этот новый фонд. На западе подбираем еще одного соучредителя. Находим большой заказ на крупные поставки техники для обессоливания берегов и проводим стопроцентную предоплату. Все довольны. Деньги на западе. Фонд процветает. А Арал? На то воля Аллаха…
- Не понимаю тебя, аксакал, - набычивается Борис Ананьевич.
- И не надо, - успокаивает его Темиров. - Депутат и без того много забот имеет. Фондом будет руководить Аслан. Для начала сделаешь его генеральным директором, затем ты в парламент, он в президенты фонда. Хорошо я придумал, скажи? - Темиров заливается довольным смехом. Его мгновенно поддерживает Аслан своими смеющимися щеками. Даже Вера улыбается, глядя на них.
Глотов мрачно ждет, когда они захлебнутся.
- Жаксынбек Темирович, я создавал этот фонд не для того, чтобы он служил крышей финансовым аферам.
- Ай, ай, ай… - еще громче смеется Темиров. - Мне ли не знать. Аслан, покажи документы, пусть уважаемый Боке посмеется с нами… - Тычет пальцем в помощника. - Очень смешные бумажки. По ним даже слепому видно, как в девяносто первом году ты подписывал платежные документы и перегонял деньги со счетов райкома в свой фонд.
Борис Ананьевич возмущенно срывается со стула, подскакивает к Аслану.
- Где документы?
- Не у меня, - тот защищается выставленными руками с растопыренными пухлыми пальцами.
- У прокурора, - забавляется Темиров. Но вдруг переходит на серьезный тон.- Сядь. Не носись, как голодный тигр в клетке. Мы тебя хорошо накормим. Аслан, хоть и молодой мальчик, еще и сорока лет нет, но дело знает. Вера Анатольевна ему поможет. Такая красивая женщина и доктор наук, ценить будем.
- До сих пор не могу защитить диссертацию, - игриво сокрушается Вера.
- Ай, ай… почему так, айналайн? - хитро улыбается Темиров.
- Денег на взятки не хватает, - она делает вид, что шутит.
Темиров крепко сжимает ее круглую полную коленку:
- Знания всегда дорого стоят. Аслан займется вашей защитой. - Тянется к ее уху, заговорщицки шепчет: - Банкет за мной. Какие люди будут пить за вашу красоту и ученую степень.
Глотов на грани нервного срыва. Садится на стул. Скрещивает руки на груди. Старается успокоиться.
- А если я, уважаемый господин Темиров, не соглашусь?
Не отрываясь от уха Веры, Темиров шепчет достаточно громко:
- Кому его согласие нужно? Мне не нужно. Меня больше интересует ваше согласие, айналайн. Вы украсите этот фонд.
Макс пугается, когда его просят
Макс пугается, когда его просят. В налаженный жизненный ритм вдруг влезает чья-нибудь просьба и подчиняет его энергию, ломает планы. Отказывать Макс не способен. Каждый раз дает себе слово, что больше никому никаких одолжений, и снова нарушает его. Вот и новый случай. Звонит их старый приятель Матвей Евгеньевич Туманов. Бывая в Москве, он частенько останавливается в их доме. На правах мужа университетской подруги Веры. В отличие от Матвея Евгеньевича, тихая очаровательная Лиза редко приезжает в гости. Она - домоседка. Любит свою благоустроенную уютную квартиру в сером блочном доме на берегу Балтийского моря. Каждый день подолгу гуляет по песчаным пляжам в полном одиночестве. Переводит английские и американские романы на русский язык. Еще недавно все прибалтийские издательства охотно заключали с ней договора. Теперь - не то. Лиза тоскует. Материально они всегда жили хорошо. Она вышла замуж за Туманова, будучи на пятнадцать лет моложе его. Он тогда вовсю концертировал за границей. Был второй скрипкой в камерном оркестре под руководством Василия Ласкарата. Того самого. Правда, до вчерашнего дня эта фамилия для Макса ничего не значила. Да и то единственное, что он знал о Матвее Евгеньевиче, никак не было связано с музыкой. Скорее с КГБ. Но утверждать определенно он не мог. Просто однажды Макс случайно увидел упавшие с тумбочки у постели, на которой спал Туманов, несколько листков, исписанных крупным почерком. Макс