1
- Это поистине ужасающий сон, - сказал врач.
- Погодите, сеньор Исаак. Это еще не все. Я поднялся с постели, надел теплый халат, который держу рядом для таких случаев, и, как часто делаю, спустился в кухню. Вскоре после того, как разжег огонь, этот мой родственник - или кто там - Гильем - вошел туда.
- Возможно, это ничего не значащая случайность. Ваши шаги могли разбудить его.
- Нет, если он находился в той комнате, что мы отвели ему, - сказал Раймон. - Скорее он был в комнате Хустины - нашей служанки, - которая расположена рядом с кухней. Но это ерунда по сравнению с нашим разговором.
- Что он говорил?
- Гильем сказал, что может поведать мне еще многое и долго размышлял, стоит ли это делать. Я ответил, что если ему есть что сказать, пусть говорит. Он подбросил еще дров в топку, уютно сел, приставив ступни к очагу, и начал. Передать все так, как он говорил?
- Если сможете.
- Смогу. Он сказал: "Прежде всего, я не дальний родственник, а твой брат".
- Поистине, не дальний, - сухо сказал Исаак. - А вы знали, что у вас есть какой-то брат?
- Тут я впервые об этом услышал. Но он продолжал, сеньор Исаак. "Точнее, единокровный брат, - сказал он, - потому что у нас разные матери. Наш отец был катаром, одним из "добродетельных", как они именовали себя, их было много в той части мира, где мы родились. Я веду речь о том времени, когда ты был маленьким, когда была предпринята, как говорил наш отец и другие люди, окончательная попытка уничтожить катарскую ересь на землях графа и вместе с тем обогатить церковь и тех, кто помогал ей захватывать земли людей, державшихся катарской веры. Наш отец, его звали Арнауд, сказал, что готов был отдать жизнь на костре за свою веру, но ему нужно было думать о тебе. Потом он узнал от верной служанки, что твоя мать хочет выдать его инквизиции. Решил, что будет лучше забрать тебя и бежать через горы на юг. Вы вдвоем ехали зимой через горные перевалы и едва не погибли. Наш отец оставил тебя в одной каталонской семье, так как его преследовали. Он сказал мне, что они согласились растить тебя, и он оставил им денег для этой цели".
Раймон умолк, тяжело дыша.
- В самом деле оставил? - спросил Исаак.
- Нет, - ответил Раймон. - Прожив в той семье около года, я подслушал их серьезный разговор обо мне. Думаю, год выдался трудным, денег было мало. Они говорили о своем племяннике, их наследнике, и о том, как мое появление сказалось на его перспективах. Моя приемная мать сказала, что знает - мой родной отец никогда не пришлет обещанных денег, и в своих планах им не нужно на них рассчитывать. В конце концов они оставили мне триста су, а земля и маленький дом перешли племяннику. Лгать они никак не могли, так как считали, что в доме, кроме них, никого нет.
- Интересно, ваш отец лгал вашему брату, или брат лжет вам, - сказал Исаак. - Но продолжайте, пожалуйста. Это интересная история.
- Гильем сказал, что не знает, где был наш отец в течение семи или восьми лет, с тех пор, как оставил меня в Каталонии и до встречи его матери во Франции, но он всю жизнь прятался от непримиримого врага.
- Кто же был этим врагом? - спросил Исаак.
- Он сказал, что моя мать, Раймунда. Она как будто посылала людей найти его, втереться к нему в доверие, а потом выдать инквизиции. Еще он говорил, что какую-то ценную фамильную собственность прибрала к рукам семья Раймунды, и я имею полное право притязать на нее.
- И он хочет получить значительную ее часть, но не имеет права ее требовать как младший сын?
- Не имеет права, потому что он внебрачный сын, - ответил Раймон. - Этот мой так называемый брат, Гильем, говорит, что знает законы и может помочь мне потребовать мою собственность. Он надеется, что если я добьюсь своего, то могу разрешить ему жить вместе со мной - возможно, сделаю его управляющим этой собственностью. Говорит, это его вполне бы устроило.
