Успокоительное для грешника - Кэролайн Роу 8 стр.


- Это слово, кажется, означает "урожай". Только я давно не читал на своем языке. Скоро ты выйдешь замуж за Даниеля? - задал вопрос безо всякой паузы. - Я спрашиваю только потому, что мне нужно многому научиться, прежде чем я смогу помогать своему учителю так же умело, как ты. И нужно научить тебя читать на моем языке.

- Замуж за Даниеля? - спросила девушка, покраснев. - Кто тебе это сказал?

- Да ведь любой дурак видит, что он влюблен в тебя, - ответил Юсуф. - И сеньора всегда старается подвести вас друг к другу, когда он бывает здесь. Ты влюблена в него?

Ракель странно посмотрела на мальчика.

- Это не твое… ну, я полагаю, это не твое дело, так ведь? И в данном случае ответ отрицательный. Я не влюблена в него.

- Почему? - спросил Юсуф. По выражению лица было ясно, что для него это очень серьезный вопрос. - Он красивый, так ведь?

- Пожалуй, - сказала Ракель. - Я не обращала внимания. Он слишком… ну, слишком обычный. Он мне как брат, - сказала она раздраженно. - Как я могу в него влюбиться?

- Он тебе нравится? Мне да, потому что он умный. И веселый.

- Нравится, конечно. Его общество приятно. Но я не назвала бы это любовью. Помнишь сеньору Исабель?

- Помню, конечно, - сказал Юсуф. - Это было всего год назад.

- Любовь даже больше того чувства, что сеньора Исабель испытывала к своему бедному рыцарю.

- А что она испытывала? - спросил Юсуф. - Я спрашиваю тебя только потому, что, думаю, мужчины ощущают это по-другому, а здесь, в Жироне, у меня нет сестер, чтобы спросить их.

- Видимо, да, - сказала Ракель. - Если то, что рассказывают, правда, Исабель говорила, что внутри у нее появлялось странное, болезненное ощущение - для меня тогда это звучало очень тревожно, но… но я не ощущаю ничего подобного, когда вижу Даниеля.

Она отбросила с лица волосы.

- Жарко сегодня.

- Но ты знала эти ощущения, - заметил Юсуф.

- Чертенок, - сказала Ракель. - Да, знала, только не здесь и не сейчас. И не говори об этом папе. Это его только встревожит, а тут нечего тревожиться. Все-таки, думаю, я когда-нибудь выйду за Даниеля, потому что нужно выходить замуж, а он здесь лучше многих. Тогда все будут счастливы, так ведь?

- А ты?

- Не знаю.

Утреннее солнце поднялось уже высоко, когда Даниель нашел убедительный предлог отправиться в город, не вызывая любопытства дяди. Изначально он собирался объяснить, что кому-то надо поговорить с Марти Гутьерресом по поводу его безответственных обвинений, и поскольку он знает его, то займется этим. Но теперь его тревожило беспокойство Ракели. Если она считала объяснение с Марти безрассудством, то дядя воспринял бы его как полное сумасшествие. Поэтому он счел за лучшее помалкивать об этом. Даниель вышел из лавки, сказав, что пойдет кое-что купить, и вызвавшись доставить несколько сообщений. Конечно, за покупками можно было отправить слугу, а сообщения не были срочными. Но дядя решил, что племяннику просто не сидится на месте, и отпустил его.

Даниель шел по людной улице, обдумывая, что именно сказать Марти. Старательно выстраивал доводы, как пешки на шахматной доске, готовясь дать отпор любому выпаду, каждому оправданию, какое тот мог выдвинуть в свою защиту.

Однако его тщательно спланированное объяснение началось скверно. Марти, с мутным взглядом, несколько бледный, сам подошел к воротам. Увидел, кто это, и, пересиливая похмелье, улыбнулся.

- Оле! Даниель, - сказал Марти. - Очень хорошо, что пришел. Входи, входи. Голова у меня горит, словно кузнечный горн, а во рту будто козел ночевал, но при виде тебя я взбодрился. Давай выпьем по чаше вина.

