В книжном шкафу лежали старые газеты, мелочи, представлявшие ценность только для хозяина комнаты, и несколько томов по истории тюдоровской эпохи. Середину комнаты украшал толстый ковер с замысловатым узором - "муж незадолго до гибели прислал из Индии", как пояснила леди Пейсон. Наклонившись, Ленокс заметил на ковре несколько вещиц из повседневной жизни пропавшего: моток бечевки (такую обычно используют для посылок), половинку поджаренного мясистого помидора (с трудом верится, что его обронили во время завтрака - до столика слишком далеко), вечное перо и, наконец, карточку с надписью "ОБЩЕСТВО "СЕНТЯБРЬ"". На обороте карточки Ленокс с недоумением обнаружил знак X, в котором сплелись две линии: черная и розовая.
"Общество "Сентябрь""? В его время в Оксфорде не было клуба с таким названием. Непонятнее всего то, что не имеющие ничего общего предметы сгрудились на одном пятачке, тогда как на всем ковре - ни соринки. Чарлз выпрямился. Что особенного в этом месте? Свет из окна сюда почти не падает, тепло от камина не доходит, и от письменного стола не дотянуться, когда просматриваешь почту. (Кстати, на самом письменном столе, напротив книжного шкафа, царил идеальный порядок.) Единственная особенность - равноудаленность от любой из этих точек.
На остальном пространстве не было ничего интересного, за исключением дорожки пепла, явно вытряхнутого из трубки, но почему-то прямо на пол и почему-то по эту сторону окна.
- Ваш сын много курит? - Ленокс обернулся к леди Пейсон, которая так и не решилась переступить порог.
- Нет, насколько мне известно. Когда Джордж приезжал домой, он вообще не курил.
- Похоже на то, да и трубки в комнате я не вижу. Хотя не исключено, что он держит ее при себе. Но зачем вытряхивать пепел на пол, если до окна рукой подать?
- Должна признать, я тоже не понимаю. Мистер Ленокс, вы догадываетесь, что произошло?
- Догадок много, но ответа на ваш вопрос пока нет. Предстоит еще много работы. Я хотел бы осмотреть спальню, леди Пейсон. Может быть, присядете в кресло, а я разожгу камин?
- Нет-нет, я пойду с вами, - твердо сказала леди Пейсон.
Тут на лестнице послышался шум, и оба обернулись.
Чей-то голос уверял: "Говорю же вам, меня ждут, ей-богу", - а голос портье настаивал: "Сэр, я позову, чтобы к вам спустились, это не составит никакого труда". Голос не сдавался: "Конечно, но дело очень срочное", - после чего повисла пауза, за время которой, возможно, монетка с королевским профилем перешла из рук в руки, и обладатель настойчивого голоса беспрепятственно поднялся наверх и вошел в распахнутую дверь.
- Дохлая кошка? - прозвучал вопрос. - Неужели ты пал так низко?
Ленокс улыбнулся:
- Здравствуй, Мак-Коннелл! До чего я рад тебя видеть!
ГЛАВА 7
В узкой комнате стоял полумрак: единственное окошко почти не пропускало света. Спальня, как и гостиная, отличалась простотой, и, как и в гостиной, в ней еще не прибирали. Несмотря на то что постель была раскрыта, одежда перед платяным шкафом раскидана, а вокруг стоящего под окном кресла громоздились книги, дух здесь витал тот же, что в гостиной - светлый, домашний. Очень славный молодой человек, подумалось Леноксу.
Леди Пейсон все-таки присела в кресло, Мак-Коннелл развел огонь в печке.
- Чересчур прохладно, - сказал он, как только вошел. - Надеюсь, дрова ты уже обшарил и никаких улик там больше нет?
Теперь они с Леноксом шаг за шагом осматривали спальню, но пока их единственной находкой оставался дохлый кот, лежавший в самом центре комнаты.
- Ты бы все-таки ввел меня в курс дела, - попросил Мак-Коннелл.
