- А что, когда доллар стоял, не было инфляции? - с некоторым ехидством в голосе поинтересовался Моисеев. - Была, очень даже была. Но кому-то там, - он еще больше понизил голос и показал глазами наверх, - это было выгодно. Чтоб доллар стоял. Он ведь не потому не рос, что не было инфляции, а потому, что были валютные вливания на каждых торгах. Идет игра, Александр Борисович, и игра по- крупному. Вы себе представляете, как можно нажиться на разнице курса?
Турецкий кивнул.
- Не кивайте так, Саша, - Моисеев даже слегка рассердился. - Я вам говорю, на этом можно сделать миллионы. Вы когда-нибудь раньше читали классическую литературу прошлого века? Там часто действуют люди, нажившиеся на биржевых спекуляциях. Это всегда было. А теперь есть и у нас. И как нашей стране свойственно - в особо крупных размерах.
- А помните, чуть больше года назад - афера с этими... авизо на двадцать миллиардов...
- Саша, Саша... - укоризненно покачал головой Моисеев, - что такое двадцать миллиардов?.. Представьте себе, что вы можете управлять курсом доллара...
Турецкий ухмыльнулся.
- Вы можете регулировать спрос и предложение, от которого, между прочим, и зависит цена.
Турецкий махнул рукой:
- Я эту политэкономию...
- Раньше можно было, а теперь, увы, от нее не отмахнешься. Так вот, - продолжал Семен Семенович, - вы устраиваете таким образом, чтобы доллар сначала скакнул вверх, а потом упал. Допустим, вы накануне купили на свои сбережения тысячу долларов...
Услышав такое предположение, Турецкий рассмеялся.
- А когда доллар подскочил на двадцать процентов, вы опять купили рубли - триста тысяч у вас в кармане.
- Рублей
- Потерпите еще три-четыре дня - доллар упадет, и вы купите доллары, если вам так нравится.
- Знал бы прикуп, жил бы в Сочи! - веселился Турецкий. - Это же спекуляция чистой воды!
- Как говорит мой младший, мы, русские, задним умом крепки. Смотрю на вас - вы неисправимы, Саша! Я вам дело говорю. Доллар внезапно поднялся на двести рублей, а вы...
- Но, Семен Семенович, вы же сами только что сказали: двадцать миллиардов - ерунда. Так что вся эта прибыль от скачков - тоже ерунда. Подумаешь, двадцать-тридцать миллиардов.
- Рублей - да, но долларов - нет. Конечно, если у вас действительно тысяча долларов и вы ходите с ними в меняльную контору какого-нибудь банка "Мани-тяп", то заработаете на этом деле лишь на поход в ресторан. Но если вы от того же банка или от кого-нибудь поглавнее крутитесь на валютных торгах, вы начнете ездить на дачу не на Пахру или Пехорку, а на Гавайские острова. Курс доллара сейчас знают все, а объемом торгов никто не интересуется. А вы посчитайте: если купить-продать всего пятьдесят миллионов долларов, а так мало никогда не бывает, и выгадать всего два процента, вы получите каких-то три миллиарда рублей. Но если устроить скачок, то будет уже не два, а десять - двадцать процентов. Это уже не мелочь. Такая дневная выручка сопоставима с годовым бюджетом нашей прокуратуры. Деньги, деньги... При нашей дешевой рабочей силе вы подумайте, Саша, сколько начальства можно на эти деньги купить! И какого начальства! Вот вам и спекулянты.
Турецкий хотел было сказать что-то дежурное вроде: "Да, да, очень интересно", - но что-то в словах Моисеева его задело. Что-то он такое уже слышал. Он попытался вспомнить, что именно, и не мог. Это было как-то связано с Татьяной Бурмеевой. Но не только. Надо бы все как следует обмозговать.
- В этом что-то есть, - задумчиво сказал Саша вслух и тут же услышал:
- Безусловно, Саша, безусловно. Следите за курсом доллара.
