- Его преосвященство составил несколько предложений, которые, по его мнению, могут уменьшить ваши трудности, сеньор, - негромко сказал секретарь настоятелю. - Пожалуй, я могу оставить их вам, чтобы вы ознакомились с ними на досуге до того, как мы продолжим обсуждение этой темы. И, пожалуй, если его преосвященство не возражает, сказал он, обеспокоенно взглянув на епископа, - я мог бы коснуться нескольких менее значительных проблем, в которых помощь и мудрый совет настоятеля были бы очень ценны.
Беренгер горбился над кубком, вдыхая запах пряностей из горячего вина, а тем временем отец Бернат умело и безжалостно разбирался с делом, ради которого он приехал в монастырь.
Не успел настоятель поднять многих вопросов, заготовленных к этой встрече, как Беренгер поднялся, опираясь обеими руками о край стола.
- Достойный отец, - обратился он к настоятелю. - Боюсь, мы должны извиниться. Нам нужно трогаться в путь как можно быстрее. Если будете добры прислать мне тот внушительный перечень, который лежит перед вами, все, что в нем есть, будет рассмотрено. Бернат, Франсеск, мы немедленно уезжаем. Пошевеливайтесь. Пошлите за моим теплым плащом, за моей лошадью и готовьтесь сами. Все остальное можно будет прислать попозже.
Монастырь внезапно пришел в смятение.
- Ваше преосвященство, - негромко спросил отец Франсеск, - что вас беспокоит?
- У меня начинается жар, и я должен уехать, пока еще могу держаться в седле, - хрипло ответил епископ. Повернулся и пошел к двери, стараясь ступать как можно тверже. - Пошлите за моим врачом, пусть приезжает в замок в Круильесе, и немедленно едем, - прошептал он. - Я отказываюсь кончать свои дни, дрожа в этом холодном, продуваемом сквозняками месте.
Через несколько минут епископ, его личный слуга, двое священников и четверо стражников выехали на холодный, меняющийся, тревожный ветер, предвещающий грозу.
Они проехали треть пути, когда колокола зазвонили к обедне. Беренгер, по натуре смелый, отважный наездник, сутулился, предоставив лошади идти каким угодно аллюром. По бокам епископа ехали двое стражников, то и дело беспокойно поглядывая на него. Когда дорога повернула в противоположную от моря сторону, на маленькую процессию легко упали первые капли дождя.
Спустя час Даниель, Рувим и Аарон въехали в город Сант-Фелиу-де-Гиксолс.
- У сеньора Антони, торгового агента, дом на этой улице, - сказал Аарон. - Склад находится прямо за домом. Я доставлю вас сперва к нему, так как везу для него письма и деловые бумаги. Он сможет сказать вам о судах, отплывающих на Мальорку.
- Где будем обедать? - спросил Рувим.
- У сеньора Бенхуа. Вам будет у него очень уютно, сеньор Даниель, - сказал Аарон.
- Он что, богач, раз нам будет у него так уютно? - спросил Рувим с большим интересом, чем до сих пор выказывал по пути.
- Нет, - ответил Аарон, бросив неодобрительный взгляд на парня. Отношение слуги Мордехая к родственнику своего хозяина очень позабавило Даниеля. Наверняка тут была какая-то история. - Но он добрый, гостеприимный человек.
Аарон спешился, отвязал седельные сумки и пошел с ними к воротам сеньора Антони.
Когда служанка проводила их в коридор, сеньор Антони стоял в дверном проеме своего кабинета, заполняя его. Он шагнул навстречу гостям, рослый, крепко сложенный, с выгоревшими каштановыми волосами и загорелой, как у моряка, кожей.
- Аарон, - сказал сеньор Антони, - я очень рад тебя видеть. А кто это с тобой?
- Я Даниель, племянник Эфраима, перчаточника из Жироны, - ответил Даниель, шагнув с поклоном вперед. - Дядя очень занят и отправил меня взглянуть на новые товары, о которых вы его известили.
- Добро пожаловать, Даниель, - сказал Антони. - Твой дядя высоко о тебе отзывался. А этот молодой человек?