Давно уже доктор не выглядел так хорошо, во всяком случае, с тех пор, как начал пить. Красивый, рослый шотландец смотрел на мир с легкой усмешкой и неподдельным участием. Сказочный брак с красавицей Тото - юной, очаровательной, богатой и вспыльчивой в придачу, привел к тому, что талантливый хирург Мак-Коннелл отошел от практики. Семейной идиллии, однако, не получилось, и временами казалось, что развод неминуем. Тогда-то опечаленный Мак-Коннелл стал искать утешения в бутылке. Правда, в последнее время дела пошли на лад: Мак-Коннелл понемногу приходил в себя, Тото повзрослела. Семейная жизнь - тайна за семью печатями, но у человека все написано на лице: Мак-Коннелл выглядел веселее, особенно когда помогал Леноксу распутывать преступления. Повеселела и Тото. Они стали старше, утратили беспечность, но шторм миновал, и на горизонте брезжил новый берег. Во всяком случае, их друзья горячо на это надеялись. Запавшие глаза шотландца еще напоминали о тяжелых днях, однако радостный настрой, как считал Ленокс, говорил о пусть и не полном, но примирении с Тото.
Чарлз в двух словах объяснил суть дела.
- Только бы не оказалось, что сорвал тебя из-за пустяка.
- Пусть будет кот. Ничуть не хуже, чем все остальное. Животные, растения, минералы - не вижу особой разницы, я больше не лечащий врач. Мне все подойдет.
Говоря это, он улыбался, но Ленокс заметил в его улыбке привычную горечь.
Кот был как кот: белый, лоснящийся, ухоженный. Заколот ударом ножа в шею. Ленокс зажег лампу и нагнулся над трупом, убеждаясь, что орудие убийства и впрямь старомодный ножичек для разрезания конвертов. На широкой серебряной рукоятке выгравирована прописная буква "П".
Мак-Коннелл склонился рядом, провел рукой по кошачьей шерсти.
- Только одна рана, - произнес он. - Непонятно.
- Что именно?
Мак-Коннелл поскреб подбородок.
- Ты когда-нибудь пробовал заколоть кота?
- А как же! Сотни раз.
Шотландец рассмеялся:
- Извини, но коты - животные непокладистые. Их не удержишь: царапают, вырываются. Я вообще, знаешь ли, предпочитаю собак. Шотландские терьеры - просто чудо.
- То есть их убивать приятнее?
- Будет тебе, не ерничай.
- Однако ты прав, вряд ли справиться с ним было легко.
- Вот именно. И дело тут не в силе. Человек хочет ударить в определенное место, животное вырывается, попасть с первого раза вряд ли получится. Я бы не удивился, увидь я семь или восемь неглубоких ножевых ранений, а здесь одно, нанесенное со всей силы.
- Значит, либо убивали вдвоем, либо коту чего-то подмешали? - сделал вывод Ленокс.
- Скажу тебе, как только выясню.
- Давай поднимем его.
Кот был пригвожден к полу, поэтому сначала Мак-Коннелл осторожно вытащил нож и положил его в карман полотняного мешка, захваченного на этот случай. Сам кошачий труп спрятали в мешок.
- Смотри, что это? - спросил вдруг Ленокс.
На полу, в луже крови, валялся пропитанный красной влагой клочок бумаги со следом от лезвия в середине. Ленокс поднял находку. Один уголок не окрасился, край остался голубым: бумага для писем, понял Ленокс. Оказалось, что листок сложен вдвое.
- Здесь написано… написано: х12/42 45 31 25/х2.
Детектив озадаченно взглянул на Мак-Коннелла:
- Ты что-нибудь понимаешь?
- Это по твоей части. - Доктор протянул ему пакетик, и Чарлз, убедившись, что больше отметок нет, положил записку туда.
- Какой-то шифр, но какой? - пробормотал Ленокс.
