Ракель открыла ворота и впустила молодого, смущенного стражника. Он поклонился всем, пробормотал извинение и пустился в долгий, негромкий разговор с врачом.
Исаак вновь повернулся к членам семьи.
- Дорогие мои, я получил срочный вызов от его преосвященства. Он очень нездоров, я должен как можно скорее приехать к нему в замок в Круильес. Однако наш посланец ничего не ел с раннего утра. Думаю, еды на кухне достаточно…
- Конечно, - сказала Юдифь. - Хасинта, принеси тарелку стражнику.
- Ракель, Юсуф, как только поедите, соберите то, что мне нужно взять с собой.
- Соберем сейчас, папа, - сказала девушка, - поедим потом. Пошли, Юсуф.
Юсуф схватил кусок хлеба, обмакнул его в соус, затолкал в рот и последовал за Ракелью в кабинет.
- Кого берешь с собой? - спросила Юдифь.
- Его преосвященство прислал стражника, чтобы сопровождать меня, - ответил ее муж.
- Ерунда, - сказала Юдифь. - Тебе нужно взять и Юсуфа.
- Если брать с собой кого-то еще, я лучше отправлюсь с Ракелью, - резко сказал Исаак. - Его преосвященство очень болен.
- Тогда возьми обоих. Но Ракель нужно будет взять с собой Лию.
Через четверть часа стражник покончил с торопливой едой и отправился в конюшню епископа привести мулов для Исаака и его помощников. Остальные поели, собрали то, что понадобится, и когда стражник вернулся с тремя мулами и кобылой Юсуфа, были готовы сесть в седла. Когда выехали, на головы им упали с хмурого неба первые капли дождя.
Они поехали шагом, так как мула, на котором сидел Исаак, приходилось вести в поводу.
- Папа, небо совершенно черное, - сказала Ракель. - Боюсь, нас застигнет гроза.
- Тогда почему едем так медленно? - спросил врач.
- Сеньор, я не хотел бы, чтобы вы оказались в опасности быть сброшенным, - сказал, покраснев от смущения, стражник. - Можете ехать быстрее? Это было бы очень кстати.
- Могу попытаться. И если свалюсь с этого послушного животного, думаю, в худшем случае, измажусь в грязи. А мы в любом случае измажемся.
- Тогда я возьму повод, - сказал Юсуф со всей уверенностью двенадцатилетнего. - Я знаю свою лошадь лучше, чем вы этого мула.
Поскольку так оно и было, возражений не последовало; Юсуф взял повод и пустил лошадь быстрой рысью. Мул сперва заартачился, потом прибавил шагу и пошел вровень с гнедой кобылой.
Несмотря на мелкий дождик, дорога все еще была сухой.
- Нужно сохранять этот аллюр, пока сможем, - сказал стражник. - Впереди сильный дождь, дороги там раскиснут, а когда стемнеет, по такой погоде ни люди, ни животные не смогут ничего видеть.
- Разве нельзя будет остановиться, если дорога станет слишком скверной? - спросила Ракель.
- Прошу вас, сеньора, нет. Его преосвященство был очень плох, когда выезжал из Сант-Фелиу, а после езды до замка ему могло стать только хуже, - произнес перепуганный стражник. - Что я смогу сказать, если приедем слишком поздно, чтобы помочь?
- Мы не будем останавливаться, - произнес Исаак.
Дорога шла по равнине реки Тер, огибая холмы и горы по их правую сторону. Дождь был прерывистым, мелким, с порывами ветра, но особого беспокойства не причинял. Однако впереди виднелись густые черные тучи. Юсуф что-то сказал своему учителю и покровителю, потом предупреждающе дернул повод и перевел кобылу в легкий галоп.
Лия, служанка Ракели, негромко вскрикнула, когда ее мул тоже пошел галопом. Побледнев от ужаса, она сосредоточилась на том, чтобы изо всех сил удерживаться в седле. Ракель поравнялась с ней без труда, и вся группа сохраняла этот аллюр на протяжении нескольких миль. Все это время вдали рокотал гром, в небе время от времени полыхали молнии.
