- В каком смысле странный?
- Слишком много событий. Тяжело с непривычки. Можешь обращаться на ты, если хочешь.
- Хочу, - он слегка наклонился в ее сторону, - расскажи мне, что с тобой сегодня произошло. Я буду сидеть, смотреть в твои зеленые глаза и слушать.
Даша провела ладонью по лицу. От вина и его взгляда у нее начала кружиться голова.
- Во-первых, у меня глаза не зеленые. А во-вторых, лучше сначала ты расскажи о себе. Ты же первый подошел.
Молодой человек откинулся и забарабанил пальцами по столу. Огромные черные зрачки странно мерцали в слабом свете свечи, завораживали, гипнотизировали.
- Да мне и поведать-то особо не о чем. - Он задумчиво теребил салфетку. - Жизнь в Советском Союзе помню как в тумане - маленький был. Потом переехали в Вену. Учился. Родители хотели, чтобы я, как и они, стал музыкантом, но… - он рассмеялся, - у меня в ушах тамтамы - полное отсутствие музыкального слуха. Все детство надо мной охали, как же так, родители гении, а на мальчике природа отдыхает… До сих пор вздрагиваю при виде скрипки. Однажды, устав от охов и вздохов, подумал и стал ювелиром.
- Кем? - изумилась Даша.
- Ювелиром. Отличная еврейская профессия. Можно сказать, что от родных корней не оторвался.
- И что же ты делаешь? Сидишь в будке с лупой в глазу? - недоверчиво поинтересовалась она.
- Зачем, - Илья покачал головой, - у меня салон. В двух шагах от Санстефанплатц. Дизайн украшений разрабатываю сам, даже получил несколько наград.
- Понятно, - уныло вздохнула молодая женщина.
Где-то совсем рядом била ключом настоящая жизнь. Одни создавали элегантные украшения и продавали их в собственных салонах, а в обеденный перерыв ездили в Прагу пропустить стаканчик вина, другие что-то расследовали по дороге из Линца в Париж… Даже паразитская Светка мотается по Европе как подорванная. А она? Даром что живет в Праге. С тем, что видит каждый день, могла бы жить где угодно: стирка, готовка, уборка… А ведь ей уже тридцать.
- Даша, - прервал поток мрачных мыслей Илья, - еще чуть-чуть, и я сделаю себе харакири. Мне кажется, тебе со мной все хуже и хуже.
В ореховых глазах блеснули слезы:
- Это мне с собой все хуже и хуже…
Он осторожно взял ее за руку.
- Расскажи, что случилось.
- О чем рассказывать? - Даша с силой закусила губу, чтобы не расплакаться. - О том, что я целыми днями кружу по дому? Муж все время на работе, а когда возвращается либо ест, либо спит. Ребенок полдня в саду, полдня на моей шее. Уже пять лет я не работаю, друзей нет, при этом времени на развлечения тоже. О чем рассказывать? О недостиранном белье? Или о том, как в университете я мечтала стать великим искусствоведом, а стала паршивой домработницей?
Упиваясь своим горем, она тем не менее отметила, что упоминание о семье не вызвало отрицательной реакции, неотразимый владелец ювелирного салона лишь слегка поморщился, сделав очередной глоток.
- Насколько я понимаю, сейчас это самая большая проблема в судьбе современной женщины. Хочется и карьеру сделать, и в девках сидеть неохота. Поэтому сначала в институт, потом в декрет. Идея хорошая, но, как известно, в раскоряку жить нельзя. Или - или.
Даша с тоской рассматривала витраж за его плечом. Цветное стекло живописно изображало жуткую сцену последних минут великомученика: несчастного то ли душили, то ли топили, в общем, безвинно убивали.
"Вот помер человек, так хоть память осталась. А я? Сгину, никто и не заметит". Ей захотелось к кому-нибудь прижаться. Хоть к дубовому столу.
- Если ребенок в саду, - продолжал Илья, цепляя вилкой ветчинный завиток, - иди работать.