- Я доволен, что услышал эту историю, - заговорил Исаак, - иначе мне пришлось бы считать, что двое людей, никак не связанных родством, похожи друг на друга, как два семечка в одном яблоке, и что они по чистой случайности одновременно приехали в один город. Однако, если они братья, и более бедный узнал, что живет более богатый, это не такая уж тайна.
- Думаете, он искал меня?
- Я уверен в этом, - ответил Исаак. - Что вы знаете о своей семье?
- Ничего. Мой отец был известен как Форастер, чужеземец, и меня назвали Раймоном Форастером. Мою мать Гильем называл как угодно, только не по имени, чаще всего "эта богатая шлюха, твоя мать".
- Вы не спрашивали приемных родителей, что им известно о настоящих?
- Насколько помню, нет, - ответил Раймон. - Я был счастлив, живя с ними, хотя мой отец исчез.
- Были вы расстроены его исчезновением?
- Не думаю. У приемных родителей я был как сын, хотя фамилия Форастер пристала ко мне. Думаю, вскоре я перестал пытаться вспоминать о прежней жизни и сосредоточился на том, чтобы чего-то добиться в нынешней. За три года до смерти старого короля женился на молодой вдове с маленьким сыном. Я знал ее с тех пор, как приехал в этот город, и женился бы раньше, если б разрешили ее родители. Она была хорошей, красивой женщиной, ей принадлежали луга и виноградники. Десять или двенадцать лет спустя унаследовала собственность неподалеку отсюда. Поскольку земля была давно запущена, требовала трудов и внимания, мы сдали в аренду землю на западе и приехали сюда. Упорно работали и преуспевали. Я никогда не думал о родной семье, о раннем детстве, пока не начались эти сны.
- Вы не думали о последствиях вашей истории, если предположить, что она подлинная? - спросил Исаак.
- Думал, - ответил Раймон, - но моя совесть чиста, и мое поведение может выдержать любую проверку.
- Может быть, ваш отец еще жив?
- Если да, он наверняка старик.
- Стариков не так уж мало, - сказал Исаак. - Но я думаю, что если жив, то пришел к какому-то соглашению с церковью. Могли ваши приемные родители быть заподозрены в ереси?
- Никоим образом. Они были благочестивыми людьми, каждую неделю непременно водили меня к мессе. Видимо, знали о моем происхождении и старались, чтобы никто не заподозрил во мне сына еретика.
- Думаю, теперь, когда этот Гильем появился в вашей жизни, вы уязвимы для подобных обвинений. Думаю также, что вам в этих делах нужно более надежное доверенное лицо и более сильный защитник, чем я, раз вы оказались в этом болоте.
- Что вы мне посоветуете?
- На вашем месте я бы поговорил с епископом, у него очень тонкое чувство политически возможного. А тем временем мы должны постараться восстановить ваши силы. По прикосновению к вашим рукам могу сказать, что вы похудели. И в вашем теле дрожь изнеможения - я ощущаю ее и слышу в вашем голосе. Дела становятся хуже, так ведь?
- Я чувствую себя больным, сеньор Исаак. Или усталым, слишком усталым, чтобы жить, эти жуткие сны как будто ведут меня к смерти. Появление брата с его отвратительным рассказом стало последним ударом. Как могут быть мои сны такими скверными? В них моя мать, преданная, беспомощная, тянется ко мне. Это он преследователь, тот, кто вселяет в меня ужас. Разве не так?
- Похоже на то, - сказал Исаак. - Думайте о других вещах, а я испробую новую смесь для улучшения вашего аппетита и успокоения духа.
2
- Как чувствуете себя, ваше преосвященство? - спросил Исаак, когда его проводили в кабинет епископа.
- Колено опять беспокоит, несмотря на прекрасную погоду, - ответил Беренгер. - Бернат, видимо, думает, что я слишком много времени провожу здесь, выслушивая жалобы людей, и мало бываю на свежем воздухе.
- Возможно, отец Бернат прав, - сказал Исаак, - но давайте обследуем вашу ногу, посмотрим, что она нам поведает.