Он осмотрел всю комнату, но не нашел больше ничего интересного, ничего, что бросалось бы в глаза, как предметы на индийском ковре. Впрочем, с пустыми руками он не остался. На прикроватной тумбочке лежала незаполненная бальная карточка, по всей видимости, с бала в колледже Иисуса. На обратной стороне - одна фраза: "Хорошо, сэр, я так и сделаю" - и подпись: "Роланд Лайт". Леди Аннабел пояснила, что так зовут слугу, который убирает комнаты, разводит огонь в камине и готовит еду. Больше ничего примечательного они не обнаружили.
- Пообедаем? - еле слышно спросил Мак-Коннелл.
- Я не могу оставить леди Аннабел.
- Так узнай, что она намерена делать.
- Хорошо, сейчас.
Леди Аннабел словно застыла, протянув руки к печке и не сводя взгляда с горящих углей.
- Увижу ли я его когда-нибудь? - И она снова сжала ожерелье.
- Я безусловно на это надеюсь, леди Пейсон.
Она вдруг повернулась к Леноксу:
- Но откуда мне знать, что вы правы? Действительно ли вы хороший сыщик?
- Честно говоря, да. Но если вы сочтете нужным обратиться в полицию, то я от всей души поддержу это решение.
- А, полиция… - Она только махнула рукой.
- В любом случае сейчас вам нужнее всего отдых. Может, вернетесь к вашему брату?
- Может быть, - устало согласилась она. - А что предпримете вы?
- Днем опрошу всех, кого найду. Вечером постараюсь увязать полученные сведения. Завтра утром, полагаю, вернусь в Лондон, работы впереди много.
- Вы уедете из Оксфорда?!
- Всего лишь на день-два, леди Пейсон. И разумеется, на это время здесь останется мой надежный друг.
- Кто же?
- Прошу прощения, на этот вопрос я ответить не могу.
Она все-таки согласилась уехать, но перед тем Ленокс долго провожал ее до тоскливо-помпезной кареты и долго уверял, что будет незамедлительно сообщать обо всех новостях расследования.
В это время Мак-Коннелл с аппетитом ел яблоко во дворе Линкольн-колледжа. Полотняный мешок он держал под мышкой.
- Проводил? - поинтересовался врач.
- Да. Бедная женщина, - задумчиво ответил Ленокс.
- Держится из последних сил.
С Хай-стрит они повернули на Корнмаркет-стрит, а оттуда на улицу Сент-Джайлс, где очень быстро отыскался дом номер двенадцать и Ленокс ввел друга в свой любимый оксфордский паб "Ягненок и флаг", ничуть не уступающий "Дерну". (Прогулки по Оксфорду неизбежно превращаются в прогулки по пабам.) Непонятно, как в современном мире сохранился постоялый двор восемнадцатого века. Когда-то давно лошадей тут ждали стойло и охапка сена, путников - место отдыха перед утренним отъездом на север, и в самый неурочный час, в самое скверное ненастье любой странник знал, что получит здесь кружку эля и добрую порцию еды. Да и теперь, если вы в Оксфорде хотели нанять пролетку или кеб, вам стоило идти прямиком в "Ягненок и флаг". С 1695 года это заведение принадлежало колледжу Святого Иоанна. Шесть или восемь причудливых по форме, плохо освещенных, безо всякого замысла слепленных вместе комнат сохранили неповторимый дух времени: под этими почерневшими балками ночевали когда-то короли и выпивали нищие.
Сидя за столиком у окна с видом на широкое поле - угодья колледжа Святого Иоанна, - Ленокс и Мак-Коннелл вели непринужденный разговор. В последние годы совместная работа сводила их все чаще, и секретов между ними почти не было. Прошло не меньше получаса, прежде чем их кружки опустели и Мак-Коннелл решил наконец заказать обед.
- Что можно съесть без риска для здоровья? - поинтересовался он, просмотрев меню.
- Ну, я в свое время перепробовал все, - ответил Ленокс. Сам он после плотного завтрака обедать не собирался.
