Фелип потянулся к узелку, стоявшему у его ног, и вытащил из него ребек и маленький смычок. Насупившись, он тщательно настроил его, затем повернулся к своему товарищу, бросив на него вопросительный взгляд. Андреу кивнул, и Фелип заиграл грустную мелодию. Сначала полилась основная тема, а затем он принялся украшать ее. Через некоторое время Андреу запел, и его легкий, нежный тенор заполнил залу. В песне говорилось о горе человека, покинувшего родные края. Это была печальная мелодия, и музыкант, и певец, оба были мастерами своего дела. Затем Фелип взял веселый аккорд, и они на пару спели грубоватую комическую песню о любви, разлуке и новой встрече. Баритон Фелипа был не столь изысканным, как тенор Андреу, но звучал приятно, и конец песни заглушил смех собравшихся.
- Вот, ваше преосвященство, - сказал Андреу, - так мы и зарабатываем себе на жизнь по дороге.
- Значит, вы уличные музыканты? - спросил Беренгер.
- О, нет, ваше преосвященство. Но мы одинаково хорошо поем и играем и счастливы продемонстрировать наше искусство перед тем, кто достаточно щедр, чтобы разделить с нами свой обед.
- Так, может, вы доставите нам удовольствие, исполнив одну-две песни? - спросил Беренгер. - Мы будем рады, если вы поможете нам развеять дорожную скуку.
Взрыв аплодисментов возвестил о конце песни. Они сделали паузу, чтобы глотнуть вина и промочить пересохшие глотки.
- И куда ваша жажда знаний повлечет вас завтра? - спросил епископ.
- Дальше по дороге в Барселону, все зависит от того, сколько мы успеем пройти до наступления ночи, - сказал Андреу.
- Тогда я предлагаю вам присоединиться к нам, - живо предложил Беренгер. - Ваши песни и веселая беседа значительно скрасили бы нашу поездку, а взамен мы с радостью поделимся с вами своими скромными запасами.
- Это была бы большая честь для нас, - сказал Фелип.
- Не может быть ничего лучше, - добавил Андреу.
Дворецкий у лестницы, словно растерявшийся олень на опушке, стоял, разглядывая аббатису монастыря Святого Даниила, сестру Марту и заблудшую монахиню, сестру Агнет. Стражник, который должен был всю ночь следить за сестрой Агнет, невозмутимо стоял рядом.
- Но это не тюрьма, госпожа, - сказал дворецкий. - Обычно мы не запираем наших гостей в их комнатах.
- Мне не важно, принято это у вас или нет, - сказала аббатиса. - Меня интересует, возможно ли это?
Дворецкий на мгновение задумался.
- Да, - ответил он, - это возможно. Но единственная комната с соответствующими приспособлениями не годится для дамы ее положения.
- Ей придется примириться с неудобством, - сказала аббатиса. - Около двери будет стоять охрана с ключом. - Она повернулась и вместе с сестрой Мартой направилась к отведенным для них комнатам.
- Мне не впервой ночевать, подпирая стену, - философски заметил стражник.
- Я принесу вам что-нибудь, чтобы вы могли лечь и не страдали от холода и неудобства на холодных камнях, - пробормотал дворецкий.
- Зачем вы пригласили этих двоих ехать с нами? - спросил Франсес, когда они направлялись к отведенным им комнатам, самым роскошным, какие только были в замке.
- Да, ваше преосвященство, - тихо произнес Бернат. - Я тоже хотел задать вам этот же вопрос. Я не доверяю им, - продолжил он. - Вернее, не вполне доверяю.
- Вы полагаете, они представляют угрозу для нас?
- Нет, - честно ответил он, - не угрозу. В лучшем случае это обычные менестрели или обманщики с хорошо подвешенными языками.
- Ну что ж, - сказал Беренгер. - Полагаю, они вряд ли попытаются украсть наши кошельки. Выглядят они довольно безобидно и, скорее всего, зарабатывают, как умеют. В самом худшем случае, может быть, понемногу мошенничают, если понимают, что это сойдет им с рук, и все. Их умение вполне оправдывает потраченную на них еду. Вы заметили, что произошло с нашими спутниками, когда они пели?