почему-то решил, что Матвей Евгеньевич, как всякий талантливый человек, ведет путевые записки, и проскользнул взглядом по тексту. Речь шла о гастролях в Америке, вернее о поведении каждого музыканта, в том числе и самого Ласкарата. Почувствовав неприятный испуг от прикосновения к чужому позору, Макс бросил листки обратно на пол и на цыпочках вышел из комнаты. Он не мог поверить, зная Туманова - обаятельного, улыбчивого, легкого в общении человека, талантливого, удачливого музыканта, в то, что прочитал. Долго убеждал себя в каком-то недоразумении. И убедил. В конце концов каждый человек имеет право записывать любые наблюдения. Ведь на первой странице не было написано - в Комитет государственной безопасности. До конца преодолеть поселившееся в душе предубеждение не смог, но сохранил с Матвеем Евгеньевичем приятельские отношения. Несколько раз после этого бывал с Верой в Майори, где Туманов принимал их с искренним радушием. Другая, более известная сторона жизни музыканта раздражала его гораздо больше. Это неуемная страсть шестидесятишестилетнего человека к девушкам. Как только они оставались вдвоем, Матвей Евгеньевич начинал в красочных подробностях описывать свою новую интрижку. Иногда даже показывал фотографии, на которых его, как он выражался, "пассии" позировали обнаженными. Поскольку Макс не имел опыта с любовницами, был закомплексован на своих чувствах к Вере, ему всякий раз становилось неловко. Особенно невыносимо было наблюдать во время пребывания в Майори постоянные поцелуйчики, которыми Туманов осыпал ничего не подозревающую милую Лизу. Все эти воспоминания пронеслись в голове после того, как в телефонной трубке раздался высокий жизнерадостный голос Матвея Евгеньевича. Он просит принять его на несколько дней. Разве Макс может отказать? Известие о том, что Вера уехала в командировку, приводит Туманова в неописуемый восторг. "Эх, тряхнем стариной!" - кричит он в трубку и обещает Максу сюрприз.
Сюрпризом оказывается крашеная, занавешенная волосами блондинка. Она отбрасывает волосы, и Макс видит ее сильно накрашенный глаз с колючим оценивающим взглядом. Матвей Евгеньевич, заключив в объятия хозяина, суетливо принимается ухаживать за снимающей шубу из искусственного меха девушкой.
- Милый Макс, это очаровательное создание зовут Надеждой.
- Здрасте! - отрывисто заявляет о себе создание. - Куда у вас тут проходить?
- Сюда, сюда… - Матвей Евгеньевич ведет ее в комнату.
- О! - радуется Надя. - Такая же стенка у моих родителей. Они раньше во всех магазинах стояли.
Макс выразительно смотрит на Матвея Евгеньевича. Тот умоляюще прикладывает руку к сердцу. Закатывает глаза.
- Мотя, а где обещанное шампанское? - командирским тоном вопрошает пассия. После предложения, сделанного Артемием, Надя почувствовала себя причастной к серьезному бизнесу и порученного ей старикашку воспринимает несерьезно. За такого много не заплатят. Поэтому можно вести себя как угодно. Не нравится - пусть застрелится.
Туманов, потоптавшись рядом с ней, спешит на кухню, зовя за собой Макса. Прикрывает дверь, шепчет ему:
- Выручай, дружочек. Такую милую девушку судьба послала. Приюти нас до приезда Веры. Куда ж мне с ней податься. Ваши гостиницы стали не по карману даже таким, как я. Мы здесь тихонечко. Уж извини, чувствую, последняя девочка в жизни. Представляешь, сама влюбилась. Я был в одной организации - солидной фирме. Она там тоже случайно оказалась. Пока я разговаривал с генеральным о финансировании моих сольных выступлений в Австралии, она, понятно, глаз с меня не сводила. Потом в коридоре подходит и трепетно-трепетно спрашивает: "Вы тот самый знаменитый Туманов?" Оказывается, она закончила музыкальную школу. Регулярно слушает мои записи. Посуди сам, мог ли я оттолкнуть и не откликнуться на ее обожание? Я же артист! Меня, понятно, питает любовь моих поклонниц… и поклонников.