"Нажились на биржевых спекуляциях", - вспоминал Турецкий слова Моисеева. Татьяна говорила совсем не о том. "Ни в каких этих спекуляциях", - сказала она, когда речь зашла о делах Леонида Бурмеева. Значит, все-таки знает кое-что о его деятельности, хотя на все прямые вопросы отвечает отрицательно - ничего не знала, ни о чем не догадывалась. И все же слово "спекуляция" она произнесла. Хотя это, возможно, всего лишь совпадение, не более..
Сидя за столом в своем рабочем кабинете, Турецкий, обхватив руками голову, пытался дословно воспроизвести в памяти тот разговор.
"Он не был ни в чем замешан - ни в каких этих спекуляциях". Да, кажется, именно так она и сказала. Правда, в тот момент Турецкий не придал этим словам никакого значения. Он подумал, что Татьяна говорит о торговле, имея в виду, что Леонид не занимается перепродажей товара и потому не может представлять интереса для рэкетиров.
"Но это же чушь, - понял Турецкий после разговора с Моисеевым. - Банкир тоже может быть спекулянтом, да таким, что владельцу коммерческое магазина и не снилось!"
Неужели Моисеев прав - и готовится какая-то крупная финансовая операция? Кто бы мог об этом знать...
"Надо поговорить с Сарухановым, - подумал Турецкий. - Он-то должен в этом разбираться".
Не откладывая дела в долгий ящик, он набрал номер Романовой:
- Шура, ты можешь устроить мне встречу с этим банкиром, которого задержали в Калуге? Да, подозреваемый по делу Карапетяна. Что? А разве он еще под подозрением? Кто, Шведов так считает? Дурак твой Шведов.
Он в сердцах бросил трубку.
Оказывается, Шведов, несмотря ни на что, по-прежнему считает, что Саруханов прибил Карапетяна. Чушь какая-то.
Турецкий набрал номер Шведова:
- Анатолий Федорович, что у вас там с Сарухановым?
- Молчит, мать его так, - ответил Шведов. - Крепкий орешек, но он у меня расколется, вот увидишь.
- Так вроде решено, что он не имел отношения к убийству Карапетяна. Да и убийство-то произошло по ошибке, разве не так?
- Возможно, - уклончиво ответил Шведов. - А вот Нелюбин мне тут подбросил кое-какие оперативные сведения... Извини; Сашка, сейчас не могу, тем более по телефону. Дело очень серьезное. Карапетян, конечно, погиб по ошибке, но в чем ошибка - вот вопрос. Так что потерпи еще немного.
- А мне нельзя допросить Саруханова? - спросил Турецкий.
- Я же тебе говорю - потерпи.
Турецкий понял, что больше ничего не добьется, и повесил трубку.
Тупоумие Шведова и Нелюбина начинало раздражать. Да что на них управы, что ли, нет! "Менты поганые, - подумал Турецкий. - Найдется на вас управа".
Он снова поднял трубку и решительно набрал номер Меркулова:
- Константин Дмитриевич, тут Шведов незаконно держит под стражей Саруханова. Да-да, того самого, из финансовой компании "Вера". Наверняка он что-то знает. А Шведов препятствует допросу, разберись ты с ним, он обязан... Ну, конечно, а у него, видишь, опять эти пресловутые "оперативные данные"...
"Посмотрим, что он сможет сделать против Прокуратуры России", - подумал Турецкий, кладя трубку..
Глава четвертая ГОРОД КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО ЗАВТРА
1
Григорий Иванович не был в Москве уже больше десяти лет. В последний раз он приезжал навестить родственников, и новый, в корне изменившийся облик города потряс его до глубины души.
- Город капиталистического завтра, - говорил он, качая головой, с недовольством и некоторой издевкой, когда Слава вез его на машине по Новому Арбату, который отставной майор по привычке называл Калининским проспектом. - А вот Кутузовский изменился меньше, - удовлетворенно заявил он.
- Что-то ты, дядя, уж слишком ретроградные мысли высказываешь! - со смехом заметил Слава. - Ты все-таки без пяти минут Президент. Надо идти курсом демократических реформ.
