- Здорово, - выдохнул счастливый Никита.
Желая оградить Рощина от назойливого детского внимания, Таня однажды затеяла разговор. Начала с извинений. Они мне нисколько не мешают, заявил Андрей. Напротив, мы прекрасно проводим время. Еще бы! Каждый день веселая компания на машине или пешком отправлялась то на пляж, то в лес, то в город. Каждый день, Алла Аркадьевна, вздохнув с притворным облегчением: "Слава Богу, укатили", затевала готовку: пироги, торт, что-нибудь вкусненькое. Она, молодея на глазах, хлопотала над ребятами как наседка. Пустая сиротская жизнь старушки внезапно обрела смысл. Она стала бабушкой.
Создавшееся положение и радовало, и пугало. Радовало, что жизнь стала похожа на сказку. Пугало, что сказка могла закончиться в любую минуту. "Что будет потом? - ужасалась Таня. - Как я объясню детям, что пора возвращаться в привычный обыденный кошмар? Как сама его переживу?"
Может быть, стоит прислушаться к советам? Таня садилась к компьютеру, разбирала беглый почерк Рощина, сердито била по клавишам, отгоняла навязчивые мысли: "Возьмите инициативу в свои руки…", "…привыкните друг к другу, дай бог, полюбите. Там и до свадьбы недалеко…"
- Жаль, что Андрей не мой папа. - Сказал как-то сын.
Таня сердито била по клавишам. Думала. Да, у Рощина есть деньги, и нет жены. Да, ее дети могли получить неплохого отчима. Да, лично ей была бы обеспечена удобная сытая жизнь. Да, встреча с Рощиным - большая удача, шанс вырваться из омерзительного прошлого, возможность исправить будущее. Да, Андрей - прекрасное средство от бедности и проблем. Да, да, да…гремели набатом убедительные доводы.
"Нет! - поперек всему отвечало сердце.
"Почему? - донимала сама себя Таня. - Почему я не хочу его?"
Определить свое отношение к писателю было трудно. Безусловно, Андрей нравился. Человек, протянувший руку помощи в трудную минуту, всегда нравится. Безусловно, рядом с перспективным холостяком просыпался охотничий женский инстинкт. Безусловны были выгоды союза. Однако безусловные истины имели характер сугубо рациональный и чувств в душе не рождали. Сердце, ум, душа при взгляде на Андрея Рощина оставались совершенно спокойны. Более того, что-то неясное отторгало мысли об Андрее, о любви, близости, кокетстве.
"Разве он плох?" - думала, гадала Татьяна. - Нет, он хороший, он очень хороший".
"В чем же дело?"
"Не знаю".
"Знаешь!"
Однажды она приказала себе, хватит. Хватит, лукавить. Надо посмотреть правде в глаза. Дело не в Андрее. Дело в ней самой. Рощин всем хорош. Она плоха. Она не хочет никого любить. Не желает ничего чувствовать. Не может пересилить обиды. Думает только о бывших и будущих несчастьях. Наслаждается изо дня в день прежней болью. И каждый день ждет новую.
Впервые строго и беспристрастно Таня выверяла свои мысли и чувства. И впервые по-настоящему честно оценивала полученные результаты. В ее сознании жили только страх, неверие и ненависть. Я жду от жизни только плохого, ужаснулась Таня, и в каждом подозреваю потенциального врага.
Я жду от Рощина подлости, призналась, наконец, сама себе. Жду, когда успешному, благополучному, погруженному в свои книги писателю надоест играть в благородство, наскучит новая секретарша, приестся общение с детьми. Жду, когда он выгонит меня на улицу. Жду насмешек и пренебрежения. Жду новых страданий, боюсь их и стараюсь не допустить сближения с симпатичным человеком.
"Рощин для меня, - открывались Америки, - не человек, а источник возможных страданий. И не только Рощин. Все люди для меня - источники страданий. От всех я жду подвоха. От всех защищаюсь и отгораживаюсь стеной".
Почему, напрашивался вопрос. Потому, отвечала Таня, что во всех я вижу Генку. Я позволила ему растоптать себя, разрешила превратить жизнь в кошмар, сделать себя заложницей страха.