- Нет, спасибо, Марти, - ответил Даниель, свирепо глядя на него. - Пить ничего не буду. Я только хотел поговорить с тобой.

Если холодный тон и жесткий ответ не насторожили Марти Гутьерреса, то от него не укрылись вызывающая поза и враждебное выражение лица.

- Что случилось? - спросил он.

- Мне нужно поговорить с тобой по поводу Аструха де Местра, - ответил Даниель, начав разговор, как планировал.

- Он попросил тебя об этом?

В голосе Марти прозвучала язвительная нотка.

- Это неважно, - ответил Даниель с легким замешательством. Этого вопроса он не предвидел.

- Это важно. Я думал, Аструх де Местр способен сам постоять за себя.

- Ты порочил его доброе имя по всему городу, - заговорил Даниель заготовленными фразами. - Даже человеку, который вполне способен защищаться физически, нужны друзья, чтобы защитить его доброе имя.

- А ты считаешь себя его рыцарем и защитником? - усмехнулся Марти.

От гнева у Даниеля из головы вылетели все заготовленные речи.

- Ты обвиняешь его в убийстве безо всяких оснований, - произнес он дрожащим голосом.

- У меня есть основания, - ответил Марти с уверенным видом, который в данных обстоятельствах бесил Даниеля. - Достаточно веские.

Сел, развалясь, на скамью и поднял глаза на гостя.

- Хотел бы я знать, кто толкнул тебя на это? Кто отправил ко мне? Уверен, не Аструх.

- Меня никто не посылал.

- Хорошенькая дочь врача, так ведь? И ради нее ты обвиняешь друга в наговоре, да?

- Лжешь! - сказал Даниель, выведенный из себя явной подлостью этого удара.

- Повтори, и я познакомлю тебя с моим мечом! - выкрикнул, подскочив, Марти.

- Нападешь на безоружного? Дай мне меч, и я докажу, что ты лжешь, - загремел Даниель. - Трус!

- Ты зашел слишком далеко, - сказал Марти. - Ладно, получишь меч, много же будет тебе от него пользы.

Он оглядел двор, словно ожидая, что кто-то сунет меч ему в руку.

- Мечи! - крикнул он.

Ничего не последовало.

- Принесите мечи, ленивые обормоты! - закричал Марти, вскинув в отчаянии руки.

- Марти, - послышался резкий женский голос. - Что ты делаешь?

Вид молодого человека, пытающегося сотворить из воздуха два меча на глазах у матери, внушительной сеньоры Сибиллы, показался Даниелю комичным.

- Даже слуги не обращают на нас внимания, - сказал он с усмешкой.

Тут Марти бросился к Даниелю, который был старше, выше, сильнее, словно собираясь драться с ним голыми руками.

Но двор уже заполнялся слугами. Сеньора Сибилла направилась к сыну.

- Не успел твой отец упокоиться в могиле, как ты уже буянишь во дворе, будто пьяный негодник, - возмущенно напустилась она на него. - Ступай в дом. Отведите своего хозяина, - приказала она привратнику и конюху. - Немедленно. Даниель, прошу прощения за поведение моего сына. Он вне себя. Я должна извиниться перед тобой. Всего тебе доброго.

И, шурша шелком, она быстро пошла к двери дома.

За Даниелем лязгнули, закрываясь, ворота. За сеньорой и ее сыном захлопнулась дверь. И тут же среди слуг поднялся гомон пересудов. Вернулись привратник и конюх, которым не терпелось добавить к скудным фактам собственные домыслы. Через несколько минут оживленного разговора кухонный подручный побежал рассказать захватывающую историю работавшему неподалеку приятелю; то же самое сделал один из конюхов; служанка схватила корзинку с большей, чем обычно, поспешностью и отправилась прямиком на рынок.

Первым делом служанка пошла за рыбой. Хозяйка не просила рыбы - измученной горем и беспокойством, ей было все равно, что есть - но вести Бартоломеу обычно бывали столь же обильными и верными, как его рыба свежей и дорогой.

- Поздно ты сегодня, - заметил он. - Вся лучшая толстая рыба для жарки уже распродана. Но есть замечательные сардинки. Они возбудят аппетит твоей хозяйки - бедная женщина. И очень свежая макрель.