- А-а, - махнул рукой Григорий Иванович, - что эти ваши демократы народу дали? Да ты у нас в Ольге спроси кого угодно. Кому все это надо было? Жили люди как жили, и вот на тебе. Взять хоть бы нас со старухой... Думали, получим большую пенсию, будем в старости жить как люди, а что получилось? Спасает только огород, да вот поросят берем. А ведь это все труд...
Грязнов-старший лишь махнул рукой от досады.
Слава хотел было что-то возразить, но вовремя сдержался. К чему было продолжать этот спор, который у него с дядей длился уже не один год. Оставаясь вполне любящими дядей и племянником, в политике они придерживались диаметрально противоположных взглядов. Слава понимал: трудно требовать от старика, чтобы тот перечеркнул всю свою жизнь - кому приятно на старости лет вдруг услышать, что идеалы, в которые ты всю жизнь верил, оказались полной ерундой. Немалую роль сыграл тут и экономический фактор - военная пенсия, когда-то вполне достаточная для нормального безбедного существования, сократилась до размеров жалкого пособия, которое не дотягивало даже до черты бедности.
К сожалению, многие пенсионеры, и не только военные, действительно оказались за бортом современного мира, и Слава Грязнов не насмехался над ними, а искренне жалел этих людей. Не так-то легко на старости лет наблюдать полное крушение привычного уклада жизни и внезапно очутиться в мире, который кажется чуждым и совершенно непонятным.
К тому же дядя был неприятно удивлен, узнав, что Слава ушел из милиции и теперь работает в каком-то крайне подозрительном учреждении - частном сыскном агентстве. В глазах Григория Ивановича это было что-то среднее между кооперативной палаткой и мафиозной группировкой.
- Ты лучше повтори, как тебя теперь звать-называть, - напомнил Слава, чтобы перевести разговор на другую тему.
Грязнов-старший довольно хмыкнул. Ему, артисту в душе, нравился весь этот маскарад.
Что греха таить, в мечтах Григорий Иванович Грязнов не раз уже встречался с Президентом России. Он представляя себе, как во время его визита во Владивосток проберется поближе к Президенту и как шокированы будут охранники и сам российский, глава, увидев среди публики свое почти зеркальное отражение. Но это были лишь мечты, а теперь, кто знает, может быть, он все-таки встретится со своим двойником. И он старательно, как первоклашка-отличник, отчеканил:
- Шумихин Николай Петрович, 1931 года рождения, пенсионер. Проживаю в Екатеринбурге, улица Заводская, 17, квартира 4. Бывший сотрудник Свердловского обкома партии. Приехал, по вызову товарища, то есть тьфу... как говорить-то, Славка, господина, что ли?
- Скажи - Президента России.
- Президента Российской Федерации. Он меня сам вызывал. Только вот с усищами вы, по-моему, маху дали, ребята. Обкомовские работники усов сроду не носили.
Григорий Иванович снова, уже в который раз, ощупал непривычное украшение на своей верхней губе.
- И ладно уж какие-нибудь маленькие, неприметные, - продолжал он, - а то чуть не буденовские приклеили. Да будь я сам на месте охраны, ни в жизнь бы не поверил. Увидел бы усы и засомневался.
Слава Грязнов не мог не согласиться, что в дядиных словах есть некоторая доля правды, но усы - это было единственное, что могло быстро изменить слишком приметную внешность Григория Ивановича.
2
Григорий Иванович свыкся с усами скоро. Уже через пару дней Слава застал дядю перед зеркалом - тот с довольным и гордым видом разглаживал усы, стараясь придать им ту форму, которую считал наиболее правильной.
- А что, Славка, - сказал он, заметив племянника, - ничего мне с усами, да? Никогда я их не носил - по уставу в армии не полагается, а теперь вот подумываю, в отставке-то почему бы мне не отрастить усы. Что ты думаешь?
Честно говоря, Слава ничего об этом не думал.