Из темноты появился слуга епископа со скамеечкой для ног епископа и низкой скамейкой для Исаака. Исаак нашел к ней путь, потянулся к ноге его преосвященства и принялся, начиная с пальцев, ощупывать и массировать ее.
- Исаак, говорят, вы пользуете Раймона Форастера, - сказал епископ.
- На сей раз говорят правду, ваше преосвященство.
- Я хорошо узнал его, когда только приехал в эту провинцию, - сказал Беренгер. - И по мере того, как узнавал, стал считать его хорошим человеком. Славным, хорошим. Он мне нравится, Исаак. А мне нравятся далеко не все люди. Почему-то я редко вижу его в последнее время, - добавил он. - Но отношусь к нему с уважением.
- Я нахожу его в высшей степени достойным и честным человеком, - сказал Исаак. - Притом интересным.
- Знали вы, что о нем говорят, будто он по материнской линии внук или правнук старого графа де Фуа? Спешу добавить, что он не утверждает этого. Мы никогда не обсуждали такие вещи в наших разговорах. Я однажды спросил его, он ответил, что не имеет понятия. Сперва это его, как будто, развеселило, потом стало раздражать. Он указал, что, насколько помнит своего отца, ни один граф в христианском мире не выдал бы самую некрасивую и вздорную родственницу за такого человека, если он не был очень богат, а Раймон не видел никаких признаков богатства.
- Я посоветовал ему прийти к вам, ваше преосвященство, - сказал Исаак. - У Раймона появился некий человек, утверждающий, что он его незаконнорожденный единокровный брат, с поразительными рассказами о его происхождении. Однако он ничего не говорил о графе де Фуа.
- Эти рассказы верны? - спросил Беренгер.
- Думаю, не совсем, - ответил Исаак. - Хотя, может быть, и верны.
- Завтра, если погода не испортится, я, пожалуй, съезжу повидать его, - сказал епископ. - По общему совету секретаря и врача.
- Только не раньше, чем закончим просматривать счета епархии, - сказал Бернат.
- Бернат, ты же хотел, чтобы я бывал на свежем воздухе.
Глава третья
ГРАНАДА. ПЕРВЫЙ ДЕНЬ
1
В течение семидневного плавания под посольским флагом в Гранадский эмират Юсуфу на судне было нечего делать. Хотя оно шло вдоль береговой линии, смотреть было не на что, кроме тусклых очертаний берега время от времени по правому борту. Члены валенсийской делегации в плохую погоду расходились по каютам, в погожие дни вели друг с другом серьезные дискуссии. Юсуф в течение нескольких дней стоял, перегнувшись через борт, им овладевали то скука, то дурные предчувствия, однако к месту назначения они как будто не приближались.
Несмотря на долгие часы наблюдения, когда раздался крик впередсмотрящего, Юсуф спал. От крика он внезапно проснулся, сердце его колотилось, желудок сводило. Мальчик вылез из подвесной койки и оделся в потемках насколько мог аккуратно. Когда вышел на палубу, увидел на фоне более светлого неба смутные очертания горизонта. День едва занимался. На суше первые птицы, очевидно, начинали шевелиться перед тем, как нарушить ночную тишину; в море небо начинало светлеть на востоке, и звезды одна за другой гасли.
- Мы почти на месте, - сказал младший судовой офицер из Валенсии, с которым Юсуф делил каюту.
- От берега до города далеко? - спросил мальчик.
- Ты ведь сам из этого города, - сказал офицер. - А я там ни разу не бывал.
- Я семь лет не был в нем, - сказал Юсуф. - И уезжали мы оттуда по суше.
- Не люблю сухопутных путешествий, - сказал офицер с высоты жизненного опыта пятнадцатилетнего. - Буду держаться судна. Однако, думаю, туда день или два быстрой верховой езды.
- Надеюсь, посол знает дорогу, - сказал Юсуф.