- Здесь? - она горько рассмеялась. - Кем? Специализация у меня по русскому искусству. Надо заново идти учиться. В Союзе без диплома никуда не брали, а здесь и вовсе никто разговаривать не станет.
Мужчина сложил приборы и махнул рукой официанту , показывая на пустой бокал.
- Хочешь, я в Праге открою салон, все равно собирался расширять дело. Будешь у меня работать.
Даша поперхнулась.
- Прости, что ты сказал?
- Открою салон, будешь у меня работать, - и нежно прижал ее руку к губам.
"Хотела же посмотреть гороскоп, так нет, поленилась, - подумала молодая женщина, выдирая свою руку, - голову даю на отсечение, на сегодня у меня - смерть от кондрашки".
Его поцелуй, как ни странно, отрезвил, вернув способность рассуждать здраво. Красавец-ювелир, или кто он там был на самом деле, не мог влюбиться в нее ни с первого взгляда, ни со второго. Лет пять назад, может быть, но сегодня… Если только в фотографию на паспорте.
"А может, он и вправду маньяк?" - перед глазами возник эпизод с Ольгиной грудью.
- И кем же я там буду, - с усмешкой поинтересовалась она, - швейцаром? Или мне уготована блестящая карьера продавщицы? Представляешь, как будет здорово: в нагрузку к элегантным подвескам не менее очаровательная история о первых серьгах, выкопанных Вулли в Уре. Как ты думаешь, повысит это торговый оборот? Или, например, могу напильником бриллианты обтачивать…
В глазах собеседника блеснул злой огонек.
- А кем же ты хочешь быть? Биллом Гейтсом с лицом Софи Лорен?
- Нет, Софи Лорен с лицом Билла Гейтса. - Встав, она взяла в руки сумочку, намереваясь гордо швырнуть деньги на стол и удалиться. Не хватало еще, чтобы каждый сопляк (а он, очевидно, был младше) вел себя как отец-кормилец.
Но, раскрыв кошелек, молодая женщина с ужасом сообразила, что вот этого как раз и не нужно было делать. Мелочи набиралось приблизительно доллара на два. Высыпать их на стол и уйти - оставить по себе память городской сумасшедшей. Сцена впечатляла: оскорбленное достоинство с разинутым ртом смотрит в пустой кошелек.
Илья с удивлением взирал на нее снизу вверх.
Не вовремя подошедший официант также замер в ожидании.
- Мелочь ищу, в туалет сходить, - брякнула Даша первое, что пришло в голову. Мужчины переглянулись.
- У нас бесплатно, - наконец вымолвил официант, раздумывая, чем вызван ее вопрос - дурным воспитанием или приступом воинствующего феминизма.
- Ты вернешься? - на всякий случай крикнул ей вдогонку Илья.
- Конечно, - как можно язвительнее ответила она, не оборачиваясь, - нам ведь нужно еще обсудить условия контракта.
7
Прикрыв дверь дамской комнаты, Даша подошла к зеркалу. Помада расплылась, щеки горели, взгляд затуманился, и тем не менее она заметно похорошела, лицо приняло давно утраченное боевое выражение. Она стерла бумажной салфеткой остатки помады и накрасила губы заново.
Восьми часов постоянного стресса, пары комплиментов и одного поцелуя хватило, чтобы после долгого перерыва к ней вновь вернулась уверенность в себе и способность думать о чем-либо, кроме семьи. Этот красавчик прицепился неспроста. Но, с другой стороны, если его так заинтересовали Ольгины прелести, какого черта он позвал все-таки ее?
А может, действительно сегодня со звездами проблемы - с утра Светка… И тут Даша ахнула, пораженная внезапным озарением. Сомнений нет, ювелиру с невнятной национальностью и венскими номерами нужна была Лунина. Рубь за сто, что красотка Сью обчистила его салон.
Она горько рассмеялась: так ему и надо. Не будет рот разевать на длинноногих барышень. Привык, что все млеют от его красоты, вот и расслабился.
