– Де Субиньяк – бессердечный еретик-катар. Он опозорил наш монастырь, отрекшись от католической веры. Он исповедовал гностицизм, живя при этом среди нас, открыто и бессовестно злоупотребляя нашим гостеприимством и доверием. Но еще серьезнее, чем его падение, то, что он своими доктринами сбил с пути нескольких наших братьев, которые сбросили с себя святые одежды тамплиеров и отправились с ним во Францию, обратившись в дьявольскую веру. Сегодня я оказал ему милость и позволил посетить нашего брата Хуана, но теперь я требую: если вы увидите его здесь, схватите его немедленно. Мы отведем его к доминиканцам. Наступил час заплатить ему за свои грехи, и инквизиция об этом позаботится!
Пьер испугался, почувствовав, что ему угрожает серьезная опасность, и, решив, что больше не будет здесь оставаться, поспешно направился к конюшням. По дороге он не встретил никого, кроме стоявшего у входа охранника. Он попрощался с ним и, не прибавив ни слова, поскакал рысью к центру деревни, направляясь к постоялому двору, где всегда останавливался.
Как только Пьер остался один в своей комнате, он, крайне утомленный, упал на кровать. Его очень обеспокоили последние события в монастыре. Почему положение настолько изменилось? Он закрыл глаза и вспомнил своего умирающего друга. Из-за его болезни все планы Пьера рухнули. Он уже не мог чувствовать себя в монастыре в безопасности, как это было раньше. Хуан, безусловно, не мог спрятать его, находясь в столь критическом состоянии. Его и без того сложное положение усугубляла серьезная угроза, которая исходила от теперешнего настоятеля. Как только пройдет ночь, нужно бежать отсюда. Но, прежде чем бежать, он должен увидеться с Хуаном.
Как он сможет войти в монастырь и добраться до спальни, чтобы его не увидел ни один монах? Поразмышляв над разными вариантами, Пьер решил, что пойдет на рассвете, воспользовавшись тем, что монахи будут еще спать. Пьер хорошо знал монастырь. Он считал, что если с помощью веревки сможет перебраться через стену с северной стороны, то с легкостью доберется до окна Хуана. Это казалось не очень сложным. Он собирался немного поспать, а в полночь тихо выйти с постоялого двора. В его дорожной сумке были толстая веревка и крючок. Он подумал, что этого будет достаточно для осуществления его планов. Чувствуя себя изнеможенным из-за всего происшедшего, Пьер тут же провалился в сон.
А в монастыре тем временем закончилась месса. Монахи стали расходиться по своим кельям. Не прошло и часа, как везде был погашен свет, кроме комнаты Хуана де Атарече. Канделябр слабо освещал спальню, где Хуана бесцеремонно допрашивал Педро Урибе.
– Будь ты проклят навеки, Хуан де Атарече! Ты наконец должен рассказать мне, где хранится сундучок с папирусом, чтобы мне не пришлось тебя похоронить, так и не узнав этого.
Педро энергично тряс хрупкое тело Хуана, которому было все труднее дышать. Педро уже долгое время пытался получить у Хуана интересующую его информацию, но безуспешно – ему не удалось выжать из старика ни слова. Он с невероятной яростью надавал Хуану пощечин. От одной сильной пощечины у Хуана из брови потекла кровь. Педро рассек ее своим толстым кольцом. Кроме того, у Хуана был разбит нос, и из него хлестала кровь.
– Я уже понял, что ты не хочешь мне ничего рассказывать! Наверное, мне придется заставить тебя страдать еще больше. Мне бы так хотелось убить тебя, будь ты проклят! Но учти, я не дам тебе умереть, покаты не откроешь мне свою тайну. Сейчас я пойду спать. И я советую тебе этой ночью подумать и изменить свое поведение. Ты не сможешь скрыть от меня свою тайну! Я не успокоюсь, пока ты не заговоришь, и я не буду разборчив в способах, к которым прибегну, чтобы получить эту информацию. Он вытер простыней свою запачканную кровью руку и посмотрел на Хуана в последний раз, прежде чем выйти из комнаты.