- Это Рувим, родственник сапожника Мордехая, - ответил Даниель. - Нам посчастливилось путешествовать в его обществе.
- Я привез письма от сеньора Мордехая, - сказал слуга. - В них он излагает свои потребности и представляет юного сеньора.
- Спасибо, Аарон. Вы приехали в превосходное время. Надеюсь, пообедаете со мной? Кухарка приготовила обильный обед, уверен, вы найдете на столе то, что вам понравится.
- Но ведь нас ждут у сеньора Бенхуа, - сказал Даниель.
- Сейчас идет дождь, и сеньор Бенхуа сидит у огня с температурой. Я отправлю сообщение, что вы обедаете у меня.
- Спасибо, - сказал Даниель.
- Отлично. Теперь предлагаю вам смыть дорожную пыль и слегка подкрепиться, пока я читаю письма. Потом отправимся на склад ознакомиться с тем, что прибыло.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Из-за большой любви моя жизнь в опасности.
- И как думаешь, в чем причина ее болезни? - спросил врач Исаак удочери. Они неторопливо шли к дому по улицам жиронского гетто. Его рука легко лежала на ее плече, хотя в столь знакомом окружении в поводыре он, собственно, не нуждался.
- Причина? - переспросила Ракель, его дочь. - Не лучше ли при таком заболевании лечить симптомы, не заботясь о причинах?
- Ты отлично используешь для возражения мой совет, - со смехом сказал ее отец. - Но это не значит, что причина не должна интересовать нас, и поскольку возраст Рехины ближе к твоему, чем к моему, для меня важно твое понимание сути дела.
- Папа, тут нечего понимать, - сказала Ракель. - Она чуть ли не с детства была влюблена в юного Марка, а теперь он бросил ее. Рехина в отчаянии, папа, и ей все равно, будет она жить или умрет. - Потянула ворота их дома и обнаружила, что они заперты. - Если Ибрагим упорно запирает ворота, когда мы уходим, мне бы хотелось, чтобы он оставался где-то поблизости, чтобы открыть их, - раздраженно сказала она. - Ибрагим! Открой!
- И что является лекарством? - спросил Исаак, когда привратник и слуга Ибрагим подошел и неторопливо отодвинул засов и отпер замок.
Октябрьское солнце лило во двор последнее тепло, словно отрицая существование близящейся зимы. Обеденный стол стоял в солнечном углу, и семья уже собралась вокруг него.
- Сеньор Исаак, хозяйка ждет обеда, - укоризненно сказал Ибрагим.
- Мама, так рано? - спросила Ракель.
- Ерунда, - сказала Юдифь. - Мы наслаждаемся солнцем, пока оно светит. Сеньора Дольса говорит, что скоро будет гроза.
- Думаю, Ибрагим имеет в виду, что мы отрываем его от обеда, - сухо сказал Исаак. - Он может идти. Но что ты предлагаешь? - обратился он к дочери.
- Нужно заставить ее поесть и чего-нибудь выпить, чтобы она почувствовала себя лучше, а потом убедить ее, что в семнадцать лет она все еще может ожидать счастливой, приятной жизни.
- Как ты предлагаешь это сделать? - спросил Исаак, когда они сели за стол. - Ее родные не добились успеха. Как можем мы, значащие в ее жизни гораздо меньше, сильнее повлиять на нее?
- Я сказала ей, что в жизни есть и другие вещи, кроме любви, - ответила Ракель. - Хотя любовь важна.
- Знаешь, дорогая, - сказал ее отец, обратив к ней лицо с незрячими глазами, словно надеясь увидеть дочь снова, - я сомневаюсь, что ты права. Если у тебя есть средства к существованию, пусть даже самому бедному, все остальное вопрос того, что ты любишь.
- Папа, ты имеешь в виду - кого?
- Нет. Мужчина - или женщина - может любить семью, любовника или любовницу, свою религию, страну, деньги или даже еду и вино. Лиши человека предмета или предметов его любви, и он впадет в отчаяние. А любовь, как и многие травы, может питать нас и давать нам здоровье, но может и отравлять. Когда она отравляет, нужно искать ее противоположность и использовать как припарку, чтобы вывести яд.