Дорога пошла на подъем, огибая гору, дождь стал лить непрерывно, и мулы замедлили шаг. Они пошатывались и с трудом поднимались по скользкой дороге, двигаясь все медленнее и медленнее. Стражник оглянулся на тех, кто следовал за ним, и жестом велел подъехать к купе деревьев возле дороги.
- Думаю, нужно дать животным немного отдохнуть, - сказал он. - Когда они немного остынут, впереди будет ручей.
- Моя кобыла может скакать часами, - проговорил Юсуф.
- Не сомневаюсь, юный сеньор, - сказал стражник, бросил на него свирепый взгляд и указал подбородком на двух девушек. Подошел к слепому врачу и завел с ним серьезный разговор.
Однако стражник не позволил отдыхать животным так долго, чтобы они остыли и их усталые ноги окоченели.
- Думаю, погода будет только ухудшаться, - предположил он нервозно, так как не привык отдавать приказы кому бы то ни было, особенно более значительным людям.
- Тогда едем немедленно, - сказал Исаак.
Они тронулись умеренной рысью. Усиливавшийся ветер хлестал им в лица, дождь пошел сильнее.
- Мы выехали из-за гор, - крикнул стражник, перекрывая шум ветра. - Некоторое время дорога будет такой, - добавил он.
Лошади и мулы опустили головы и еще больше замедлили шаг. Хлещущий дождь превратил дорогу в реку предательской грязи; текший вниз по склону возле дороги ручей уже стал в три-четыре раза глубже, встретил какое-то препятствие и широко разлился.
Стражник замедлил аллюр до осторожного шага и предоставил лошади самой выбирать путь, остальные члены группы следовали за ним. Теперь каждое низкое место на дороге было заполнено водой. Где-то за тучами садилось солнце, и свет, уже тусклый, постепенно слабел, видеть дорогу впереди стало трудно. С тех пор как они встретили на дороге еще одного путника, прошло долгое время. Даже курьеры и другие люди со срочными делами где-то остановились, пережидая грозу.
Ракель начала думать, не погибнут ли они, если гроза усилится, и стоит ли этот риск для пятерых возможности спасти епископа, состояние которого, должно быть, очень серьезное. Ей хотелось поговорить с отцом, но ехать бок о бок в таких условиях казалось безрассудством. Лучше было позволить мулу самому выбирать дорогу, чем править им.
Когда они подъехали к дороге на Круильес, было уже темно, но дождь начал слабеть, ветер утихать. Часть воды стекала с дороги, оставляя мокрую, но почти видимую поверхность. Ракель откинула капюшон, утерла лицо и осмотрелась вокруг, ища какие-то признаки города. Но ничего не увидела. Стражник, видимо, обладавший зрением кошки или совы, упорно продолжал путь.
- Это здесь, - сказал он, указав рукой.
Ракель посмотрела в ту сторону и разглядела холм, одиноко высящийся на равнине. Дорога вилась самым легким маршрутом по крутому склону. Вода все еще бежала по колеям, но животные сами выбирали путь, медленно поднимаясь и время от времени спотыкаясь в темноте.
- Нам наверняка нужно идти пешком, - сказал Исаак.
- Они поднимутся на холм увереннее, чем мы, нагружены они не тяжело, - твердо сказал стражник, не добавив, что не позволит им терять время на то, чтобы спешиваться и идти.
Замок стоял на самой вершине холма, его хорошо сложенная башня едва виднелась на фоне ночного неба. Дома, образующие небольшой городок, теснились вокруг замка в форме подковы, толстые городские стены служили защитой замку и горожанам. Стражник крикнул, когда они приблизились к наружным воротам, и кто-то тут же стал их открывать. Вспыхнули факелы, освещая приехавшим путь по короткой улице, ведшей на площадь перед замком. Когда они подъехали, двор был залит светом и оглашался голосами.
Ворота были раскрыты во всю ширь. Когда Ракель приготовилась спешиться, сильные руки сняли ее с мула, и она поспешила в коридор вместе с остальными.
Они были перепачканы грязью. С одежды их стекала вода, образуя лужи на каменных плитах. Они были усталыми и озябшими. Ракель огляделась и увидела, что толпа слуг глядит на нее с большим любопытством; в большой комнате со сводчатым потолком не было ни единого знакомого лица.