Все становилось на свои места: Светка Илью ограбила и сбежала, он сразу же передал ее фотографии в полицию, а те в свою очередь на телевидение или в газеты. А может, ювелир и сам заплатил паре изданий. Сол в Линце, почитывая за завтраком утреннюю газету, увидел Светкину фотографию и вспомнил, что где-то эту девицу уже встречал. Пятьдесят обещанных процентов - это половина награды за поимку вора. Все ясно.
Однако вместо облегчения молодую женщину неожиданно охватила ярость.
"Скотина, жлоб проклятый, значит, там он предлагает вознаграждение, а из меня хочет вытянуть нужную информацию за тарелку супа. Да пусть хоть удавится, ничего не скажу!"
Решительно тряхнув рыжей шевелюрой, Даша вышла из туалета, при этом хлопнув дверью так, что немногочисленные посетители ресторана перестали есть и удивленно оглянулись, не рухнули ли стены.
- Я обдумала твое предложение, - не присаживаясь, произнесла Даша и сухо поджала губы, - оно решительно мне не подходит. У меня принцип - не работать в подчинении у человека, с которым хочется переспать. Так что ничего не выйдет. Прощай.
Давно замечено, что красивых людей особенно портит глупое выражение лица. Илья стал похож на рыбу, которую вынули из воды и дали по жабрам.
- Подожди, - в отчаянии выкрикнул он, - подожди, не уходи! Нам обязательно нужно встретиться еще раз.
- Зачем? - холодно поинтересовалась молодая женщина, - я замужем, а мужья, к сожалению, не оценивают подобной дружбы.
- Но ты же пошла со мной в ресторан, - злой огонек снова появился в черных глазах.
- Ну и что? Тогда я хотела есть и не хотела с тобой спать. Теперь все наоборот.
Даша ничем не рисковала, каждая женщина знает, что лучший способ отбить у мужчины охоту к легкому флирту - это равнодушно осмотреть его с ног до головы как кусок свинины за рупь двадцать, мол, с качеством все ясно, да больно цена неподходящая, и в откровенной форме предложить заняться сексом. Восемьдесят пять процентов мужиков сразу отваливают. Остальные пятнадцать составляют глухие, тупые и безнадежно влюбленные. Ни к одной из этих категорий красавец ювелир явно не относился, поэтому он лишь стиснул зубы и махнул рукой, подзывая официанта.
Глава 3
1
Кобург, небольшой прелестный городок, расположенный почти в самом центре Германии, утопал в зелени. Кроны столетних деревьев, переплетаясь широкими, разлапистыми ветвями, превращали его в прохладную, тенистую беседку, в глубине которой прятались по-немецки добротные особняки. В одном из таких особняков и поселилось семейство Либерманов.
Как и подобало приличному немецкому городу, Кобург был насквозь пронизан несокрушимым бюргеровским спокойствием, что вызывало в Левиной душе, привыкшей к разгульному шуму московских улиц, глухую неприязнь как к ни в чем не повинному Кобургу в отдельности, так и ко всей Германии в целом. Язык давался с трудом, а громкая немецкая речь, даже через пять лет проживания здесь, заставляла вздрагивать, будоража генную память.
Во время Отечественной их семья сильно пострадала, но тем не менее, когда пришло время выбирать новую родину, Либерманы дружно указали в сторону Германии. Во-первых, как настоящие евреи, они и в мыслях не могли допустить переезда в Израиль, ну а во-вторых, опять-таки как истинные дети своего народа, справедливо рассудили: кто нам жизнь загубил, тот пусть теперь сам мучается.
Поначалу Лева надеялся, что со временем сможет смириться и с немцами, и с их образом жизни, но… годы уходили, а он по-прежнему не мог найти себе места в этой чужой, неприветливой стране. Искусствоведом Лева был лишь благодаря записи в дипломе, без практики никуда не брали, как, впрочем, и с практикой - безработных и своих хватало, а ни к чему другому его организм приспособлен не был.
