Тренер посмотрел на него и в сомнении покачал головой.
- Ну, как хочешь. Алик! Давай на середину!
Они встали в центре зала. Все замерли, наблюдая за бойцами.
Алик приближался к нему лёгкой танцующей походкой. Что-то в его движениях было звериное. Ну, да, вспомнил Глеб, снежный барс! Парень напоминал снежного барса. Осторожные, но неотвратимые движения в сторону противника, крепкие мускулы, перекатывающиеся под тонкой смуглой кожей.
Его доли-чаги был подобен стремительному удару гурды, острой как бритва шашки у воинов-горцев времён покорения Кавказа.
- Эй, Глеб! Ты чего творишь? – закричал тренер со своей скамьи. – Тут тебе что, курсы самообороны? Мне бой нужен, понял?
Алик с красным лицом поднимался с не очень чистого пола. Поднявшись, вопросительно посмотрел на тренера.
- Что, приглашения ждёшь? Атакуй!
Обречённо вздохнув, парень ударил ногой в прыжке. Глеб аккуратно уложил его животом на пол, коснулся рукой затылка, посылая импульс.
- Твою мать! Ты чего мне тут айкидо разводишь? Бить, что ли разучился? А ты абрек недоделанный чего разлёгся? Вставай!
Алик поднялся и, не говоря ни слова, отправился в раздевалку. Вслед за ним туда пошёл и Глеб. Когда он натягивал джинсы, в дверях появился тренер.
- Больше, чтобы я вас обоих здесь не видел. Понятно?
- Конечно, что ж тут непонятного, – спокойно ответил Глеб, надевая майку.
- До свидания, - вежливо попрощался он в дверях.
Тренер ничего не ответил. И ещё, по короткому взгляду, он понял, что тот ударит, как только Глеб повернётся к нему спиной.
Он прошёл мимо и тут же присел, одновременно разворачиваясь на носках. Нога тренера уже описывала полукруг над его головой, и Глеб двумя ладонями придал ей нужный ему вектор и ускорение.
Удар пришёлся по дверному косяку и был так мощен, что косяк треснул, аж щепки брызнули в стороны! Тренер, схватившись за ногу со стоном сел на пол.
Глеб нагнулся к нему и задрал левую штанину. На голени набухал красно-синий рубец, но перелома, похоже не было.
- Эй, ребята! – позвал он. – Холодный компресс тренеру, быстро!
Потом они вместе шли с Аликом по улице. Стояла вторая половина сентября, но погода была по настоящему летней. Некоторое время парни молчали.
- На подготовительные курсы пойду, - наконец сказал Алик. – На следующий год в юридический поступать буду. Сейчас дядя с работой поможет.
- Вот и правильно. Удачи тебе, – ответил Глеб.
Они остановились перед входом в метро. Здесь их пути расходились.
- Меня Алик Мамедов зовут, - протянул парень крепкую руку.
- А меня Глеб Медведев.
- Может, увидимся когда-нибудь.
- Может и увидимся.
Партнёры
В квартире кто-то был. Глеб это почувствовал, едва подойдя к двери. Этому его тоже научил дядя Миша, который часто повторял, что предчувствие есть у всякого, только надо научиться его слушать. В силу особого дара молодого оперативника, видеть тёмную сторону человеческой души, предчувствие опасности у него было развито феноменально. Но сейчас оно молчало, и Глеб вставил ключ в замок.
В прихожей отсвечивал экран включенного телевизора. Стараясь ступать неслышно, он прошёл в единственную комнату. Кресло перед телевизором было пусто, и тут же на шею Глеба легла прохладная рука. По телу разлилось умиротворяющее тепло, которое не смогла преодолеть даже радость от встречи.
- Дядя Миша!
- Непростительно! Совсем ты без меня расслабился. Ну, здравствуй!
Они обнялись.
- Сколько мы не виделись? – спросил Глеб.
- Всего год, Глеб, всего один год. Для тебя, молодого, это большой срок. Ну, а для меня, переползшего шестой десяток, всего лишь двенадцать месяцев. К тому же скучать всё это время мне было как-то недосуг.
