- Нет, но, понимаете, она занята. Мы и не ждем. Без сомнения, она слишком много работает! Я знаю, их там загружают работой.
Отец неуверенно улыбнулся.
- У меня к вам личный вопрос. Есть ли у нее родинки? Вообще какие-то отметины на теле?
Отец озадачился.
- Родинки? Не знаю. Зачем вы пришли сюда со всеми этими вопросами? Почему полицейский сидит в моем доме и расспрашивает меня о моей дочери?
Теперь он выглядел напуганным.
- Я надеюсь ее найти.
- Если она вам нужна, почему вы не пойдете в гаремный дворец и не спросите там?
- Потому что, боюсь, ее там нет.
До них начала доходить правда. Онемевшая и застывшая как статуя мать остановилась в дверях комнаты и медленно указала на свой живот:
- У нее есть шрам, как звездочка. Здесь.
Я покинул этот дом, погрузившийся в молчание, от которого, я знал, он никогда не оправится. Мягкое лицо отца, недоумевавшего, зачем я пришел к нему в дом и лишил его отрады в старости, исказилось, как разбитое камнем. Отказ матери верить в случившееся был естественным. Горечь сына со временем перерастет в чистую ненависть к богам, которые допустили жестокое уничтожение невинной жизни. Я лишь сказал им, что она убита - сообщить остальное у меня не хватило духу, - но я пообещал вернуть им тело для подобающих похорон. Все, что я смог оставить этим людям, помимо страдания, был скарабей. Я надеялся, что он покроет расходы на хорошие похороны и все необходимые ритуалы. К тому же амулет, насколько я понял, принадлежал этой девушке. Самое меньшее, что я мог сделать, - это убедиться, что ее не бросят гнить в могиле где-то в пустыне; только не после того, что уже пережили ее родные.
Мы выехали из затихшего теперь поселка. Спустя некоторое время я нарушил молчание:
- У нас хотя бы есть ответ, Хети. Мы знаем уже немного больше, чем раньше.
- О связи убитой девушки с гаремным дворцом.
- Совершенно верно. Сейчас же отвези меня туда. Мне нужно со всеми поговорить.
- У нас есть полномочия, но все равно сначала придется сообщить в управление гарема.
Я вздохнул. Как все сложно!
- Нам нельзя терять время. Давай вези.
Хети сморщился, как пойманный на лжи ребенок.
- Что?
- Возможно, вы забыли? О приглашении?
И тут до меня дошло. От Маху. Поохотиться. Сегодня днем. Я выругал себя за то, что имел глупость согласиться.
- У меня появилась первая существенная зацепка за несколько дней, и ты думаешь, что я стану тратить время на охоту? Да еще с Маху?
Хети пожал плечами.
- Перестань пожимать плечами! Мы едем прямиком в гаремный дворец.
Хети явно встревожился, но тем не менее подчинился моему приказу и направился в город.
Мы как раз въезжали на окраину, когда вдруг, откуда ни возьмись, из боковой улочки появился Маху на собственной колеснице. Его уродливый пес, как никогда похожий на символ человеческой души, стоял рядом с ним, положив передние лапы на поручень.
Я в ярости повернулся к Хети:
- Ты сказал ему, куда мы едем?
- Нет! Ничего я ему не говорил.
- Но ты же у него служишь, и он появился именно тогда, когда мы наконец-то нащупали какой-то след. Странное совпадение, тебе не кажется?
Хети уже собирался огрызнуться, когда Маху проорал надо мной:
- Как раз вовремя! Уверен, вы не забыли про охоту.
Резко дернув поводьями, он помчался вперед.
