Я только замычал.
- Ты уж извини, брат, но придется тебе говорить более внятно, потому что слух у меня стал совсем никудышный.
Приложив немыслимые усилия, я все же сумел выдавить из себя что-то вроде:
- Как… я… здесь… оказался?
- Как-как? Вынесли тебя из комнаты, чтобы прибраться там. Ты же все там загадил, хотя моя дочь и ухаживает за тобой. Кстати, правильно сделали, что поставили тебя вертикально, а то не миновать тебе застоя в легких.
Через двор в комнату прошли мужчина и женщина с ведром и тряпкой. Мужчину я узнал моментально - это был слуга по имени Верный. Судя по выражению его лица, относиться ко мне лучше он не стал.
Я хотел задать вопрос, но у меня вырвался лишь какой-то дурацкий звук.
- Не знаю, - ответил старик. - Но кажется, тебя там здорово обработали. Хорошо, что Лилия пошла тогда не домой, а на рынок.
- Лилия? На рынок? - выдавил из себя я.
- Ну да. А ты не помнишь? - Он оглядел меня с ног до головы. - Может, и правда не помнишь. Так вот, она сказала, что после игры в мяч - ты ведь разыскивал ее на поле, помнишь? - она отправилась повидаться кое с кем на рынок. Там возле нашего лотка она увидела драку - ты дрался с каким-то жрецом. Он повалил тебя и замахнулся ножом, но его что-то отвлекло, и ты успел удрать. Только далеко убежать тебе не удалось.
Его рассказ оживил в памяти всю картину - черноликого безумца, орущего: "Держи вора!", стражников, несущихся мне наперерез, и град ударов, посыпавшихся на меня со всех сторон. При этом воспоминании меня снова замутило, глаза начали закатываться.
Старик взглянул на меня с тревогой. Оставив свою бутыль, он крикнул:
- Эй, Верный, быстрее сюда! Дай ему скорее попить!
- А что стало с тем жрецом? - с трудом вымолвил я.
Из дома вышел слуга и взял бутыль старика.
- Вот, правильно, пусть глотнет. Это поможет ему очухаться, - сказал старик. - Что стало с жрецом? Убежал, наверное. Дочь моя говорила, будто он исчез в толпе, прежде чем она успела расспросить его, в чем дело. И потом, все так увлеченно наблюдали за твоим избиением, что вряд ли кто заметил, куда делся этот человек. - Он недобро усмехнулся. - Ты, видимо, еще не понял, как тебе повезло. Стражники хотели оттащить тебя к себе, и уж там-то наверняка забили бы до смерти. Хорошо, моя дочка сумела убедить их, что ты ничего не украл.
Между тем слуга с бутылью старика подошел ко мне и приставил горлышко к моим разбитым губам.
В бутыли оказалось вино.
А ведь я в свое время раз и навсегда поклялся не прикасаться к этой штуке. Только когда я давал это обещание, я не был избит до полусмерти, не был спасен волей случая, не получил помощь от женщины, которую считал своим врагом, и не стоял привязанный к доске у стены, словно добытый в бою трофей.
Блаженно зажмурившись, я глотал эту добрую жидкость, словно младенец материнское молоко.
- Ну что, проснулся?
Я обнаружил себя в темной комнате, где только тени метались, будто койоты, окружившие раненого зверя.
- Эй, Яот!
Я устремил туманный взор туда, откуда доносился голос.
Тени мелькали из-за принесенного кем-то факела. Когда темная фигура установила его в специальное крепление в стене, тени угомонились и попрятались по углам, словно послушные пузатые собачата.
- Ты, наверное, проголодался, ведь не ел несколько дней. Попробуй-ка вот это.
Только когда к моему рту поднесли миску, я наконец почувствовал пустоту в своем брюхе, так давно не видавшем ничего, кроме недавнего вина, предложенного стариком. От одной только мысли о еде в животе у меня началась буря.
Лилия принялась потчевать меня маисовой кашей, но меня почти сразу вырвало и ею, и стариковым вином.
Лилия отставила миску в сторону и держала мою голову, дожидаясь, когда кончится рвота.