Только сейчас Глеб вспомнил, что в холодильнике у него кроме куска заплесневелого сыра ничего нет.
- Вы бы предупредили, что приезжаете…
- Я тут у тебя на кухне немного похозяйничал, - словно прочитал его мысли Михаил Анисимович. – Простишь старика?
- Дядя Миш, ну какой же вы старик? – парень обнял своего учителя за налитые плечи и
только сейчас почувствовал, что из кухни шёл изумительный, знакомый запах.
- Картошка с грибами!
- Давно трапезничал?
- В обед.
- Времени-то уже двенадцатый час! На ночь, оно, конечно, вредно, но ты молодой, всё переварится. Давай за стол!
Они прошли на кухню.
- Я вчера утром из Белграда прилетел. Прямо из аэропорта в наш монастырь заехал. Вот, братья тебе гостинцы передали.
Посмотрев на свой кухонный стол, Глеб присвистнул. Он весь был заставлен трёхлитровыми банками с компотами, маринованными овощами, солёными грибами. На банках лежал огромный каравай из монастырской пекарни.
- Мой руки, и помолясь, за стол!
- Так ты, дядя Миш за границей был? – спросил парень, уже сидя за столом.
Глеб незаметно для себя перешёл на ты. Год не виделись, отвык. Как же такого солидного дядьку и тыкать? Но барьер рухнул через десять минут общения, всё же не чужие.
Они поужинали и переместились в гостиную, уютно расположившись в креслах перед телевизором.
- В Сербии и Греции по монастырям ходил с поручениями от нашего Владыки.
- Ну и как там?
- В сербах вера сильна, - начал рассказывать Михаил Анисимович. – А вот Церковь тамошняя слаба.
- Это как?
- А так, что к Причастию без подготовки пускают. Вечером винца выпил, мяса покушал, утром иди, причащайся.
- Да ну! – не поверил Глеб.
- Беседовали мы с местными батюшками, - вздохнул учитель. Они всё оправдываются тем, что паству потерять боятся, мол, католики кругом. А почему ты не спрашиваешь, чего это я в Москву притащился?
Глеб знал, что дядя Миша не любит столицу и называет её не иначе, как "вавилонской блудницей".
- А чего спрашивать, я и так знаю. Тебя ко мне в помощь прислали.
- В патриархии, Глеб, серьёзно озабочены этими убийствами. Считай, что меня назначили твоим напарником, прямо, как в американском кино. Возьмёшь в напарники?
- Я подумаю, - улыбнулся Глеб.
- Договорились. Ну, что, спать? У тебя на антресолях, помнится, раскладушка была.
Иосиф
Санкт-Петербург.
Он ещё раз проверил заплечный мешок. Молоток, гвозди, моток крепкой шёлковой верёвки – всё на месте.
На пустынной улице сильный ветер гонял капли редкого дождя. "Дул, как всегда октябрь ветрами", – вспомнились слова большевистского поэта.
Ему нравился этот закованный в гранит город. Названный в честь привратника райских ворот, он совершенно не походил на преддверие Рая. Мрачный, серый с нависшими свинцовыми тучами – этакий вертеп грешников, сосуд людских пороков. Хотя Мессир предостерегал, что здесь живут люди сильные духом. Семьдесят пять лет назад город был окружён вражеской армией. Закончилось продовольствие, и жители умирали сотнями каждый день прямо на улицах от голода и холода. Умирали, но не сдавались. И что самое главное, им в этом апокалипсическом кошмаре удавалось оставаться людьми, не превратиться в стадо обезумевших животных. В конце концов, враг отступил, так и не сумев взять город.
Рядом с визгом остановилась полицейская машина. Из салона через полуоткрытое окно на него настороженно смотрел мордатый сержант.
Здешние стражи порядка ему тоже нравились. Они презирали людей, которым должны были служить. С ними было можно договориться или купить. Они так не походили на тех сериальных, которых показывали каждый день по местным телеканалам. Хитрых, но неподкупных. Так не бывает. Хитрость – глупость ума, говорил ещё Платон. А он знал, что говорил, ибо был дешевле истины.