17
Компания охотников собралась у главной речной пристани - узкого сооружения из досок, недавно положенных на опоры из камня и дерева. Длина пристани составляла локтей пятьсот, ширина - примерно пятьдесят. С нескольких барж выгружали каменные блоки, а тяжело осевший, переполненный паром ставил паруса, чтобы перевезти через реку, с восточного берега на западный, взрослых и детей, животных и гробы. Из других судов в это время дня здесь стояли только прогулочные корабли - один из них особенно элегантный, с двухэтажной надстройкой, такого я никогда раньше не видел, его опущенные мачты лежали на стойках. Среди же прогулочных судов перемещалось множество яликов с маленькими полотняными парусами, ярко-синими и красными. Над волнами разносились обрывки изысканных фраз и взрывы смеха.
Со стороны группы охотников доносились иные звуки: напористые, энергичные голоса, пробовавшие себя на фоне многозначительной тишины, ощутимого напряжения. Типичная группа молодых людей из знатных семей и горстка сотрудников полиции. Самодовольные и мужественные, держатся уверенно, взбудоражены, воинственно настроены.
Хети снова попытался убедить меня, что не имеет отношения к вмешательству Маху. Я не мог этому поверить.
- Я уже начал тебе доверять, - сказал я и отошел к группе мужчин. Ноги казались тяжелыми, как речной ил. Я попал в ловушку протокола в тот самый момент, когда мне нужно было идти по новому следу.
Маху представил меня.
- Рад, что вы к нам присоединились, - добавил он с грубым сарказмом. Вот человек, у которого любое слово звучит как угроза.
- Спасибо за приглашение, - ответил я, вложив в голос как можно меньше воодушевления.
Он не обратил на меня внимания.
- Я слышал, вы ковырялись в поселке ремесленников. У вас на руках пропавшая женщина и мертвый полицейский. Время идет.
Я не собирался ничего ему сообщать.
- Удивительно, как вещи, с виду не имеющие друг к другу отношения, на деле оказываются тесно связаны.
- Неужели? Возможно, вы сумеете тесно связать свой прицел с летящей уткой или еще с чем-нибудь.
По рядам присутствующих волной пробежали снисходительные смешки. Мужчины более или менее успешно сымитировали хищную ухмылку Маху. В своих новеньких одеяниях для охоты они казались собравшимися на диковинный маскарад. Их мускулатура была результатом тщеславных ухищрений, а не труда. Охота для них была времяпрепровождением, забавой. Необходимость, этот простой и истинный бог, никогда их не посещала. Солнечное освещение сильнее подчеркнуло тени на высокомерных лицах. Здесь были главы ведомств, отпрыски аристократических семейств - все из высшей знати.
Несмотря на недвусмысленно враждебное отношение к Большим переменам, даже я должен признать, что одно из их следствий - появление новых возможностей для широких слоев общества. Для таких людей, как я. Я происхожу из так называемой простой семьи. И насколько же это слово не соответствует содержанию: простые люди заботятся друг о друге, изобретают способы выжить, получают удовольствие от незамысловатых радостей. Знатные же фамилии - поколение за поколением - держатся за свои ведомства земной власти и запертые хранилища с богатствами нашей земли так долго, как время течет в водяных часах. Они держатся за свое, словно богатство может защитить их от всего. И, честно говоря, защищает - от нищеты, от большинства страхов, от нужды, от сужающихся или исчезающих горизонтов жизненных возможностей; от беспомощности, унижения и голода. Но только не от страданий и уязвимости перед несчастьем, которые поражают всех, будучи неотъемлемой частью человеческого существования.
Маху перебил мои мысли, словно читал их.
- Что ж, время летит. Давайте рассаживаться по лодкам. Удачной охоты.
Мы направились к нескольким тростниковым лодкам. Наготове стояли слуги со своими яликами, призванные помогать нам на охоте. Я вырос, ходя под парусом на этих очаровательных суденышках - таких простых и ладных. Мы стали разбиваться на пары. Рядом со мной возник с озабоченным видом Хети, но не успел он шагнуть в мою лодку, как один из присутствующих остановил его с грубостью, изумившей нас обоих. Впрочем, я совсем не желал тратить еще час, слушая нытье Хети. Незнакомец назвался Хором. С ним была кошка на кожаной шлейке. Животное сразу же прыгнуло на нос лодки и уселось, вылизывая переднюю правую лапу и выжидающе, критически поглядывая на меня.