- Ничто не произошло, - ответил Бернат. - Все сидели и слушали, а затем и начали петь вместе с ними. Этого и следовало ожидать.
- Именно поэтому я и пригласил их присоединиться к нам. Я не люблю путешествовать с людьми, которые раздражают друг друга. Это делает поездку утомительной, а порой и опасной. Даже слуги пели вместе с ними, вместо того чтобы бросать друг на друга свирепые взгляды. Доброй ночи, друзья мои. Пусть Господь пошлет вам приятные сны.
Дождь стучал по крыше замка до самого рассвета. Ветер завывал в трубах и пытался сорвать ставни. Немногим в замке удалось отдохнуть. Только стражник возле запертой двери комнатки сестры Агнет привязал один конец веревки к ручке запертой двери, другой - к своему запястью и расположился на отдых. Дворецкий принес ему толстый и мягкий тюфяк, и он спокойно заснул. В большом зале Юсуф растянулся на тюфяке возле своего хозяина и крепко заснул, как уставший ребенок. Конюхи и слуги, которых расселили в конюшнях и хлевах, устроились даже лучше, чем их хозяева. Каменные стены служебных помещений были столь же прочными, как и стены замка, и они, как Юсуф и стражник, были слишком утомлены, чтобы обращать внимание на непогоду. Тепло, исходящее от животных, согревало тех, кто спал на сеновале, и грело лучше, чем дюжина каминов, в которых завывал холодный, сырой ветер.
Другим повезло меньше. Лежа в маленькой комнате вместе с матерью и Наоми, Ракель слушала шум ветра и стук дождя. Она молилась, чтобы ей разрешили остаться дома и не выходить замуж. Затем она припомнила выражение страдания на лице Даниеля прошлым вечером и воскресила в памяти те времена, когда он думал, что она грустит, и старался вызвать улыбку на ее лице своими веселыми шутками. Она несколько изменила молитву - теперь она звучала как "пока не выходить замуж". Епископ также не мог заснуть. Его устроили в личных покоях владельца замка, но он был слишком утомлен и озабочен. Долгие часы, до самого рассвета, он напряженно вглядывался в будущее.
Среда, 23 апреля
Мулов подвели к крытым повозкам. Под туманной пеленой моросящего дождя пешие и всадники собрались во внутреннем дворе, готовые отправиться в путь. Угрюмо натянув капюшоны, все ждали Беренгера, чтобы попрощаться с хозяином замка. Наконец раздался звук его шагов по лестнице. Он спустился во двор и сел в седло.
- Мы немедленно отправляемся, - энергично произнес он, и его мул, как и его хозяин, готовый немедленно отправиться в путь, сразу перешел на рысь.
Над ближайшим холмом стена дождя казалась уже светлее, и облака начали расходиться. Появился ветерок. На горизонте проглянуло голубое небо.
- Я думаю, - бодро заметила Ракель, ни к кому конкретно не обращаясь, - что сегодня будет прекрасный день.
- Я промокла до костей, - сказала ее мать. - Ветер такой противный и холодный.
- Солнце и ветер помогут тебе высохнуть. Ты тоже промок, отец?
Исаак не ответил.
- Отец. Ты промок?
- Промок ли я? - с удивлением спросил он. - Я не чувствую. Я думал сейчас, что эта погода очень вредна для колена его преосвященства, Ракель. Наверняка после вчерашнего долгого переезда он ощущает сильную боль.
- Не слишком легко сидеть на муле в течение нескольких часов, - заметила его дочь. - Ты же знаешь, что колено епископа идет на поправку. Почему это тебя так волнует?
- Ах, Ракель, ты не понимаешь, - с сожалением сказал Исаак. - Это скука, моя дорогая. Я не привык, что у меня только один пациент, и к тому же такой крепкий, как его преосвященство.
- Возможно, можно было бы убедить некоторых слуг заболеть, чтобы тебе было приятнее, - резко вставила Юдифь.