- Ненависть? Ты говоришь, что мы должны заставить ее ненавидеть Марка? Папа, это невозможно. Нужно искать какое-то лекарство.
- Об этом мы и говорим, - мягко сказал Исаак.
- Но ты говорил о припарках, - сказала Ракель.
За столом кроме них было еще четверо. Юдифь, жена Исаака, их восьмилетние близнецы, Натан и Мириам, и Юсуф, двенадцатилетний мальчик-мусульманин, получивший от короля разрешение жить в этой семье.
- Кому нужна припарка? - спросила Юдифь. - Дочери Ромеу?
- Пока что нет, мама, - ответила Ракель.
- А как себя чувствует Рехина? - спросила Юдифь. - Это печальная история юного Марка стала причиной болезни, так ведь? Родители не должны были позволять ей влюбляться в таком возрасте.
- Но, мама, как они могли помешать ей? - спросила Ракель.
- Могли бы найти какой-то способ. Но теперь, когда война окончена, Марк наверняка вернется. Не может ведь он вечно вести солдатскую жизнь.
- Она получила сообщение от кастеляна, - сказала Ракель. - Помнишь его? Он был командиром Марка на Сардинии, и его вернули домой, когда он заболел лихорадкой.
- Может, я утратила талию, но ума еще не лишилась, - сказала Юдифь. - Помню, конечно.
- Так вот, когда кастелян стал поправляться, он отправил бедной Рехине сообщение, что ее Марк, вместо того чтобы вернуться вместе с товарищами, вступил в альмогаверский полк и отправился в Афины, или какое-то подобное место. Он хочет стать богатым и думает, что ради этого стоит рисковать жизнью. Кроме того, кастелян сказал, что солдатская жизнь ему по душе.
- Это не особенно обнадеживающе, - заметила Юдифь. - Насколько я понимаю, Марк беден, и хотя у Рехины приличное приданое, женившись на ней, он не разбогатеет.
- Мама, она все время плачет, - сказала Ракель, - и отказывается есть. Клянется, что хочет умереть или надеть солдатский мундир и отправиться к нему.
- По-моему, это почти одно и то же, - сказала Юдифь. - Что за мысль для приличной девушки с приданым!
- Ее отец думает так же, - сказал Исаак. - Ромеу сказал, что в жизни не слышал ничего столь безрассудного.
- Но послушай, Исаак, - заговорила Юдифь. - По-моему, ты придаешь слишком большое значение ее горю. В этом возрасте все беды, даже крохотные, представляют собой горы, которые нужно перевалить. Подожди недельку-другую, и она станет прежней.
- Да, - сказал Юсуф. Мальчик учился искусству врачевания у Исаака, а фехтования и верховой езды у капитана стражи епископа. Совсем недавно епископ добавил к его занятиям философию, и дважды в неделю он сидел в соборе с тем или иным священником, читал отрывки из трудов Августина, Иеронима или Григория Нисского, в зависимости от вкусов и познаний того или иного наставника. - Философы учат нас, что никакая женщина не может долго держаться одной мысли.
- Когда ты стал знатоком женщин, Юсуф? - язвительно спросила Ракель. - Тот же вопрос я могла бы задать твоим философам. О каких философах ты говоришь и какие доводы они приводят?
- Что такое философ? - спросила восьмилетняя Мириам.
- Я тоже женщина, - возбужденно заговорила Ракель. - И думаю, держусь многих мыслей и принципов, сколько помню себя. И знаю больше, что значит быть помолвленной, чем ты, Юсуф. Я видела Рехину, разговаривала с ней, она в полном отчаянии. На ее месте и я была бы.
- Но ты и Рехина совершенно разные, - сказал Исаак. - Насколько могут быть разными две молодые женщины. А теперь, если извините меня, пойду, умоюсь и приготовлюсь к обеду.
- Рехина избавится от отчаяния и горя, - сказала Юдифь, - как только появится кто-то другой.
- Мама, - сказала Ракель, - это жестоко. Она действительно страдает.
- Конечно, страдает. Я только говорю, что это пройдет. - Юдифь умолкла, глядя, как муж идет по двору и открывает дверь в свой кабинет. Когда дверь закрылась, снова повернулась к дочери: - Ракель, пока отца нет, хочу кое о чем тебя попросить.
