Я выпил воды из кувшина. Она оказалась необычайно сладкой и чистой. Затем я испробовал кушетку и удивился, какой удобной она была, особенно после корабельного гамака, в котором провисает спина. Слишком удобной, как выяснилось. Я резко проснулся от стука. Было поздно, и кто-то стучал в дверь. Я ничего не помнил. Мой дневник валялся на полу, страницы его измялись, поток слов оборвался на середине предложения. Статуя Эхнатона по-прежнему взирала на меня, как будто я уже провалил работу. Но я чувствовал себя на удивление отдохнувшим. Неужели я настолько устал, чтобы вот так уснуть? Я осмотрел комнату. Ничего вроде бы не изменилось. Я осмотрел дневник: страницы не вырваны, пометок нет. Однако ощущалось какое-то изменение. Словно в памяти воздуха сохранился след воспоминания о присутствии другого человека. Не было ли в воде какого-то зелья? Я вспомнил ее необычно сладкий вкус.
Стук повторился. Я крикнул: "Войдите!" - властным тоном, который, как надеялся, замаскирует мою дневную сонливость. На пороге появился офицер стражи, который сопровождал меня на беседу, а потом сюда. Лет на пять моложе меня, с внимательными глазами и заученным выражением предупредительности на приятном, живом и непроницаемом лице. За ним вошел мужчина помоложе, более красивый, опрятный и гладкий, с глазами обольстителя и нарочитой неторопливостью движений, присущей нашей профессии.
- Как вас зовут? - обратился я к старшему из этой парочки.
- Хети, господин.
- Достойное имя для достойного человека?
- Мои родители на это надеялись, господин.
- Из наших имен мы черпаем силу, разве вы в это не верите?
- Считается, что так, господин.
Держался он осторожно, с неловкой самоуверенностью.
- Как давно вы здесь, Хети?
- С самого начала, господин. С самим Маху.
- Вы хотите сказать, с начала строительства города?
- Всю свою жизнь. До меня на него работал мой отец.
Разумеется, это распространенная практика. Поколения семей низшего или даже среднего ранга могут очень многое получить от подобного союза, как и очень многое потерять, если так или иначе лишатся благосклонности покровителя. Но этот факт со всей определенностью подсказал мне, как я и сам легко мог догадаться, что с данным полицейским следует держать ухо востро. Ввести его в мое расследование, зная, что о каждой подробности и о каждом шаге будет сообщаться Маху, - совершенно обычное дело.
- А вы?
- Тженри, господин.
Его тону не хватало почтительности, но мне понравилась его манера - этакий налет бравады.
- С нетерпением жду, что вы поделитесь своим опытом и знаниями во время расследования этого дела.
- Это честь, господин.
Он позволил кончикам губ чуть приподняться в улыбке.
- Отлично. Мне нужна ваша помощь - вы познакомите меня со всеми обычаями и тайнами этого великого города.
- Да, господин.
- Вы пришли проводить меня на беседу?
- Время настало.
- Тогда идемте.
И в самом деле, солнце садилось, тени удлинялись, теперь свет падал на деревья и здания сбоку; не слепящий дневной накал, но вечерний мир золота, ртути и синих теней, которому аккомпанировали птичьи переклички. Мы вместе прошли по широкой оживленной улице и оказались на чисто выметенной Царской дороге, которая параллельно реке и пути заходящего солнца постепенно поднималась к центральной огороженной территории. Редкие прохожие шли в том же направлении, сопровождаемые своими послушными тенями и с видом редкой целеустремленности, как будто их всегда должны были видеть не меньше чем работающими не на жизнь, а на смерть ради выживания государства.
- Хети, по какому принципу устроена эта часть города?
- Это сетка, господин. Все улицы представляют собой прямые линии, пересекающиеся друг с другом, так чтобы все здания в их секциях были одного размера. Это совершенно.
- Совершенно, но не закончено.
