- Признаюсь, на минуту забыл. Судя по тому, что сказала служанка, у ее хозяйки то же недомогание, от которого страдают многие наши пациенты. Ты ее хорошо знаешь. Сходи к ней вместо меня. Если все так просто, ты знаешь, что делать.
- Да, папа Знаю. Несколько капель настойки бриония.
- Не превышай этой дозы. И объясни, что ей нужно лежать в постели. Если у нее сильный жар, понизь его и скажи, что я навещу ее сегодня до вечера. И помни…
- Папа, - сказала девушка слегка раздраженным голосом. - Я знаю.
- Конечно, дорогая моя, - сказал отец. - Знаешь не хуже меня, что делать в таких случаях.
Исаак с Юсуфом поднимались на крутой холм, ведущий к южному фасаду собора, минуя обычную полуденную толпу женщин и мужчин, которые торговали или шли по своим делам. Их внимание привлекли два голоса, выделявшихся среди других повышенным тоном и гневной интонацией.
- Юсуф, кто это? - сиросил Исаак. - Этот голос кажется знакомым.
- Я только мельком видел их в толпе, господин. Между нами слишком много высоких людей. Но я готов поклясться, господин, что один из них Баптиста. Тот человек - нездешний, - о котором я вам говорил.
- Мелкий торговец. И если не ошибаюсь, другой голос принадлежит нашему бывшему пациенту. Тому молодому монаху, который лишился двух пальцев на ноге. Жуакину.
Когда они подошли поближе, эти голоса стали слышны отчетливее среди окружающего шума.
- Прекрати это, - говорил Баптиста сдержанным, убедительным голосом. - Ты только и знаешь что таскаешься за мной с тех пор, как я вышел. Это не принесет тебе добра. Ни малейшего.
- Я сказал вам - вы должны это сделать, - ответил Жуакин. В его громком голосе звучало отчаяние. - Должны.
- Не понимаешь, что я говорю, болван? Тебя это уже не касается, - сказал Баптиста. - Но я хочу быть справедливым. Может, мы и сумеем прийти к соглашению, - сказал он, сильно понизив голос.
- Никаких соглашений! - крик стал надрывным. - Вы должны сделать это.
Тут три человека в рясах монахов-бенедиктинцев быстро поднялись по холму, задев Исаака.
- Простите нас, - негромко произнес первый. - Простите. Брат Жуакин, - позвал он, не переводя дыхания. - Брат Жуакин.
- Да, брат? - ответил Жуакин своим обычным мягким тоном.
- Пошли обратно с нами.
- Конечно, брат, - ответил Жуакин. - Уже обеденное время? Простите, если опоздал. Спасибо, что пришли за мной.
- Кажется, половина людей в городе страдает какой-нибудь болезнью груди и горла, - сказал Исаак. - Но, по счастью, не все они изнуряют тело трудами и заботами, как вы, Ваше Преосвященство.
- А как вам удалось избежать болезни, мой друг? - спросил епископ. - Или вы тоже больны? Хотя с виду вполне здоровы, - добавил он.
- Ваше Преосвященство, в болезни много странностей, которых я не понимаю - в особенности, почему один человек заболевает, а другой нет. Кажется, сегодня не мой черед болеть, - сказал Исаак и нагнулся, чтобы еще раз послушать грудь епископа. - Но, боюсь, что Вам нужно оставаться в постели еще несколько дней. Уверен, что отец Бернат и отец Франсеск приложат все силы, чтобы пресечь любые ваши попытки вернуться к своим обязанностям на это время.
- Мы всеми силами старались избегать обсуждения дел епархии с Его Преосвященством, - раздраженно сказал Бернат. - Эта задача не из легких.
- Кажется, никто не понимает, сеньор Исаак, - недовольно заговорил епископ, - что если я буду лежать здесь весь день, задаваясь вопросом, что происходит и какие еще большие проблемы назревают, пока я не выхожу из спальни, то не смогу успокоиться. Я предпочел бы узнать самое худшее, а потом заснуть или слушать музыкантов, зная, что кто-то другой занимается упрямыми приходскими священниками и потворствующими им канониками. Я четыре раза спрашивал их о смерти сеньора Гвалтера, а они только принимают неловкий, загадочный и очень тревожащий вид. Потом уверяют, что тут не о чем беспокоиться.