- Я боюсь жизни, - шептала Таня, глядя бессонными ночами в потолок. - Боюсь завтрашнего дня, не верю в счастье, предрекаю себе поражение. Но так нельзя! Андрей не Генка, зачем же я равняю одного с другим? Люди разные. Да, обреталось понимание. Люди разные, зато я одна и та же. Замершая в преддверии удара, зовущая своими страхами беду, подозрительная, злая, настороженная. Нельзя стать счастливой, не впустив в свою жизнь перемены. Замыкаясь, я обрекаю себя на вечную муку. Чтобы стать счастливой надо измениться. Надо научиться смотреть на мир иначе и разрешить себе счастье.
РОМАН
Паша всплеснул руками:
- Я ждал тебя только завтра.
Он бросил работу и примчался, едва услышал по телефону любимый голос.
Как обычно, в объятиях Матвеева Надин забывала обо всем на свете. И сегодня, невзирая на усталость от долгой дороги и тревожное настроение, окунулась в нежность и страсть с головой. Господи, ну, что за мужчина, изумилась в очередной раз своему счастью. Любовником Павел был великолепным.
Когда-то, на заре их отношений, Павел признался:
- Я всегда трезво оценивал себя и понимал, насколько могу нравиться дамам. Невысокий, некрасивый. Ни шику, ни лоску. На уме только работа. К тому же, в молодости - до омерзения беден. В зрелые годы - раздавлен смертью Лары. Я полагал, ни одна настоящая женщина не взглянет на меня. Зачем? Вокруг полно других, лучших. Мой удел - простые удовольствия: кухарки, модистки, немолодые купчихи. О, такой как ты, я даже не мечтал. Мне казалось, ты презираешь меня, насмехаешься, пренебрегаешь.
- Дурачок, я всегда была до поросячьего визга влюблена в тебя.
- Я это понял только, когда сам полюбил тебя. Знаешь, как я осознал, что имею право на счастье?
- Как?
- Однажды утром, ты сидела на постели и пила кофе. Я лежал, любовался на кружевной ворот рубахи, на оборки шелкового халата, на ленточки, рюшички, бантики, перламутровые пуговки, на полуоткрытую грудь, губы, локоны. Ты была упоительно прекрасна и невероятно соблазнительна. Ты напоминала кремовый торт. Бело-розовый, сладкий, великолепный, как на витрине в кондитерской. Я смотрел, представлял, как обжираюсь твоей красотой и думал: эта чудесная женщина принадлежит мне! Она - меня выбрала! Она - моя! Моя на веки! От гордости и ощущения собственной величия я даже дышать не мог. А уж как я тебя тогда хотел, сказать невозможно. Впрочем, почему хотел? Я и сейчас прикасаюсь к тебе и словно уплываю в волшебную страну.
- А я до тебя почти ничего не ощущала, - призналась Надин.
- Правда? У тебя ведь хватало мужчин. Неужели никто не сумел затронуть твою чувственность?
- Я думала, что фригидна.
- Ты? - поразился Матвеев, на спине которого не заживали следы от ногтей Надин, а губы вечно болели от укусов.
- Не смущай меня… - говорить о сокровенном было неловко.
- Хорошо… - задумался Матвеев. И с тяжким вздохом добавил: - Разберемся.
Очень скоро Надин обнаружила, что их сексуальные отношения изменились. Павел отдавал всего себя ее удовольствию, он был еще более нежен, еще более страстен, игрив, настойчив. Он словно лечил ее. И добился своего. В их интимной жизни наступила гармония, такая же идеальная, как порядок на заводе Матвеева.
За ужином, глядя на счастливое лицо отца, Ольга потребовала:
- Надин, не смей покидать больше папеньку. Он, как ребеночек, без тебя от тоски едва не плакал по вечерам.
Паша улыбнулся:
- Тосковал, признаюсь честно.
- Зато сейчас сияешь, как начищенный самовар, - съязвила дочка.