- Ладно, ладно, не волнуйся, - проворковала она. - Отдыхай пока. Потом попробуем еще.
Она осторожно положила мою голову и погладила меня по лбу.
Я закрыл глаза. Спать мне не хотелось. Мне хотелось встать и уйти куда-нибудь подальше от этой доброй женщины, чей сын со своими друзьями были убийцами, жаждавшими моей крови. Но меня одолела немочь, поэтому я решил отдохнуть и собраться с силами, чтобы потом, оставшись в одиночестве, подумать, как выбраться отсюда.
Видимо, я немного поспал.
Возможно, это даже был не сон, а легкое забытье, но женщина, судя по всему, сочла, что я уснул крепко.
Положив руку мне на лоб, она шептала:
- О, мой мальчик!.. Бедный мой мальчик!.. - И в ее сдавленном голосе теперь слышались слезы.
СЕДЬМОЙ ДЕНЬ
ДОЖДЯ
Глава 1
Проснулся я на рассвете под звуки дождя и понял, что нахожусь в комнате один.
Дом Лилии не отличался роскошью, но был сложен крепко и имел прочную кровлю. Я лежал на подстилке в сухости и тепле и с удовольствием внимал звукам дождя, хлещущего о дверную циновку.
Боль в голове почти унялась, а вот ребра по-прежнему ныли при каждом вздохе. Я почему-то чувствовал спокойствие - словно стены этого странного дома могли защитить меня от всех напастей. Казалось, будто огромный город с его шумом и суматохой оставил меня в покое, выпихнул меня в это тихое местечко, огородив от императора, моего хозяина, Туманного с его сыном и их таинственного союзника, который знал мое полное имя. Даже Сияющий Свет находился далеко отсюда, хотя это был его дом. Я постепенно начал осознавать, что если бы его мать и впрямь хотела убить или навредить мне, то давно бы уже это сделала. Теперь я начал думать, что, наверное, ошибался на ее счет и ее намерения по отношению ко мне не были такими уж дурными.
Моим безмятежным раздумьям пришел конец, когда дверная циновка вдруг отодвинулась и в комнату торопливо вошли двое.
Раздался мужской голос:
- Лилия, я промок до нитки. Надеюсь, ты что-нибудь придумаешь?
- Ты же знаешь, что всегда можешь рассчитывать на наше гостеприимство, - ласково уверила его она. - У нас есть оленина и индейка, и одежду сухую мы тебе найдем.
Мужчина, похоже, смягчился, и голос его теперь звучал не столь сурово.
- Ладно. Тогда я лучше осмотрю его пока. Поглядим, что там с ребрами. Факела горящего, случайно, не найдется?
Вскоре комнату осветил факел.
Не будь я связан, я бы попробовал удрать. Незнакомец явно был каким-то лекарем, а лекарей, даже хороших, боялись все. Вот и этот коренастый коротышка, чьи движения отличались крайней нервозностью, навис надо мною сейчас, как страшная грозовая туча. При виде узкого длинного ножа, который он откуда-то извлек, у меня сразу пересохло во рту.
- Та-ак… Что тут у нас?..
Я скривился и сморщился еще до того, как он начал разрезать повязку у меня вокруг груди.
- Что, по-прежнему болит?
- Да, - прохрипел я.
- Ну я так и думал. Такие вещи всегда болят сильнее на третий день. Но ты же ведь не станешь принимать снадобье из дохлых ящериц, растворенных в моче?
- На третий день… - Я не верил своим ушам.
- Ну да. Тебя принесли сюда в четвертый день Стервятника. Так ведь, Лилия? А сегодня седьмой день Дождя.
Он распрямился и сунул пальцы в тряпичный мешочек, болтавшийся у него на груди, потом снова склонился надо мной и дунул в сложенные чашей ладони.
Глаза мои, нос и горло чем-то запорошило. Глаза защипало, и они заслезились. Я чихнул.
- Ты что делаешь?! - возмутился я. - Что это такое было?
- Яутли.
- Яутли?! Но ведь его же дают…
- Да, его дают священным жертвам на праздниках Созревания Плодов и Пришествия Богов перед тем, как бросить их заживо в огонь. Разумеется, это яутли. Нам же надо как-то ослабить боль. А теперь веди себя спокойно - я буду взывать к богу.
