К счастью, шляпа Рассела оказалась нашей единственной потерей, машина пролетела у нас над головами и снова стала набирать высоту. Но дальнейшая судьба пилота была под вопросом, и я с тревогой смотрел на болтавшегося в воздухе человека, которого уносила машина. Он почти достиг подножия склона, находившегося в сотне футов под нами, но от земли машину все еще отделяло около двадцати футов. В этот момент аппарат резко развернулся. На секунду нам показалось, что машина снова начнет подниматься, но в следующее мгновение она задела крылом землю, завертелась в воздухе и упала. Ремень, которым был пристегнут пилот, оборвался, и человека отбросило в сторону от искореженного аппарата.
Пока мои коллеги с ворчанием поднимались и отряхивались от земли, я побежал вниз со своей сумкой в руках. Я не был уверен, выжил пилот или нет. К моему удивлению, когда я добрался до места, пилот уже поднялся. Он был не меньше моего потрясен, как ему удалось уцелеть. Я настоял на осмотре, но не нашел никаких повреждений, кроме легкого вывиха лодыжки и царапины на лбу. Однако о машине нельзя было сказать ничего подобного. Одно крыло было полностью оторвано. К чести Стрингфеллоу, он прежде справился о состоянии пилота и лишь затем принялся оценивать степень повреждения машины. Первыми на место происшествия прибежали Хоус с Кэтчполом, за ними следовали Оккам и Бэббидж. Рассел пришел одним из последних; измятая шляпа беспокоила его гораздо больше, чем крушение летательного аппарата.
- Она летает, - проговорил потрясенный Хоус. - Эта чертова штука летает!
- В какой-то степени да, - согласился Кэтчпол.
Стрингфеллоу обратился к пилоту и стал расспрашивать его о полете. Вероятно, он хотел выяснить, не потеряла ли машина управление. Несмотря на то что аппарат превратился в искореженные обломки, в остальном испытание прошло успешно.
Сначала мы хотели отметить успех на ближайшем постоялом дворе, но живший неподалеку Дарвин, узнав о том, что мы находимся в этом районе, отправил посыльного с приглашением посетить его дом. Это предложение было принято единогласно, к тому же день обещал быть солнечным и приятным.
Многочисленные окна смотрели на нас с ослепительно белых стен Даун-Хауса. В разные времена к дому добавлялись новые флигели, включая шестиугольную башенку, пристроенную к незамысловатому зданию в стиле эпохи короля Георга. Пышный сад придавал этому месту особое очарование. На газонах и вдоль тропинок росли цветы и кустарники, привезенные с разных концов света; многие из них, как объяснил нам Дарвин, он покупал во время своих путешествий. Хозяин встретил нас и провел по своим владениям, рассказывая, какие идеи посещали его, пока он гулял по саду или ухаживал за цветами. Без сомнения, подобное многообразие флоры могло вдохновить на создание теории эволюции.
Я немного отстал от остальных и поравнялся с Бэббиджем, который с удовольствием согласился обсудить интересовавшую меня тему. Впрочем, как я и опасался, Дарвин быстро заметил меня и снова начал описывать свои последние симптомы нездоровья. Судя по всему, теперь он пришел к выводу, что причиной многочисленных недугов было насекомое, укусившее его в Южной Америке. Он был полностью убежден в правильности этого диагноза, я же склонялся к мысли, что его недомогание - это результат сильного нервного напряжения. Мои предположения подтвердились, когда он стал рассказывать, как переживал из-за разногласий, вызванных его теорией эволюции.
- Я не могу читать газеты с тех пор, как выступил перед Королевским обществом, - признался он, когда мы догнали остальных. Его описания особенно жестких нападок со стороны Церкви заставили меня вспомнить об испанской инквизиции. "Это так печально", - вспоминал Броди, которому, несмотря на весь его авторитет председателя общества, с трудом удалось сохранять порядок в зале. Я и представить себе не мог, чтобы нечто подобное могло случиться на заседаниях Клуба Лазаря (разумеется, выходка Бэббиджа была не в счет). К счастью, сад действовал на Дарвина успокаивающе; вскоре мы сменили тему и принялись обсуждать использование растительных экстрактов в медицинских целях.