- Сияю, - подтвердил отец, - и тебе предлагаю воссиять. Не хочешь из-за возвращения Надин, вот тебе другой повод. У Грушининых бал. Крестная велела быть непременно. Ругалась, что свадьбу зажали. Тебя требовала особо. У нее для тебя подарок.
- К крестной! На бал! - обрадовалась Ольга.
- Когда надо быть в Москве? - поинтересовалась Надин.
- К выходным.
- Так скоро. Я устала. Может быть, не поедем?
- Вот еще! - фыркнула возмущенно Оля.
– Глафира Георгиевна, сама понимаешь, отказа не примет. Велела быть - надо быть и никаких разговоров, - заметил Матвеев.
- Да, уж с ней не поспоришь, - махнула рукой Надин.
В бытность свою студентом Павел был репетиром у 15-летнего Леонида Грушинина и, так случилось, подружился с семейством богатых московских заводчиков. Помогал Игнатию Ивановичу вести дела, Глафиру Георгиевну сопровождал по театрам, выставкам и благотворительным комитетам. Позже на одолженные у Грушининых деньги Матвеев стажировался в Америке и был принят по рекомендации Грушининых на завод, принадлежащий отцу Надин. После смерти сына, а затем и мужа, Глафира Георгиевна еще теснее привязалась к своему протеже. Она души не чаяла в Ларисе, дружила тесно с Надин, Ольгу - крестницу баловала без меры и пыталась время от времени перетянуть в первопрестольную, для чего время от времени знакомила с приличными молодыми людьми. Один из них - адвокат Валерий Снегирев спал и видел, как бы назвать Олю своей женой. Прошлым летом, на даче у Грушининых между Ольгой и 25-летним адвокатом случился бурный роман. К концу сезона Снегирев дважды сватался и дважды получил отказ. Матвеев категорически возражал против раннего замужества дочери и, когда после Рождества шквал писем от Снегирева иссяк, даже гордился своей предусмотрительностью: "Первая любовь как половодье. Нахлынет, закружит и отпустит. Не стоит торопиться, надо проверить чувства, разобраться в себе…" Однако, после телеграммы Надин, Матвеев изменил решение и тоже телеграммной попросил Глафиру Георгиевну переговорить с потенциальным женихом. Тот немедля объявил, что готов венчаться хоть завтра.
Увы, Ольга по приезде в Москву встретила бывшего поклонника равнодушно и категорически отвергла предложение руки и сердца. Однако, что-то между парочкой все-таки произошло, потому как провожая Матвеевых, Снегирев долго и убедительно целовал Оле руки и что-то без умолку говорил.
- Я буду писать? - подслушала Надин.
- Право, не знаю…
- Я сегодня же напишу, - изменил установку и интонацию Снегирев.
- Ну, хорошо, напиши..
- Когда ты мне ответишь?
- Когда-нибудь.
- Когда-нибудь ты будешь моей женой.
Стучали колеса поезда. За окном березы и дубы сменялись соснами и елями. Вместо одетых в темное, бородатых русских мужиков на станциях толпились бритые, в вышиванках украинские крестьяне. В Москву ехали из весны в весну, домой возвращались из весны в лето. Конец мая в пределах огромной империи - время разное.
- Снегирев - отнюдь не лучшая партия, - провоцировала Надин племянницу к откровенности.
- Возможно, - грустно признала Оля.
- Но ведь он тебе нравился? Ты бы хотела стать его женой?
- Я не могу сделать его счастливым, а несчастным он легко станет и без моей помощи. Зачем плодить боль?
Туманная фраза привела Павла в замешательство.
- Не понимаю о чем ты.
- Я не собираюсь замуж, у меня другие планы в жизни.
- Позволь узнать какие?
- Говорить об этом пока рано.
В угоду своим таинственным планам в очередную среду Оля отправилась на занятие кружка на Садовой. Вернулась она взбудораженная, веселая, с сияющими глазами. В приподнятом настроении провела три дня, затем получила толстенное письмо с московским штемпелем, которое не читая, на глазах Надин и отца, бросила в печь.
– Что будем делать дальше? - спросил Павел, скучая над бифштексом.