- Пожалуй, Его Преосвященство прав, - сказал Исаак. - Наверное лучше сказать ему самое худшее, если это облегчит его душу. Когда же он почувствует себя слишком больным или усталым, чтобы слушать, он перестанет спрашивать.
Бернат с Франсеском переглянулись. Франсеск поднялся и, расхаживая туда-сюда, заговорил:
- Видимо, настало довольно трудное время, Ваше Преосвященство. Не знаю, как это произошло и из-за кого, но, кажется…
Он умолк, подбирая слова.
- Что "кажется", Франсеск? - спросил Беренгер.
- Очевидно, разошелся слух, что священный Грааль находится в городе, - отрывисто ответил тот.
- Что? - произнес епископ.
- Что он обладает ужасающей силой и стал причиной смерти сеньора Гвалтера.
- Пусть святой Нарсис, который спас нас от французов, вмешается еще раз и защитит нас от самих себя, - сказал Беренгер. - Кто это говорит?
- Я слышал от садовника, - сказал Франсеск.
- Я от одного охранника, - сказал Бернат. - И от писца, который пришел предупредить нас. А тот - от просителя, который пришел подать жалобу в церковный суд.
- Вы слышали это, сеньор Исаак? - спросил Беренгер.
- Нет, - ответил врач. - Но сегодня утром я был очень занят, едва находил время поздороваться с пациентами и не давал им возможности болтать. Мне сказали кое-что, что вам следует знать, - добавил он. - Хотя это не имеет отношения к слухам о Граале.
- Давайте сперва послушаем, что говорят люди, - устало произнес епископ. - Расскажите нам самое худшее, как обещали.
- Они говорят, что взгляд на Грааль несет смерть, - заговорил Франсеск. - Прикосновение к нему - мгновенную смерть. И если не найдется человек, который отнесет его в собор и поместит в каком-нибудь священном, потайном месте, город будет уничтожен.
- Кто же должен исполнить эту задачу?
- Это их проблема, так ведь, Ваше Преосвященство? Пусть они беспокоятся о том, кто должен найти Грааль и потом, рискуя жизнью, отнести его в собор.
- Кому-то придется сказать им, что сеньор Гвалтер был убит кинжалом, который держала человеческая рука, и что его кошелек похищен. Это ужасное злодеяние, но вместе с тем обыкновенное ограбление. И только. Или вы знаете больше, чем говорите.
- Я слышал кое-что, - сказал Исаак. - И не собираюсь скрывать это от Вашего Преосвященства. Сегодня утром меня вызвали к вдове Гвалтера. Она находилась в тяжелом состоянии, едва могла дышать от горя, но не по той причине, о которой вы можете подумать. Кажется, хотя она и оплакивает мужа, еще больше она расстроена утратой золота.
- Золота? В каком смысле? - спросил Беренгер.
- Я лишь передаю то, что рассказала мне она, - ответил Исаак. - И боюсь, что это вполне совпадает со слухами. Подозреваю, что они исходят от ее слуг.
Исаак повторил как можно точнее свой разговор с сеньорой Сибиллой.
- Пятнадцать тысяч мараведи! - произнес Бернат. - Это большая сумма.
- Думаю, ради нес многие с готовностью пошли бы на убийство, - сказал Исаак.
Глава пятая
Пока Ракель выслушивала грудь сеньоры Дольсы, внимательно осматривала ее горло и давала капли, которые должны были снять опухоль, ее муж, Эфраим, заботливо топтался поблизости. Даниель, их племянник, остался в лавке один.
День выдался спокойный, перед полуднем зашли всего несколько покупателей. Даниель склонился над парой превосходных лайковых перчаток, которые только что сшил, по-разному раскладывая на них бисеринки разных цветов, стараясь создать узор, который пока что существовал лишь у него в голове. Это увлекательное занятие прервал звук шагов; он положил бисеринки на стол и поднял глаза. В дверь вошли две женщины в дорогой одежде, мать и дочь, за ними следовали их слуги.
Даниель отложил работу и улыбнулся.