- О чем, мама?
- Отложи свое бракосочетание еще на несколько месяцев. Когда раввин вернется со встречи в Барселоне, у нас наверняка будет холодная, дождливая погода. Пожалуйста, ради отца останься здесь и помоги ему справляться с серьезными зимними болезнями.
Ракель с напряженным от гнева и удивления лицом воззрилась на мать.
- Мама, не могу, - сказала она наконец. - Я и так уже ждала очень долго. И Даниель выйдет из себя. Что я ему скажу? Какую отговорку придумаешь на сей раз?
- Скажи ему правду, - ответила Юдифь. - Если он такой хороший, как мы считаем, то поймет. Только отцу ни слова.
Исаак снова прошел по двору, бесшумно ступая по камням, и сел в наступившем молчании. Ракель мятежно уставилась в свою пустую тарелку. Юдифь рассеянно смотрела на Мириам и Натана, которые смеялись, ведя какую-то игру, и не обращали внимания на разногласия взрослых.
- Любимая, ты потеряла аппетит, как бедная маленькая Рехина? - спросил Исаак. - Но определенно по другой причине.
- Обед еще не на столе, - испуганно сказала Юдифь. - О чем я только думала? - добавила она и поспешила на кухню посмотреть, что там делается.
- Ракель, - негромко заговорил ее отец, - когда состоится твое бракосочетание, сможешь ты остаться дома, пока у матери не родится ребенок? Она более усталая, чем готова признать. Я слышу это в ее голосе и вижу по походке; они не такие легкие, уверенные, как должны быть.
- Но, папа, мы нашли Хасинту в помощь Наоми, она может справляться на кухне со столькими делами, что маме незачем беспокоиться о них. Неужели не понимаешь, как все изменилось с появлением этой девочки?
- Дорогая моя, твоя мама всегда будет беспокоиться, - сказал Исаак. - Это у нее в натуре.
- И она сейчас беременна. Естественно, устает и медленнее ходит.
- Это было не так, когда она носила близнецов.
Терпя поражение, Ракель смирилась с ним.
- Пожалуй, будет лучше, если мы поженимся весной, - сказала она со вздохом.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Море закипит, как чугунок в печи.
Торговый агент отодвинул остатки превосходной, фаршированной травами и рисом рыбы, которой они обедали. Служанка поставила на стол большую чашу с сушеными фруктами и орехами, затем вышла.
- Сеньор Эфраим здоров? - спросил Антони. - Не в его духе упускать возможность приехать сюда, осмотреть наши товары. И узнать последние новости и слухи.
- Совершенно здоров, - ответил Даниель. - Но говорит, слишком занят, чтобы уезжать. Я не верю ему. Думаю, в том, что он остался дома, моя вина.
- Как такое может быть?
- Это долгая история.
- После обеда самое лучшее время слушать долгую историю, - сказал Антони. - Если она окажется слишком уж утомительной, ее можно сочетать с послеполуденным сном.
- Постараюсь не затягивать ее, - со смехом сказал Даниель. - В прошлом месяце я должен был жениться на самой умной и красивой девушке во всей Каталонии. Ее зовут Ракель, она дочь весьма уважаемого и известного врача Исаака.
- Я слышал о нем, - сказал Антони. - Ее отец - тот слепой врач, который вылечил юного герцога Жироны, так ведь?
- Да, и по причине его слепоты дочь, почти столь же знающая, как он, помогает ему. К несчастью для меня, незадолго до того, как мы должны были сочетаться браком, сеньора Исаака позвал на помощь его друг с севера, и ему пришлось взять с собой дочь. Она только недавно вернулась и попросила несколько недель для приготовлений к свадьбе.
- Я могу понять ее соображения, - сказал Антони. - И вместо желанного бракосочетания вам пришлось ехать в наш прекрасный порт Сант-Фелиу-де-Гиксолс посмотреть, что привлечет ваше внимание среди диковинок в моем складе.
- Пришлось, и я очень этим доволен. Меня особенно заинтересовали редкие краски и бусинки. О таких не слышали в нашем городе.