- Где мой пациент? - спокойно спросил Исаак.
На лестнице, ведущей в верхние комнаты, послышались легкие, быстрые шаги, появился отец Бернат, за ним через несколько секунд отец Франсеск.
- Сеньор Исаак, - сказал он, - я очень рад вас видеть. Вы очень быстро приехали.
- Как его преосвященство?
- Плох, сеньор Исаак. Очень плох. Прошу вас поторопиться. Он с утра в жару и очень скверно себя чувствует.
- Тогда зачем вы привезли его сюда? - спросил Исаак. - Вы в своем уме? По такому ветру и дождю? Стражник, которого вы послали, говорит, что он даже не был в паланкине, а ехал верхом. Это было глупо, может быть, фатально.
- Сеньор Исаак, я не мог удержать его, - заговорил Бернат надламывающимся от волнения голосом. - Он отдавал распоряжения, и они выполнялись. Не хотел нас слушать. Мы убеждали его остаться, но он настоял на немедленной поездке сюда. Потом на том, чтобы ехать в седле. "Бернат, я умираю, - сказал он, когда я пытался отговорить его, - и нигде больше не поправлюсь. Хочешь моей смерти? А если мне предстоит расстаться с жизнью, дай мне умереть там, где я родился". Я не мог отказать ему в этом, - голос Берната стал глухим от слез. - Вскоре после нашего отъезда начался дождь, и когда мы приехали, он был насквозь мокрым и озябшим. Боюсь, моя покорность его убила.
- Если позволите мне снять мокрый плащ и слегка смыть грязь, посмотрим. Будем надеяться, его состояние не так серьезно, как вы опасаетесь, - сказал врач. - Мне понадобится моя дочь. Может, кто-нибудь проводит ее в комнату, где она сможет сделать то же самое. Дорога была очень грязной.
- Скажи, что можешь, о его состоянии, - попросил Исаак Хорди, слугу епископа. Он состоял на службе у Беренгера с тех пор, как они были мальчишками, и знал своего господина лучше, чем кто бы то ни было.
- С тех пор как приехал сюда, он ничего не ел, - ответил слуга. - И сильно страдал от поноса.
- Кровавого?
- Нет.
- Что ему давали после приезда? - спросил Исаак.
- Он попросил вина с пряностями, но лишь пригубил его, - сдержанно ответил Хорди. - Кто-то послал за врачом, тот прописал припарку для горла и какое-то питье, но его преосвященство не прикоснулся к нему. Отец Бернат предложил, чтобы я постарался уложить его поудобнее и подождал вас. Я обмывал ему лицо и старался заставить его немного попить.
- Ты все правильно сделал, - сказал Исаак, когда ощупал горло и шею Беренгера, а потом приложил ухо к его груди и послушал. - Как чувствуете себя, ваше преосвященство?
- Мерзну, - ответил епископ. - Очень мерзну. Руки ледяные, ступни тоже. - Раздраженно повел головой. - Собака напугала мою лошадь, и она сбросила меня в лужу. Я мерзну.
- Давно он бредит? - спросил Исаак, снова осторожно ощупывая его горло.
- Началось еще до обедни, - ответил Хорди. - А сейчас уже, должно быть, близится вечерняя служба.
- Около шести часов, - пробормотал Исаак.
- Иногда он приходит в себя, жалуется на жажду, однако горло у него болит так, что не может глотать.
- Ракель, скажи, что видишь, - попросил ее отец.
- Папа, я вижу опухлость на шее, которую ты ощупывал. Даже при этом свете видно, что лицо у него очень серое, и таким больным я его еще не видела.
- Сыпь, пятна или язвочки, которых я не нащупал?
- Нет, папа.
- Хорошо. Что бы ты дала ему?
- Что-нибудь от жара, тошноты и боли в горле, потом горячего бульона каждые несколько минут, пока он не сможет заснуть.
- Слышал, Хорди? Бульон есть?
- Я скажу, чтобы сюда принесли котелок и поставили на огонь. И, если можно, завернутые в ткань камни для согрева ног.
- Да, конечно. Устрой его как можно удобнее. Ракель, есть здесь на каминной полке чайник с водой?
- Да, папа.