Его порошок ослабил боль ненамного. Он работал руками, распевая гимн Кецалькоатлю, покровителю всех лекарей и знахарей. Я стиснул зубы, заметив при этом, что, оказывается, потерял их несколько, и извивался на циновке от боли, пальцами буквально разорвав ее края.
Тогда Лилия подошла и нежно, но уверенно сжала мою руку. От удивления я даже не отдернул ее.
- Он идет на поправку, - объявил лекарь. - Я пустил ему кровь, а через денек пусть попарится в горячей баньке с травкой, которую я дам, опухлость с лица спадет. Из дому и со двора пусть не выходит. Я приготовлю для него "змеиное жало", на случай если откроется кашель, на грудь сделаете припарки. А от желудка поставите клизму. - Он посмотрел на меня: - Тебе повезло, что ты выжил. - Он взглянул на дверь: - Идет дождь? Нет? Вот и отлично. А теперь я бы чего-нибудь поел, уж больно голоден!
- Я не понимаю, чем ты недоволен, - возмущалась Лилия. - Ведь я же привела к тебе настоящего лекаря, а не какого-то там колдуна-шарлатана, который стал бы швыряться кукурузными зернами и брехать про твою судьбу.
- Да, но он хоть больно не сделал бы, - огрызнулся я.
- Но уж точно бы и не помог!
От доски меня давно отвязали. В выметенном сухом дворе мне постелили циновку возле самой стены, помогли добраться до нее и уложили. Я наблюдал, как Лилия суетится вокруг меня.
- Да он самый лучший лекарь из всех, что я знаю. Набрался опыта в военных походах…
- Да? И чем он там занимался? Приканчивал раненых?
Она огорченно развела руками:
- И зачем я только забрала тебя домой?! Он же выходил тебя, а ты… ты неблагодарный невежа! Ты обязан ему жизнью!
- Жизнью я обязан тебе, - сказал я. - Только мне непонятно, почему ты спасла меня.
Она о чем-то задумалась, словно пыталась прийти к какому-то решению. Она смотрела куда-то поверх моей головы и рассеянно теребила тесемочку на блузке.
- Лилия, что ты делала на рынке? На поле для мяча ты сидела рядом с сыном Туманного Проворным, но ушла раньше. Я проследовал за ним на рынок, но потерял его из виду, поэтому решил найти или хотя бы разузнать что-нибудь о тебе. Возле вашего семейного товара на меня напал Туманный, а теперь вот выясняется, что ты все же была там. С какой целью? И кем тебе приходятся эти двое, Туманный с Проворным? - Такая долгая речь оказалась для меня слишком утомительной, и последние два слова я произнес с болезненным хрипом.
Последовала долгая тишина, которую нарушил слабый треск лопнувшей тесемки.
- Туманный? - прошептала она. - Что-то я не понимаю. Ты ведь дрался с каким-то жрецом.
- Он вырядился жрецом. Они с Проворным оба были там. И ты была. Но с какой целью?
Я внимательно посмотрел ей в лицо. Она прищурила глаза - уж не знаю, от гнева ли, от беспокойства или от недоумения.
- А тебе нужно знать только это? - невозмутимо спросила она.
- Нет. На самом деле мне интересно совсем другое…
Что я делал сейчас в этом доме - вот что на самом деле занимало меня, но я пока не имел возможности это спросить.
Лилия рассердилась, даже раскраснелась.
- Да как ты смеешь задавать мне подобные вопросы в моем собственном доме?! Да знаешь ли ты, что я для тебя сделала?! Я уговорила стражников не бросать тебя в сточную канаву! Я расплатилась с владельцем товара, который ты испортил. Я отправила к себе домой посыльного за Верным и парой носильщиков, чтобы те забрали тебя. Я ухаживала за тобой трое суток и пригласила лучшего лекаря. И какую благодарность я получаю взамен? Кто ты вообще такой, чтобы соваться в мои дела?! Зачем таскался за мной по пятам, выслеживал?