- И нигде в этой части мира, - с удовлетворением сказал Антони. - Они прибыли из одного порта на Черном море.
- Недавно у нас возникла большая нужда в новых или необычных мехах для отделки. Дядя очень расстроится, что не поехал со мной, когда узнает о кожах, которые вы привезли. Но, видимо, это испортило бы предлог отправить меня сюда.
- Это наказание он несет за чрезмерную щепетильность, - сказал Антони. - И любезность. Но скажите, откуда вы появились, юный сеньор, - продолжал он, обращаясь к Рувиму.
Рувим слегка покраснел при неожиданном оскорблении и повернулся к хозяину дома.
- Откуда появился, сеньор?
- Мордехай сказал, что вы сын его двоюродной сестры Фанеты и это был ваш первый визит в Жирону, - сказал Антони. - Похоже, непродолжительный.
- Недельный, - сказал Рувим. - Я родился и вырос в Севилье, но теперь мы живем вместе с бабушкой на Мальорке. И сегодня, если ничего не случится, сяду на судно и отправлюсь в обратный путь.
- Так, - сказал Антони. - С кем вы плывете?
- На маленьком суденышке, о котором вы вряд ли слышали, - ответил Рувим. - Бабушка знает капитана. Но сеньор Мордехай сказал, что если оно не придет, на всем побережье никто не знает больше вас о судоходстве, сеньор Антони. Мне придется полагаться на ваш добрый совет.
- Вы получите любой, какой я смогу дать, - сказал Антони, глядя на него с возрастающим интересом.
- Я совершил это путешествие, - сказал Рувим, - ради матери. Она очень хотела, чтобы я познакомился с ее родными.
- И каково ваше впечатление о восточных родственниках? - спросил Антони.
- При знакомстве с сеньором Мордехаем я очень удивился. Думал, он простой сапожник, и узнал, что это очень богатый, уважаемый человек. Я чувствовал себя очень неловко, боялся, как бы он не подумал, что я приехал ради выгоды, но он был очень гостеприимен и любезен со мной.
Пока Рувим говорил, Антони не сводил с него изучающего взгляда, словно перед ним был сомнительный товар, покупку которого он обдумывал.
- Когда вы с матерью перебрались на Мальорку?
- Почти три года назад, - ответил парень.
- Знаете, - сказал Антони, - если б не сказали мне, что вы из Севильи, я бы подумал, что вы провели всю жизнь на островах.
- Что вы имеете в виду? - спросил Рувим с недоуменным видом.
- На Мальорке у меня много друзей и знакомых, - ответил Антони. - Есть и родственники. Вы уже говорите как настоящий островитянин.
- Спасибо, - сказал Рувим. - Но только боюсь, что больше не смогу говорить как севильец.
- Здесь у вас не будет в этом нужды, - сказал Антони, недоброжелательно подмигнув Даниелю.
- Не знаю, - застенчиво сказал Рувим.
Что-то ударилось с громким стуком и прекратило этот допрос.
- Что это? - спросил Даниель.
- Видимо, ветер, - ответил Антони. - Это он поднимает стук. Думаю, будет гроза.
Девочка-служанка подала на стол блюдо мелкой жареной рыбы, жирную обжаренную тушеную утку в соусе из горьких апельсинов и сушеных абрикосов, рис и чечевицу.
- Чувствую запах чего-то очень вкусного, - сказал Исаак. - Хасинта, что ты принесла нам?
- Жареную рыбу, утку и рис, сеньор, - ответила девочка.
- И Хасинта сама приготовила соус для утки, - сказала Юдифь о служанке, которую муж недавно привез из Перпиньяна. - Она уже хорошая маленькая кухарка. Я должна…
Продолжать Юдифи помешал громкий звон колокола у ворот. Натан посмотрел в ту сторону.
- Папа, - сказал он, - похоже, это солдат.
Встревоженная Ракель встала и пошла к воротам.
- Папа, это один из стражников епископа.
- Что понадобилось этому человеку? - спросила Юдифь. - Неужели тебя необходимо каждый день тревожить во время обеда?
- Не каждый день, любимая, - сказал Исаак. - Я узнаю, что ему нужно.