В конце концов он принял разумное решение: не забивать себе голову всякими глупостями, а вести светский образ жизни, то есть чтение, спорт, театры. Единственное, что беспрестанно отравляло и без того гнусное существование сибарита в изгнании, так это настойчивое любопытство трудящихся немцев, чем же он все-таки там занимается, как, собственно, зарабатывает на хлеб насущный?
Поначалу на вопрос о работе бывший советский гражданин весело отшучивался, мол, все деньги уже заработал и теперь на заслуженном отдыхе. Получив такой ответ, многие принимали его за издевательство, другие за слабоумие, а третьи со словами "вечно мы должны жидов кормить" начинали подсчитывать, сколько же у него может быть денег.
Наконец, устав от сплетен и пересудов, Лева заявил, что он вот уже несколько лет работает над созданием наиподробнейшей монографии о Древнем Египте. Тому, слава богу, насчитывалось тридцать веков и посему ближайшие сто лет можно было спокойно писать одно только вступление.
2
На самом же деле деньги, которые позволяли ему вести образ вольного художника, имели более прозаическое происхождение и название, а именно "невозвращенный кредит".
История Левиной деловой карьеры была забавна и вместе с тем похожа на сотни других подобных историй рубежа 80-90-х годов.
А началось все с круиза…
Мало кто уже помнит детскую радость советских людей неожиданно открывшейся возможности выехать за границы горячо любимой родины без тещиных и профсоюзных рекомендаций, без унижений и без проницательного майора Пронина в ОВИРе.
Газетное объявление - приглашение в поездку по загадочным дальним странам настолько поразило воображение вчерашней школьницы Светы Луниной, что ни о чем другом она уже думать не могла, и через неделю Лева метался по Москве в поисках двух тысяч долларов, дабы спасти любимую от неминуемой смерти.
- Чахотка, - сквозь слезы шептала Светка, - лечится только морским воздухом. Причем не черноморским, а непременно средиземным.
- А в чем же разница, Светочка? - робко вопрошал несчастный ухажер.
- Спроси у Чехова, - сухо обрезала умирающая, прикладывая окровавленный платочек к губам.
3
Родители категорически отказались от участия в благотворительной акции, заявив, что такую заразу и бубонная чума с ног не свалит, не то что московский воздух. И только добрая тетушка Сима, соблазнившись обещанным высоким процентом, вынула из заветной шкатулки 20 сотенных бумажек. Протягивая деньги непутевому племяннику, она произнесла жалобным голосом:
- Смотри, Левушка, не обмани старую тетю Симу, на похороны себе отложила.
Племянник с удивлением оглядел тетушку, которой, принимая во внимание ее возраст и состояние здоровья, до смерти оставалось добрых лет сорок, от комментариев все же воздержался, поспешив лишь горячо заверить в честности своих намерений.
Две недели круиза, как и полагалось, принесли Светке новых любовников, подарки и веселье до утра. Лева же, жестоко страдая от морской болезни, лежал в полном одиночестве в душной каюте, без еды и секса. Единственным развлечением в промежутках между мучительными приступами рвоты у покинутого влюбленного была возможность горестных размышлений о том, как вернуть деньги.
Наконец, вступив на твердый берег и вдохнув полной грудью целебный столичный воздух, Либерман принял единственное возможное решение: заняться бизнесом, даже не подозревая, сколь тернистым окажется сей путь.
4
В их группе историков-искусствоведов предпринимательской деятельностью занимался один-единственный человек - Вася Карпухин из Читы. Поделившись с ним своими проблемами, Лева моментально оказался втянутым в аферу с дубленками.
- Ты не представляешь, какие у нас шьют дубленки! - восторженно размахивал руками розовощекий крепыш. - Класс! Фирма! От югославских в жизни не отличишь. Нужна всего лишь штука баксов: на билет и задаток. Остальное выплатим, когда продадим. Чистого навару десять тысяч долларов!
Либерман не знал, как выглядят югославские дубленки, но сердце подсказывало, что вполне презентабельно, и воодушевленный неожиданно быстрым решением всех проблем, он на коленях вымолил у тети Симы еще тысячу долларов и сел дожидаться приезда спасительной партии дефицита.