- Бартоломеу, нет ничего удивительного в том, что я опоздала. У нас сегодня была такая заварушка…

- Ерунда по сравнению с тем, что происходит здесь, - сказал продавец рыбы, понизив голос до шепота.

- Правда? - спросила служанка с легкой досадой, что минута ее славы омрачена. - Мой молодой хозяин был в такой ярости…

- Не слышала об убийстве?

- Каком? Моего хозяина? Из-за него и произошла ссора…

- Нет, это старая история. Я говорю об убийстве торговца, который остановился в таверне Родриге, - негромко сказал Бартоломеу, наполняя ее корзинку сардинами.

Служанка прикрыла рыбу льняной тряпицей и подалась вперед.

- Его убили? Когда?

- Ночью, - ответил рыботорговец. - Или рано утром.

- Каким образом? - спросила она, невольно заинтересовавшись.

- Перерезали горло и бросили тело возле собора, у самых святых стен.

- Кто же это его?

- Думаю, Родриге вышел из пьяного оцепенения и узнал то, что знали все остальные, - сказал Бартоломеу. - Если верить мальчишке-слуге, наш дружелюбный торговец нашел матушку Родриге особенно гостеприимной. Вполне естественно, что Родриге воспользовался возможностью отстоять свои права.

- Ничего подобного, - сказала Катерина, торговка конфетами. - Родриге все еще наивен - и глуп - как новорожденный младенец. Я слышала - имейте в виду, от надежного человека, из собора - что Баптиста взял в руки священный Грааль, когда поднялся с прелюбодейского ложа, оскверненный этим грехом и наверняка еще многими другими грехами - и что прикосновение к священной чаше означает смерть для всех, кроме самых непорочных людей.

- На его теле нашли чашу? - спросила служанка, широко раскрыв глаза от удивления.

- Нет, - ответила Катерина, зловеще покачивая головой. - Ни в каком виде.

- Как это понять? - спросила служанка.

- Говорят, этот священный сосуд может превращаться во что угодно, чтобы уберечься от прикосновения дурных людей, от продажи, от использования в кощунственных целях…

- Есть такие люди, которые стали бы использовать его для волшебства? - прошептала служанка в сильном волнении.

- Для какой угодно нечестивой цели, - заверила ее Катерина. - Понимаешь, Грааль может оказаться любой вещью на этом рынке, и если ты коснешься ее, не будучи совершенно чистой от греха, то умрешь.

Служанка в большой тревоге попятилась.

- Стало быть, он может быть одной из рыб Бартоломеу? - спросила она, глядя в корзинку так, словно та была готова наброситься на нее.

- Нет, глупая девчонка, - сердито ответила Катерина. - Он может превратиться в оловянное блюдо, железную кастрюлю, даже в деревянную чашу. Не станет он скрываться в виде того, что можно убить и съесть.

Пока они так разговаривали, несколько женщин и даже двое любопытных мужчин подошли к рыбной лавке. При каждом высказывании Катерины они зачарованно бормотали.

- Значит, любое блюдо на рынке может оказаться Граалем, готовым убить нас? - спросила крупная, краснолицая женщина, стоявшая за спиной служанки сеньоры Сибиллы.

- Как нам распознать его? - спросила другая.

- Прикоснись к нему, - сказал какой-то шутник, - и посмотришь, скоро ли упадешь замертво.

Трудно сказать, когда этот разговор превратился из захватывающих слухов в истеричное неистовство. Возможно, когда молодая и очень легковерная кухонная служанка, которую отправили на рынок за луком, неохотно оторвалась от этого интересного разговора и столкнулась с женщиной, продававшей фаянсовую и глиняную посуду.

- Прекрасное блюдо, - проворковала она, протягивая глиняное изделие. - Для твоей хозяйки или твоего приданого. Вот, потрогай - какое оно гладкое, как старательно сделано.

Маленькая служанка завопила в ужасе и выставила вперед руки для защиты. Блюдо упало на землю и разбилось на множество осколков.