- Вас встретят, сказал офицер. - В порту будет ждать толпа стражников и разодетых чиновников, чтобы сопровождать вас в город. А я буду сидеть здесь, пока остальные члены делегации не вернутся. Меня даже не отпустят на берег, такой уж я невезучий, - проворчал он и отправился по своим обязанностям.
Юсуф обдумывал эти сведения с некоторым беспокойством. Одернул надетый в дорогу камзол и принялся энергично отряхивать его руками от пыли и грязи. Это не помогло. Он понимал, что больше похож на обедневшего ученика, чем на члена правящего двора. Любого правящего двора. И висящий на боку меч отнюдь не гармонировал с его невоинственной одеждой. В его сундуке где-то в трюме была одежда получше, но найти сундук сейчас было невозможно.
Он подумал, приведут ли для него лошадь. Он с дурными предчувствиями оставил свою кобылку в королевских конюшнях в Барселоне, чтобы побыстрее вернуться в Жирону. Его близкий друг, сержант, сказал, что хотя никто не будет возражать против ее перевозки в Гранаду, она будет плохо чувствовать себя в плавании, и если оно будет слишком долгим или море слишком бурным, может не выжить. "Оставь ее, - сказал Доминго, - как залог, что вернешься хотя бы повидаться с нами. И может, в следующий раз поедешь в Гранаду по суше".
И если не приведут лошадь, Юсуф надеялся, что для него там будет хороший мул. Он представлял себя в хвосте процессии, едущим на вьючном осле до Гранады.
Юсуф подумал, что его родные будут ждать, что к ним вернется придворный из дворца Его Величества, и удивятся его бедному, секретарскому виду. "Если только у меня есть еще родные", - мысленно добавил он и удержал нахлынувшие слезы.
- Прошу, - пробормотал он ветру, дувшему в борт судна, - пусть они будут не все мертвы, пусть еще будут живы Зейнаб и моя мать.
Однако стоя на палубе галеры под флагом посольства арагонского короля, быстро приближающейся к Гранаде, его родине, он вряд ли понимал, кому молится о милости.
Когда судно приблизилось, земля, которая поднималась перед ним, казалась странной, неприветливой, Утесы вздымались из моря, почему-то казавшимся совсем не таким, как в Барселоне. Потом старший помощник отдал команду; боцман повторил ее, и Юсуф, уже опытный в таких делах пошел к офицерским каютам на корме. Матросы, которые спокойно бездельничали, разговаривали, смеялись, изредка занимались мелкими делами, внезапно подскочили на ноги, и поднялся строго управляемый хаос. Паруса были спущены; команда села на весла, и начался медленный вход в порт.
Юсуф пошел в каюту, которую делил с двумя младшими офицерами, и увязал свои немногочисленные пожитки в узел. Он собирался ждать там, в безопасной, душной темноте, пока звук укладываемых весел и удары якорей о воду не дадут ему знать, что они прибыли.
Когда Юсуф отважился выйти, мир был залит серебристым светом, близился восход солнца. Судно стояло на якоре, к нему быстро приближался небольшой флот баркасов. Мальчик подошел к борту понаблюдать за ними, первый баркас сделал четкий поворот и остановился у трапа, один из гребцов поднял взгляд.
- Добро пожаловать в Аль-Андалус, - сказал он с улыбкой.
- Благодарю вас за любезность, - ответил Юсуф, произнося непривычные слова с легкой запинкой. - Я рад оказаться на родине.
Его ответ был встречен одобрительными, веселыми криками и привлек внимание секретаря посла.
- Вы уверены, господин, - негромко произнес он, - что вам следует шутить с простыми матросами теперь, когда вы в родной стране?
- Господин? - переспросил Юсуф и погрузился в молчание.
Путь до Гранады занял столько времени, как предсказывал младший офицер. Сундук Юсуфа с одеждой и книгами, одни из которых подарил Исаак, другие епископ, был надежно погружен на осла, как и сундуки с подарками короля эмиру. Группа была большой. Вместе с Юсуфом ехал посол, знатный дворянин из Валенсии, и его небольшая свита, а также группа придворных из Гранады и их стражники, задачей которых было благополучно сопроводить их до эмирского дворца. Задачей посла было официальное сопровождение Юсуфа, но король доверил ему и другие поручения. Как только они тронулись, посол завел разговор с главой придворных, чтобы не терять попусту времени.