- Куда путь держим? – спросил сержант.
- Домой иду с работы.
- Ни хрена, у тебя работа! Время-то за полночь.
- У меня заказ. Хозяева сказали, пока всё не сделаешь, домой не пойдёшь.
- А где живёшь-то?
- На Дыбенко.
- Ого, далеко забрался! Метро через полчаса закрывают.
- У меня друг на Некрасова живёт. Обещал пустить на ночлег.
Сержант, чья комплекция оказалась под стать физиономии, кряхтя, выбрался из машины.
- Документы.
- Пожалуйста, - он протянул паспорт.
- Рюкзачок свой открой. Запрещённые предметы есть?
- Ну, что вы, какие запрещённые? Вот, смотрите, инструменты.
- Ты плотник что ли? – спросил страж порядка, попеременно заглядывая в паспорт и в рюкзак.
- Плотник, плотник! Причём, самой высшей категории.
- Первый раз вижу плотника с именем Иосиф.
- Я не виноват, что меня так родители назвали, - улыбнулся он, разводя руками.
- Давай, плотник, топай дальше, - протянул ему сержант документы и полез обратно, с трудом протискивая свой толстый живот в салон автомобиля.
- Слышь, Толян, - спросил у водителя, - ты видел где-нибудь еврея-плотника?
- Не-а, - зевнул Толян во весь рот. – Если только в анекдоте.
- Вот и я тоже. Поехали!
Иосиф взглянул на часы. До встречи оставалось пять минут, надо поторопиться.
Он подошёл, когда его "Сейко" показывали ровно половину первого. Но мост был пуст. Раздражаясь, достал мобильник.
- Я уже на месте.
- И я на месте, но вас не вижу.
Иосиф ещё раз огляделся. В этот поздний час вокруг не было ни души.
- Подождите, вы на каком мосту?
- На Итальянском.
- Но договаривались же на Театральном?
- Как на Театральном?
Он на мгновение отнял трубку от лица и сделал глубокий вдох. Сырой октябрьский воздух ворвался в лёгкие.
- Никуда не уходите, я скоро подойду.
Ну да, профессор, он просто не может быть не рассеянным! Мессир учил снисходительно относиться к людским порокам и слабостям. Пока они существуют, мы всегда будем сыты, любил говорить он.
Зазвонил сотовый. Иосиф достал его из кармана, взглянул на дисплей и усмехнулся. "Вспомни о чёрте, и он появится"
- Я слушаю вас.
Голос на другом конце был тихий и вкрадчивый. Но он-то знал, что это обман. Впрочем, как и всё в этом мире.
- Иосиф, я вношу коррективы. Книжный червь не заслужил креста. Сделай всё по-тихому.
- На моё усмотрение, или у вас есть пожелания?
Несколько секунд телефон молчал.
- Профессор всегда боялся сырости, от них портятся книги.
- Я понял вас.
-Действуй, мой мальчик.
Сделать это будет легко. Чего-чего, а уж сырости в этом городе, хоть отбавляй.
Вот и Итальянский мост. Он заметил одинокую фигуру в зелёном старомодном макинтоше, нервно отмеряющую шаги. Пять шагов в одну сторону, пять в другую. Как и следовало ожидать, больше никого в эту промозглую октябрьскую ночь на мосту не было.
- Принесли? – вместо приветствия спросил обладатель макинтоша, щуря близорукие глаза. Из-под узкополой тирольской шляпы торчали седые кудри.
Иосиф молча достал из нагрудного кармана куртки прямоугольной формы свёрток и седой жадно протянул к нему руки.
- Идёмте к фонарю, профессор, чтобы вы смогли всё хорошо разглядеть.
Они встали под фонарём, и Иосиф не совсем бережно положил свёрток на парапет.
- Осторожней! Это же раритет!