- Опять на нас идет смерть! - пронзительно выкрикнула она. - Помоги мне, Матерь Божия!

Глава одиннадцатая

Все, кто услышал этот крик, устремились туда посмотреть, что происходит; увидев истерично вопящую служанку и разбитое блюдо на земле, каждый сделал для себя поспешный вывод и принял свои меры. Когда там появились двое епископских стражников, одни уже разбежались с рассказами о роке и гибели на устах, другие стояли и смотрели, как двое мужчин, опрокинув стол, разбивали глиняную посуду. Владелица лавки держалась за порезанный большой палец и громко выражала негодование.

Двое увлеченно бивших посуду пьяниц были арестованы; при этом большинство зрителей скрылось в толпе. Однако истерику, которая охватывала город, подавить было нелегко.

Капитан охранников епископа проехал верхом небольшое расстояние от конюшен собора до рынка вместе с сержантом и теперь спокойно глядел на кучки всхлипывающих женщин.

- Капитан, сейчас я могу с этим разобраться, - сказал сержант. - Потом будет сложнее. Многие уже скрылись, едва завидев нас.

Капитан с угрюмым видом покачал головой.

- Его Преосвященство требует, чтобы мы, по мере возможности, не касались этого. Сюда идут городские стражники. Дождись их, расскажи, что видел, только дружелюбно и по-товарищески. А я поеду к Его Преосвященству с докладом.

- И без дальнейших указаний, Ваше Преосвященство, мы почти ничего не можем сделать, - сказал капитан и поклонился.

- Благодарю, - сказал Беренгер. - Держите меня в курсе событий, капитан, но пока больше ничего не предпринимайте.

Епископ подождал, пока капитан выйдет, а потом обратился к своим секретарю и канонику.

- Что вы еще слышали?

- Слухи, Ваше Преосвященство, - ответил Франсеск. - И еще слухи. Любители поболтать сказали мне, что их распускает Рамон де Орта.

- Орта, - повторил епископ. - Вы уверены, что источник слухов он? И что это за слухи?

- Он ничего не говорил мне, Ваше Преосвященство, поэтому не могу сказать, исходят ли слухи от него. Но говорят, они распространяются, как огонь по сухой траве. Та сцена на рынке была лишь первой, вскоре, полагаю, будут и другие.

- Что распространяется, Франсеск?

- Прошу прощения, Ваше Преосвященство. Люди снова говорят, что найден священный Грааль. Что его нашли на теле убитого. И что приближаться к нему очень опасно, даже неумышленно, если только не обладаешь незапятнанной добродетелью.

- Что еще? - устало спросил епископ.

- И что благодаря своей священной, чудесной силе он может превращаться в любой предмет, Ваше Преосвященство. Поэтому даже если его коснуться невзначай, последствия могут быть самыми ужасными. Это сборище легковерных идиотов там…

- Их немало, - пробормотал Беренгер.

- Они впали в панику, подумав, что их могут убить глиняное блюдо или чаша.

Епископ с решительным видом распрямился.

- Нужно выяснить, действительно ли эти слухи распространяет Орта. И если да, то с какой целью. Почему он хочет напугать людей?

- Возможно, думает, что это предотвратит попытки похищения священных сосудов из ризницы, Ваше Преосвященство, - неуверенно ответил Бернат. - Кое-кто может подумать, что Грааль находится там.

- Нет, если им сказали, что он может принять вид деревянной чаши, - сказал Беренгер. Покачал головой. - Я слишком устал и не могу сейчас заниматься безумием мира. Можете идти, но будьте добры передать Орте, что я хочу поговорить с ним.

- Сейчас, Ваше Преосвященство? - спросил Бернат.

- Нет. Сейчас я буду отдыхать. Приму его во время обедни здесь, в своем кабинете.

- Послать за врачом, Ваше Преосвященство? - встревоженно спросил Бернат.

- Нет, - ответил Беренгер. - Он такой же, как вы все. Убежден, что знает, что мне следует делать. Мне нужно одиночество, чтобы найти наилучшее решение этой проблемы.

Епископ поднялся и направился к своей спальне. Дойдя до маленькой двери, ведущей в нее, обернулся.