Когда экскурсия подошла к концу, мы собрались под стеклянным навесом, примыкавшим к стене дома, где уже был накрыт стол с чаем и сандвичами и откуда мы могли любоваться безмятежной красотой сада. Неудивительно, что мы снова завели разговор об испытаниях летательного аппарата. К сожалению, Стрингфеллоу не смог присоединиться к нам, чтобы обсудить будущее своей машины, - остался проследить за транспортировкой сломанного аппарата. Теперь никто не сомневался в том, что это устройство могло летать, по крайней мере непродолжительное время, и это произвело на нас сильное впечатление.
- Если бы Бог хотел, чтобы человек летал, то дал бы ему крылья, - как всегда недовольно, проворчал Бэббидж. Хотя, судя по всему, он сам совершал богохульства - достаточно было вспомнить его ботинки для перемещения по воде. Сказав это, он продолжил изучать содержимое сандвичей, вероятно, желая убедиться, что они соответствовали его придирчивому вкусу.
- И они были бы намного прочнее, чем тот аппарат, который сделал Стрингфеллоу, - заметил практичный Гёрни.
- А что думаете вы, Дарвин? - спросил Броди, которому, к моему удивлению, похоже, понравилось утреннее приключение на холме. - Может ли человек летать?
Дарвин глубокомысленно прожевал кусок копченого лосося и ответил:
- С точки зрения эволюции нет никаких оснований утверждать нечто подобное. Я думаю, что птицы, какими мы их знаем сейчас, скорее всего эволюционировали из примитивных ящериц. Это мнение разделяет мой друг мистер Хаксли - вы можете пригласить его в наш клуб. Он далеко не сразу согласился разделить мои идеи, но это удивительный человек и замечательный оратор.
Броди утвердительно кивнул.
- Так вот, - продолжал Дарвин, - судя по тому, что вы рассказали мне об изобретении Стрингфеллоу, вполне вероятно, что однажды люди смогут полететь. Но крылья у них появятся не в результате эволюции, а благодаря изобретательности, которая, в свою очередь, вполне может быть продуктом эволюционного развития.
- Я с вами согласен, - сказал Кэтчпол. Из-за нехватки стульев он, как и я, предпочел стоять за столом. - Но что мы имеем в виду, когда говорим о человеке? Безусловно, нельзя сказать, что все представители человеческого вида равны. Ведь согласитесь, что некоторые из нас, включая всех здесь присутствующих, превосходят по своему уровню развития большинство людей?
- Не понимаю, о чем вы, лорд Кэтчпол, - сказал Дарвин. Однако я видел - он прекрасно понимал, что ему пытаются сказать.
- Мы - маленькая группа, элита, обсуждаем эволюцию человечества, в то время как подавляющее большинство озабочено лишь одним вопросом - как добыть себе пропитание.
- Возможно, так оно и есть. Но вы как промышленник должны знать, что в основе неравенства лежат экономический и социальный факторы, и это вовсе не говорит о более низком развитии отдельных людей.
Даже если Кэтчпол и знал об этом, то признать правоту Дарвина не захотел.
- Я сильно сомневаюсь, что эти факторы могут объяснить, почему один класс оказывается выше другого или одна раса позволяет, чтобы ее поработила другая.
- Полагаю, вы говорите об африканских рабах, которые собирают ваш хлопок в Америке?
- В том числе и о них.
Витуорт хотел вставить слово, но я опередил его:
- Сэр, при всем моем уважении к вам, я считаю рабство отвратительным, а вашу попытку легализовать его с помощью теории мистера Дарвина - крайне неприглядной.