Мак-Коннелл взял ромштекс, глазунью и картофельное пюре, оба заказали по пинте осеннего эля. Грузный краснолицый бармен принес к тому же сандвич с холодным цыпленком и бутылку пива: Ленокс предусмотрительно запасся на вечер.
Эль и беседа настроили детектива на ностальгический лад, но приятные воспоминания омрачала тревога за Джорджа Пейсона, который - в этом Ленокс уже не сомневался - был славным малым.
ГЛАВА 8
В девяностых годах одиннадцатого века - чуть раньше или чуть позже, история умалчивает, но горечь от битвы при Гастингсе была еще свежа, а со времен "Книги Страшного суда" едва ли прошло десять лет, - на постоялом дворе, а может, в церкви собрались для беседы безымянный клирик и пара студентов. Так зародился Оксфордский университет. Как раз тут из Франции, после студенческого бунта, к неизвестным отцам-основателям потянулись школяры из Парижского университета - и Оксфорд расцвел. Первый университет в Англии, один из немногих в Европе - не прошло и века, как он стал центром высшего образования во всем мире. Прежде всего Оксфорд изумлял количеством собранных книг: сотни и сотни. Благодаря этим книгам и людям, по ним преподававшим, в приходы, раскиданные по всей стране, разъезжались поколения пастырей, неся пастве оксфордское знание, оксфордский образ мыслей, оксфордский подход к обучению. Так возник мир идей, не знавший разницы между Йоркширом и Девоном, так возникло единство взглядов и представлений, впервые объединившее людей во всей Англии, да и во всей Европе.
Ha заре тринадцатого века, в день опять же в анналы не вошедший, появился первый оксфордский колледж - может, Мертон, а может, Университетский. Поначалу, наверное, это вовсе и не колледж был, а дом, где студент мог снимать жилье и столоваться, но с каждым нажитым годом колледжи крепли, число их росло, пока наконец к началу пятнадцатого века не сформировался истинный облик и дух Оксфорда.
У времени свои дары, подумалось Леноксу. В эти окна по-другому - ярче и значительнее - светит полуденное солнце, и даже в зданиях, не посвященных Богу, благоговеешь. Вливаясь в почти тысячелетний поток оксфордских студентов, ощущаешь свою смертность и в то же время - толику бессмертия: ведь это место принадлежит вечности, и ты, стало быть, тоже.
Разглядывая такие родные стрельчатые окна, Ленокс пересек широкий мощеный двор Бейллиол-колледжа, где прошли его студенческие годы. Он улыбался почти счастливо, но с оттенком грусти - как человек, вернувшийся туда, где ему было хорошо. Тогда, переступив порог детства и родительской усадьбы, он попал в неизведанный мир, где ждали новые друзья и новые знания. Какими огромными казались всего несколько центральных улиц Оксфорда, растянувшихся на четверть мили от Сент-Джайлс до Сент-Олдейтс, от колледжа Святого Иоанна до Крайст-Черч, каким несметным - число магазинов на них.
Теперь он стал старше и чувствовал это. Ему почти сорок. Он все еще холостяк. Одни мечты воплотились, другие так и остались мечтами. Чарлз Ленокс с детства знал, что станет членом Парламента - но этого не случилось. Он мечтал о сыне.
Вот что он открыл: именно то, что кажется непременным, иногда не случается. Ленокс-студент этого бы не понял.
Во дворике Бейллиол-колледжа Чарлз провел около часа, размышляя над обстоятельствами дела, и в результате пришел к выводу, что они серьезнее, чем он полагал. В том, что накануне утром молодой Пейсон ничего не объяснил матери, удивительного как раз не было: Ленокс припомнил, как свято оберегают студенты личную жизнь от чужого вмешательства, делая исключение лишь для друзей, так что приди леди Пейсон на час раньше, Джордж все равно ничего бы не сказал. Слишком явное посягательство на независимость. А вот странный, почти нарочитый беспорядок в комнате Пейсона, вкупе с белым котом, который при ближайшем рассмотрении утратил всякую комичность, не сулил ничего хорошего.