- Сражаться, - воительница Надин не умела сдаваться. - У нас есть цель и мы добьемся своего любой ценой. У меня есть новый план.
Матвеев с облегчением вздохнул. Он иногда забывал, что дражайшая супруга - генератор идей и неустанный деятель. Что она в состоянии организовать все от подпольной типографии до заговора.
Для воплощения очередной идеи Надин потребовались помощники, найти которых она решила через шустрого Ваньку.
- Скажи-ка мне, друг мой, Иван, каким образом, газета "Губернские новости" узнала столько подробностей про попытку ограбления страхового общества "Доверие"? Автор - Петр Скороходов, описывает события так, будто видел все воочию.
Разговор происходил в кондитерской, за заставленным всевозможными пирожными столом. С сомнением, отложив новый кусок наполеона, Ваня сообщил:
- Все просто. Петька - сын мамкиной сеструхи. Мой, стало быть, двоюродный брательник. Но это не повод, что б меня с Витьком дурить. Мы Петке завсегда инхвармацию добываем. А он нам платит нам рубль в день…
– Каждому … - с полным ртом перебил Витек.
Надин не выдержала и возмутилась:
- Хватит сочинять. В прошлый раз, вы сказали, что получаете полтинник в день на двоих. Ну да ладно. Сведи меня с братом. Если я с ним договорюсь - получите три рубля.
- Каждому?
Встреча с репортером состоялась в снятом на час номере дешевой гостиницы. Молодой человек, крайне заинтригованный, с удивлением рассматривал Надин. В одолженном у горничной платье, а что делать, если тебя знает в лицо полгорода, - супруга заводчика Матвеева походила на модистку, явившуюся на свидание с любовником.
- Добрый день, - с вопросительной интонацией произнес Скороходов.
- Добрый, - ответила Надин. И указала на стул, - прошу.
- Чем могу быть полезен?
- Давайте, сначала познакомимся. Надежда Антоновна. Если сойдемся короче, зовите меня Надин.
- Петр Травкин. Скороходов - творческий псевдоним.
- Отлично.
Мгновение Надин разглядывала Петра, пыталась угадать подойдет ли ей этот человек. Лет двадцать пять, молод - это безусловный плюс. Лицо открытое умное, энергичное. Значит, привык соображать и действовать. Глаза насмешливые, с огоньком. Стало быть - характер живой, пытливый. Она вздохнула и начала:
- Чтобы вы не решили, относительно моего предложения, поклянитесь, хранить в тайне все, что услышите от меня.
- Клянусь, - торопливо согласился Травкин.
Совсем мальчишка, покачала головой Надин.
- Не горячитесь, - посоветовала по-доброму и тот час пригрозила. - И не клянитесь попусту. Я не желаю огласки, потому всегда смогу заставить вас сдержать данное слово.
- Я - человек чести и обещания исполняю всегда, - Петр сердито свел брови.
- Тем не менее, - настояла Надин. - Я вынуждена заявить: если информация, полученная вами, в ходе беседы повредит мне или моим близким, пострадает ваша семья.
- Вы позвали меня, чтобы пугать?
- Я хочу определенности в наших отношениях.
- Между нами нет никаких отношений.
- Однако могут быть? - Надин хитро прищурилась. Парень ей понравился. Другой на его месте испугался или смутился бы. Этот, репортерская душа, в предвкушении новостей и сенсаций, ждал продолжения странного разговора.
- Могут, если вы приступите к делу.
- Для начала, позвольте несколько вопросов.
- Извольте.
- Ваши политические воззрения?
Травкин рассмеялся.
- Я - радикально аполитичен, Надежда Антоновна. Мой отец работал на заводе вашего мужа, потому о социализме и пролетариате я знаю не понаслышке. В бытность свою, посещая кружки, я изводил лекторов примерами из реальной жизни. Возразить было нечем. Павел Павлович - делает для рабочих то, что не декларирует ни одна партия. Он - необыкновенный человек.
- Почему же? - не утерпела Надин.