Педро был прежде всего преданным тамплиером. Благодаря ордену он стал почтенным человеком, его уважали, и он был признателен судьбе за это. Ради веры он оставил свою прежнюю жизнь, полную душевных метаний. Когда-то он жил среди воров и убийц, а теперь добился более чем приемлемого статуса в ордене. Хотя Педро подчинялся Хуану, он поддерживал отношения непосредственно с епископатом провинций Арагона и Каталония, в состав которой входила Наварра. Как истинный католик, он с таким рвением выполнял приказы, отданные сверху, что иногда шел против своей совести. Один из таких приказов он выполнял, допрашивая Хуана. В епископате провинции получили информацию из Святой земли, на основании которой пришли к выводу, что Хуан привез и спрятал некоторые священные предметы, обладающие высокой ценностью. Эти реликвии в свое время у него требовало руководство ордена, но безуспешно. Тамплиеры, далекие от того, чтобы желать собственной выгоды, подвергались давлению Папы, который стремился вернуть реликвии Церкви, чтобы они стали достоянием тысяч прихожан. В епископате ордена тамплиеров в Святой земле, в Сен Жан д'Акре, знали лишь то, что речь идет о древних папирусе и сундучке, но никому не было известно о содержании первого и содержимом второго.
Помня обо всем этом, Педро видел для себя две возможности в будущем. Во-первых, он мог в короткий срок получить титул магистра ордена тамплиеров в деревушке Королевский Мост, поскольку Хуан вскоре должен был умереть, и, во-вторых, за несколько лет его покровители достигли бы своей желанной цели: продвинуть Педро на более высокое место в ордене. Педро без зазрений совести оставил тяжело раненного, умирающего Хуана. Его цели были намного важнее пролитой крови командора.
По прошествии нескольких часов Пьер вышел с постоялого двора и направился к монастырю. Улицы были безлюдны. Мрак ночи превращал деревья и дома по обе стороны дороги в угрожающие тени. Жуткая тишина, нарушаемая только звуком его шагов, казалось, скрывала присутствие немых фигур, готовых схватить его. Путь от постоялого двора до монастыря превратился в настоящий кошмар. Наконец Пьер оказался у крепостной стены и осторожно обогнул ее, чтобы добраться до северной стороны стены. Он забросил крючок, который с первой же попытки зацепился за выступ, и принялся взбираться на трехметровую стену. Подъем оказался очень непростым. Хотя стена была не слишком высокой, кое-где она была покрыта мхом, и ноги Пьера скользили, не находя твердой опоры. Добравшись до верха, он отцепил веревку с крючком и снова забросил крючок, теперь уже в окно спальни Хуана. Эта операция была еще сложнее, поскольку нужно было попасть в угол каменного оконного проема и крючок все не хотел цепляться. После множества попыток крюк все же зацепился за камень. Пьер удостоверился в этом, сильно потянув за веревку, и начал подниматься по гладкой стене. По мере того как он поднимался, страх его рос. По обе стороны располагались окна монашеских келий, и это означало, что он вполне мог быть обнаружен. К счастью, этого не произошло и он наконец достиг окна Хуана.
Поскольку окно было очень узким, Пьеру пришлось согнуться в три погибели, он был скован в движениях. Пьер ухватился обеими руками за края оконной рамы и сильно пнул окно ногой. Оно поддалось без труда. Он влез в комнату и на ощупь поискал канделябр. Найдя его, Пьер зажег свет и приблизился к кровати Хуана. От пролитой крови намокла вся подушка. Лицо Хуана было опухшим, лилового цвета. Из носа текли две струйки крови, а одна сторона лица была полностью покрыта засохшей кровью, которая текла с брови.
– Хуан, Боже правый! Что же с тобой сделали?
Не получив ответа, Пьер наклонился к лицу Хуана и поднес огонь к его рту. Губы не шевельнулись, огонек не дрогнул. Хуан не дышал!
– О нет, Хуан! За что?! О небо! Тебя убили!