Хети проигнорировал мое замечание, но Тженри добавил:
- До Празднества осталось мало времени. Привезли дополнительную рабочую силу. Но даже с ней сложно будет успеть к сроку.
Хети продолжил экскурсию:
- Справа от нас министерство записей, а за ним - Дом жизни.
- Министерство записей? Я бы туда сходил.
- Это обширная библиотека, в которой собраны сведения обо всем и обо всех.
- Она единственная в Обеих Землях, - весело вставил Тженри, словно это казалось ему великой мыслью.
- Значит, мы все там, в виде сведений?
- Думаю, да, - сказал Хети.
- Поразительно, как несколько знаков на папирусе могут считаться отражением наших жизней и тайн и храниться, читаться и запоминаться.
Хети кивнул, словно не совсем понял, о чем я говорю.
- А что за строение за ним?
- Малый храм Атона.
- А тот, в отдалении?
Впереди, напротив искрящихся вод и парусов на Великой реке, я увидел низкое, бесконечно длинное здание.
- Большой храм Атона, который предназначен для особых торжеств.
- Где я встречаюсь с фараоном?
- Мне поручено привести вас в Большой дворец, но сначала показать вам Малый храм Атона.
- Дома, дворцы, храмы, этот - Большой, тот - Малый. Сбивает с толку, вы не находите? Что плохого в старых порядках?
Хети снова кивнул, не зная, что ответить. Тженри ухмыльнулся. Я ухмыльнулся в ответ.
Впереди я видел людской поток, вместе со своими тенями направлявшийся к внушительным пилонам храма: шесть из этих ослепительно белых пилонов располагались попарно в центральной части здания. С ленивым изяществом развевались на высоких шестах разноцветные полотнища, колеблемые речным бризом. Каменные фасады пилонов, золотившиеся в лучах заходящего солнца, были покрыты незавершенными иероглифами. Я попытался прочитать некоторые из них, но я никогда не был в этом силен. Затем мы прошли через центральные пилоны, людская река так и швыряла нас, сужаясь при проходе через сторожевые ворота под еще одним резным изображением Атона, а затем разбиваясь на группы, суетясь и растекаясь по открытому двору с колоннадами по обеим сторонам. Люди деловито разошлись по своим местам. Закат солнца - важное время молитвы, в эти дни важнее, чем когда-либо прежде.
Этот храм не походил ни на один из тех, что мне доводилось видеть раньше. Большие темные каменные храмы Карнака - это лабиринты, освещенные несколькими лучами ослепительно белого света и ведущие в еще более мрачные помещения. Все гарантирует, что бога постоянно прячут глубоко в сумрачных недрах его дома, вдали от дневного света и бесчисленных смертных почитателей. Этот же храм, широко открытый воздуху и солнцу, являл собой полную им противоположность. Обширные стены, разбитые на панели и секции, были украшены тысячами рисунков, и почти все они, насколько я мог увидеть, изображали Эхнатона, Нефертити и их детей, поклоняющихся Атону. И все пространство было заполнено сотнями алтарей, стоявших рядами и вдоль стен. В дальнем конце располагались святилища, опять же со многими алтарями. В центре, на возвышении, окруженный курильницами в виде цветков лотоса, помещался главный алтарь с грудой продуктов и цветов из Верхнего и Нижнего Египта. Как умно объединить приношения Обеих Земель на одном алтаре и как нарочито для нашего неспокойного времени! И куда ни взглянешь - повсюду разнообразной величины статуи Эхнатона и Нефертити, обративших к своим подданным не отстраненный взгляд официальной власти, но живые, человеческие лица, искусно вырезанные из известняка; руки правителей переплетены либо воздеты или сложены горстью для получения божественных даров солнца, которое в этот вечер, как и в каждый, лилось на них потоком с настоящего неба. И люди стояли неподвижно, широко открыв глаза и протягивая свету свои жертвы: цветы, пищу, иногда даже младенцев.