Лорд презрительно поморщился, а затем продолжил обычным сдержанным тоном:
- Я лишь воспользовался теорией Дарвина, чтобы доказать - эволюция ответственна в том числе и за деяния человека. Она в равной мере может объяснить возникновение рабства или способность человека к полетам, так же как и появление оперения у птиц.
Дарвин нахмурился, его густые брови изогнулись, как лохматые гусеницы.
- Я согласен с доктором Филиппсом: вы неправильно интерпретировали мои идеи, лорд Кэтчпол. Однако уверен, что вы не последний, кто попытается использовать теорию эволюции, чтобы оправдать превосходство одной расы или класса над другими. Я прекрасно знаю, что открыл ящик Пандоры. А теперь извините меня, джентльмены, я что-то неважно себя чувствую и хотел бы отдохнуть.
- Хорошо сказано, доктор Филиппс, - прошептал мне на ухо Оккам, подходя сзади и наблюдая, как лорд Кэтчпол направился в сторону поджидавших нас экипажей.
- Думаете, он и есть наш человек? - спросил я.
Оккам покачал головой.
- Безжалостность к окружающим еще не делает человека убийцей. В противном случае большинство известных нам людей сидели бы сейчас за стенами Ньюгейта.
Разумеется, он был прав.
- Трудно быть милосердным, если управляешь хлопковой империей.
- Да, как говорится, с добрым сердцем не заработаешь больших денег. Возможно, Дарвину самому стоит немного эволюционировать в сторону большей толстокожести.
Я попытался улыбнуться, но не смог. Слишком сильно было мое разочарование - мы по-прежнему не продвинулись в наших поисках убийцы Уилки.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Мисс Найтингейл немало удивила меня, когда во время очередного визита в мой кабинет разрешила называть ее Флоренс, но тут же пригрозила, что лишит меня этой привилегии, когда я попытался сократить ее имя до "Фло". Кроме того, она заявила, что на людях лучше будет воздерживаться от этого фамильярного обращения.
- А вы называйте меня Джордж, - в свою очередь, сказал я.
За этим предложением последовала еще одна замечательная новость.
- Они хотят построить новую станцию! - объявила Флоренс, помахивая в воздухе письмом от железнодорожной компании "Чаринг-Кросс". Сначала я не понял, почему это известие вызвало у нее такую радость, однако затем она объяснила, что компания хочет возвести станцию на месте больницы, но лишь после того, как приобретет этот земельный участок за солидную сумму.
- Мы сможем построить новую больницу, - сказала она, подпрыгивая от волнения. Я взял у нее письмо и прочитал. Деньги, без сомнения, были очень важны для воплощения ее мечты.
- Прогресс порождает прогресс, - сказал я. - Больше не нужно ходить с протянутой рукой, собирая пенни у добрых людей.
Наш разговор прервал стук в дверь, и на пороге возник Уильям. Он не испытывал ни малейшей неловкости из-за того, что прервал нашу беседу с Флоренс, которая после его появления снова превратилась в мисс Найтингейл, хотя Уильям предпочитал использовать в ее адрес почти что королевское обращение "мадам".
- Сэр Бенджамин зол как черт - из кабинета Мумрилла пропал ключ, - сказал он, закрывая за собой дверь.
- Похоже, старина Мумрилл уже не столь трепетно относится к своим обязанностям, - отозвался я. Мне так и не удалось вернуть ключ на место, и я прекрасно понимал, что пропажа рано или поздно будет обнаружена.
Уильям посмотрел на меня с пониманием.
- У босса, как всегда, плохое настроение. Так что, возможно, вам стоит держаться от него подальше.
- Спасибо за предупреждение, - поблагодарила его Флоренс, - но думаю, что новость, которую я сообщу сэру Бенджамину, заставит его на время забыть о пропавшем ключе.
- Хорошо бы, - сказал Уильям, уходя, - но я все равно постараюсь сегодня не попадаться ему на глаза.