- Доброе утро, сеньора Алисия, - обратился он к старшей, поднимаясь с табурета. - Надеюсь, вы здоровы.
- Совершенно здорова, Даниель, спасибо, - ответила та с вялым, но добродушным видом.
Даниель скрыл легкое раздражение под маской вежливости.
- А сеньор Висенс? - дядя не раз журил его за то, что он не задает исчерпывающих вопросов о здоровье и благополучии покупателей - тратили ли те большие деньги на изящные лайковые перчатки или покупали грубые за гроши.
- Муж тоже здоров, - ответила она.
- Показать вам что-нибудь, сеньора Алисия? - спросил Даниель. - Или вам, сеньора Лаура?
В ответ сеньора Алисия улыбнулась и стала рассматривать выложенные на прилавок образцы.
Дочь нарушила ее задумчивость.
- Мама, - сказала она, - взгляни на эти. Красивые, правда? Я хочу такие. Только с вот таким узором, - предположила она, указывая на другую пару, - притом из зеленых бисеринок.
- Лаура, они, должно быть, очень дорогие, - предположила ее мать. Потом внимательно оглядела их. - Сколько они стоят, Даниель? Перчатки, которые хотелось бы иметь моей Лауре?
Даниель подался вперед и назвал сумму сеньоре Алисии на ухо.
- Я могла бы купить платье за такие деньги, - сказала пораженная женщина. - Может, и простое, но тем не менее… Это слишком дорого за пару перчаток.
- Но, мама, - сказала Лаура с жалобными нотками в голосе, - перчатки всегда дорогие.
- Они бы замечательно выглядели на сеньоре Лауре, - сказал Даниель. - Но у нас есть и другие фасоны, более дешевые, которые тоже будут превосходно смотреться на ее изящных руках.
- Мама, мне нравится узор на этих, - упрямо заявила Лаура. - И потом сейчас уже неважно, сколько они стоят, так ведь?
- Лаура, что ты говоришь?
- Мама, папа сказал, что мы разбогатеем. Значит, можно позволить себе их.
- Шшш, милочка, - сказала ее мать, беспокойно озираясь. - Не говори таких вещей. А если и так, подождем, когда это произойдет, а потом уж станем заказывать самые дорогие перчатки в лавке.
И она вытолкала дочь наружу, не дав никому сказать ни слова.
- Хорошенькая толстушка, - сказал подмастерье, он стоял, привалясь к косяку ведущих в мастерскую дверей, и молча слушал разговор. - Везет же тебе, а?
- Кто? - спросил Даниель, снова принимаясь раскладывать узор.
- Сеньора Лаура, - ответил подмастерье. - Правда, я не отказался бы и от ее матери.
- Да, конечно, - рассеянно сказал Даниель.
В то время когда сеньора Алисия и ее дочь думали о дорогих перчатках, их муж и отец узнал о смерти Гвалтера Гутьерреса. Он сидел в глубине лавки, предоставив ученику заниматься покупателями. За годы расчетливого, упорного труда и ловких сделок он постепенно превратил скромную лавку, где покупали материю сообразительные и прижимистые хозяйки Жироны, в большое предприятие, все шире ведя дела с купцами, портными и другими лавочниками. За его маленькой конторой находилась комната, до того забитая товарами, что ее называли складом.
Затишье в работе дало ему время строить смелые планы, которые он обдумывал уже две-три недели.
Услышав изумленный возглас ученика, Висенс встал и вошел в лавку.
- Дорогой сеньор Николау, - задушевно сказал он. - Как я рад видеть вас. Это просто визит - поверьте, очень приятный - или показать вам что-нибудь? Отрез красивой ткани для летнего платья вашей доброй жене?
- Сеньор Николау рассказывал мне об убийстве сеньора Гвалтера, - сказал ученик. - И об этом жутком похищении. А потом ваш друг Пере заглянул на минутку спросить, есть ли у нас новый шелк, его жена хочет взглянуть на него, и сказал нам, что у сеньора Гвалтера был священный Грааль, настоящий, он нес его в собор и его сразила Рука Господня. Он так сказал, правда, сеньор Николау?