Я посмотрел на свои руки и увидел, что теплый солнечный свет позолотил их.
- "Поскольку он изливает на меня свои лучи, даруя жизнь и власть на веки вечные, я построю на этом месте для Атона, отца моего, Ахетатон", - процитировал Хети и улыбнулся: - Этот бог повсюду с нами.
- Кроме ночи.
- Бог плывет во тьме Потустороннего мира, господин. Но он всегда возвращается, нарождаясь для нового дня.
- Памятуя об этом, не следует ли нам продолжить путь? - спросил Тженри, которому до смешного наскучило зрелище поклонения.
Они пошли впереди, пробираясь сквозь толпу, я - за ними.
С умыслом это было сделано или нет, но посещение нового храма и лицезрение молящихся сбило меня с толку. Да, до тебя доходят слухи о новой религии и о том, как мы, воздевая руки, должны теперь поклоняться солнечному диску. Да, ты обсуждаешь все "за" и. "против". Да, тебе приходится задумываться о своем положении и будущем. Для некоторых это вопрос жизни и смерти, тогда как большинство из нас предпочитают делать то, что от них требуют, и жить дальше своей жизнью. Но теперь я не знаю, что и думать. Стояние на солнце никогда не было разумным занятием.
Выйдя из храма, мы свернули налево, на Царскую дорогу, и вскоре оказались перед Большим дворцом. Этот комплекс соединялся с Домом фараона большим крытым мостом с квадратными арками для проезда под ним повозок и колесниц. В средней части моста, над толпой, находился большой балкон.
- Окно явлений.
- А-а…
- Из которого наш Владыка одаривает подарками.
- Вы получали подарки, Хети?
- Вот это ожерелье, господин. Прекрасная работа. И материалы великолепны.
Хети коснулся золотых нитей и лазуритовых бусин. Ожерелье было далеко не такой тонкой работы, как украшения Маху, но все равно красивое и дорогое.
- Вы, должно быть, здорово потрудились, чтобы заслужить такой подарок.
- Он очень надежный, господин, - вставил Тженри, у которого такого ожерелья не было.
- Я преданный, - сказал Хети.
Они переглянулись.
- Вот мы и пришли - Большой дворец, - с чувством, словно владелец оного, произнес Тженри.
8
Пройдя через сторожевые ворота, мы ступили на широкий двор, тянувшийся в направлении реки. Увидев ее вечерние воды, беспрерывно меняющие свою окраску, и услышав женский крикливый хор водоплавающих птиц, я воспрянул духом. А надо мной, обращенные к реке, снова возвышались статуи Эхнатона и Нефертити. Мужчина и женщина, изваянные в виде богов.
Мы свернули направо, в примыкающий двор, а затем еще раз направо, в приемную. Дорожка у меня под ногами была расписная: красивый водный поток с рыбами и цветами, камнями и бабочками. Мы приближались к самому сердцу дворца, мимо нас проходило все больше и больше чиновников - высокопоставленных лиц в одеждах из тонкого белого льна. Они быстро оценивали меня, с любопытством, бесстрастно и неприветливо, как чужака в этом городе. Без сомнения, здесь все друг друга знали, но друзьями не были.
Хети обратился к одному из придворных. Тженри быстрым и неуместным жестом подбодрил меня, а затем меня одного ввели в отдельный дворик, словно в клетку ко льву. Дворик был изысканно красив. По всем его сторонам, кроме обращенной к реке, шли решетчатые панели, покрытые филигранной резьбой. Фонтан струил свои воды в полупрозрачную чашу над длинным бассейном. Мягко качались цветы и речной папоротник. Прохладная тень лишь резче очерчивала фигуру, которая, как в раме, стояла между двумя панелями на широком балконе, откуда открывалась величественная панорама реки и еще более величественная - солнечного заката. Человек этот, по-видимому, глубоко погрузился в созерцание завораживающей игры света и воды. Потом он повернулся ко мне.