Хор, которого разговоры, похоже, не интересовали, извлек из полотняного чехла великолепный лук и большим пальцем проверил натяжение тетивы. Тонкие волокна - вероятно, около шестидесяти для оружия такого качества - были аккуратно прикреплены с обоих концов к петлям из туго скрученных сухожилий; прекрасный способ избежать перетирания. В деревянном ящике я нашел резную палку-биту, которой мог пользоваться, поскольку своей у меня, разумеется, не было. Еще в ящике лежала сеть с грузилами и копье - на случай, если мы поймаем какую-то крупную дичь. Все очень примитивное и далеко не такое мощное, как дорогостоящая изысканность лука.
Когда Маху дал сигнал и мы в молчании стали выплывать на середину гладкой, чуть морщившейся, как знамя под легким бризом, реки, направляясь к тростниковым зарослям к северу от города, мне уже отчаянно хотелось, чтобы охота закончилась. Кошка неподвижно и напряженно сидела на носу лодки, завороженная дальними песнями и тайным зовом зарослей. Вскоре город исчез за широким, окаймленным деревьями изгибом реки. Восточные горы, где строились гробницы, встали справа от нас, создавая высокую естественную преграду течению реки, но к западу река расширялась и мелела, переходя в болотистую местность и густую темную чащу папируса. Птицы издавали пронзительные сигналы тревоги, пикируя и кружа в ярком свете.
Ялики беззвучно, один за другим, вошли в высокие заросли неподвижного серебристо-зеленого тростникового болота и исчезли. Отталкиваясь шестом, я старался не отставать от остальных; трудно было не рассеиваться среди мерцающих стеблей тростника. Охотничья кошка поднялась и взад-вперед ходила по своей маленькой территории на носу, поднимала голову, принюхиваясь к воздуху. Хор встал, взяв на изготовку лук и бдительно всматриваясь в заросли тростника, словно что-то ища. Оглянувшись, я мельком увидел Хети, на значительном расстоянии позади себя. Он пытался следовать за мной. Я замедлил ход. Хети поднял руку, подавая сигнал, но затем исчез в густых зарослях.
- Не сбавляйте скорость, - проворчал Хор. - Мы же не хотим пропустить веселье.
Я посмотрел на сеть и биту, желая убедиться, что они под рукой.
Внезапно мы вышли на протоку среди тростника - там же находились и все остальные ялики, покачиваясь на своих отражениях, которые растягивались и колебались, пока не успокоились. Я увидел Маху, стоявшего в своей лодке и обозревавшего тростниковые заросли и небо. Все было тихо. Охотники прислушивались.
Потом Маху заработал трещоткой, издал охотничий клич, и вечерний воздух наполнился звуком тысяч взлетающих в небеса птиц. Все разом метнули свои палки, десятки их врезались в водоворот неожиданно вспугнутой стаи, а обладатели луков пустили в этот хаос стрелы. Прицелившись, я швырнул свою палку. Кошка обезумела, приплясывая как сумасшедшая. Раздавались вопли, крики, ялики стали расходиться, следуя за охотой, а затем обширное воздушное пространство наполнилось звуком хлопающих крыльев и всплеском падающих в воду тел. Кошка появилась среди тростников с добычей в зубах - окровавленной уткой. Радужные перья были запятнаны кровью под крыльями, но в остальном оперение не пострадало.
Я нагнулся, чтобы схватить копье. Мы попали в очередные заросли тростника. Внезапно все другие лодки исчезли из виду.
Подняв глаза, я оказался лицом к лицу с Хором. Его лук был нацелен прямо на меня. На натянутой тетиве лежала стрела с серебряным наконечником и тесно переплетенными иероглифами кобры и Сета, которые я теперь заметил.
- В прошлый раз ты промахнулся, - сказал я.