- Он учит думать. На выпускном собрании в реальном училище мне и моим семнадцатилетним товарищам Павел Павлович сказал: "Те, кто любят водку и не любят учиться, живут в нищете и ужасе. Те, кто хотят жить хорошо - живут в достатке. Выбор всегда за вами. Я сам из простой семьи. Тесть мой покойный, прежний хозяин завода, из крестьян. Тысячи промышленников, инженеров, учителей, офицеров вышли из народа. Сейчас время такое, надо думать, соображать, вкалывать. Сейчас не побеждает только ленивый и глупый. Будьте умными, ребята, всегда будьте умными. Вот вам мой наказ!"
- И что же вы, преуспели в жизни?
- И да, и нет. Я поступил в Петербургский университет, откуда после студенческий волнений вылетел в 1899 году без права обратного поступления. Год провел в Екатеринославе у родни. Затем вернулся домой, работаю в газете в отделе уголовной хроники, на жизнь не жалуюсь. Не удалось стать юристом - стану журналистом. Если получится - пойду в писатели или учителя. Грамотные, инициативные люди везде нужны.
- Вы могли бы окончить образование за границей.
- На моем иждивении, после смерти отца, мать и две сестры. Я не могу их оставить.
- Апелляцию по поводу восстановления в университет писали?
- Дважды получил отказ, - пожаловался Петр.
- Я наведу справки. Если вы заслуживаете, заводской комитет похлопочет за вас перед властями.
Травкин наклонил голову.
- Благодарю.
- Пока не за что.
- Что вы еще желаете знать обо мне?
- Как вы относитесь к террору?
Репортер поморщился.
- Пустое занятие. Место одного тирана занимает другой и все идет прежним чередом. Разрушая, сказал опять-таки Павел Павлович, невозможно построить. Надо созидать.
- Вы отлично подготовились к нашей встрече, - иронично заметила Надин. - Сколько еще цитат моего мужа у вас заготовлено?
- Извините, - сказал Петр злым голосом. - Для вас Павел Павлович Матвеев - муж, а для меня - человек, определивший судьбу. Он взял моего пьющего отца с испытательным сроком, хотя принимал в завод только трезвых. Два раза лично устраивал выволочки, когда батя срывался. Он тыкал пальцем в мою грязную рожу и орал: "Сволочь! Ты не себя пропиваешь, а своего сына! Побойся греха! Предатель". На "предателе" батя сломался и дал зарок не пить.
- Он был лекальщиком, - вспомнила Надин.
- Да. Первым лекальщиком в городе.
Лекальщик - самая престижная и высокооплачиваема рабочая профессия. Не мудрено, что Паша лично занимался воспитанием Травкина-старшего.
Надин в волнении прошлась по узкому гостиничному номеру. Наступал решающий миг.
- Я удовлетворена. вы умны, находчивы, ответственны, умеете расположить к себе. Думаю, мы можем быть полезны друг другу. Суть предложения такова: надо написать цикл статей, посвященных деятельности террористических групп. Я предлагаю: внедриться в одну из местных ячеек, разобраться в ее работе и показать широкой публике преступное лицо псевдо-революционеров.
- Не лукавьте, Надежда Антоновна. Непохоже, что вам нужна объективная информация. Скорее - "чернуха", для сведения счетов. Я прав?
Надин предприняла еще одну попытку:
- Мода на революцию исковеркала тысячи судеб. Недопустимо, что бы обращаясь к идее террора, люди приукрашивали его сущность. Получив всестороннюю информацию, можно оценить себя и свои стремления куда полнее.
Петр небрежно отмахнулся от пафоса ее слов:
- Не стоит взывать к моему благородству, лучше скажите, сколько намерены платить?
- То есть вы согласны?
- Нет. Пока не узнаю цену, я не стану принимать решение.
- Вы циничны. - Задумчиво протянула Надин.
- Я рационален. - Усмехнулся Петр. - И это тоже влияние Павла Павловича Матвеева. Умные люди не позволяют использовать себя, говорил он, но с удовольствием продают свои услуги. Итак, сколько вы заплатите, если я приму ваше предложение?
- Ваши условия?
- Что конкретно от меня требуется?