В первый момент я не смог различить его лица.
- Жизнь, процветание, здоровье, - произнес я. - Я приношу себя моему Владыке и Ра. - Взгляда я не поднял.
Наконец он заговорил:
- Мы имеем нужду в твоих приношениях. - Голос у него был чистый и легкий. - Подними глаза.
Похоже, он разглядывал меня какое-то время. Затем осторожно спустился, выйдя из последних, красных, лучей заходящего солнца.
Теперь я мог толком рассмотреть его. Он был и похож и не похож на свои изображения. Лицо его все еще оставалось довольно молодым: длинное, худощавое и почти красивое, с четко очерченными губами и умными глазами, взгляд которых выражал абсолютную власть - в них было трудно смотреть и одновременно невозможно отвести взгляд. Подвижное, живое лицо, но так и видится, как оно в один миг становится безжалостным. Одежда скрывала его тело, а на плечо была наброшена шкура леопарда, но у меня создалось впечатление стройности и изящества. Руки у него, конечно же, были тонкими, под мышкой - под правой - великолепно отделанный костыль. Этот человек казался хрупким, словно от легкого толчка мог рассыпаться в прах, и в то же время безмерно могучим, как существо, разбитое на части, восстановленное и в результате ставшее сильнее. Редкое создание, не от мира сего. В нем уживались красота и повадки хищника.
Эхнатон, Владыка Обеих Земель, Владыка мира, улыбнулся, обнажив тонкие редкие зубы. А затем улыбка исчезла. Слегка приволакивая правую ногу, он прошаркал к трону и опустился на него. Самый обыкновенный, человеческий вздох облегчения.
- Труды по созданию нового мира отнимают много сил. Но это путь, по которому мы вернемся к нашим предкам и великой правде. Ахетатон, город Великого горизонта, - это врата в вечность, и я восстанавливаю путь.
Он помолчал, ожидая моего ответа. Я понятия не имел, что сказать.
- Это большой труд, Владыка.
Он внимательно посмотрел на меня:
- Мне рассказывали о тебе интересные вещи. У тебя есть новые идеи. Ты умеешь разгадать тайну, проследив путь к ее скрытому источнику. Ты заставляешь преступников сознаваться, не применяя пыток. Ты получаешь удовольствие от тьмы и тупиков в извилистом лабиринте человеческого сердца.
- Мне интересно, как и почему происходит нечто. Поэтому я и стараюсь смотреть на то, что передо мной. Обращать внимание.
- Обращать внимание. Мне это нравится. Ты и сейчас обращаешь внимание?
- Да, Владыка.
Он сделал мне знак приблизиться, чтобы никто его не подслушал.
- Тогда вот: есть загадка. Тревожная загадка. Царица, моя Нефертити, Совершенная, исчезла.
Хуже этой новости для меня ничего быть не могло. Подтверждение неотступной тревоги, которая нарастала с первого моего разговора с Амосом. Я почувствовал себя странно спокойным для человека, который вдруг обнаружил, что остановился на самом краю пропасти.
Он ждал моих слов.
- Позвольте мне спросить: когда это произошло?
Он помолчал, обдумывая ответ.
- Пять дней назад.
Я не знал, верить ли ему.
- Я попытался сохранить ее исчезновение в тайне, - продолжал он, - но в этом городе шепотов и эха такое невозможно. Не отсутствие уже стало предметом массы догадок, в основном среди тех, кому это выгодно.
- Это мотив, - сказал я.
Внезапно он раздражился.
- Что ты имеешь в виду?
- Я хочу сказать, что, возможно, ее… похитили такие люди.
- Разумеется. Есть силы невежества, которые действуют против нас, против просвещения. Ее исчезновение даст возможность усомниться во всем, что мы сделали, и откроет дверь для возвращения во тьму суеверий. Время выбрано идеально. Слишком уж подходящий момент.
Должно быть, вид у меня был слегка ошарашенный.