Вскоре мы встретились с Броди. Мумрилл выглядел взволнованным, и в глубине души я даже радовался, что вину за пропавший ключ свалили на него. Как и предсказывала Флоренс, Броди заинтересовало ее известие, и он согласился, что мы должны как можно скорее устроить встречу с потенциальными покупателями. После ухода Броди мы с Флоренс вернулись к своим делам. Я, в частности, занялся вскрытием очередного трупа в анатомическом театре.
Следующая официальная встреча Клуба Лазаря состоялась два дня спустя. Я согласился с Оккамом, что хотя наши поиски пока не увенчались успехом, однако нужно было продолжать наблюдения, выискивать малейшие намеки, способные выдать личность убийц Уилки. Впрочем, на этот раз у нас были и другие цели. Мы пришли к выводу, что убийцы могли давно знать об интересе виконта к устройству, им ничего не стоило догадаться, что сердце находится у него, и перейти к активным действиям. В сложившейся ситуации у нас был один выход: потянуть немного время, убедить других членов клуба, что механическое сердце еще не готово, и таким образом отсрочить столкновение с убийцами. Сначала нам нужно было узнать, кто они, не подвергая свою жизнь особому риску, а потом уже действовать в соответствии с этой информацией. Мы еще не решили, как лучше вести игру, хотя у нас была идея организовать беседу "с глазу на глаз", которую ненароком должны были услышать все остальные. Однако когда это все же случилось, события приняли такой неожиданный оборот, что мы даже не успели воспользоваться нашим хитроумным планом.
С наступлением лета от реки снова потянуло тошнотворным запахом, и я надеялся, что Базальгетт как можно скорее проведет свою новую канализационную систему. За день до очередной встречи я отправился ужинать в свой клуб. Неожиданно дорогу мне преградил экипаж.
- Добрый вечер, доктор Филиппс. Вас подвезти? - послышался знакомый голос.
Брюнель вернулся.
Я сел в экипаж и закрыл за собой дверь.
- Куда едем, сэр? - спросил кучер, глядя через оконце в крыше. Брюнель посмотрел на меня.
- Я собирался поужинать в моем клубе на Уильям-стрит, - ответил я.
- Отлично. Ты слышал, Сэмюэль?
- Уильям-стрит. Хорошо, сэр.
Внешне инженер почти не изменился со времени нашей последней встречи, только глаза у него были теперь не такими усталыми, но, судя по густому облаку дыма, по-прежнему не задумывался о своем здоровье и беспрерывно курил сигары. Я заранее подготовил несколько приветственных слов для подобной встречи. Они были по большей части неискренними и должны были стать вступлением к дальнейшим расспросам. Однако его появление застало меня врасплох, и Брюнель первым задал мне вопрос.
- Скажите, мой друг, как у вас дела?
- Мне нужно кое-что вам объяснить, - сказал я, мысленно укоряя себя за нерешительность. - Но прежде я хотел спросить, когда вы вернулись?
- Сегодня утром. Мы покинули Каир две недели назад. Вы получили мое письмо?
Я небрежно кивнул.
- Вы успели с кем-нибудь поговорить?
- Я еще ни с кем не виделся. Кроме вас, разумеется, - ответил он, немного удивленный моей настойчивостью. - Я хотел встретиться завтра утром с Расселом и посмотреть, что этот мерзавец сделал с кораблем за прошедшие шесть месяцев. А сегодня мне просто не хотелось заниматься распаковкой вещей. Расскажите мне последние новости. Я что-нибудь упустил?
- Уилки мертв, - сказал я.
Брюнель побледнел.
- Господи, почему?
- Его убили, пока я был в Бристоле.
Инженер тихо пробормотал слово "убили" и затушил сигару.
- Нейт… что с ним? Бедный парень…
- Юноша уплыл в Америку. Я видел его на корабле.
- Наверняка он поехал к дяде. Господи, Филиппс, но почему? Зачем кому-то понадобилось убивать Уилки?