- Тогда сделай настой из большого количества ивовой коры и трав. Как только он остынет, нужно будет ввести ему в рот эту жидкость. Где Юсуф?
- Папа, я это сделаю.
- Да, дорогая моя. Знаю, что сделаешь, но ему нужно находиться здесь. Ему нужно учиться не только мастерству, но и терпению.
Пока Ракель заливала кипятком небольшой пучок трав и отставляла чашу, чтобы вода настоялась и охладилась, Исаак открыл небольшой деревянный ларец с уже приготовленными лекарствами.
- Закончила? - спросил он.
- Да, папа.
- Тогда влей в чашку по столовой ложке вина и воды, - сказал Исаак.
Девушка огляделась. Комнату освещали только одна свеча и огонь в камине. Однако на шкафу она увидела поднос с двумя кувшинами и двумя чашками. Понюхала их. Вино и вода. Налила понемногу того и другого в чашку и принесла к кровати.
- Вот, папа.
- Одну каплю, не больше, в эту смесь, - сказал ее отец, подавая взятую из ларца чашу.
Ракель капнула и взболтала ее, чтобы все смешалось. Взяв из ларца чистый лоскут, окунула его в смесь и провела им по губам пациента. Епископ коснулся его языком и содрогнулся. Девушка окунула лоскут снова и на сей раз выжала немного жидкости в его приоткрытый рот. Беренгер содрогнулся снова. Повторив это четыре раза, поднесла чашу к его губам и пустила ему в рот тоненькую струйку. Он с большим трудом попытался проглотить. Часть жидкости вытекла из уголка рта, Ракель осторожно промокнула ее. Повторила то же самое еще два раза, и чаша опустела.
- Папа, я не знаю, сколько он проглотил, - сказала она.
- Если даже не проглотил ничего, этот экстракт немного ослабит боль в горле, - сказал Исаак. - Достаточно, чтобы он смог проглотить немного другого экстракта, а потом чуточку бульона. Он может принять еще одну дозу, точно такую же, когда колокола прозвонят еще раз. Ты сухая?
- Нет, папа. Мокрая, и мне холодно.
- Иди, переоденься, выпей чего-нибудь горячего и возвращайся с Лией. Тогда я переоденусь и согреюсь. Его нельзя оставлять, пока не спадет жар. Иди быстро.
Когда Ракель пришла с недовольной Лией, Хорди вернулся с бульоном, вскипевшем на огне, нагретыми камнями для ног его преосвященства и двумя мальчиками, несшими обильный ужин - горячий суп, хлеб и холодного цыпленка - для находившихся в комнате больного. Отец Бернат распорядился развести в соседней комнате большой огонь, чтобы те, кто не сидел у ложа епископа, могли там немного отдохнуть.
Когда Исаак убедился, что все хорошо, насколько это возможно, один из мальчиков-слуг повел его в соседнюю комнату. Юсуф был уже там, грел у огня руки.
- Извините, господин, - сказал он. - Я не знал, где вы.
- А где ты был? - раздраженно спросил Исаак. - Ты приехал не знакомиться с городскими увеселениями, а помогать больному епископу.
- Господин, я смотрел за животными, - ответил Юсуф. - За моей кобылой и мулами его преосвященства. Извиняюсь, господин. Готов, если понадобится, сидеть всю ночь.
- Осторожнее, парень, а то когда-нибудь поймаю тебя на слове, - сказал Исаак. - Так ты позаботился о животных?
- Да, господин.
- Тогда переоденемся в сухое и вернемся к пациенту.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
О, смерть, это лекарство от многих болезней
И средство против несчастья.
После хлопка ставней наступила полная тишина. Все за столом Антони напряженно ждали, что последует. Потом гласом судьбы зазвонили колокола, громко, беспорядочно, заглушая обычные звуки жизни.
- Почему здесь повсюду звонят в колокола? - раздраженно спросил Рувим. - У нас такого не бывает. Должно быть, ваши церкви стремятся привлечь к себе внимание.
- Они никого не призывают к молитве, - сказал Антони. - Это набатные колокола. - Громко хлопнул в ладоши и прислушался. - Матеу, Пере, - крикнул он. - Немедленно.