Со скамейки во дворике детектив поднялся еще более озадаченным, чем прежде, но теперь он лучше видел, что именно его озадачивает.
Однако нужно отогнать грустные мысли.
Сыщик должен уметь многое, в том числе и перевоплощаться: сейчас Леноксу требовалось стать веселым и легкомысленным. Облокотившись на позолоченную ограду Линкольн-колледжа (куда отправился прямиком из Бейллиола), он примеривался к роли беззаботного дядюшки Джорджа Пейсона, приехавшего навестить племянника. Новоиспеченный дядя вертел в руках тросточку, мычал что-то себе под нос, с интересом разглядывал все вокруг, но при этом не забывал посматривать на ворота, выискивая студента, готового ответить на вопросы не в меру любопытного родственника. В ожидании подходящего собеседника он читал "Таймс".
Газета писала о том же, что и всегда. Пространная статья, осуждавшая принятый летом закон о новом ограничении скорости: до двух миль в час в населенных пунктах, до четырех - за их пределами. Негодующий редактор усматривал в этом "посягательство на привычный распорядок жизни". По уточненным сведениям, Джон Сурратт, предполагаемый соучастник в убийстве Авраама Линкольна, бежал в Канаду, а оттуда перебрался за океан. (Как и многие англичане, Ленокс искренно восхищался президентом Линкольном и внимательно следил за ходом Гражданской войны в Америке. Слава Богу, она закончилась. Одни только списки погибших, публикуемые в газетах, надолго повергали его в отчаяние.) Только что завершилась и Австро-Прусская война - удачный год для сторонников мира во всем мире. Принцесса Хелена, третья дочь королевы Виктории, летом вышла замуж за… Ленокс поискал в газете имя принца, чтобы произнести шутки ради… Христиан Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Августенбург. Силы небесные! Но главная новость, приведшая Чарлза, сына своего времени и горячего сторонника технического прогресса, в полный восторг, - завершена укладка подводного телеграфного кабеля через Атлантический океан! Если он правильно понимал - а он первый признался бы, что понимает мало, - проложенный кабель позволит обмениваться телеграммами между Европой и Америкой! "Что сказал бы мой дед?" - думал Ленокс. "О дивный новый мир"…
Все это время он наблюдал за редкими студентами, появляющимися в воротах колледжа. Первый - высокий юноша, критически взирающий сквозь очки на окружающий мир, не годился. Не годился и второй: с первого взгляда было видно ошарашенного первокурсника. Третий проскочил с такой скоростью, что Ленокс даже рта не успел раскрыть. Зато четвертый, - судя по цветку в петлице, уравновешенный второкурсник, - выглядел бодро, и разговор мог получиться.
С удовольствием входя в роль, Чарлз выдал заготовленную реплику:
- Э… простите, не могли бы вы уделить мне минутку? Бога ради, извините за беспокойство… меня зовут Чарлз Пейсон.
Ленокс пожал руку студенту, который, несмотря на замешательство, ответил вежливым кивком, словно желающие представиться незнакомцы бросались к нему по несколько раз на дню.
- Я решил обратиться к вам. Видите ли, мой племянник, Джордж Пейсон, учится здесь, в Линкольне. В Оксфорде я проездом, и мне, сами понимаете, захотелось его навестить, но никак не могу его отыскать.
- Ах вот оно что. - Лицо молодого человека прояснилось, когда он услышал о Джордже.
- Не подскажете, кто его друзья? Буду вам очень обязан.
- Мне не хотелось бы сообщать сведения, которые могут… могут… Сам, право, не знаю, что они могут сделать.
- Что ж, вполне объяснимо, - устремив взор в небеса, согласился Ленокс. - Знаете, я ведь тоже из Линкольна. Отличный колледж, правда?
Он и сам удивлялся, до чего ему удается роль грубовато-сердечного лондонского бонвивана.
- Юность, спортивные состязания, надежды на будущее. Что ж, не смею задерживать. Еще раз извините, что задержал.
Студент замялся.