Глаза профессора загорелись как у вампира, он начал осторожно разворачивать свёрток. Ничего в мире для него в этот момент не существовало, кроме этого свёртка. Иосиф любил такие моменты, когда на лицах людей отражались их дурацкие страстишки. И профессор, несмотря на свои учёные степени тоже дурак. Так трястись над куском сосновой доски!
Он резко, без замаха нанёс удар в висок, прикрытый седыми прядями. Ноги библиомана подогнулись, и он грудью осел на парапет моста. Иосиф снял заплечный мешок и повесил потерявшему сознание профессору на шею. Немного подумав, взял с перил свёрток с доской и сунул в рюкзак.
Упавшее тело на несколько секунд встревожило чёрную воду. Иосиф постоял, глядя на расходившиеся круги. Затем достал из кармана телефон.
- Я всё сделал.
- Да свершится воля его! Не беспокойся, профессор пойдёт тебе в зачёт.
- Благодарю вас.
- Сейчас иди в гостиницу и ложись спать. Утром ты получишь дальнейшие инструкции.
Человек на мосту поднял голову и взглянул на ночное северное небо, словно пытаясь сквозь затянувшие его тучи разглядеть свою звезду.
Москва
Глеб открыл один глаз. Дядя Миша отжимался от пола, уперевшись в него двумя пальцами рук. В окно пробивался хмурый рассвет.
- Проснулся, лежебока?
Парень спустил ноги на прохладный пол и сидя с закрытыми глазами, прочёл утреннюю молитву. Михаил Анисимович уже закончил отжиматься и доставал из своей сумки туалетные принадлежности. Глеб встал, сжал кулаки, резко выдохнул, и сделала на них стойку, затем прошёлся до другого конца комнаты. Там он, не опуская ног, отжался пять раз, касаясь пола головой
Его учитель, удовлетворённо хмыкнув, скрылся в ванной. Пока он принимал душ, хозяин квартиры решил приготовить завтрак. Поджарил гренки и сварил в турке кофе, аромат от которого тут же распространился по всей квартире. Всё это поставил на журнальный столик в гостиной и щёлкнул пультом телевизора. Симпатичная дикторша объявила, что через минуту перед россиянами выступит с традиционным ежегодным отчётом президент России Таисия Старосельская. Это был утренний повтор вчерашнего вечернего эфира.
- Завтрак готов! – крикнул Глеб.
Дядя Миша материализовался перед ним как всегда неожиданно, вымытый, причёсанный, только не бритый. Его седая борода была аккуратно уложена на груди и источала какой-то травяной аромат. Он втянул воздух ноздрями и зажмурил глаза от удовольствия.
Между тем на экране появилась госпожа президент, пожилая тётка с колючими глазами и тройным подбородком. Скрипучим голосом она начала рассказывать, что удалось сделать в России за последний год для торжества демократии. Наконец завершились переговоры с Японией, и в ближайшие дни начнётся передача "северных территорий" Стране Восходящего Солнца. Летом этого года Калининграду возвращено историческое название Кёнигсберг, а сам город возвращён Федеративной республике. Чечня стала, наконец, независимой. Под Читой началось размещение американской военной базы, а в Москве судят ветеранов советской госбезопасности. Госдума приняла на рассмотрение проект закона о всеобщем чипировании населения.
- Глебушка, Христа ради, выключи, дай потрапезничать спокойно! – взмолился Михаил Анисимович.
- Не нравится, когда демократия торжествует?
- Знаешь, в чём сходство и различие этой вот демократии и тоталитаризма?
- Объясните.
- И то и другое – зло. Но второе – зло меньшее.
- Что вы такое говорите? – возмутился Глеб. Сколько людей пострадало при Сталине, при Гитлере. Мой прадед и дед…
Дядя Миша вздохнул так тяжело, что парень осёкся.
- Зло тайное и зло явное, Глеб! Для этой власти абсолютная демократия – самоцель. К тому же и демократия и тоталитаризм – всего лишь слова, не отражающие основной сути.
- А в чём суть?
- А суть, Глебушка, в том, что в организации людей существуют две ипостаси: Иерархия и Сеть. Первая представляет собой пирамиду, в вершине которой – Бог. Ну, а вторая – паутина, в которой постепенно вязнет всё человечество.