Почувствовав невероятную душевную боль, Пьер безутешно зарыдал, схватив в свои объятия хрупкое тело друга, не переставая при этом говорить с ним.
– Твои братья убили тебя, мой дорогой Хуан. Я не знаю, кто сделал это, но я уверен, что в этом замешан Педро Урибе. Я клянусь тебе, что этот подлец заплатит за свое преступление!
Убитый горем, Пьер смотрел на умершего, вспоминая его последние слова. Нечто важное, что Хуан должен был ему сообщить, он так никогда и не узнает.
Он поднял правую руку покойного, чтобы положить ее ему на грудь, и в этот момент заметил, что нечто, показавшееся ему сначала пятном крови на простыне под рукой Хуана, в действительности было рисунком. Пьер приблизил канделябр, чтобы лучше разглядеть рисунок. Хуан, обмакивая палец в собственную кровь, нарисовал идеальный крест тамплиеров. Над ним он написал букву "с". Пьер заметил также, что из креста в его нижней части выходила линия, продолжавшая юго-восточный луч креста и оканчивавшаяся стрелой.
– Хуан, я не знаю, на что ты хотел указать мне этим рисунком. Я не понимаю его значения! Стрела направлена на юго-восток. Но что я должен там найти? И где отправная точка? Я не могу этого понять, друг мой. – Пьер в отчаянии смотрел на лицо Хуана, пытаясь найти хоть какой-то ответ. – Я не могу больше оставаться здесь, мой добрый друг. Мне очень тяжело, но я должен оставить тебя. В монастыре я подвергаюсь опасности!
Пьер оторвал кусок простыни с рисунком и положил его в свой карман, чтобы не оставлять его монахам.
– Я обещаю тебе, Хуан, что раскрою смысл твоего послания!
Он снова подошел к другу, погладил его по голове, погасил канделябр и направился к окну. Там он схватился за веревку и, находясь уже за окном, в последний раз посмотрел на тело Хуана.
– Мне остается лишь попросить тебя, чтобы ты защитил меня и направил к цели. Прощай, Хуан! Покойся в мире, друг мой!
Пьер спустился на землю и отцепил веревку, чтобы не оставлять следов своего присутствия. Он бегом кинулся от монастыря к постоялому двору, но не вошел внутрь, а отправился в конюшню. Он отвязал своего коня и ускакал из деревни напрямик через поля, в юго-восточном направлении, в поисках неизвестно чего.
Темная ночь обволокла мраком дорогу Пьера. Наконец он прибыл в Эунате, это было недалеко от Королевского Моста. При виде своей монументальной постройки, существующей словно вне времени, его охватили смешанные чувства, и множество мыслей зароилось у него в голове. Он не мог уехать отсюда, не посмотрев прежде еще раз на свой храм. Он осторожно приблизился, удостоверившись, что вокруг нет ни души. Затем он спешился и подошел к стенам церкви, восхищаясь ее красотой. Войдя внутрь, он вспомнил рисунок на простыне, оставленный ему Хуаном, и догадался, что буква "с", нарисованная над крестом, означала церковь в Эунате. Он вспомнил, что Эунате на местном наречии называли "местом ста ворот". Хуан использовал "с", на латыни означавшее число сто. Значит, он указывал исходную точку, откуда Пьер должен был отправиться на поиски своей судьбы, следуя на юго-восток.
Пьер быстро понял смысл креста тамплиеров на рисунке. Крест, как ось координат, снова указывал ему на Эунате. Церковь была восьмиугольной, и можно было провести воображаемые прямые линии, соединяющие ее центр с вершинами углов, образующих стены. В результате получался идеальный крест тамплиеров. И наконец, стрела указывала ему конкретное направление, в котором он должен был двигаться, ориентируясь на оси координат, которые образовывали крест. Где-то там, в каком-то тайном месте он должен был найти смысл чего-то очень важного, о чем так и не услышал!