- Я и хотел.
- Все так говорят.
Его это не позабавило, он сильнее натянул лук. Сейчас он не мог промахнуться и улыбался. Я затаил дыхание и подумал: "Глупец, угодил в ловушку. Все представят как печальную случайность - меня сразит, падая на землю, неудачно пущенная охотничья стрела".
Вдруг он повалился на бок - вылетевшая невесть откуда палка сбила его. Стрела Хора с почти комичным гнусавым звуком ушла в тростники. Я едва удержал равновесие, чуть не свалившись в воду. Появился испуганно жестикулировавший Хети. Хор зашевелился на дне лодки, застонав и схватившись за голову. На тростниковом полу виднелась кровь. Я накинул на Хора ловчую сеть и, когда он попытался подняться, перевалил его через борт лодки в воду, где он барахтался и бился, лишь больше запутываясь в тонком лабиринте сети. Выбора у меня не было. Я всадил Хору в грудь копье, отправляя его глубже под воду. Копье столкнулось с напряжением мышц, сопротивлением кости. Я вытащил копье и ударил еще раз, на этот раз оружие пронзило его насквозь. Я вытащил копье, готовый ударить снова, но это не понадобилось. Даже под водой на лице Хора появилось удивление, затем разочарование. Вода замутилась, окрасилась красным, потом он медленно перевернулся на живот.
Развернув ялик, я принялся отталкиваться шестом, спасая свою жизнь. Я оглянулся. Тело покачивалось почти на поверхности воды. Тростники били в нос лодки и мне в лицо. По счастью, на одного пассажира стало меньше, поэтому теперь я плыл быстрее. Впереди я снова увидел Хети, тоже одного в своей лодке. Я знаком приказал ему не останавливаться. Позади себя я увидел, как Маху повернулся в мою сторону; затем раздались крики и призывы. Я снова исчез в шепчущемся тростнике. Встревоженная кошка отпрыгнула к мертвой птице, с виноватым видом понемногу выдирая из нее перья. Я сокращал расстояние, приближаясь к Хети. Он знаком велел мне хранить молчание, так как с реки донесся шум других лодок и более громкая перекличка мужчин. Мне пришлось сделать вывод, что среди этих людей находятся сообщники по попытке убийства и что санкционировал его сам Маху. Неудивительно, что он так настаивал на моем присутствии.
Мы углубились в болотистые заросли. Я знаком попросил Хети сбавить ход. Мы остановились и стали ждать, едва дыша и прислушиваясь. Я слышал, как сближались лодки, затем раздались крики предостережения и опознания при выходе лодок из тростника. Далее последовало несколько минут обсуждения. Они решили разделиться и веером прочесывать болото. Я оглянулся. Темнело, невозможно было сказать, в какой стороне лежит берег и сможем ли мы там спастись.
Я вырвал мертвую утку из пасти неохотно уступившей кошки, ее проклятые когти оцарапали мне запястье, и перерезал птице горло. Быстро перемазал кровью дно и борт ялика и выбросил утку. Кошка злобно посмотрела на меня с презрением и гневом за такое расточительство и, подвывая, принялась обнюхивать кровь, примериваясь, что же можно еще спасти. После этого я дал Хети знак подплыть к моему ялику и перелез к нему. Как можно тише я ногой оттолкнул свое суденышко в тростники. Оно медленно исчезло в поднимающемся тумане, кошка мрачно смотрела на меня с носа лодки.
Как можно тише мы поглубже забрались в темный тростниковый лес и затаились, выжидая.
- Отличный бросок, - прошептал я.
- Спасибо.
- Где ты научился такой точности?
- Я всю свою жизнь охочусь.
- К счастью для меня.