- Ты права, Юдифь - сказал Исаак, принимая ее замечание как упрек. - Я должен быть благодарным за возможность отдохнуть от работы. Даже если не я сам это устроил. К сожалению, я не чувствую удовлетворения от подобного положения, хотя я не хотел бы, чтобы кто-то заболел, дабы удовлетворить свое стремление к полезной деятельности.
Скучавшую Ракель не интересовало, весело ли ее родителям или нет. Она вздохнула.
- Интересно, когда мы увидим море. Когда, по-твоему, мы увидим его, мама?
- Я не знаю, Ракель - ответила мать. - Я не каждый день езжу по этой дороге. Но единственное, что я могу сказать точно, так это то, что ты начинаешь напоминать своего маленького брата в дождливый день.
- Полагаю, это произойдет приблизительно в обед, госпожа Юдифь, - сказал старшина стражников, который нагнал их и теперь двигался рядом. - Из-за дождя, грязи во дворе конюшни и всеобщего плохого настроения мы двигаемся медленнее, чем планировали.
И в этот момент над их головами через завесу облаков пробилось солнце. От группы, двигавшейся впереди них, донесся высокий звук.
- Послушай! - сказала Ракель и посмотрела вперед.
Андреу и Фелип шли во главе процессии, окруженные группой поклонников. Андреу наигрывал веселый танец на своей дудочке, а Фелип вторил ему на ребеке.
- Это Андреу, отец, он играет на дудочке. А один из парней танцует.
Она подняла руку и прикрыла глаза от солнца.
- Почему сегодня мул епископа под седлом?
И действительно, мул епископа, с лоснящейся шкурой, оседланный и с уздечкой, отделанной изящной бахромой и серебряными заклепками, уверенно вышагивал позади телег. Его вел в поводу специальный конюший, которому была поручена забота об этом животном.
- Неужели? - заметил Исаак. - Вероятно, его преосвященство раздражен нашим медленным продвижением и к тому же чувствует себя лучше.
Крик, раздавшийся от головы процессии, прервал игру музыкантов. Поваренок из свиты епископа замахал руками, указывая на обочину дороги.
Беренгер ударил своего мула каблуками, понуждая того перейти на быструю рысь, и обратился к капитану охраны.
- Что случилось, капитан?
- Там, на обочине, лежит человек, ваше преосвященство, - ответил капитан. - На пригорке, справа от дороги. Конюх, который пошел посмотреть, говорит, что он жив, но тяжело ранен.
- Скажите, чтобы привели лекаря, - приказал Беренгер, спешиваясь.
- Пойдемте посмотрим на него.
Капитан послал одного из своих людей за лекарем и последовал за епископом на вершину небольшого пригорка. Там, наполовину скрытый густой травой и кустарником, лежал молодой человек. Его рука была изогнута под неестественным углом, а одежда пропиталась кровью.
- А ваш парень глазастый, раз смог заметить его. Похоже, что его спрятали там намеренно.
- Было бы неблагоразумно игнорировать эту возможность, ваше преосвященство.
- Сеньор, - громко спросил епископ, - вы слышите меня?
Молодой человек застонал.
- С нами едет лекарь. Он позаботится о ваших ранах.
Молодой человек со страхом открыл глаза.
- Нет, - прошептал он и прикрыл глаза.
Затем он снова посмотрел на них, пытаясь сосредоточиться на склонившихся к нему лицах.
- Кто вы?
- Беренгер де Крюилль, епископ Жироны.
- Слава богу, - произнес молодой человек, закрыл глаза и потерял сознание.
- Все дело в его руке, - спокойно произнесла Ракель. - Она совершенно вывернута из сустава и пропитана кровью.
- Что еще? Он может говорить?
- Он в обмороке. Он молодо выглядит. На вид ему двадцать или двадцать пять лет. Лицо осунувшееся и серое.
Лекарь присел около молодого человека, и Ракель подвела его руку к травмированной конечности.
- Срежь ткань, чтобы я мог ощупать ее.