– Будь благословен, Хуан! Нарисовав своей кровью знаки, которые я начинаю понимать, ты знал, что только я смогу их правильно истолковать. Ты научил меня распознавать скрытое присутствие креста тамплиеров в каждом возведенном орденом храме. Каждый, кто увидит этот крест, будет думать, что ты умер, благоговея до последнего дня своей жизни перед этим крестом, символизирующим посвящение себя Христу.
Удовлетворенный своими выводами, Пьер посмотрел на звезды и пустился в путь на юго-восток через поля, окружавшие заброшенную церковь в Эунате. Он покрыл голову балахоном, почувствовав утренний холод только что начавшегося дня, 15 апреля. Под покровом ночи он проехал довольно большое расстояние. С первыми лучами солнца Пьер подъехал к маленькой деревне под названием Лодоза. Он решил остановиться там, чтобы съесть что-нибудь горячее на завтрак, дать отдохнуть утомленному коню и накормить его. Они оба должны были восстановить силы, так как день обещал быть долгим. Не успев въехать в деревню, Пьер увидел постоялый двор. Подъехав к нему, он доверил своего коня юноше-конюху, а сам вошел внутрь в поисках крова и еды. Он увидел один незанятый стол, стоявший ближе к свету.
– Что господин желает на завтрак? – К столу подошла толстая служанка с неприятным выражением лица и принялась разглядывать Пьера.
– Какие здесь традиционные местные блюда, женщина? – спросил Пьер, вдыхая ароматы еды в помещении.
– Я рекомендую вам мясной рулет с белой ковригой и кувшин прохладного розового вина, – надменно ответила женщина.
– Тогда принеси мне все это, не теряя времени! Я обессилел от голода.
Женщина удалилась в кухню, а Пьер в ожидании еды погрузился в свои мысли.
В тот же час в командорстве Королевского Моста Педро Урибе занимался организацией похорон с молебном за душу командора Хуана де Атарече. На рассвете он послал двух своих доверенных монахов на поиски Пьера, предполагая, что его найдут на постоялом дворе Армендарис. Посыльные вернулись ни с чем. Никто не знал о местопребывании Пьера. На постоялом дворе его больше не видели. Он заплатил за ночь заранее, никому ничего не объяснив. Но Педро мучило одно предчувствие. Что-то говорило ему: Пьер виделся с де Атарече до того, как тот умер, и именно это спровоцировало поспешное бегство Пьера. Если его не нашли, это значит, что он навестил своего друга, исполнив его просьбу. Педро не знал, как и когда он это сделал, но решил обыскать спальню покойного и проверить, не подтвердятся ли его подозрения.
После тщательного осмотра он увидел признаки взлома окна. На полу он обнаружил деревянные щепки и остатки засохшей грязи. Также оказалось, что в простыне, еще покрывавшей тело Хуана, не хватает куска, который был явно оторван, и это показалось ему более чем подозрительным. Пьер определенно был в эту ночь у Хуана, конечно, после допроса и, возможно, еще до того, как тот испустил дух. Но почему он унес с собой кусок простыни? На простыне был какой-то знак, который указывал ему на местонахождение предметов, которых Педро так добивался?
Пьер сбежал после того, как увидел, в каком тяжелом состоянии оказался де Атарече после допроса, и Педро был уверен, что тот раскрыл Пьеру тайну. Теперь Пьер знал все, и это делало положение коадъютора незавидным, поскольку компрометировало его и мешало продвижению к власти в ордене. Кроме того, это было рискованно и для самого ордена, так как тамплиерам пришлось бы объясняться с Папой Иннокентием по поводу своей неспособности вернуть эти предметы.
Педро должен был отыскать его, но не знал, с чего начать. Он расправил простыни, покрывавшие тело де Атарече, и увидел на нижней пятно крови, похожее на крест тамплиеров. Он убедился, что пятно находится как раз под куском простыни, который позже был оторван. Тогда Педро начал пристально разглядывать крест и заметил, что из одной его вершины выходит острие стрелы, указывающее на юго-восток.