- То же самое я хотел бы спросить у вас.
Брюнель был явно потрясен известием.
- Он был мастером своего дела и очень хорошим инженером. Кому понадобилось его убивать?
Поскольку похлебка пока что получалась совсем жидкой, я решил добавить в котелок немного информации.
- Я знаю про сердце, Изамбард.
- Сердце? Полагаю, вам рассказал об этом Оккам? Хотите сказать, что оно имеет какое-то отношение к случившемуся?
- Оккаму не нужно было ничего мне рассказывать… я читал конспект встречи, на которой вы изложили эту концепцию. - Затем, рискуя испортить блюдо, я добавил еще ингредиентов: - Уилки был убит из-за того, что отказался отдать детали, которые вы поручили ему выполнить. Он успел передать их Нейту. Мальчику удалось убежать и вручить их мне. Позже убийцы Уилки ворвались ко мне домой и, держа меня на мушке, стали искать сердце. Целое сердце, а не детали. Что, черт возьми, происходит, Изамбард? - Экипаж остановился. - Не хотите поужинать со мной? - предложил я. - Нам многое нужно обсудить.
Брюнель кивнул и открыл окошко на крыше.
- Сэмюэль, оставь нас здесь. Приедешь за мной… - Он достал часы и открыл крышку, - …в десять тридцать. А пока отправляйся домой и скажи моей жене, что я буду ужинать с доктором Филиппсом.
- Хорошо, сэр. В десять тридцать, - последовал неуверенный ответ.
Я вписал в книгу имя моего гостя, и мы вошли в зал. Там было людно, и я попросил лакея выделить нам отдельную комнату, где мы могли бы выпить и спокойно поговорить, не боясь, что нас услышат.
- Я все знаю про Клуб Лазаря и про Оккама.
- Поздравляю, - сказал Брюнель с нотками раздражения в голосе. - Может, мы лучше поговорим о том, чего вы пока что не знаете? - Прежде чем я успел ответить, слуга принес нам напитки. Когда он ушел, Брюнель продолжил: - Простите меня, доктор Филиппс, я давно знал Уилки. Болезнь или несчастный случай - это одно, но убийство? Я просто не могу поверить, что причиной тому могло послужить механическое сердце.
- Вот это меня и тревожит. Почему кто-то так хочет заполучить устройство, даже не зная до конца… для чего оно предназначено?
Брюнель смотрел на огонь.
- Вам не нужно щадить мои чувства, Филиппс. Оптимист сказал бы, что этот проект опережает научную мысль лет на сто, тогда как для остальных он всего лишь глупая причуда, воздушный замок. Но скажите, зачем убивать ради него?
- Вот именно, - сказал я, чувствуя себя не в своей тарелке.
Брюнель поднес щепку к огню и раскурил первую сигару с того момента, как мы покинули экипаж.
Задумавшись, он некоторое время молчал, затем, все еще стоя ко мне спиной и опираясь о каминную доску, проговорил:
- Возможно, мой друг, это устройство не просто механическое сердце.
- Как так?
Он повернулся ко мне.
- Это двигатель. - Я недоуменно посмотрел на него, пока он садился на свое место. - Видите ли, в юности я долгое время пытался придумать двигатель, который работал бы не на пару, а на сжатом воздухе. Я назвал его газовым двигателем. Но испытания прошли неудачно, и эта идея показалась мне бессмысленной тратой времени и денег. А потом появился Оккам с его мечтами создать механические органы человека.
- Похоже, мечтательность у нашего общего друга в крови.
- Вам удалось узнать историю его семьи?
- Это было не трудно. Он сам рассказал мне о своей матери, о дедушке и о "Франкенштейне". Но гораздо больше я узнал от Бэббиджа.
- Понятно. И что же он сказал вам?
- Он рассказал мне о женщине на портрете, который висит у него над камином. Я видел картину, когда был у Бэббиджа в гостях.
- Продолжайте.