- Священный Грааль у Гвалтера? - произнес Висенс слабым голосом.
- Это просто слух, сеньор Висенс, - сказал Николау Мальол. - Мы знаем только, что Гвалтера нашли возле дворца епископа.
- Но врач наверняка…
- Я распрошу тестя, когда увижу его, сеньор Висенс. Вне всякого сомнения, он знает больше.
- Совершенно верно, - сказал Висенс и грузно опустился на стул. - Врач Исаак знает все, что происходит в городе. Парень, - резко обратился он к ученику. - В лавке останусь я. Тебе нужно разнести покупки.
- Хорошо, сеньор Висенс, - сказал ученик, радостно взял два небольших свертка и поспешил к двери. Улица буквально гудела новостями, и ему очень хотелось окунуться в это возбуждение.
- Пожалуй, мне нужно проконсультироваться с вашим тестем, - сказал Висенс.
- Заболели? - спросил Николау. - Вы выглядите довольно бледным.
- Нет, я не болен. Огорчен и встревожен этой новостью, вот и все. У него в самом деле был Грааль?
- Не представляю, как такое могло случиться, - сказал Николау. - Откуда бы он взял его?
- Это я могу вам сказать, - произнес Висенс шепотом. - Один человек - нездешний - принес его в город. Недавно.
- Не верю, - сказал пораженный Николау. - Сюда?
- Почему бы нет? У нас красивый собор…
- Будет красивым, когда его достроят. Но как вы узнали об этом?
- Тот человек предлагал его мне. За большие деньги.
- Господи Боже, - сказал Николау. - Он говорил, что у него есть Грааль?
- Шшш, - прошипел Висенс. - Об этом никто не должен знать.
- Представьте, если б это было правдой, - сказал Николау.
- Вне всяких сомнений, это правда, - заговорил Висенс. - В подтверждение этого у него есть бумаги. Можете представить себе, чем хранение Грааля здесь - в соборе - обернулось бы для города? К нам повалили бы тысячи паломников. Прибывали бы сюда ежедневно, нуждаясь в еде и крове, с золотом в карманах и громадным желанием истратить его на безделушки, отрезы шелка и прочее, чтобы показать дома соседям.
- Тогда стало бы шумно и тревожно, - сказал Николау. - Там, где паломники, там воры, головорезы и всякие другие отвратительные люди. Нет - я думаю, Граалю лучше всего оставаться сокрытым от людских глаз.
Сеньор Висенс удивленно воззрился на него и покачал головой.
Торговец тканями проводил Николау Мальола до площади. Николау остановился и что-то пробормотал под нос.
- Прощу прощенья? - произнес Висенс.
- Извините, сеньор Висенс. Я засмотрелся на ученика моего тестя, увлеченного разговором с кем-то, и подумал о том, как сильно он вырос за год.
- Он разговаривает с Баптистой, - сказал Висенс. - Какие дела могут быть у Баптисты с учеником врача? Что он затевает?
- Юсуф?
- Нет, Баптиста, - ответил Висенс. - Простите меня, сеньор Николау. У меня дела.
И поспешил обратно в лавку.
- Николау, может ли это быть правдой? - спросила его жена Ребекка, когда они сели обедать.
- Нет, - ответил ее муж. - Не думаю. Но мне нужно заглянуть к Марти. Он очень любил отца, хотя Гвалтер сильно раздражал его, и, должно быть, раздавлен горем.
- Я пойду с тобой, засвидетельствую свое почтение сеньоре Сибилле.
- Я тоже хочу пойти, - сказал их сын Карлос.
- Не сейчас, - ответила его мать. - В другой раз. Я возьму с собой служанку, - обратилась она к мужу, - и по пути обратно, пока ты будешь разговаривать с Марти, я сделаю кое-какие покупки.
- Николау, мне невыносимо находиться в этом доме, - сказал Марти. Они сидели во дворе, стараясь поддерживать неловкий обмен вежливыми банальностями. - Давай погуляем вдоль реки.
- Должно быть, дом пробуждает мучительные воспоминания, - негромко произнес Николау.
- Долго это продолжаться не будет, - сказал его друг.
- Почему? - спросил Николау. - Уежаешь?