- Но ведь и передача Калининграда немцам и Курил японцам, всё решалось на референдуме, волеизъявлением народа…
- Ты взрослый человек и должен знать, что такое политтехнологии. Вспомни, как нас обрабатывали весь год. И то, что от Курил и Калининграда – одни убытки стране. Вся беда в том, что большинство охотно поддаются обману. А уж в чём, в чём, в обмане нечистому нет равных на земле. Интересы государства ещё никто не отменял, Глеб. И раздавать то, что добыто кровью наших предков – это демонстрация слабости. А слабого каждый стремится обидеть. Вон, уже и эстонцы требуют половины Псковской области, чеченцы сёла на Ставрополье захватывают. И всё это будет нарастать, как снежный ком. Ладно, Глеб, политика давно в лапах лукавого, так что не будем портить себе нервы.
Глеб взял в руки пульт.
- А ну-ка, подожди! – остановил его Михаил Анисимович.
- На Генеральной Ассамблее ООН, - вещал диктор, - на следующей неделе будет рассматриваться предложение внесённое представителями Израиля и США о начале строительства в Иерусалиме Третьего Храма. Руководство израильского института Храма заявило о полной готовности приступить к строительству.
- Вот оно, началось! – дядя Миша истово перекрестился.
- Значит, Антихрист уже среди нас? – спросил Глеб.
- Он давно среди нас. Это значит, что скоро он о себе заявит всему миру.
Завтрак они заканчивали молча. Телефон зазвонил, когда Глеб мыл посуду. Он вытер руки полотенцем, взял трубку и пару минут слушал, что ему говорили на другом конце.
- Будем через час, - наконец сказал он и положил трубку. Ну, что, напарник, начальство вызывает.
- А что? А я всегда готов, - совсем как юноша вскочил с кресла Михаил Анисимович.
- На общественном транспорте не успеваем, - вслух стал размышлять Глеб, - придётся запрягать кобылу.
Он не любил ездить за рулём и машиной пользовался редко. Причём эта его нелюбовь не поддавалась никаким логическим объяснениям. Водил он более чем прилично, да и во внутренностях автомобиля худо-бедно мог разобраться. Но вот не любил, хоть ты тресни!
Через пять минут он выгонял из обыкновенной "ракушки", взятой в аренду у безлошадного соседа двухдверную "Мицубиси-Кольт". Эту подержанную, но резвую кобылку Глеб купил у того же соседа три года назад, чтобы ездить в обитель. В монастырь он на ней, в основном и ездил. По Москве, с её многокилометровыми пробками было верней и удобней передвигаться на подземке.
Отдел находился при патриархии в Переделкино, и ещё через десять минут (слава тебе Господи, подумал Глеб, что не было пробок) они уже мчались по Солнцевскому шоссе. Ночной ветер рассеял тучи, и на бледно-голубом октябрьском небе солнце пыталось дотянуться до земли своими слабеющими лучами.
Владыка принял их в своём кабинете.
- Излагайте свои версии всех трёх злодеяний, - едва поприветствовав вошедших, обратился он к Глебу.
Тот пожал плечами.
- Да нет пока никаких версий! Но есть предположение. Надо бы проверить, не отметилась ли в последнее время в России одна организация?
- Что за организация?
- "Umbro satanos", - ответил Глеб.
- "Тень сатаны"? – помрачнел владыка лицом.
- Очень похоже на их почерк.
Начальник отдела, до этого нервно расхаживающий по кабинету, сел.
- Давненько я не слышал о них, - он посмотрел на молодого оперативника. – Сколько годков прошло, а, Глеб?
- Пятнадцать.
- Всего лишь пятнадцать лет… А кажется будто бы вчера. Ладно! – хлопнул широкой ладонью по столу. – В полиции-то, что говорят.
- Что полагается. Религиозный маньяк, душевнобольной и всё такое.
- Я аналитикам распоряжение дам, чтобы проверили эту "Тень", прости Господи. Итак, что мы на день сегодняшний имеем?
- Три убийства.