- Да. Сообщите ему, пусть приходит после ухода Орты.

И скрылся в спальне, оставив секретаря и каноника глядящими друг на друга.

- Я не думал, что он отнесется к этому происшествию таким образом, - дипломатично сказал Бернат.

- Боюсь, это может оказаться серьезной ошибкой, - сказал Франсеск. - Увидим.

- Его Преосвященство зачастую располагает сведениями, которыми не делится с нами, - сказал Бернат, более молодой и оптимистичный, чем его коллега. - Если так, возможно, он придерживается самого разумного поведения.

- Возможно.

Рамон де Орта был пунктуален с точностью до минуты. Как только первый удар призывающего к обедне колокола сотряс воздух, его проводили в кабинет Беренгера.

Бледный, с несколько усталым видом епископ ждал его, сидя за столом.

- Отец Рамон, - сказал он, - простите меня за этот столь властный вызов, но я хотел обсудить с вами некоторые очень важные для епархии дела.

Рамон де Орта, который не ожидал, что епископ будет выглядеть таким усталым, с недоверчивостью воспринял мягкий, умиротворенный тон Беренгера. Сел в предложенное кресло и сощурил глаза, готовясь к битве.

- Буду рад оказать вам любую помощь, какую смогу, Ваше Преосвященство, - смиренно сказал он.

Епископ откинулся назад и попытался непредвзято оценить каноника. "Что за человек Орта? - подумал он. - Честолюбивый, проницательный, умный, нетерпеливый. Возможно, больше всех остальных жаждущий власти и, определенно, наиболее сведущий".

- Отец Рамон, город сегодня полнится слухами, - сказал он. - Странными слухами. И самые странные имеют отношение к вам.

- Ко мне, Ваше Преосвященство? - переспросил Орта. - Я поражен. Разумеется, тот, кого они касаются, обычно узнает последним.

- Так говорят, - сказал Беренгер.

- Можно спросить Ваше Преосвященство, что это за слухи?

- Кажется, самый упорный, что эти выдумки - которые распространяются на рынке, на хлебной, шерстяной биржах и в судах - вышли из ваших уст, отец Рамон. Вы их автор?

- Неужели так говорят, Ваше Преосвященство? - спросил Орта. Он сидел в кресле расслабленно и вместе с тем прямо, представляя собой воплощение совершенно невинного человека. - Как удивительно.

- В вашем голосе не слышится удивления, отец Рамон.

Рамон де Орта покачал головой.

- Ваше Преосвященство знает, что это за выдумки?

- Знаю. Что священный Грааль находится в городе. Что его нашли на теле торговца Баптисты. Что приближение к нему грозит смертью и что он может принимать любые формы.

- Это не совсем точно, - с готовностью заговорил Рамон. - То, что он принимает любую форму - удачная выдумка, кроме того, я сказал, что Грааль не представляет опасности для благочестивого, святого человека. Чтобы Ваше Преосвященство могло взять чашу, если ее найдут, и люди не считали, что она вас убьет.

- Как? - произнес Беренгер, побледнев от гнева. - Вы ходили на рынок, на биржи, в суды и умышленно распространяли эту выдумку? С какой целью? Вы спятили?

- Никоим образом, Ваше Преосвященство. Меня встревожила смерть Баптисты, так как я узнал, что он говорил, что Грааль находится у него. Он хотел продать чашу. Обращался ко мне и еще к нескольким людям, чтобы выяснить, какую цену сможет получить. Кажется, первым из этих людей был погибший Гвалтер. Потом он погиб сам в ту ночь, когда должен был принести ее другому человеку.

- Вам?

- Нет, Ваше Преосвященство. Я сказал ему, что он запрашивает слишком много за вещь, которая вряд ли может быть подлинной. Сегодня утром в суде меня спросил о Граале один респектабельный гражданин, который уже слышал эти слухи, и я подчеркнул опасность владения чашей, надеясь предотвратить дальнейшее безумие. Это казалось хорошей мыслью, то же самое я сделал на биржах, затем на рынке.

- И ввергли город в истерику.

Назад Дальше