Ракель взяла серебряные ножницы из мешочка, висящего у нее на боку, и обрезала шнурки, удерживающие рукав на месте.
- Вот, отец.
- Есть другие повреждения? - спросил Исаак, после того как его пальцы мягко пробежались по изувеченной руке.
- Да. Раны. Трудно сказать, насколько они глубокие.
- Юсуф, принеси чистую ткань с телеги. Насколько сильно кровотечение?
- На земле много крови, отец, - сказала Ракель. Она срезала баскины, сшитые точно по ноге. - Она натекла из раны на бедре. Прости, что так медленно, отец, но ткань сильно промокла под дождем и пропиталась кровью. С ней трудно справиться. Я обрезала ее у колена и немного выше. Когда я потревожила ткань ножницами, кровотечение началось снова. Я думаю…
- Тс-с… Дай я пощупаю, а потом ты скажешь мне, что думаешь по этому поводу. - Исаак положил руки на бедро, задержав их над разорванной плотью, а затем повел окровавленные руки в направлении колена. - Ты здесь, Юсуф?
- Да, господин. Я принес ткань. И пришел старший стражник, чтобы помочь, если нужно.
- Принесите вино, воду и таз. - Его пальцы снова осторожно пробежались по колену. - Ракель, когда он вернется, промой раны водой с вином и перевяжи. Затем смой остальную кровь, чтобы у меня не скользили руки и я мог работать.
- Руки у него тоже в крови, - сказала Ракель.
- Возможно, он пытался остановить кровь на бедре, - пробормотал Исаак. - Но все же дай мне ощупать их. - Его пальцы осторожно пробежались по руке раненого, движения напоминали порхание бабочки. Он нахмурился, нажал посильнее, и молодой человек, находившийся на грани потери сознания, застонал. - Не трогай его рук, Ракель. Где там Юсуф с водой?
- Я здесь, господин, - сказал мальчик. - Протяните руки, я вымою их.
Как только руки Исаака были вымыты от крови и вытерты, он встал.
- Первым делом надо заняться его рукой.
Ногами он зажал пациента, крепко обхватил его руку выше кисти, плавно, но сильно потянул ее и вставил обратно в сустав.
- А можно что-нибудь сделать с другой рукой? - спросил старшина стражников.
- Может быть, - ответил Исаак. - Но не здесь. Сначала я должен знать, есть ли у него другие переломы. Что там с другой рукой, Ракель?
- Она цела, отец.
- Мне понадобится доска, чтобы положить на нее руку… - И он перечислил старшине стражников все, что ему необходимо. - Расстегни ему тунику, моя дорогая, - сказал он. - Мы должны узнать, нет ли у него других повреждений, прежде чем попробуем перенести его.
- Он будет жить? - спросил епископ.
- Пока он жив. Похоже, он довольно живучий, - сказал Исаак.
- Какие у него повреждения?
- На бедре рана от меча, глубокая и длинная. Он потерял много крови. На туловище, спине и боках много сильных ушибов.
- Избит?
- Скорее всего. Рука вывихнута из сустава и сломана.
- Его пытали, - сказал епископ. - Дрался на мечах, был схвачен, избит и подвергнут пыткам.
- Я не могу найти лучшего объяснения его повреждениям. Два ребра сломаны, я перевязал их и прибинтовал руку к доске. Все, что теперь нужно, - двое крепких мужчин, которые перенесут его на повозку, и хорошая мягкая подстилка, на которой он будет лежать. Я дам ему настойку, чтобы он заснул.
- Старшина стражников и главный конюх - самые сильные и спокойные из всех, кого я знаю, - сказал епископ, подзывая их.
- Его одежда промокла под дождем, и он дрожит от холода. Нам надо переодеть его во что-то сухое и теплое. Когда все будет сделано, посмотрим, как он будет себя чувствовать, - сказал Исаак, - я не могу сказать, сколько времени ему потребуется, чтобы прийти в себя. Дочь сказала мне, что Наоми уже сидит в телеге и может позаботиться о нем. Думаю, когда он проснется, вы сможете расспросить его, ваше преосвященство.