Юсуф ехал рядом с молодым человеком из Гранады, который время от времени странно поглядывал на него.
- Я знаю тебя, - сказал он наконец. - Ты Юсуф ибн Хасан.
- Да, - сказал Юсуф, настороженно взглянув на него.
- Извини, я тебя не помню, но все уверяют меня, что я тебя знаю.
- Значит, я тоже должен тебя знать, - сказал Юсуф. - Но ты кажешься мне незнакомым. Можно спросить, кто ты?
- Кто я сейчас совершенно неважно, - ответил молодой человек с улыбкой, чтобы его слова не прозвучали обидно. - Сегодня важная персона ты. На нашем языке ты говоришь очень странно, - добавил он. - То как ученый, то как простой солдат.
- Там, где я жил, мне было почти не с кем разговаривать на нашем языке, - ответил Юсуф. - Я уже почти забыл его, когда один очень образованный человек помог мне с ним. А обычно, к сожалению, это язык рабов.
- Уверен, его высочество простит тебе любые ошибки в речи. Но, должно быть, в последние семь лет твоя жизнь была очень трудной и интересной. Расскажи, как тебе удалось спастись? Нам всем говорили, что ты убит.
- А тебя послали выяснить, что у меня на уме? - спросил Юсуф. - Я в самом деле тебя знаю?
Тот рассмеялся.
- Знаешь. И да, конечно, меня послали выяснить, что у тебя на уме. У эмира Мухаммеда, как раньше и у его почтенного отца, пусть Аллах улыбнется ему в раю, много врагов. Хотя мы беспокоимся, не можешь ли ты злоумышлять против нас, против тебя мы злоумышлять не собираемся. Ты теперь среди родных и друзей.
Юсуфу предстояло вспоминать эти слова с тревожной ясностью.
Когда они тронулись от побережья в глубь материка, солнце поднималось в безоблачное небо. Но когда поднимались по северной дороге, поднялся свежий ветер и нагнал массу темных, быстро несущихся туч.
- Ты взял плащ? - спросил молодой человек, оглядев небо.
- Плащ привязан у меня за седлом, - ответил Юсуф. - Но мне он наверняка не понадобится.
При этих словах на них упали первые капли дождя.
- Думаю, может понадобиться, - сказал его спутник. - Помогу тебе отвязать его.
- Родина мне помнится солнечной, жаркой, - сказал чуть погодя Юсуф. Несмотря на плащ, он дрожал от холода и прятал лицо от дождя и ветра.
Молодой человек искренне засмеялся.
- Иногда это так, - сказал он. - Особенно летом. Очень солнечно и очень жарко, как сам увидишь. Однако весной, даже поздней, редкий день обходится без дождя. И он может быть очень холодным. Но дети зачастую лучше помнят хорошие дни, чем скверные.
Дорога вилась среди холмов, поднимаясь к горам, которые неясно вырисовывались впереди и скрывались вдали на востоке. Когда тучи разошлись и вышло солнце, Юсуф с изумлением огляделся.
- Что это? - спросил он, указав на горы справа.
- Снег, - ответил молодой человек. - Говорят, несколько дней назад там был сильный буран. Раньше ты никогда не видел снега на горных вершинах?
- Должно быть, я был очень… - Юсуф сделал паузу, подыскивая слово. - Очень ненаблюдательным ребенком. Помню цветы и фонтан с большим бассейном во дворе, лимонные деревья, инжир и другие замечательные вещи. Мать и сестер.
- Вся Гранада знает о красоте, мудрости и доброте госпожи Нур. Я видел ее много раз. А как выглядели твои сестры? - небрежно спросил молодой человек.
Какое-то время Юсуф не мог ответить, облегчение охватило его, словно теплый океан. Впервые с тех пор, как он узнал, что возвращается в Гранаду, кто-то случайно подтвердил, что его мать жива.