- Не совершили ли рекомендовавшие тебя серьезной ошибки?
- Простите меня, Владыка. Мне ничего не сообщили ни о деле, ни о его обстоятельствах. Сказали лишь, что вы пожелали лично говорить со мной.
Он быстро и успешно собрался с мыслями.
- Через десять дней состоится Празднество в честь освящения города. Я потребовал присутствия и даров от властителей, правителей и вождей племен со всей империи, вместе с послами и их свитами. Это открытие нового мира. Именно над этим мы с ней трудились все последние годы, и нельзя потерпеть поражение, когда мы вот-вот достигнем нашей славы. Я должен ее вернуть. Я должен узнать, кто забрал царицу, и вернуть ее!
Внезапно он затрясся от ярости - больше, как показалось мне, разгневавшись на похитителей, чем собственно из-за потери жены. В неистовстве он треснул костылем по столу, затем покачал головой, с трудом поднялся и отвернулся. Успокоившись, он направил на меня свою золотую палку.
- Ты понимаешь, какое доверие я тебе оказываю, говоря с тобой подобным образом? Раскрывая такие мысли?
Я кивнул.
Он встал, прошел к фонтану и некоторое время смотрел на пульсирующую воду. Затем снова повернулся ко мне:
- Найди ее. Если она жива, спаси ее и доставь ко мне, равно как и тех, кто причастен к этому деянию. Если она мертва, доставь тело, чтобы я мог предать его вечности. У тебя десять дней. Можешь прибегать к любым средствам, какие потребуются. Но никому в этом городе не доверяй. Ты здесь чужой. Пусть так и будет.
- Могу я сказать?
- Да.
- Мне понадобится расспросить всех, кто имел доступ к царице. Всех, кто ее знает, кто обслуживает, кому она небезразлична и кому безразлична. Это может включать и членов вашей семьи, Владыка.
Он смотрел на меня, никуда не торопясь. Лицо его снова потемнело.
- Ты намекаешь, что твои мотивы могут иметься у моей собственной семьи?
- Я должен рассмотреть все возможности, независимо от того, насколько они неприемлемы и немыслимы.
Это ему не понравилось.
- Делай, что должен, от моего имени. Я дам тебе полномочия. Однако помни, что эта власть несет и ответственность. Если ты каким-либо образом не оправдаешь ее, я тебя казню. И знай следующее: если в течение десяти дней ты не добьешься успеха, я убью также и твою семью.
Сердце мое окаменело. Самый худший из моих страхов подтвердился. И он это понял. Я увидел это по его лицу.
- А что касается того дневничка, которому ты доверяешь свои мысли, я бы на твоем месте сжег все свитки до последнего. "Что-то среднее между мулом и тещей"? Не слишком-то лестно. Вспомни собственный совет. Будь осторожен.
Он ткнул костылем в мою сторону, пристально посмотрел на меня, и на этом аудиенция закончилась.
9
За дверью меня поджидал Хети. Он увидел, что я потрясен, но ждал, пока я сам заговорю.
- Где Тженри?
- Ему пришлось уйти. За ним прислал Маху. Мы увидимся с ним завтра.
Я кивнул.
- Мне нужно выпить. Куда в этом засушливом городе идет жаждущий человек?
Хети отвел меня в павильон у воды, отгороженный от пыльной дороги деревянным забором и стоявшими отдельно от него затейливыми воротами. Мы легко могли их обойти, но раз кто-то потрудился задумать и создать такое сооружение, мы подчинились и прошли через ворота. За забором находилась обширная деревянная платформа, немного нависавшая над рекой, на ней были беспорядочно расставлены столы и стулья. За столами выпивали компании и пары, их лица освещались лампами и висевшими над головами фонарями. Большинство присутствующих повернулись, разглядывая меня. Я снова отметил, что прибыли они из всех частей империи. Возможно, они уже собирались в преддверии Празднества.