- Я преклоняюсь перед вашим удивительным мастерством, Исаак. Было бы замечательно, если вам удастся спасти его, неважно, кто он - друг или враг.
Раненого молодого человека уложили на толстый соломенный тюфяк, покрытый несколькими коврами и запасными одеялами. Под голову ему сунули мягкую подушку. Ракель взяла чашку с разбавленным водой вином, в котором она размешала пять капель густого горького снадобья, и поднесла ее к его губам.
- Выпейте это, сеньор, - сказала она. - И вы сразу почувствуете себя намного лучхне.
- Вы один из прекрасных Божьих ангелов?
- Нет. Сделайте, как я говорю.
- Но я уже чувствую себя намного лучше, - любезно прошептал он.
- Молчите, - сказала Ракель. - И пейте.
Выпив микстуру, он впал в глубокое сонное забытье, смягчающее боль. Тогда Исаак начал искусно вправлять и собирать сломанные кости левой руки. Ракель закрепляла их тонкими деревянными планками, обмотанными тканью. Когда все было закончено, она наложила повязку и, прибинтовав запястье и руку к небольшой дощечке, уложила ее на груди раненого.
- Как удачно, - сказала Ракель, - что они сделали это с левой рукой. По тому, как расположена перевязь меча, я полагаю, он правша.
- Не удачно, - сказал Исаак, - а обдуманно. Сломать руку, которую жертва использует меньше всего, и пригрозить сделать то же самое со второй - вполне убедительный довод.
- Ты думаешь, что все так и было?
- Нет. Я думаю, что они продолжали мучить его до тех пор, пока он, как им показалось, не умер.
Все это время процессия не двигалась с места, и большинство путников собрались около телег, излагая свои предположения и доводы любому, кто был согласен их выслушать.
- Я думаю, что его нужно было оставить там, где нашли, - сказал Ибрагим.
Поскольку это были первые слова, которые большинство присутствующих услышали от Ибрагима, они вызвали сильный интерес.
- Почему? - спросил один из конюхов.
Ибрагим задумался. Если бы он назвал истинную причину, что молодой человек занял его место на телеге и ему теперь снова придется идти пешком, а возможно, и вести мула своего хозяина, это не вызвало бы поддержки у других пеших путников.
- Он может оказаться головорезом, которого избили за дело и оставили умирать. Как только он очнется, он поубивает нас прямо в наших постелях.
- А может, он и прав, - сказал один из конюхов.
Монахини из монастыря, державшиеся особняком, тем не менее с большим интересом слушали эти разговоры.
- Он не похож на головореза, - возразила одна из них. - Он похож на очень любезного господина, попавшего в беду из-за головорезов. И не хотелось бы мне зависеть от вашего милосердия! - злобно добавила она.
- Мы не могли оставить его на дороге, - заметил конюх. - Такое злое дело не для епископа. Но нам надо бы оставить его на ближайшем постоялом дворе и пусть о нем позаботятся хозяева гостиницы, пока его родные не приедут и не заберут его.
- Да, - сказал поваренок, который удобно устроился на большом камне и теперь резал хлеб для обеда, - он прибавит нам хлопот.
- Эй! Дай-ка нам хлеба, - сказал один из его приятелей.
- Здесь всем не хватит. Принеси-ка еще пару булок.
Помощник повара бросил им булку хлеба и отослал поваренка, чтобы тот принес еще еды с телеги с провизией.
- С этими приблудными нам и еды не хватит, - сказал конюх, который давно не ездил вместе с его преосвященством и не был уверен в том, что на следующий день его накормят.
- Замолчи, - сказала одна из монахинь, кивая на двух артистов, которые к этому времени уже стали всеобщими любимцами.
- Это еще почему?
И они продолжили тихое препирательство, разбившись на группки и удобно устроившись на земле с кусками хлеба в руках, ожидая, пока не будет принято решение, что делать дальше.
Около телег епископ, капитан и Исаак обсуждали тот же самый вопрос.
- Вы решили, что с ним делать? - спросил капитан.