Обрывки мыслей начали складываться в его голове в одно целое. Хуан, должно быть, оставил нарисованный кровью знак для Пьера или любого, кто его обнаружит, чтобы помочь определить место, где скрыта его тайна. Пьер унес рисунок с собой, оторвав часть простыни. Но, к счастью Педро, кровь прошла через простыню и рисунок остался на другой простыне, лежавшей снизу. Педро знал по меньшей мере, что Пьер направляется на юго-восток. Он должен безотлагательно отправиться на его поиски. Он отыщет его следы и найдет его самого! Педро разыскал двоих доверенных монахов и велел им срочно седлать трех коней, чтобы немедленно выехать из монастыря. Он придумал какую-то причину отъезда, сообщив о ней секретарю, и направился к конюшням, где его помощники уже ожидали его с оседланным для него конем, надеясь получить объяснение этому неожиданному приказу.
– Друзья, мы должны немедленно отправляться на поиски Пьераде Субиньяка. Я узнал, что этой ночью он проник в монастырь и похитил предмет, представляющий огромную ценность для ордена. Мы не можем это так оставить и поэтому отправляемся на юго-восток по его следам! Я рассчитал, что он опережает нас на полдня, и если мы будем скакать без отдыха, то сможем нагнать это время. Он наверняка будет где-нибудь останавливаться. Если кто-либо из нас найдет Пьера, его следует схватить, чтобы допросить, и любой ценой нужно оставить его в живых.
Трое тамплиеров галопом помчались из монастыря.
Днем Пьер ехал по равнинным местам вдоль берега Эбро и после полудня достиг возвышенности, где было холоднее. Его сопровождали только мрачные воспоминания о последних часах, проведенных в Монсегюре, но больше всего его мучили картины, являвшие ему изуродованный труп Хуана. Он решил действовать, не имея конкретной цели, не зная конкретного направления, он лишь следовал зашифрованным указаниям, которые Хуан определил как "жизненно важные" для него. Пьер был сильно расстроен, не зная, что ему теперь делать и куда идти. Несмотря на неопределенность своего положения, к полудню Пьер почувствовал облегчение, потому что вдруг ощутил сильное воздействие своего медальона, как будто указывавшего ему путь.
Он поднимался на крутой холм. Подъем этот был достаточно рискованным для человека, ехавшего верхом. Пьер оторвался от своих мыслей и стал сосредоточенно управлять конем, пока они не достигли самой высокой точки холма. Там Пьер остановился посмотреть на открывавшийся в южном направлении пейзаж. В начале большой долины, там, где брала свое начало река Сидакос, которая, набирая силу, терялась вдали, находился маленький поселок Арнедо.
Проскакав мимо Арнедо и преодолев довольно большой отрезок пути вдоль полноводной реки, Пьер доехал до поселка Арнедильо, где решил поискать постоялый двор для ночлега. Пьер собирался на следующий день направиться отсюда к городу Сория. Путь туда должен был занять у него по меньшей мере два дня.
Преследователи Пьера узнали, что он останавливался на постоялом дворе в Лодозе. Там им рассказали, что Пьер позавтракал у них и уехал. Определяя, какой дорогой он поедет, Педро Урибе решил, что единственно возможная цель Пьера – Сория. Поскольку место назначения уже было определено, отпала необходимость спешить. Они отправятся в Сорию и, когда увидят там Пьера, будут держаться от него на расстоянии, пытаясь остаться незамеченными, – так приказал Педро. Весь остаток вечера они галопом скакали в направлении Карбонерас, где у тамплиеров было скромное имение недалеко от Арнедо. Там они провели ночь и на следующий день продолжили преследование ненавистного еретика.
Анклав Карбонерас располагался на горе, откуда полностью просматривалось русло реки Сидакос. Путь к владениям тамплиеров лежал через темный и густой лес, где едва можно было различить дорогу, ведущую к маленькой каменной постройке. На ферме жило не более десяти монахов. Когда возводился храм в Эунате, Педро Урибе дважды приходилось покупать камень в находившейся неподалеку каменоломне. Для него это место казалось вторым домом, поскольку управляющий был его родным братом. Прибывшие без проблем получили еду и кров на эту ночь.