Она начала расхаживать по двору, потом, догадавшись о чем-то, остановилась, склонилась надо мной и угрожающе прошипела мне в самое лицо:
- Ну-ка скажи, зачем ты выслеживал меня! Говори сейчас же, иначе я вышвырну тебя на улицу!
Я отодвинулся к стене, словно скорпион, ищущий лазейку, но мне мешала боль - она напомнила мне, что я все еще беспомощен.
- Я хотел кое-что сообщить тебе, - проговорил я слабым голосом.
- Что сообщить?
- Это скорее для твоего сына… Или для Туманного с его парнем. Только…
- Ты же знаешь, моего сына здесь нет, - холодно заявила она, распрямившись и отходя в сторону. - Я же тебе еще во время нашей первой встречи сказала, что он уехал.
- Я не поверил в это. Я думал, они с Туманным и Проворным до сих пор как-то связаны. Считал, ты помогаешь им доставлять друг другу весточки. Иначе зачем ты тогда сидела на трибунах рядом с Проворным?
- Ничего подобного! - возмутилась она. - Ничего такого в помине не было! И кто это только тебе сказал, что у нас какие-то… - Она вдруг смутилась и умолкла.
Я молча ждал, наблюдая за тем, как взволнованно и возбужденно она дышит. Больше вопросов задавать я не отваживался - мне не хотелось, чтобы меня вышвырнули на улицу.
Наконец низким грудным голосом она произнесла:
- Мой сын - азартный игрок, и это не секрет. Он проиграл Туманному огромное количество нашего семейного добра, и мы все равно еще остаемся в долгах. Долги нужно отдавать, ты это понимаешь? Иначе придет конец и нашей репутации, и нашему семейному делу. - Стиснув зубы, она продолжала: - Вот почему я ходила на встречу с Проворным - отдать очередную долю. Но с отцом его я не виделась, и про сына своего я сказала тебе правду. Я даже съем землю, чтобы ты поверил!
С этими словами она опустилась рядом со мной на колени, коснулась пальцами земли и поднесла их к губам.
Я напустил на себя равнодушный вид, чтобы скрыть недоверие, - ведь я ни на минуту не сомневался, что она лжет.
- А что ты хотел сообщить?
- Сообщить? - рассеянно переспросил я.
- Ну что ты хотел передать для моего сына?
Я пребывал в нерешительности. То, что я собирался сказать, в общем-то не имело значения. Ведь на выловленном в канале мертвом теле нашли мое имя, поэтому для Лилии достаточно было всего лишь сообщить своему сыну или его сообщникам, где я нахожусь.
Впрочем, я не исключал, что она не выдала бы меня. Зачем тогда она спасла меня на рынке, притащила к себе в дом и выхаживала несколько дней? И я решил, что лучше всего просто все ей рассказать.
Я поведал ей обо всем, что произошло с самого первого дня, когда познакомился с ее сыном на празднике Поднятых Знамен. От этой долгой пространной речи у меня пересохло во рту и разболелась голова - столько всего пришлось припомнить, - но теперь я испытал странное чувство облегчения от того, что нашелся человек - хотя и не вполне внушающий мне доверие, - с которым я мог всем этим поделиться.
- Выходит, омовенный раб моего сына был колдуном? - задумчиво проговорила Лилия. - Я вот только не понимаю, где он его взял.
- Я тоже не понимаю. Я думал, что он мог получить его от Туманного, но тогда возникает вопрос: как раб попал к тому? - Я пристально наблюдал за нею, пока не разболелись глаза и не пришлось их зажмурить. - Что же все-таки связывало твоего сына и Туманного? Только азартные игры или что-то еще?
Она бросила на меня суровый, резкий взгляд:
- Что ты имеешь в виду?
- Ничего, - поспешил сказать я, напуганный ее холодным тоном. - Я знаю только, что один из узников побывал в руках Сияющего Света, а другой - у Туманного и Проворного. И обращались с обоими пленниками одинаково, схожими способами истязали перед смертью, только вот не пойму зачем. И мое имя… При чем здесь оно?.. - Меня сразил новый приступ мучительной головной боли, перед глазами все помутилось.
Женщина поспешно поднялась.
- Тебе нужно отдохнуть.