- Можно сказать так, - ответил Марти, поднимаясь на ноги. - Не то чтобы уезжаю. Скорее… - Он не договорил. - Я расскажу тебе всю эту ужасную историю. Думаю, вскоре ты все равно все узнаешь.
- Если не хочешь… - начал было Николау, выходя следом за Марти со двора. Сжигаемый любопытством, смешанным со смущением, он не закончил фразы.
Когда они удалились от толпы и сели на берегу, Марти стал рассказывать то, что узнал утром из слов матери.
- Пятнадцать тысяч мараведи, - произнес Николау. - Мне трудно поверить в это.
- Мне тоже, - сказал Марти. - Как и всякому разумному человеку.
Взял камешек, бросил его в воду.
- С таким же успехом он мог бы все, что нажил тяжким трудом, бросить в Оньяр. По крайней мере, его бы за это не убили.
- Ты не знал ничего о том, что происходит?
- Я понял, что отец что-то затевает. Знал, что он собирает долги - ходит от дома к дому, будто сборщик налогов, требует все, что ему задолжали. Я подумал, что он сходит с ума.
- Серьезно?
- Да.
Марти бросил другой камешек и стал смотреть на расходящиеся круги.
- Я вчера было решил предложить запереть его в комнате, пока он не наделал еще чего-нибудь.
- Ты спрашивал отца, что он делает?
- Да. Несколько раз. Мы жутко ссорились, орали друг на друга, говорили такие вещи, что даже не верится. Последнее, что я ему высказал, - пожелание, чтобы он гнил в аду.
Молодой человек закрыл лицо ладонями и мучительно заплакал. Наконец, утерев слезы, он сказал:
- Я был очень зол на него. Как можно любить человека и так на него злиться?
- Это легко, - сказал Николау, положив руку другу на плечо. - Легче, чем злиться на человека, который тебе не нравится.
- Моя мать в смятении. Боится, что мы будем голодать. Но есть дом, который теперь принадлежит мне. Я продам его. Вырученных денег и ее приданого будет достаточно, чтобы содержать мать если не в роскоши, то хотя бы пристойно. Она поговаривает об уходе в монастырь; деньги за дом уйдут туда. Думаю, это будет значительная сумма.
- А ты как же?
- Я молодой и сильный, - заговорил Марти. - Могу работать. Думаю, достаточно обаятелен, чтобы увлечь трудолюбивую молодую женщину с приданым, достаточным, чтобы начать торговлю. Да - думаю, я смогу даже продаться богатому тестю с уродиной-дочерью, которому нужен сын, что продолжит его дело, - добавил он с горечью.
- Я бы пока не отчаивался, - сказал Николау. - Подожди, пока ситуация не прояснится. Ну, мне пора. Давай дойдем вместе до твоего дома.
- Моего дома, - сказал Марти. - Это мой дом, так ведь, пусть и временно?
- Конечно, - сказал Николау.
Баптиста вошел в таверну Родриге уже не с той осторожностью, какую выказал, когда появился там впервые. Взбежал по лестнице в главную комнату, кивнул нескольким завсегдатаям, повернул и, откинув кожаную завесу в проеме двери, отправился на кухню. Матушка Родриге крошила овощи для супа.
Баптиста был верен своему слову. Он взял нож и с быстротой - результатом долгой привычки - стал чистить, крошить, нарезать вместе с хозяйкой.
- Что это с тобой? - спросила она.
- Ана, Жуакин в городе, - ответил он, с особой силой опуская нож.
- Тот, о котором ты говорил мне?
- Тот самый.
- Что ему нужно?
- Для себя? Ничего, - ответил Баптиста. - В том-то и беда, Ана. Я оказался сущим дураком. Должно быть, на меня так подействовал горный воздух. Как только начинаешь вести дело с людьми, которыми не движет простая жадность, возникают проблемы. Большие проблемы.
Он взял морковку и потряс ее так, словно это был монах Жуакин.
- Нужно было быть умнее, - сказал он с горечью.
- Кое-кто из тех, с кем ты ведешь дела здесь, тоже могут создать большую проблему, - заметила Ана. - На твоем месте, Баптиста, я была бы поосторожнее.