Вася вернулся, как и обещал, через неделю и, немного смущаясь, выложил на колченогую общежитскую кровать двадцать новеньких, хрустящих, стоящих и жутко смердящих дубленок.
Даже такой неискушенный в торговле человек, как Лева, понял, что это конец. Можно было смириться с пронзительным ядовитым запахом, который они источали: продавать товар можно было на морозе. Закрыть глаза на цвет и фасон: вкус - дело глубоко личное. Неспособность дубленки сгибаться в любом направлении хоть и создавала неудобство при движении, но также не была смертельной - не аэробикой же в ней заниматься. Но что абсолютно представить было невозможно, так это того сумасшедшего, который согласится купить зимнюю вещь с рукавами чуть ниже локтя.
Лева, преодолев отвращение, дотронулся до мехового чудища, понюхал, робко потянул за рукава - не растягиваются ли? Но рукава оставались все той же шокирующей длины.
- Что это? - осипшим от горя голосом спросил он товарища.
- Дубленки, - неуверенно ответил тот.
- Вижу, - взорвался несостоявшийся бизнесмен. - Позволь спросить, для кого? Для члена общества давших руки на отсечение?! Ты куда смотрел, когда их брал? Себе в жопу? Что прикажешь теперь с ними делать?
- Придумаем что-нибудь, - робко пискнул Вася, - в Москве чего хочешь продать можно, подумаешь, двадцать дубленок. Да у нас их с руками оторвут, - неосторожно обмолвился он.
- Я тебе, козлу, самому руки оторву! Короче, ищи покупателя где хочешь, но через неделю деньги должны лежать на столе.
На этом деловые переговоры были окончены, и каждый пошел со своим горем дальше. Пню ясно, что ни через неделю, ни через две Лева денег не увидел.
Судьба дубленок сложилась следующим образом: одну забрал себе Вася, в "отопительных" и рекламных целях, вторую - его приятель, лишенный стипендии и родительской поддержки. Оставшиеся восемнадцать штук унесли две мрачные личности, у которых Карпухин имел неосторожность занять полторы тысячи долларов. Кредиторы, брезгливо морщась, затолкали негнущийся мех в багажник, нецензурно выругались и, пообещав в следующий раз набить морду, уехали.
Вася не стал дожидаться ни их, ни Левиного визита, собрал пожитки и навсегда исчез из студенческого общежития.
5
Получив столь предательский удар в спину и окончательно потеряв веру в человечество, Либерман пустился во все тяжкие. Он торговал сибирским кедром, сингапурскими компьютерами и неведомой красной ртутью. На сделку века - продажу двух подводных лодок - приехало восемь человек посредников: разного пола, возраста и национальности, все в деловых костюмах того времени от фирмы "Адидас".
Через полчаса оживленных переговоров выяснилось, что покупателя среди них нет и, вероятно, никогда не было, первый хотел купить для восьмого, таким образом, замкнув круг. Выругавшись и на всякий случай обменявшись телефонами, они разъехались для поиска новых сделок. Так зарождалась в России эра капитализма.
И тем не менее, вопреки всем экономическим законам и здравому смыслу, что-то продавать удавалось, а полученных денег с лихвой хватало на рестораны, такси и Светкины лекарства. Сгубило Либермана то же, что и всех остальных - глупость и жадность.
Как-то под вечер ему позвонил солидный мужчина, представился директором подмосковного пансионата и предложил купить последний по бросовой цене. Цена действительно была выгодной и тем не менее внушительной.
Лева обсудил полученное предложение с двумя приятелями, и было принято единственное неправильное решение - брать кредит в банке. Сказано - сделано.
В результате сделки концессионеры приобрели пачку отксерокопированной бумаги с не поддающимся осмыслению юридическим текстом и размытыми печатями, а также сомнительное право на 99-летнюю аренду ветхого здания с пьющим персоналом и лечащимися пенсионерами.