Вбежал полуодетый, очевидно, разбуженный слуга.
- Ворота и двери, Матеу, - сказал Антони.
- Они заперты.
- Проверь еще раз. Все они должны быть на засовах. Пойдемте со мной, - сказал он обоим гостям.
Они побежали через заднюю часть дома, прихватив пятерых слуг, затем через маленький двор в склад.
- Все вон отсюда, - сказал Антони, - в дом.
Хозяин и слуги быстро и бережно понесли самые ценные товары из склада в подвал дома, гости слегка помогали им.
Как только с этим было покончено, слуги вновь скрылись.
- Если боитесь пиратов, - сказал Антони, - можете присоединиться к слугам в подвале. Если хотите увидеть, что они будут делать на сей раз, можете присоединиться ко мне на крыше.
- Тогда присоединимся к вам на крыше, - сказал Даниель. - Рувим, идешь?
- Что им нужно? - спросил Рувим.
- Все, что легко унести и можно продать, - ответил Антони. - Вот почему я стараюсь перенести дорогие товары из склада в дом, когда поднимается тревога. Кроме того, им нужны невольники.
- Вы очень спокойно воспринимаете это, сеньор Антони, - сказал Даниель.
- В панике нет пользы, - ответил торговый агент. - Я усердно трудился и тратил большие деньги на то, чтобы, насколько возможно, обезопасить свой дом от мародеров. Покончив с этим, поднимаюсь и наблюдаю.
Пока они разговаривали, Рувим подошел к краю крыши, присел на корточки за небольшим парапетом и стал пристально смотреть.
- Видимо, в Севилье нет пиратов, - сказал Антони, приподняв брови в насмешливом удивлении. - И выросший там молодой человек, должно быть, незнаком с ними.
- Думаю, он слышал о них на Мальорке, - сказал Даниель.
- Посмотрите на него, сеньор Даниель. Эй, Рувим! - окликнул его Антони. - Кому ты машешь? У вас эти же пираты в Севилье? Или на Мальорке?
- Он махал? - спросил Даниель.
- Как он мог махать? - ответил Антони. - Но он как будто высматривает кого-то, и я напугал его, так ведь?
Рувим подскочил и, что-то невнятно бормоча, побежал с крыши. Каблуки его сапог застучали по каменным ступеням.
- Куда ты? - крикнул Антони ему вслед. - Вы можете остаться здесь и наблюдать за этим зрелищем, - сказал он Даниелю. - Этот парень мой гость - я должен позаботиться о том, чтобы он благополучно оставался в моих стенах.
Даниель услышал, как агент позвал Матеу, перешел на другую сторону крыши и увидел, как Рувим пересек двор, открыл массивные деревянные ворота и выбежал на улицу. Следом бросились к воротам двое слуг, не для того, чтобы его вернуть, а с целью снова запереть дом. Когда Даниель перешел к ближайшему к гавани краю крыши, нападавшие подожгли два дома и волокли небольшую группу перепуганных детей к своим шлюпкам. Время от времени Даниель видел Рувима, или так ему казалось, среди немногих людей, встревоженно топтавшихся на улицах.
Меньше чем через час после первого удара колокола, пираты уже были в шлюпках, быстро гребли к своим кораблям.
Когда корабли скрылись за горизонтом, мелкий, шедший с перерывами дождь полил вовсю. Горожане, не обращая внимания на него, высыпали на улицу, чтобы оценить ущерб. Пропало несколько детей, были похищены кое-какие товары, были уничтожены два однокомнатных деревянных дома, и Рувима нигде не было. Пока соседи утешали плачущих родителей уведенных детей, Антони, Даниель и двое слуг ходили взад-вперед по улицам, разыскивая его. Одна женщина сказала, что как будто видела юного, хорошо одетого незнакомца, который бежал к прибрежной полосе в южной части города, но не была в этом уверена. Другая клялась, что видела, как пираты схватили его и повели к одной из шлюпок.
- Вы уверены? - спросил Антони. - Он не ребенок.
- То был незнакомец, - сказала женщина. - Это я знаю.
Антони раздраженно смахнул с лица дождевую воду.
- Пойдемте, сеньор Даниель, - сказал он. - Мокнуть будем напрасно.