- Да, но…
- А у меня есть дела, - закончила она непререкаемым тоном.
Она пошла прочь, и тут я кое-что припомнил.
- Лилия!
Она остановилась:
- Что?
Она смотрела на меня, сурово сдвинув брови и сосредоточенно поджав губы, словно пыталась предугадать, каковы будут мои следующие слова.
- Спасибо, что спасла мне жизнь, - произнес я.
В обязанности Лилии входило будить по утрам своего ленивого отца, не любившего просыпаться рано. Вскоре после того, как она ушла, старик появился во дворе, ковыляя под руку со слугой, с кислой миной на лице и тыквенной бутылью, полной вина.
- Ой, только не под деревом! Там сучок есть, он мне в спину тычет. Посади-ка меня лучше у стены, рядышком вон с тем рабом.
Когда слуга удалился, старик вытащил маисовую пробку из горлышка бутыли, приставил его ко рту и довольно зачмокал. Потом он повернулся ко мне, дыхнув винным перегаром.
- Так ты, выходит, еще здесь? Что ж, видать, приглянулся ты моей дочке. Значит, и мне надо быть с тобой полюбезнее. На-ка вот, выпей!
Он сунул мне бутыль, которую мне так и хотелось вырвать у него из рук и осушить разом до дна.
- Давай, не стесняйся! - торопил он. - Ты болен, а я старик - оба имеем право приложиться!
Я посмотрел на бутыль и облизнул пересохшие губы.
- А почему ты так много пьешь?
Он задумчиво отхлебнул, потом сказал:
- Ты собак держишь?
- Сам нет, а хозяин мой держит. Но отец держал, и брат старший. Почему ты спрашиваешь?
- А ты никогда не задумывался над тем, почему они все время лижут себе задницу?
Этот вопрос развеселил меня, но смех вызвал новый приступ болезненного кашля. Отерев слезы, я заметил, что старик неотрывно смотрит на меня своими затуманенными глазами.
- А потому лижут, что достать могут, - объяснил он как ни в чем не бывало. - Ну так как, теперь выпьешь или нет?
Грудь у меня ныла. Я решил, что таким образом подлечу ее, и тут же все встало на свои места.
Мои воспоминания об остатках того утра были затуманены болью и стариковым вином.
Когда пьешь, кажется, что время летит быстрее. Сам Добрый, вступив в тот возраст, когда пить разрешалось, предавался этому занятию с самозабвенной сосредоточенностью - такую мне прежде доводилось видеть на лицах совсем юных жрецов, разучивающих священные гимны.
Поначалу я еще помнил, как попал в этот дом и зачем разыскивал его дочь. Прежде чем меня совсем развезло, я попытался выудить что-нибудь из старика.
- Расскажи мне о своем внуке.
- А что рассказать?
- Азартной игрой он давно увлекается?
Старик нахмурился.
- Давно. Оно ведь, знаешь, как бывает: сначала они в детстве играют на бобы, а с них все и начинается. Но совсем серьезно все стало только последние пару лет.
- Когда он свел знакомство с Туманным? - предположил я.
Он смерил взглядом бутыль, прежде чем неохотно протянуть ее мне.
- Очень может быть.
- Ты хоть понимаешь, куда я клоню? - спросил я, отхлебнув. - Может, их связывает не только игра?
Его морщинистое лицо помрачнело.
- С чего ты это взял? - задумчиво спросил он.
- Ну вот взять хотя бы того раба, которого он принес в жертву, - объяснил я, с усилием выговаривая слова и жалея, что оба уже порядком набрались. - Я же видел, что было с этим парнем. Его пытали - били, жгли, кололи. Уж на кого-кого, а на омовенного раба он никак не походил. Я вообще сомневаюсь, что кто-нибудь дал бы за него мешочек какао-бобов - не то что пожаловал его в жертву богам. Но вот интересно: он ведь был такой не один. - И я пустился в подробное повествование о моем похищении, и о мертвом теле, выуженном из канала, и о замысловатом послании, оказавшемся при нем. Бутыль я поставил между нами и заметил, что старик ни разу не потянулся к ней за время моего рассказа. Он кивал в такт моим словам и, когда я закончил, сразу же заговорил.