Макс впервые попадает в подобную историю. Никогда в их дом девушек не приводили. Раньше Туманову стелили на диване в комнате, а с девушкой придется уступить ему спальню. Разрешить им пачкать простыни? А, впрочем, какая теперь разница? Раньше Макс воспринял бы это как святотатство. Но убив Веру в себе, он тем самым превратил ложе их любви в обычную кровать. Пусть Туманов поганит его с первой попавшейся перекрашенной шлюхой. На молящий взгляд Матвея Евгеньевича пожимает плечами: "Живите…"
Туманов преображается. В порыве прижимает Макса к груди. Шепчет ему на ухо:
- А выпить найдется? Не успел в магазин. Неудобно было тащить туда девушку.
Из комнаты доносится голос Нади:
- Где обещанное шампанское?
Макс шепотом отвечает Туманову:
- Нет у меня шампанского. Спирт, пожалуйста. Литра два имеется.
- Может, Веруня припрятала куда-нибудь?
- Зачем? - удивляется Макс.
- Кто их разберет зачем? Это в женском характере заложено.
- Пойду поищу, - Максу самому неудобно предлагать девушке спирт.
Надя, закинув ноги на подлокотник кресла, смотрит телевизор. Не глядя на вошедшего Макса, требует:
- Видушник-то где? Вруби какую-нибудь страшилку. Страсть как люблю ужасы.
Макса коробит ее просьба. Видео они так и не приобрели. Денег не хватило. Но признаваться этой девчонке как-то неприятно. Поэтому врет:
- Не получится. Сдал в ремонт.
- Тоже "Самсунг", как и телек?
Да.
Надя со знанием дела констатирует:
- Хилая аппаратура. Продавайте и покупайте японскую. Сейчас "Тошиба" в цене. - Крутит головой и добавляет. - Здесь многое пора менять. Интерьер уже не в кассу. Нужно все белое, кожаное, с массой различных подсветок. И чтобы картины висели. Мебельные стенки в одном совке остались стоять.
Макс, не возражая, заглядывает во все отделения презираемой гостьей стенки. В бельевом отсеке действительно находит две бутылки французского белого вина. "От кого Вера их припрятала? Он вино не пьет". Ставит бутылки на журнальный столик. В глаза бросаются грязные растоптанные сапоги, закинутые на кресло. Макс привык, что гости снимают обувь при входе. Но делать замечание не решается.
- Это шампанское? - капризно интересуется Надя.
- Лучше. Коллекционное французское вино, - зло привирает в ответ и уходит на кухню, где притаился Туманов.
Тот явно прислушивался к разговору. Брови взлетают домиком на лоб и притворно интересуется:
- Нашел? Чудесненько. Давай какую-нибудь элегантную закусочку и приступим к банкету в честь моего приезда.
Макс лезет в холодильник. Туманов отправляется к своей пассии.
- Милая Надюша, обещанное вино перед тобой. Через минуту и закусочка появится.
- Поскорее бы. Жрать сильно охота. Куда ты меня привел? Тут даже видушника нет.
- Ну и что, - удивляется Туманов.
- Как что? По-твоему, выпили, закусили и сразу трахаться?
Матвей Евгеньевич от неожиданности опускается в стоящее рядом кресло.
- Милая Надюша… как ты могла подумать. Мы пришли в интеллигентный дом. Макс преподает в МГУ. Его уехавшая в командировку жена вообще доктор наук.
- Надеюсь, твой преподаватель не рассчитывает быть третьим? Я в групповухе не участвую.
Матвей Евгеньевич воспринимает ее слова как остроумную шутку. Смеется, закатывая блестящие от удовольствия глазки.
- Чудо, чудо какая прелесть. Надо же так поставить вопрос… Помню в Германии, я жил у очень милых людей, во всяком случае поначалу показалось. Они поляки из Варшавы. Муж Збигнев замучивал меня игрой в шашки. Прихожу поздно вечером, усталый после концерта, а он меня тащит играть. Играем партию, вторую, третью… Я, понятно, выигрываю. Он злится и заставляет играть еще. В конце концов приходилось поддаваться и проигрывать деньги. Однажды окончательно меня утомил. Я и говорю: "Сыграем на твою жену? Кто выиграет, тот и идет к ней в спальню".
Туманов снова закатывает глаза и заходится высоким смехом.
Надя насмешливо предполагает:
- Ты, конечно же, выиграл?
- Нет, нет… никогда в жизни. Я пошутил. Но как он играл?! Лучше любого чемпиона мира. Зло, напористо, я бы сказал, талантливо. Игра закончилась полным моим разгромом…
- Ну, и чего вспоминать?