- Хотя как же я с усами буду Президента играть... - думал вслух дядя. - Нет, видимо, не судьба мне...
Он отошел от зеркала и стал надевать пальто.
- Куда вы, дядя Гриша? - спросил Грязнов, который все-таки немного беспокоился за своего эксцентричного дядю - вдруг тому вздумается на Красной площади удивить народ и он отклеит усы...
- Так, пойду прогуляюсь, не люблю я в четырех-то стенах сидеть. Это не по мне.
- Только, дядя Гриша, пожалуйста, без сюрпризов, ладно? - попросил Грязнов.
- Хорошо, - пожал плечами дядюшка. - За кого ты меня принимаешь? Будто я не понимаю, что приехал не просто так на народ глазеть, а по важному государственному делу.
- Да я в этом не сомневался, - ответил Грязнов.
И все же, когда через четыре часа Григорий Иванович еще не появился, Слава стал не на шутку беспокоиться. Он даже принял решение - еще час, и он звонит Романовой с просьбой организовать розыск Грязнова-старшего. В ожидании дяди он вышел на балкон, всматриваясь в арку, ведущую во двор, - не появится ли высокая плотная фигура отставного майора.
Внезапно его внимание привлекла группа стариков, сидевших на лавочках в противоположном конце двора. Славе померещилось что-то знакомое, он вгляделся - так и есть. Старики собрались вокруг Григория Ивановича, который что-то оживленно рассказывал, размахивая в воздухе руками. Слава напряг зрение, пытаясь различить, есть ли на нем усы. Кажется, да. Он тяжело вздохнул и вышел во двор.
Подходя к группе слушателей, Слава пытался определить, что же такое заливает им дядя. Вскоре до него донеслось:
- Осень у нас на Урале вообще холодная, быстро наступает, а седьмого ноября уже снег повалил. А мне, тогда инструктору обкома, распоряжение - чтобы в два дня все машины по области были стянуты...
"Ого, никак Шумихина играет! - поразился Слава. - Какой артист пропал!" - и, подойдя совсем близко, сказал:
- Николай Петрович, а я вас жду.
- Да, чего-то я засиделся, - кивнул головой Грязнов-старший. - Вот сейчас дорасскажу товарищам историю и иду.
Слава не стал дослушивать историю, а, лишь качая на ходу головой, пошел к подъезду…
3
Пока Григорий Иванович спокойно проживал в гостях у своего племянника, как на зло наступило затишье. Вадим Дроздов не замечал никаких странностей в поведении войск спецохраны, да и полковник Руденко вел себя совершенно обычно, не вызывая больше ни малейших подозрений. У Вадима даже стали возникать безумные мысли - а вдруг он ошибся, вдруг Руденко не имеет к покушению на Президента никакого отношения. Однако он тут же отбросил это нелепое предположение - тогда за покушение ответственен кто-то другой, ведь покушение имело место, и не одно. Скорее всего, рассуждал Дроздов, Руденко, почуяв, что его подозревают, решил на время "лечь на дно". Была и еще одна беспокойная мысль - зачем? Зачем Руденко убирать Президента? Ответа на этот вопрос Дроздов не находил.
Затишье было настолько полным, что казалось зловещим. Дроздову чудилось, что в любой момент может случиться непоправимое. Кажется, никто из его окружения не разделял этих опасений. Сам Президент выглядел спокойным, приняв решение скрыть от общественности информацию о покушениях. Он не предпринял никаких серьезных попыток организовать следствие по этому делу. Это выглядело уже немного неосмотрительно, потому что как частное лицо он мог и не интересоваться вопросом, кто же так настойчиво хочет его убрать, но Яблоков, как глава государства, был просто обязан это сделать.
Впрочем, как подозревал Вадим, Президент мог беседовать на это тему с самим Шиловым. Возможно, они вместе и разработали план, который, естественно, следует держать в секрете, ведь если кто-то из руководства спецохраной оказался впутанным в это дело, значит, нужна сверхосторожность и сверхсекретность. Кто знает, по каким каналам расходится информация.