Затем мы услышали: тростник с трудом раздвинулся, пропуская ялик. Он прошел не более чем в двадцати локтях от нас. Мы ничего не видели. Я проверил лук, приготовил стрелу. Чистая энергия лука отозвалась под моими пальцами. Мы ждали, дыша практически бесшумно. Потом послышались возбужденные голоса: они обнаружили окровавленную лодку. Мы скорчились в своем ялике, дожидаясь решения своей судьбы. Заглотят ли они наживку? Мы слышали их разговор, как из соседней комнаты. Затем голоса мало-помалу стихли, когда охотники поплыли прочь, таща на буксире мою лодку.
Мы просидели долго, неподвижные, как крокодилы. Постепенно голоса и свет ночных фонарей исчезли в темноте, и мы остались одни, наедине с шумной вечерней жизнью болота, высыпавшими на небосклоне звездами и, по счастью, рано взошедшим месяцем: в небе было достаточно света, чтобы найти дорогу домой, а удлиняющиеся тени послужат нам прикрытием.
- Спасибо, что спас мне жизнь, - сказал я.
Я готов был поклясться, что Хети довольно улыбнулся в темноте.
- Кто-то здесь, похоже, не любит меня, Хети.
- Я ничего не говорил Маху. Поверьте мне.
На сей раз я решил ему поверить.
- Но зачем ему идти на такой явный риск? Наверняка если бы он хотел убрать меня с дороги, то нашел бы более тонкий способ, чем приглашение на охоту.
- Он не настолько умный, - с некоторым удовольствием заметил Хети.
- Давай-ка возвращаться.
- И что потом?
- Вернемся на след. Поедем в гарем. С ночным визитом.
18
Город возник за поворотом, новые здания бледно мерцали в лунном сиянии, пустыня вокруг была темна, за исключением светившихся скал и валунов, словно возвращавших свет, который солнце подарило за день.
Мы выпрыгнули на берег в тени рядом с гаванью. Хети указывал дорогу, держась теневой стороны переулков и улиц.
- У нас три царских дворца, - сказал он, - Большой, Северный и Речной. Основные женские покои находятся в Большом.
- А где ночует Эхнатон?
- Никто не знает. Он переходит из одного дворца в другой в соответствии с обязанностями дня. Он показывается народу между богослужениями, государственными делами и приемами. Полагаю, в каждом месте у него есть спальные покои.
- Тяжкая жизнь.
Хети ухмыльнулся.
Мы пересекли Царскую дорогу и подошли к Большому дворцу. Это было огромное длинное сооружение, протянувшееся вдоль западной стороны дороги. У главных ворот стояли два стража.
- Нам повезло, - тихо проговорил Хети. - Я их знаю.
- Немного для тебя поздновато, - сказал стражник помоложе, хлопнув Хети по плечу. - Все работаешь? А это кто?
- Мы по делу от имени Эхнатона.
Стражи замешкались.
- Ваше разрешение? - спросил тот, что постарше.
Я без слов достал из сумки документы.
Стражник оглядел папирусы и медленно покачал головой, разбираясь в них. В итоге он кивнул.
- Ну проходите. - Окинул меня взглядом, заметил лук. - Вы должны оставить его здесь. Носить оружие во дворце не разрешается.
Мне ничего не оставалось, как отдать лук.
- Сберегите его. Надеюсь, вы сознаете его ценность?
- Уверен, он очень дорогой, господин.
И с этим мы вошли на главный дворцовый двор, обнесенный высокой кирпичной стеной. Сам двор напомнил мне колонные залы Фив, за исключением того, что был без крыши и внутри его посадили рощицы деревьев. Хети знал, куда идти, и мы, стараясь не шуметь, двинулись вперед сквозь лунные тени.
- Какое же громадное здание! - прошептал я.
- Знаю. В центре залы празднеств и частные святилища. На северной стороне конторы, жилые помещения и хранилища. По правде говоря, на жилье все жалуются. Говорят, что комнаты слишком маленькие и уже рушатся. Гипс дает трещины, обваливается, и повсюду насекомые. Говорят, что дерево дешевое, раскрашенное под дорогое и в нем уже во всю пируют жучки.