Внешне же повсюду царило полное довольство и благодушие. Темпы инфляции все замедлялись и, по прогнозам экспертов, к концу декабря обещали стать минимальными за последние три года. Аналитики предвещали стабилизацию рубля и прекращение падения производства. А некоторые, наиболее горячие головы даже прогнозировали начало его роста. Белоруссия и Казахстан все больше созревали для создания единой рублевой зоны, затихла проблема Крыма и Черноморского флота. Президент собирался лететь в Кемерово для встречи с вечно всем недовольными шахтерами Кузбасса.
И все же шестое чувство подсказывало Дроздову, что нужно быть начеку, что вот в такие-то спокойные времена внезапно случается самое непоправимое.
Глава пятая НОВЫЙ ЖИЛЕЦ
1
Сергей Саруханов лежал на нарах и смотрел в стену. Время как будто остановилось. Его охватили отчаяние и полная безысходность, ощущение бессмысленности всего. Он чувствовал себя загнанным в угол, его травили со всех сторон, всюду были враги, и те, реальные, которые хотели расправиться с ним, и слепое правосудие.
Саруханов вспомнил нью-йоркскую статую Свободы, вернее, то, как ее когда-то в советское время обычно изображали в журнале "Крокодил" - с плотной повязкой на глазах. Примерно такой же представлялась ему и российская Фемида.
Нет, она значительно хуже американской, потому что олицетворяет ее не дева с факелом в руке, а тупой милицейский офицер или какой-нибудь убогий следователь, старший советник юстиции, которых за эти дни поменялось уже несколько, и все они одинаково тупо спрашивают:
- Ну что, Саруханов, будем запираться и дальше? Так за что вы убили Карапетяна?
А хуже всех этот Шведов, который что ни день высказывает новые вздорные предположения, стараясь запихать подследственного в какую-то особую "армянскую" мафию, которая специализируется на вымогательстве у банкиров. Мол, раз он, Саруханов, основал финансовую компанию, так исключительно с целью узнать получше финансовое состояние потенциальных объектов шантажа.
"Армянская мафия", - думал Саруханов с отчаянием и даже без злобы. - Это же надо придумать такое! Это же все равно что "белорусская мафия". Ничего человек не понимает".
На самом деле его мало заботил Шведов, хуже было другое - он боялся. Всё эти менты заставляют его заговорить, но он-то знает, что стоит ему раскрыть рот - и он покойник.
Эти недоумки считают, что стены Бутырки ох какие неприступные. Да они тонкие, как бумага. И если те решат убрать его, Саруханова, то никакие советники юстиции не помогут.
Саруханов прислушался. По коридору, заунывно напевая под нос, шел татарин-тюремщик, или, как их теперь называют, надзиратель-контролер следственного изолятора. Сергей вычислил и выделил его одного, потому что тот резко отличался от остальных своим акцентом и тем, что мог сказать хоть какое-то доброе слово. Другие же не имели ни яиц, ни характеров, а были сплошной тупой массой.
Больше всего Саруханова злило то, что вся эта массивная пенитенциарная система не понимала, что действует на руку отнюдь не правосудию, а очень опасному врагу, в сущности, общему у них с Сарухановым. Бессмысленность ситуации настолько угнетала, что Саруханов вдруг разозлился.
Хватит! Он больше не может выносить это вонючий тюфяк, эту камеру. Лучше смерть! Сколько он еще пробудет здесь, в этой клетке? На него повесят убийство Гамика, сколько он получит - десять, пятнадцать лет? Вышку? Уж лучше вышку. Иначе все эти годы ему все равно придется молчать, потому что одно слово - и он смертник.
Саруханову показалось, что он сходит с ума. Он внезапно вскочил с места и бросился к железной двери.
- Эй! крикнул он. - Слышь, ты! Иди сюда!
Монотонное пение смолкло. На некоторое время в тюремном коридоре воцарилась тишина, затем послышалось знакомое шарканье, и голос тюремщика Керима сказал:
- Зачем кричишь? Кричать не положено.